Иудейская Клеопатра. 1 ч

                ИУДЕЙСКАЯ КЛЕОПАТРА
                (исторический рассказ)
                часть первая
_

иллюстрация Наталии Збарской
_
               
                Обстановка в Иудее.
                Начало иудейско-римской войны.
                Встреча Тита и Береники.




Казалось, что дух Клеопатры вместе с духом Юлия Цезаря витали в те дни над Римом, не собираясь оставлять в покое ни взбудораженных римлян, ни без пяти минут императора Тита Флавия. Но Клеопатра, хотя и считалась египетской царицей, была, по-крайней мере, греческого происхождения. Тит же, к досаде римлян, связался с ненавистной еврейкой Береникой. Их любовь должна была казаться нелепой, абсурдной, совершенно несоответствующей логике. Но ведь любовь как раз и бывает часто именно такой - абсурдной, совершенно несоответствующей логике.
И в самом деле, евреи подняли восстание против римлян. Между ними шла невероятно жестокая война, а римлянин Тит и еврейка Береника, как ни в чём ни бывало, наслаждались друг другом, словно не обращая внимания на всепожирающее пламя войны за спиной.
С Титом всё было ясно. Он в качестве командующего римской армией был озабочен в то время одним - подавить восстание в Иудее. Но Береника... Как она могла отвернуться от своих страдающих и гибнущих соплеменников? Не образцом ли цинизма и жестокого равнодушия была её любовь к тому, кто топил в крови восстание её народа?
Но стоп! Не всё так однозначно в этой истории, как это кажется на поверхности.

С того момента, когда оспаривавшие иудейский трон братья Гиркан и Аристобул предложили римскому полководцу Помпею разрешить их спор за власть, с независимым еврейским государством было покончено.
Помпей "помог". На свой лад, разумеется. Он взял штурмом Иерусалимский храм, уничтожив несколько тысяч его защитников и посадил на иудейский трон послушного Гиркана. Помощь Помпея оказалась тем самым лекарством, которое хуже самой болезни. Иудея была, в концов концов, присоединена к Римской империи под названием "иудейская провинция" и отныне римляне правили там бал и решали, что могут, а что не могут делать покорённые ими евреи. Лишь царю Ироду, благодаря блестящей политической эквилибристике и связям среди римской элиты, удалось добиться минимального вмешательства римлян в жизнь его подданных.
Со смертью Ирода было раз и навсегда покончено даже с этой символической независимостью. Теперь утверждённым Римом "царям" давали в управление только клочки Иудеи в обмен на абсолютную лояльность Риму - и это было всё. Рим перешёл к прямому правлению дальней провинцией. И замелькали на еврейской земле римские наместники, так называемые прокураторы, словно победители конкурса наглости и жестокости, один хуже другого. 
Ко времени описываемых событий - Иудеей, точнее  частью Иудеи, управляли царь Агриппа Второй и его сестра и соправительница царица Береника. Оба они были со стороны отца правнуками царя Ирода, а со стороны матери - из царской династии Хасмонеев. Роль их была незавидной. Они воистину находились между молотом и наковальней. Им надо было, практически постоянно, охлаждать горячие головы своих соплеменников и в то же время ладить с сумасбродными, а нередко и откровенно враждебными римскими прокураторами.
Несмотря на установку прокураторам выколачивать максимум доходов из покорённых народов, Рим, при всём при этом, избегал лишней головной боли, полагаясь на умение прокураторов ладить с местным населением. Особенно с местной знатью.  Делегации с жалобами на самоуправство прокураторов были частым явлением в Риме и далеко не всегда спор между возмущёнными местными жителями и прокураторами решался в пользу последних.
Вся накопившаяся магма недовольства в Иудее прорвалась, как вулкан при римском наместнике Гессии Флоре, малоазийском греке, сделавшим блестящую карьеру, благодаря связям жены в кругах близких к римскому императору Нерону. То, что Флор был греком, определило, во многом его отношение к евреям. Неприкрытая ненависть греков к евреям не раз выливалась в настоящие погромы там, где они жили бок о бок с евреями.
Флор своими действиями спровоцировал погром евреев в Кесарии, считая, очевидно, что это сойдёт ему с рук, как и другие его репрессии против евреев. Но плач кесарийских евреев дошёл до Иерусалима и невероятно разгневал его жителей, и без того давно сытых по горло римским прокуратором и его произволом. Злость на Флора в Иудее росла не по дням, а по часам.
О том, что произошло в дальнейшем мы знаем, в основном, благодаря еврейскому историку Иосифу Флавию и его книге "Иудейская война", субъективной до определённой степени, но потрясающей летописи тех далёких событий. Иосиф Флавий происходил из семьи иерусалимских первосвященников. В войне с римлянами, о которой пойдёт речь, он первоначально принял сторону восставших евреев и даже был назначен одним из военных руководителей стихийно созданной армии.  Но, окружённый римлянами, он сдался в плен, стал верой и правдой служить Риму и взял себе фамилию своего покровителя - римского императора Веспасиана Флавия. Так, Йосеф бен-Маттафия превратился в Иосифа Флавия.
Но в том Иерусалиме, который мы оставили для этого короткого отступления, ни он сам, несмотря на свой пророческий дар, ни царица Береника, ни её возлюбленный Тит, ни его отец Веспасиан, ни тем более жители Иерусалима ещё не знали своей судьбы.
Если ранее население Иерусалима по приблизительным подсчётам составляло от 80.000 до 90.000 евреев, то ко времени описываемых событий в Иерусалиме, как утверждал Иосиф Флавий, скопилось более миллиона человек. Это были местные жители, евреи-пиллигримы, в огромном количестве совершавших паломничество в Иерусалим для жертвоприношений в Храме, пророки, пытавшиеся обратить на себя внимание своими неистовыми речами о приходе Мессии, бежавшие из сельских районов в Иерусалим разорившиеся землевладельцы, толпы нищих и калек, менялы и шумные торговцы, идумеаны, самаритяне, греки, плюс римские чиновники и патрулировавшие город римские солдаты.
При этом в Иерусалиме было бесчисленное количество сект, течений, групп: фарисеи, ессеи, саддукеи, зелоты, сикарии, первохристиане. Каждая из этих сект была абсолютно уверена в своём превосходстве, в исключительном отношении к ней Бога, в наиболее праведном образе жизни и в наиболее верной интерпретации Торы и Библии. Весь город спорил. Ожесточённые споры шли в семьях, на плоских крышах домов и, словно продолжаясь, на узких мощёных улочках, на базарной площади и в районе Иерусалимского храма. Споры до хрипоты и, надо полагать, до драк. Римляне, их заносчивость и произвол - тоже были распространённым поводом для споров. Обвинения в трусости в этом случае тут же сменялись не менее темпераментными обвинениями в непроходимой глупости. Фарисеи считали, что ни при каких обстоятельствах не стоит ссориться с  Римом, зелоты - что позорно терпеть власть чужеземцев и не сопротивляться этому всеми способами, а отколовшиеся от них фанатики-сикарии даже зелотов считали недостаточно воинственными и религиозными и мечтали установить еврейское государство, основанное на буквальном следовании Торы и жёстком религиозном законодательстве. Вне всего этого всё пахло для них преступным отходом от подлинной веры.
Город жил предчувствием надвигающихся потрясений. В воздухе настолько пахло грозой,  что, казалось, поднеси спичку к этому "хворосту" недовольства и всё мгновенно вспыхнет колоссальным, невиданным пожаром. "Спичка" нашлась. В лице прокуратора Флора. Флор потребовал, в счёт неуплаченных Риму налогов, конфискации из сокровищницы Иерусалимского храма большой суммы денег. Требование Флора вызвало возмущение у евреев. Иерусалимский храм был святая святых в их глазах. И неприкосновенен. Всё выглядело плохой шуткой со стороны ослеплённого своей властью прокуратора. И наиболее дерзкие иерусалимцы решили сами подшутить над Флором.
"Отдельные возмутители спокойствия, - пишет Иосиф Флавий, - выкрикивали в адрес Флора самую оскорбительную брань и, обходя народ с шапками в руках, просили подать милостыню для несчастного бедняка Флора". Дорого обошлась евреям эта шутка. Очень дорого.  Взбешенный Флор потребовал выдать "шутников". Но поскольку никто этого не сделал, (представшая перед ним делегация евреев пыталась отделаться извинениями), он бросился расправляться с кем попало. Напрасно Береника, остриженная наголо и с босыми ногами, как предписывал делать в тяжёлую минуту еврейский ритуал,  простирала руки к вершившему суд  Флору, взывая к нему пощадить жителей. Многие тысячи  иерусалимцев, включая детей и женщин погибли во время жестокого погрома, устроенного по приказу Флора римскими легионерами, расплатившись своими жизнями за дерзкую шутку немногих.
Но лидеры зелотов, намеревавшиеся бросить вызов Риму, должны были быть внутренне довольны всем этим. Жестокость Флора была им на руку. Как в той поговорке: "Чем хуже, тем лучше". Расправы должны были ожесточить народ, увеличивая тем самым ряды "непримиримых". Они должны были помочь настроить на боевой лад колеблющихся и зарядить ещё большей решимостью рядовых зелотов. Они, как пишет о зелотах Иосиф Флавий, были озабочены одним - "сделать войну с Римом неизбежной".
Те же, кто, как Береника были решительно настроены против обострения конфликта с Римом, предвидели жуткие последствия такого развития событий. Силы, по их мнению, были явно неравными. И впрямь, о какой войне, казалось, могла идти речь. Сверхдержава древнего мира Рим, оккупировавший чуть ли ни весь мир, и едва заметная на карте необозримой Римской империи, Иудея.
Многие из еврейских "пацифистов", как и Береника категорически настроенные против войны с Римом, были людьми зажиточными и сумели неплохо приспособиться к римскому правлению. Они часто ездили в Рим, отправляли туда учиться своих детей, знали греческий и латынь. В отличие от зелотов, они не боялись "тлетворного влияния" на евреев эллинистической культуры и не считали, что приобщение к ней приведёт к размыву иудаизма и, в конечном итоге, к потере евреями своей национальной идентификации.
Столкновения с Римом можно было, по их мнению, всё ещё избежать, послав к правящему в то время императору Нерону делегацию с жалобой на Флора. Фактов его злоупотреблений было предостаточно. Но Флор, озлоблённость которого только усиливалась от подобной перспективы, и радикально настроенные зелоты, число которых с каждым днём увеличивалось, оставляли умеренным деятелям в Иерусалиме всё меньше возможностей для какого-либо манёвра и компромисса.
Зелоты верили, что справятся с римской армией и избавятся, наконец, от власти римлян. Ведь избавили же в своё время страну  от власти сирийского царя Антиоха, не испугавшись
его могущества, великие Маккавеи, ведь утёрли же нос непобедимым римлянам соседние парфяне, которые, кстати, обещали помочь, если что. Стоит евреям восстать, дать пример другим народам, всколыхнётся весь Восток и тогда Риму придётся иметь дело не только с Иудеей.
Царица Береника, её брат и соправитель Агриппа сделали последнюю попытку остановить надвигающийся конфликт с Римом. Брат уговорил Беренику выйти с ним к толпе: "Так будет лучше. Во-первых, всё будет выглядеть внушительней, всё-таки царь и царица, а во-вторых, - улыбнулся он, - ты со своей милой мордашкой, может быть, размягчишь немного их ожесточившиеся сердца. Нам надо выиграть время. Мои посланцы уже по пути к Нерону. Он сейчас в Греции. Развлекается. Ты же знаешь, что в такое время ему опасно портить настроение и приставать с разного рода жалобами. Надо выбрать удачный момент. Поспешим в этом деле - и всё испортим, только Флору нашей спешкой подыграем". 
С террасы своего дворца Агриппа, усадив рядом Беренику, обратился с речью к собравшимся вокруг иерусалимцам. Он призвал их образумиться, пока не поздно. Он дал им понять, что шансы его соплеменников победить Рим равны нулю. Что конфликт с Римом приведёт к неслыханным, жутким последствиям. Что им следует уплатить причитающиеся Риму налоги и "перетерпеть" Флора. Если в какой-то момент ему и Беренике показалось, что они убедили народ, то призывы царя "повиноваться" Флору, "пока император не пришлёт ему замену", разозлили иерусалимцев. "Пусть царь сам, сколько ему влезет, терпит Флора. Он, небось, скроется после всей этой болтовни в своём дворце, а нам - скрываться некуда. Дворцов у нас, увы, не имеется". "Да они здесь просто подпевают Флору, - закричал кто-то в толпе,- Прихвостни римские!" Толпа загудела, зашевелилась тысячами кулаков. На террасу полетели камни. Один из камней чуть не угодил Беренике в голову, пролетев у виска. А потом камни градом, как выстреленные катапультой, забарабанили по террасе и крыше дворца. Беренике и Агриппе пришлось спасаться бегством из Иерусалима. В помощь тем, кто всё ещё пытался противостоять мятежникам Агриппа послал три тысячи своих всадников. Столкновение между "партией мира" и "партией войны" становилось неизбежным. Их разногласия принимали непримиримо-острый, бескомпромиссный характер. Всё было похоже на начало гражданской войны.
И вдруг - все споры в Иерусалиме прекратились. Всех "переспорили" супер-радикальные сикарии. Что в общем-то  не было удивительным. Переспорить их не было никакой возможности. Ведь их последним аргументом всегда оказывался кинжал, с рукоятки которого они не снимали рук. Еще до того, как события в Иерусалиме приняли необратимый характер войны друг с другом, они "прославились" тем, что, смешавшись с толпой, подходили к тому, кого они считали своим активным оппонентом и коварно вонзали ему кинжал в спину, после чего немедленно исчезали в толпе. Их так и прозвали вскоре -"кинжальщики".
Так фанатики-сикарии постепенно стали неоспоримыми хозяевами Иерусалима. И полилась кровь евреев широким потоком.  Даже те, кто искал спасения в Иерусалимском храме, впервые не находили его там. "Каждый уголок храма, - пишет Флавий, - был осквернён убийством". Не щадили никого: ни женщин, ни детей, ни стариков, ни служивших в храме первосвященников. На улочках города было скользко от крови, по узкой иерусалимской улочке не всегда можно было пройти из-за загромождавших её трупов. Их оказалось, в конце концов, так много, что тела убитых стали просто сбрасывать за стены города. Потом собрались с силами зелоты и начали беспощадно расправляться с сикариями. Одни сикарии бежали в знаменитую Масаду и остались навсегда в памяти народа как "героические защитники Масады", другие сбежали  в Александрию (Египет), где после безуспешной попытки организовать там восстание против римлян, были схвачены местными евреями и выданы римским властям.
Тем временем, распри в Иерусалиме продолжались. Война шла на два фронта: друг с другом и с римлянами. Пламя восстания перекинулось и на другие иудейские города. Словно по бикфордовому шнуру пронеслось оно от города к городу, где, в свою очередь, происходило размежевание на "ястребов" и "голубей", со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Обуздать "иудейский пожар" взялся римский легат Цестий, командовавший легионами в Сирии и в Иудее. Он проигнорировал в своё время жалобу Береники на Флора, умолявшей в письме утихомирить, пока не поздно, не в меру разбушевавшегося прокуратора. Цестий, видимо, решил тогда, что ему нет смысла слишком поспешно вмешиваться  в конфликт. Что ж, теперь он спешил, как никогда раньше в своей жизни. Ведь он отвечал головой перед Нероном за спокойствие на Востоке.
Армия Цестия была пёстрой, как и те области, в которых она была размещена. Помимо римлян, в ней были сирийцы, аравийцы, египтяне и даже несколько тысяч еврейских воинов, примкнувших, по приказу Береники и Агриппы, к войне с "иерусалимскими смутьянами". Цестий сумел, где с помощью армии, где опираясь на противников войны в городах, подавить мятежи один за другим.
"Блиц-криг" Цестия закончился в Иерусалиме. Несмотря на то, что ему удалось захватить часть города, он, решив, видимо, что загнан повстанцами в иерусалимскую ловушку, неожиданно запаниковал и, что называется дал дёру. Всё это привело к полному разгрому его армии. В боях с еврейскими повстанцами Цестий потерял около 6000 легионеров. Фортуна, эта римская богиня удачи, изменила ему на поле боя и вручила зелотам при этом довольно внушительную добычу: большую сумму денег и немало всевозможного вида римского оружия. Кроме того, к ним в руки попал основной военный штандарт римлян - золотой орёл, что считалось невероятным позором для римских легионеров.
Охваченные эйфорией победы над римлянами, лидеры враждующих в Иерусалиме группировок помирились и выработали общую военную стратегию в войне с Римом. Но мир и согласие в медоусобной, по сути дела, гражданской войне, с её накалом страстей и амбиций не мог быть продолжительным. Покружив недолго в чистом небе, "голубь" всеобщего согласия рухнул на иерусалимскую площадь, поражённый пущенными в него со всех сторон стрелами.
Война друг с другом опять достигла пика. Иерусалим снова тянули в разные стороны, "четвертовали", разрывали на части, делили на подконтрольные данной группировке "районы влияния". И вот уже Нижний город схватился в смертельной схватке с Верхним городом. Засев во дворцах, башнях, в Иерусалимском храме, евреи воевали друг с другом  внутри города по всем правилам классической войны с применением осадных орудий, катапульт и камнемётов, которые они отбили у армии Цестия. Можно себе представить сколько гибло при этом жителей и во что превращался город с его узкими улочками и Храмом, который переходил из одних рук в другие.
"Топча ногами груды мёртвых тел, мятежники сцепились в смертельной схватке" - пишет Иосиф Флавий и уточняет: "это была междоусобица внутри междоусобицы". Кровавая драка приводит, в конце концов, к тому, что на иерусалимском поле битвы остаются только два лидера, два "вождя": Йоханан и Шимон. Каждый из них не останавливается абсолютно ни перед чем, чтобы стать единовластным хозяином Иерусалима.
Слово опять Иосифу Флавию: "Йоханан и его люди грабили горожан и с новыми силами ополчились против Шимона, тот же в своей борьбе с соперничающими партиями зависел от городских запасов продуктов и зерна... В какой бы части города Йоханан ни оказывался, он никогда не упускал случая поджечь дома, полные зерна и всякого рода припасов, когда же отступал, то продвигавшийся на его место Шимон следовал его примеру. В итоге, строения вокруг Храма были сожжены до основания, город превратился в пустыню, служившую ареной междоусобной войны, и всё зерно, которого хватило бы на то, чтобы продержаться в течение многолетней осады, сгорело". В Иерусалиме разразился страшный голод. 
Иосиф Флавий рассказывает леденящую душу историю людоедства, когда мать, сошедшая с ума от голода, сварила собственного ребёнка. "Не видя спасения от охвативших город бедствий, - пишет Флавий, - старики и женщины молились о приходе римлян и с надеждой ожидали нападения извне, которое освободило бы их от свирепствующих внутри города ужасов".
Напуганный волнениями на Востоке, Нерон отправляет наводить порядок в "иудейской провинции" Веспасиана, опытного, состарившегося в сражениях вояку. В свою карательную экспедицию Веспасиан прихватывает старшего сына Тита. Вместе они делят теперь тяготы войны, которая ещё самым неожиданным образом скажется на их дальнейшей судьбе.
В столице Сирии Антиохии Веспасиан застал брата Береники царя Агриппу. Царь привёл в помощь Веспасиану для подавления мятежа "иудейских смутьянов" 2 тыс. лучников и тысячу всадников. В первом иудейском городе Циппори, который оказался на пути армии Веспасиана, римскому главнокомандующему и его сыну Титу оказали почётный приём и даже предложили, как пишет Флавий "свою помощь в войне с собственными соотечественниками".
Совершенно другой "приём" оказали римлянам жители Йодфата. Защитники города, которыми руководил в то время будущий историк Иосиф Флавий, неожиданно оказали армии Веспасиана такое серьёзное сопротивление, что даже обратили в бегство несколько легионов. Об интенсивности сражений под Йодфатом говорит то, что в нём досталось и самому Веспасиану. Он был ранен в ногу, а в щит его вонзилось несколько стрел, посланных еврейскими лучниками. "Вся земля вокруг сражающихся, - вспоминал Иосиф Флавий, - была залита кровью, а по трупам можно было взобраться на стену (города)". Йодфат был взят лишь после 47 дней осады. Кстати, именно там, под Йодфатом, Иосиф Флавий, вместе с горсткой других повстанцев, попал в окружение и сдался, в конце концов, в плен римлянам.
Серьёзное сопротивление римлянам оказал и другой еврейский город - Гамла. Гамла была захвачена лишь после 23 дней невероятно жестоких боёв. Причём в этот раз, во время боя, Веспасиан только чудом избежал смерти.
Вот на этом батальном фоне, располагающем к чему угодно, но только не к любви, и происходит встреча Тита с Береникой. И с этого дня они вместе. Их встречи не прервались даже тогда, когда в Риме после вынужденного самоубийства Нерона началась своя беспощадная междоусобная война за власть. Веспасиан отправляет в Рим на разведку Тита, но тот возвращается, так и не доехав до Рима. "Некоторые считали, - пишет известный римский историк Тацит, - что повернуть обратно Тита заставила страсть, которую он испытывл к Беренике. Юноша и в самом деле не был к ней равнодушен". "Молодая, красивая, - продолжает дальше историк, - она даже старого Веспасиана обворожила любезностью и роскошными подарками".
К сцепившимся в кровавой драке за римский трон решает присоединиться и Веспасиан. Оставив сына Тита заканчивать с подавлением восстания в Иудее, он в срочном порядке уезжает в Италию. Тит остаётся наедине с непростой задачей - подавить распространившееся на всю Иудею восстание "еврейских фанатиков". На удивление Риму оно приняло слишком упорный и слишком затяжной характер.   


Продолжение читайте во второй части:
"Тит и Береника".
http://www.proza.ru/2011/07/02/1039


 


Рецензии
С тех времен во взаимотношениях людей и власти ничего не изменилсь. Ищите обязательно женщину для лучшего понимания или разгадки ситуации.

Ольга Ртищева   19.08.2017 07:34     Заявить о нарушении
На это произведение написано 11 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.