Людоська

Людоська

          Людоська, соседка наша. Раскудри её Марусю, странная какая–то. И не потому, что странно говорит, буквы че и ше она с детства не выговаривает и при знакомстве себя Людоськой называет. И мы её так зовём. Привыкли уже. Ну не научилась она говорить эти буквы. Мы многие чему-то в этой жизни не научились. Со всяким может случиться. Мы не в обиде.
А странность её в том, что, как только её муж в командировку, так она, глядишь, и приведёт чужого мужика к себе в дом. И ведь в годы вошла, пятерых родила, как-никак за плечами двадцать один аборт уже. Детей определила. Сейчас бы жить да радоваться.
Мы ей по-хорошему говорили: «Смотри Людоська, нарываешься». Терпели. Ничего мужу не говорили.
А в этот раз она молоденького привела.  Кончился наш запас прочности. Нет спасу, как Сашку, мужика ейного, жалко. Мы, Клава и Даша, соседки её родные, возьми да и расскажи ему, что, мол, скурвилась твоя Людоська, окончательно.
А он, радостный такой, приветливый, при таких обстоятельствах - почернел.
Таиться не стал, прям во дворе на людях говорит ей,-
          - Рассказывай, как ты тут без меня домовничила? Как мужика привела?
Сам уже в руке дубец держит. Людоська врать не стала, бесполезно. Поняла, чем дело пахнет, кинулась ему в ноги.
          - Саса, вспомни насу любовь! Прости меня, Саса! Я цуть–цуть, наверное!
          - Как цуть–цуть?
Саша аж задохнулся, не заметил, как заговорил жёниным языком.
           - Что значит наверное?
Мы, соседи, свидетели, ждём, что дальше будет, наблюдаем.
           - Студент приходил к нам, Саса, про прививки расспрасывал, уговорил проклятый.
Я потренировала его цуть-цуть.
Сел Саша на крыльцо, бросил дубец.
          - Предала ты, стерва, нашу любовь!
Заплакал. Слабый оказался мужик, сердешный. С тех пор молчим мы, раскудри её Марусю, а что говорить–то?
****