Двойник

Двойник: художествнное свидетельство онтологического разлома человеческого бытия

Двойник из фильма Дэвида Финчера «Бойцовский клуб» по своей сущности противоположен двойнику из повести Ф.М. Достоевского «Двойник». Финчеровский двойник помогает главному герою самореализоваться, двойник из повести Достоевского враждебен оригиналу, постепенно подменяет его и вытесняет из жизни. Оригинал двойника из «Бойцовского клуба» – человек сложный, не укладывающийся в стандартные общественные представления, способный на неожиданные поступки. Главный герой из «Двойника» Достоевского – это один из многих, самый заурядный человек, который не может решить, чего он хочет, и его нерешительность превращает любые его поступки в банальные глупости. Двойник из «Бойцовского клуба» воплощает в себе все, чем хочет быть главный герой, представляя собой объективацию его качеств: оригинальность, решительность, непредсказуемость, отвязность. Он помогает своему оригиналу делать по-настоящему значительные вещи. Двойник Достоевского – это лишь точная копия оригинала, имеющая ту же внешность и имя, разве что немножко понаглее, и только. Общение с двойником в «Бойцовском клубе» приводит главного героя к просветлению, а в повести Достоевского – к окончательной потере себя и сумасшествию.

Но главное различие между этими двойниками лежит в их онтологической природе. Двойник из «Бойцовского клуба» существует только в субъективной психологической реальности главного героя, двойник из повести Достоевского воплощен в интерсубъективном бытии, он телесно присутствует для других, ни у кого не вызывая сомнения в своей реальности и правомерности: окружающие воспринимают двойника как нечто естественное, прекрасно видят сходство и различие с оригиналом.

Двойник из повести Достоевского выражает архаичный пласт сознания, присущий древней мифологической картине мира, в которой боги и природные духи реально вторгались в жизнь человека. Архаичное сознание не знало никакой автономной субъективной реальности, все мифологические персонажи телесно воплощены в интерсубъективном бытии. Все, что бы ни происходило, реально происходит для всех, а не в отдельно взятом сознании одного человека.

Двойник из «Бойцовского клуба» воплощен только в психологической реальности и невидим для других. Выделение автономной субъективной реальности этого двойника характеризует современное европейское сознание. Не всякая данность существует в интерсубъективном бытии. Возник раскол реальности на внутреннюю и внешнюю: феномены внутренней субъективности не способны непосредственно раскрываться в объективной реальности. Благодаря этому онтологическому разлому, современный человек избавляется от страха перед неведомым и непостижимым. Все загадочное и непонятное вытесняется из объективной реальности в субъективную. В результате происходит упрощение и обеднение картины мира, все становится объяснимым в соответствии с простыми естественнонаучными закономерностями. Именно эта установка породила психоанализ З. Фрейда, с позиции которого бессознательное является бездонной ямой внутренней субъективности, куда можно сваливать все, что человека пугает. Именно такое понимание бессознательного оказалось востребованным европейским человеком для того, чтобы избавиться от страха перед всем загадочным, изъяв загадочное из интерсубъективной сферы.

В одной из популярных книг мне попалась фотография человека, стоящего на четвереньках с рыбой в зубах. Сфотографировали его европейские путешественники, наблюдавшие в одной из деревень острова Явы странную сцену. Местный колдун сотворил какое-то заклинание, после чего один из жителей прыгнул в воду и вынырнул с рыбой в зубах. С точки зрения европейских путешественников, этот местный житель вообразил себя выдрой, обнаружив при этом аномальные для обычного человека проворство и ловкость. По их мнению, все превращение произошло только в субъектной психологической сфере, а сам местный житель как был человеком, так и остался. Однако и для колдуна, и для других жителей деревни этот человек действительно превратился в выдру. В их мире нет автономной субъективной реальности, и если превращение произошло, то оно очевидно для всех. Если бы не присутствие европейских путешественников с фотоаппаратом, у нас не было бы вообще никаких оснований сомневаться в реальности превращения. Сомнение возникает только при наличии онтологического разлома на внутреннюю и внешнюю реальности, а фотоаппарат, как техногенное средство, лишь закрепляет этот разлом. Однако вместо того, чтобы ставить под сомнение реальность превращения, не проще ли поставить под сомнение реальность самого этого онтологического разлома, который является лишь плодом современной европейской культуры, в то время как остальной мир его не знает? А раз так, то этот разлом следует считать не онтологической данностью, а субъективным феноменом, порожденным европейским культурным сознанием.



Томск, 2006