Лошадиная трасса

После долгого слушания дела мы решили развеяться и прогуляться вдоль Лошадиной трассы. Лошадиной она звалась от того, что в давние времена там происходили соревнования конников, потом указом муниципалитета трасса была перестроена в магистраль, но название, закрепившееся за ней, так и не изменили.

Мой собеседник, господин сорока лет с изрядным достатком и животом, явно тяготился неловким молчанием, и поэтому обратился ко мне с вопросом, ответ на который и без того был очевиден:

- Так Вы полагаете Ваше дело решено?
- Совершенно верно. Но давайте не будем о делах. Это место всегда вызывает воспоминания. О них я и хочу рассказать.
- Сделайте милость.

Кончено, ему было скучно, и он хотел себя чем-нибудь занять после невыносимо долго слушания в раскаленных судебных аудиториях. Однако я питал иные надежды, мне хотелось тронуть сердце этого человека, увидеть его истинное лицо. Ни одним мускулом я не выдал своего намерения и начал будничным тоном городского гида:

- То, что Вы здесь видите, явление, безусловно замечательное. В О**, насколько я помню ничего подобного нет. Лошадиная трасса, сколько я ее помню, это и памятник архитектуры, и важная транспортная артерия, и изящное упражнение н**ских инженеров. Но мало, кто знает, что это также грандиозный мемориал.

Я не буду долго останавливаться на строителях этого славного места. Строили в большинстве своем уголовники, деклассированные люди, часто лишенные крыши над головой. Безусловно, многие умирали. Однако я никого из них не знал, да и много лет с тех пор минуло.

Мы пошли дальше.

- Однако вот здесь, - указал я рукой на полосатый столбик, - начинаются места мне знакомые. Вот здесь упокоился мой учитель начальных классов. Был он человек неглупый, по-своему ученый, но правил дорожного движения не учил. Унес с собой пять безгрешных душ; посмертно был признан виновником аварии.
  Пойдем дальше, вот здесь небольшой развилок. На этом развилке погибли трое - два одноклассника и один знакомый. Погибли в разное время, но по одной и той же причине. Превысили скорость.

  Я долго водил его вдоль одной единственной трассы и показывал ему места гибели своих знакомых, друзей, сослуживцев.
 
- Здесь умер дедушка моего приятеля, а здесь, - мы прошли еще два метра, - и сам приятель. Как сказать, кто виноват. Уже никто. Смерть всех уравняла.
  Жизни проходили передо мной. Друг и жена, сослуживец и дети, старик и внук... Не много было сюжетов, все они описывались двумя тремя словами, и не было никаких сил вспоминать крики осиротевших детей, вопли потерявшихся родителей, рыдания оставшихся в живых, проклятья искалеченных друзей.

- Что-то невеселый разговор мы с Вами затеяли, - перебил меня мой собеседник.

   Вместо того, чтобы тронуть другое, канцелярское сердце, я неожиданно для себя сам расстроился и сделался задумчив. Мой веселый, фельетонный тон растаял, как личина, обнажив мою дрожащую суть.

Мы прошли большую часть пути.

- Вот здесь вступала в город танковая бригада, все мои знакомые. Что было дальше известно, - сказал я, указав на гранитный монолит с двадцатью именами. - Вот и получилось, что на Лошадиной полегли почти все мои знакомые, и я остался один.

Внимательно слушавший собеседник, очевидно, прискучил моим рассказом. Он уже не шел, а плелся, устремив свой взгляд на землю и не взирая на гудящую округу. В этот момент мы услышали лязг железа и тяжелый удар - еще одна душа отправилась на тот свет.

Мы не стали оборачиваться и шли до перехода молча. Мне уже нечего было сказать, и, казалось, что весь наш пройденный путь был застлан какой-то полупрозрачной дымкой, желтоватым маревом, что воздух полнился звуками и плачущими голосами.

Когда мы шли обратно, мой собеседник задал мне вопрос:

- А что это вы не торопитесь занять место на Лошадиной?
- Сложный вопрос. Да и тяжба эта. Ведь меня лишили прав, когда это началось.
- Правда? - ну так будьте спокойны, голубчик, дело выходит в вашу пользу и права Вам вернут.
- А нельзя ли еще повременить?
- Нельзя, - покачал головой юрист. - Зажились, голубчик. Пора и честь знать. Надо и другим место дать, а вам уже пора - на Лошадиную.

С дурным предчувствием я садился за руль под оглушительные аплодисменты правозащитников и зрителей. Юрист лично поцеловал меня в две задрожавшие щеки. Я повернул ключ - кивнул головой, и поехал. Мой путь домой лежал через Лошадиную трассу.