продолжение 7 Путешествие во времени

Первые уроки.

- Помните тетю Марию и дядю Мишу, которых сегодня встретили? – начал он. Так вот. Сейчас мне вспомнилось, как мы с бабушкой ходили в поле за деревней, чтобы собирать кизяк – высохший коровий навоз. Его бабушка использовала для топки печи. И ходили мы с такой же тележкой, как у тети Марии, только бабушка ее называла арба. С этой же арбой мы ходили и косить траву для сена. Тогда мне было уже лет шесть и больше. А дедушка умер, когда мне было четыре года. И странное дело, когда дедушка был жив, я называл его атай – папа значит. А потом бабушка стала меня водить к родственникам, чтобы иногда днем я не мешался ей. А там жили старики, к которым я привязался, называл их картатай – дедушка значит. Бабушка мне каждый раз говорила, чтобы я называл стариков бабай, но мне это слово не нравилось. Я продолжал их называть их картатай. Старикам это нравилось, и они говорили бабушке, чтобы  она не ругалась на меня за это. Один из стариков жил на правой стороне села, а другой по левой стороне. По правой стороне села жила сестра моего дедушки в семье своей дочери. Если не ошибаюсь, там же жил отец ее мужа, к которому я приходил, чтобы смотреть, как он делает кирпичи. Мужа племянницы моего дедушки звали, как помнится, Сафуан. У него еще было прозвище – кякре кыйар – то есть, кривой огурец. Это так его прозвали за то, что он был овощеводом, но никак не мог вырастить хороших огурцов. Огурцы рождались кривыми. Вот он и получил прозвище.

Почему-то мне запомнилось одно утро. Бабушка напоила меня чаем, отряхнула с трусиков и белой рубашки крошки, вывела во двор и сказала:
- Я пока посмотрю за птицами и в амбаре почищу. Потом в доме полы нужно будет помыть. Ты иди пока в дом дяди Сафуана. Там с его младшими детьми поиграешь, если они дома будут.
Я не стал спорить. Вышел со двора, но не сразу пошел  в дом, который стоял на противоположной стороне улицы, через два дома от бабушкиного. Вначале подошел к колодцу журавлю, что был прямо напротив ворот бабушкиного дома по середине улицы. Этот колодец был сооружен дедушкой Абдуллой,- эта конструкция называется журавль. Я любил смотреть в глубину колодца. Но не простоял и минуты, как услышал голос бабушки:
- Сколько раз тебе говорить, чтобы не подходил к колодцу. Иди куда тебе велели.
Пришлось перейти на другую сторону улицы, к маленькой избушке, которая была похожа на игрушечный домик. Там жила женщина с дочкой. У них даже полы были земляные, и даже забора не было. Я подошел к этому домику, оглянулся. Бабушкин дом отсюда показался мне красивым. К заднему дворику бабушки, где стояли ульи и росли высокие тополя, примыкал еще один домик. А за ним начиналось поле. Примерно в ста метрах от того домика был ручей, который был как бы границей деревни, пересекая дорогу поперек своим руслом – овражком глубиной около метра. Ручей через сотню метров впадал в речку Севады, что протекала за задами огородов деревни. В сторону ручья я боялся ходить, потому что за маленьким домиком в конце деревни были три дома, хозяева которых казались мне злыми. Поэтому я пошел в сторону центра деревни, останавливаясь на каждом шагу.
 Рядом с маленьким домиком по эту сторону был красивый дом со сплошным забором. Там жили красивые люди.( Это я их так называл.Сейчас, в 2011 году, я могу сказать, что они были похожи на артиста Вечеслава Тихонова.) С их сыном, которому было лет четырнадцать, я дружил, и, по вечерам ходил с ним раздавать газеты. У них была  и маленькая дочка, но с ней я не дружил.

 Я пошел возле их домика по мягкой траве, которая называлась кошачий горошек, а по-книжному это, по-моему, стелющийся алтей. В детстве мы любили собирать и кушать маленькие горошки, похожие на пуговки зеленого цвета – зерна этой травы. И тогда я поискал эти семена. Сорвал несколько штук. А потом у меня замерзли босые ноги от холода утренней травы. Я выбежал на середину улицы, где солнце начинало пригревать дорожную пыль. Помню какое удовольствие было согревать ноги этой мягкой пылью, шлепая по пыли ступнями ног. Но от этого занятия меня отвлек голос бабушки.
- Ты что это пачкаешься в пыли! Мне делать что- ли нечего, как тебя отмывать.
Пришлось опять вернуться на траву. А тут и дом дяди Сафуана. Их забор начинается от сплошного забора красивых людей. Забор дяди Сафуна был решетчатый, а рядом росла трава, по-книжному горец птичий, а мы по-татарски называли его- каз уляне – значит гусиная травка. Она тоже мягкая, но теплее той, что растет в тени сплошного забора. А под забором растут маленькие кустики узорчатой крапивы. Я уже знал, что они обжигают, но из любопытства все же сорвал один из кустиков. Руку обожгло. Захотелось плакать, но пожаловаться некому, да и в гости с заплаканными глазами неудобно идти. Выкинув траву, поплевал на обожженное место и потер другой рукой. Боль как будто прошла, но зуд еще долго держался. Вот я подошел к воротам, сделанным всего из трех горизонтальных жердей и к такой же простой калитке. Вошел во двор. Дом еще совсем новый. Чувствуется запах свежих бревен и пакли. За углом дома, повернув налево, я подошел к веранде  в полдома. На ступеньках увидел чьи-то калоши. Постоял в нерешительности. Повернулся и стал оглядывать дворик. Амбар для коров и овец, рядом сарайчик, где, как я уже знал, дедушка здешний делал кирпичи. В это время на крыльцо вышла племянница дедушки. Точно не помню, по-моему, ее звали Сожида. Она весело заговорила:
- Смотрите-ка, кто к нам пришёл?! Ты один что-ли?
- Здравствуйте, - ответил я. -  Я  пришел посмотреть, как дедушка кирпичи делает. А бабушка пока в доме полы будет мыть.
- Проходи, проходи. Дедушка пока чай пьёт. Иди тоже к столу.
- Я уже пил. Я здесь подожду. – ответил я.
- Ничего. Это дома пил. А сейчас у нас попьёшь. Иди, иди, вон дедушка тебя зовёт. – сказала она и, взяв меня за руку, повела в дом и усадила за стол напротив деда.
После расспросов о родителях и о бабушке, старик налил мне чай в чашку, добавил молоко, а потом немного налил в блюдце. Пока я пил, он  заставлял меня брать чайной ложкой каймак и мёд. Сам он ел не торопясь, смакуя каждый кусочек и каждый глоток. Когда я наелся, я сказал:
- Спасибо. Я наелся. – и как меня учили, сложилил  ладони лодочкой у лица, сказал: - Аллах акбар, аминь.
- Молодец, сынок. Аллах акбар. Аминь – сказал дедушка и стал выходить из-за стола, взяв  тросточку из простой палки. – Идем со мной.

Во дворе он свернул самокрутку, закурил, и пошел в сарай.
- Вот. Смотри моё убежище. Вот здесь глина для кирпичей. Она всегда должна быть  влажной. Для этого я всегда обрызгиваю её водой и укрываю, чтобы не сохла.
- Дедушка. А почему ты с палкой ходишь? Ноги болят, да? – спросил я.
- Да. Болят. Во время гражданской войны ступню оторвало осколком.
- А дедушка, который чрез улицу живет, почему с палкой ходит?
- А его во время гражданской войны белые заставляли по остриям сабель ходить, под угрозой расстрела. Вот ноги и остались больными. Нам-то еще повезло. А сколько погибло в гражданскую и в отечественную. Да и твой родной дедушка Абдулла натерпелся. В первую мировую войну от немцев газом отравился  и  в плен попал. А многие от тех газовых атак погибли, говорят. А он еще четыре года в германском плену был. Вернулся тоже совсем больным. Если бы не война, он может  и не умер бы еще, мир праху его.
Старик докурил, погасил окурок и сел возле глиняной кучи на широкую доску. Взял деревянную форму, смочил его изнутри водой из ведра. Смочил  поверхность доски перед собой и положил форму на это место. Рядом с доской лежали совок, деревянный молоток, пестик-толкушка, деревянная линейка и деревянный брусок.
- Теперь смотри и запоминай. Потом я дам тебе самому делать кирпичи. У меня ещё одна форма есть. Будешь помогать. – сказал он, и начал засыпать в форму глину. Насыпав горкой, утрамбовал, добавил ещё глины, утрамбовал еще пестиком, добавив  в третий раз глину, начал трамбовать его уже деревянным молотком. Когда горочка глины над формой вся ушла внутрь формы, дед взял линейку и срезал лишнюю глину, оставляя ровную поверхность. Смочил ровную поверхность водой и подложил на него брусок, и форму с бруском перевернул. Легонько постучал молотком по краям формы. Форма сдвинулась и уперлась в доску. Тогда дед взял форму с двух сторон и осторожно поднял. На доске  остался кирпич на деревянном бруске. Опять же осторожно взяв кирпич вместе с бруском, он переложил кирпич в стопку уже готовых кирпичей, вправо от себя.
- Красивый кирпич получился, дедушка. Так и хочется поиграть с ним. – сказал я.
- Нет. Ты уж об этом забудь. Трогать их нельзя, рассыплется. Они должны хорошенько подсохнуть, сначала здесь в тени, а  потом должны будут  окрепнуть на  солнце. Такие кирпичи называются не калёные, сырые. Но для печки они годятся. Чтобы тебе не было скучно, вот тебе форма, наполняй её глиной и трамбуй вот этой толкушкой. - Дед смочил вторую форму водой и дал мне.  А сам принялся работать со своей формой. Глядя на его работу. Я заполнял  свою форму. Пока я проделал все что положено, дед успел сделать уже несколько кирпичей, а когда увидел, что я заполнил форму, сказал:
- Я смотрю, и ты свою работу сделал. Дай мне свою форму. Я её доработаю. А ты пока работай с моей формой… Вот. Так и научишься работать.

Когда дед взял у меня еще несколько заполненных форм, я попросил:
- Дедушка, дай мне и молотком постучать.
- Вот тебе другой молоток. Заполняй свою форму с горочкой и обстукивай. Не торопись, хорошенько стучи, - сказал он улыбаясь.
Стучать молотком оказалось тяжело. Это в руках дедушки молоток казался  лёгким. А  я раза три стукну и отдыхаю. Но вот все же кое-как  утрамбовал  глину в своей форме.
- Вот молодец! Ты у меня настоящий помощником стал. Дай я твою форму доработаю. А ты новую начинай. – Дед взял мою форму, добавил глины, обстучал еще раз, а когда вытащил форму из готового кирпича, сказал:
- Вот смотри. Считай, что этот кирпич ты сделал.
- Нет. – сказал я. - Я сам до конца хочу сделать. Тогда и будет мой кирпич.
- Ну, тогда старайся, работай. – серьезно ответил дед.
 Следующую форму я старался делать изо всех сил. В конце попросил у деда и линейку и кое-как убрал лишнюю глину и побрызгал водой. Взял брусок и положил на форму. Встал на ноги и стал переворачивать форму. Брусок не удержал, и он отлетел в сторону.
Дедушка не выдержал:
- Дай-ка мне. Для тебя это ещё тяжело. – И он сам перевернул форму.
- Теперь стучи по краю, осторожненько.
Я долго стучал по краю формы, боясь промахнуться и испортить поверхность трамбованной глины. Наконец форма осела на доску. Я встал опять. Попытался вытащить форму. Но она не идёт, поднимается вместе с глиной.
- Дедушка, она не выходит – чуть не плача, наконец, произнес я.
- Я же говорю, что пока у тебя силенок мало. Дай-ка я помогу. – И дед, чуть встряхнув, вытащил форму. Кирпич оказался рыхлым и  некрасивым.
- Придется этот переделывать. Он рассыпится. А тебе ещё нужно много каши кушать, чтобы силенок набраться. И много работать, чтобы сноровка появилась.
Дед приподнял брусок с кирпичом и кирпич сразу сломался.
- Вот видишь, как получается, когда плохо трамбуешь. Будешь пока помогать мне, а я буду доделывать. Глядишь, со временем и сила у тебя появиться и сноровка. - Дед смел  сломанный кирпич с доски. Достал бумагу с махоркой, свернул самокрутку и закурил.

Я не помню уже сколько раз я приходил к нему. Но каждый раз я пытался сделать один кирпич до конца. И в конце концов они у меня стали получаться. Правда вытаскивать форму мне было трудно, и почти всегда это делал дед. А на следующий год деда уже не было. Кирпичи делали младшие сыновья племянницы моего родного дедушки, мои троюродные братья. И я им помогал уже вполне на равных, хотя они были старше меня.
- Папа. А где сейчас эта бабушка? – спросила Лиля.
- Она же к нам приходит иногда. Сейчас она у сына Раниса живет в Уфе. Ей уже за восемьдесят лет, но выглядит еще хорошо. А в деревне все ребятишки звали её, - бал-неней – значит мед-бабушка. Она любила угощать детей медом, вот и получилось прозвище.
- Ладно, уж, вам. Лично я устала и хочу спать, - сказала Алена. Укутываясь в одеяло сама, и укрывала Лилю, с которой они лежали на одной кровати.
- Хорошо, тогда спите. Спокойной ночи, - сказал Басыр, удобнее устраиваясь на своей кровати.