11. Функциональная музыка

НА СНИМКЕ: В студии радиоузла Харьковского завода транспортного машиностроения им. В.А.Малышева. Передачу "Заводские новости" ведут редактор местного радиовещания Феликс Рахлин и диктор Неонила Гнидина. Фото А.Н.Жебко. Около 1965 года.

                *     *     *
       Предупреждение: в этом очерке фамилии
       персонажей  изменены.

На мой крошечный рабочий стол редактора местного радиовещания  огромного танкового завода лёг напечатанный в стеклографии  листок – очередной приказ директора.

Я их   проглядывал   целыми   пачками,   отбирая   те,       из которых можно сделать    информацию для заводских новостей.   Но   эта   бумажка   заинтересовала    меня   особо – в заголовке значилось: «О введении на заводе функциональной музыки в режиме рабочего дня».

«Вот чёртов Сильченко!»,  –  ругнулся я про  себя  (нет: «про него»!) и глазами пробежал по тексту. Во вступительной части было сказано: «C целью коренного повышения производительности труда»   ввести во всех  цехах  и отделах  круглосуточную трансляцию «функциональной музыки», значение которой в последнее время широко пропагандируется в центральных газетах и журналах (таких, как «Известия», «Техническая эстетика» и другие). Для реализации данного начинания – главному энергетику такому-то и начальнику связи такому-то технически обеспечить трансляцию соответствующих музыкальных программ  по заводской радиосети, а редактору радиовещания  т. Рахлину (это мне!) – подобрать необходимую музыку. Срок выполнения приказа -  такое-то число такого-то месяца.

Я работал редактором заводского радио уже несколько лет и вполне вошёл в курс своих не слишком сложных, но  довольно объёмных обязанностей. Три раза в неделю мне надо было подготовить (самому же и прочесть перед микрофоном маленькой  студии)  заводские новости продолжительностью до двадцати минут. Что такое новости на социалистическом предприятии? Это, прежде всего, «Дневник социалистического соревнования»,  «трудовая вахта»  в честь какого-нибудь очередного  юбилея  или  съезда, «будни рационализатора и изобретателя», интервью с руководителями цехов и отделов, «зарисовки»  об ударниках и передовых коллективах, культурная хроника: жизнь клубов, библиотек, заводской школы рабочей молодёжи и прочее. Уверен: от одного перечисления  всех этих скучных тем у читателя уже свело скулы. А от меня требовалось заполнить такой информацией по восемь – десять страниц машинописного текста на каждый выпуск. И это должен быть не сплошняк, а энное число коротких информаций. Чтобы их написать, надо побегать по цехам, поговорить с десятками людей, выудить у них цифры, фамилии, названия и описания деталей, узлов, технических новшеств… Да ещё и кого-то пригласить к микрофону, записать беседу, репортаж. Если я буду подбирать музыкальные программы  для круглосуточной (!) трансляции, кто займётся подготовкой заводских  новостей?  И сколько нужно дополнительных сотрудников, если даже на нашем областном радио в музыкальной редакции  при небольшом объёме её вещания работают несколько человек?

Вообще-то, чем бегать с высунутым языком по заводу, а потом писать всякие информашки,  мне больше понравилось бы слушать и  готовить к передаче музыку.  Но – какую?  Сказано: «соответствующую», «необходимую»: «функциональную». А что же это такое  – кто бы мне растолковал? Чтобы увеличить производительность труда, музыка должна быть – какой?   Быстрой?  Ритмичной?  Динамичной?   Или, наоборот: медленной?  Раздумчивой?  Разымчивой? В приказе директора товарища Мычагина   об этом не говорилось  ни слова.
 
Можно, конечно, предположить (как говорится, «от фонаря»): для людей физического труда  нужен темп  allegro (весело, быстро)  или  presto (очень быстро);  для труда  умственного: всяких там наших конструкторов и технологов -  наоборот, adagio (медленно, тихо)… Ну, а вдруг – наоборот? И от  подобранного мною по невежеству  репертуара производительность труда  резко снизится?
 
Кроме того, мне было хорошо известно: так называемые фидеры – проводные линии, проложенные от нашего трансляционного узла по всему гигантскому заводу к рабочим корпусам и зданиям, никак не приспособлены к  разделению  радиослушателей на людей труда умственного   и физического. Все в одно и то же время получают одну и ту же программу. Чтобы отделить физических «козлищ»  от умственных «ягнят», понадобилось бы перестраивать  всю радиотрансляционную сеть. А у нас на заводе шесть фидерных линий, около трёх тысяч радиоточек!

Наконец,  люди, хоть раз побывавшие в цехах машиностроительного завода, знают: в рабочее время (то есть, при трёхсменной работе, в течение круглых суток,  за исключением обеденных перерывов)  пролёты цехов заполнены шумом   станков, лязгом  слесарных и иных инструментов, сигналами крановщиков, и тому подобным производственным шумом. Это вам не радиотехническое и не фармацевтическое производство – вот там и в самом деле можно с наслаждением  и хоть круглосуточно слушать  тихую, приятную музыку. А под сводами огромного индустриального модуля даже во время обеденного перерыва  шипит и свистит пневматика, гуляет эхо, и проблемой у нас была даже работа  «колоколов»  - вещательных  громкоговорителей. Пусти по ним во время работы музыку – выйдет какофония, адская смесь, - кто её выдержит?!

Всё это я давно уже высказывал инициатору и энтузиасту внедрения «функциональной музыки» - старшему инструктору по производственной гимнастике  Леониду Сильченко.  На этой  должности  он  был очередной кипучий новатор.

Надо напомнить, что последние десятилетия Советской власти отличались усиленным напором  реформаторских идей. Не сводившая концов с концами система искала паллиативные способы  выживания: чтобы и коммунистическую невинность соблюсти, и устойчивость приобрести.

Где-то ещё в 60-е  годы  стало модно ссылаться на  положительный опыт капиталистических стран, о котором много лет руководители страны  и слышать не хотели. Но  при  Хрущёве явился бывший эмигрант Терещенко и при активном одобрении властей  стал читать лекции и писать статьи  о научной организации труда. Началась лихорадка НОТ  по всему Советскому Союзу. Потом, уже при Брежневе, наш харьковский профессор-экономист  Либерман выступил в «Правде» со статьёй «План, прибыль, премия» Планом и премией нас не удивишь, но вот о такой категории, как прибыль, долгие годы помалкивали: она считалась сугубо капиталистическим явлением. Теперь это понятие реабилитировали. Проказница Мартышка, Осёл, Козёл и косолапый Мишка поменялись местами и попытались извлечь из своих негодных инструментов при помощи своих неумелых рук и при полном отсутствии слуха  гармоничную музыку, а заодно эту… как её?.. да, прибыль!  Но опять всё без толку…
 
Над зарубежными конкретно-социологическими исследованиями много лет а СССР  смеялись. Но вдруг признали, что и в них имеется рациональное зерно, стали организовывать курсы социологов, социологические лаборатории на предприятиях… И всё это  неизменно оказывалось вариациями крыловского «Квартета».  Например, когда пришла пора секретарю парткома нашего (крупнейшего в городе) завода  с этого ответственного поста уйти на пенсию, ему, в качестве синекуры,  предоставили место начальника футбольной команды. Всего лишь за один спортивный сезон  под его руководством команда вылетела из высшей  лиги. Тогда ему дали другую синекуру: назначили начальником только что организованной заводской социологической лаборатории ...

Одной из классических  синекур по всей стране были должности инструкторов по производственной гимнастике. Вообще-то, кто спорит: физкультура – дело полезное. Под эту бесспорную истину ВЦСПС (советское руководство  профсоюзами) провело через  ЦК партии и Совет министров постановление: на каждом предприятии, где  свыше 5000 работающих, может быть учреждена должность инструктора по производственной гимнастике. При десяти тысячах  работающих – две таких должности.  И так далее. Нашему  заводу по штату полагалось 8 таких «единиц».   Хотя количество работающих на  «оборонном»  заводе составляет строгую военно-государственную тайну, легко было подсчитать: на предприятии тысяч сорок всякого народу. Вряд ли все восемь вакансий были заняты (ведь  фонд зарплаты надо экономить), но несколько инструкторов  на заводе были. Одного директор взял себе в «референты» - писать всякие бумаги и готовить «личные приёмы трудящихся» - в основном, по квартирному вопросу… Другие занимались в отделе техники безопасности всякими проверками, к гимнастике отношения не имеющими. Но некоторые всё-таки использовались по прямому назначению. В конце 50-х, когда я устроился на этот завод, централизованной трансляции из Москвы производственной гимнастики по радио ещё не существовало. Пришла ко мне женщина, по фамилии Кудряшкина, и говорит:

- Я инструктор по физкультуре на производстве. Давайте   запишем на магнитофон у вас в радиостудии   урок производственной гимнастики. А дежурный техник будет  .крутить эту запись на весь завод.

- Ну, давайте, - согласился я, сразу вспомнив уроки утренней гимнастики: диктор сообщает, что «урок ведёт преподаватель Гордеев, партия фортепьяно – пианист Костин». А дальше – бодрый голос Гордеева: «Исходное положение – основная стойка! На счёт «раз!» поднимите руки через стороны вверх!»  И – бравурные звуки  рояля!
 
Для аккомпанемента быстро нашли женщину из конструкторского отдела,   прекрасно владевшую инструментом (ей гораздо интереснее было в рабочее время помузицировать, чем сохнуть у чертёжной доски, а для общеполезного дела начальство её  отпустило), роль «преподавателя Гордеева» взяла на себя Кудряшкина. Но у неё оказался  резкий, совсем не «радиогеничный» голос. Чтобы спасти идею, я было предложил свои услуги, но оскандалился: надо уметь подавать спортивные команды, а я выкрикнул: «Раздвиньте ноги  на ширину плеч!»,  обе женщины  свалились на пол от хохота (надо было сказать: «Расставьте…»),  и мне пришлось смириться со своей профнепригодностью в этом деле. Как могла, урок записала своим  противным голосом Кудряшкина… А  вскоре  проведение уроков гимнастики на производстве взяло на себя всесоюзное радио, мы эти уроки записывали на магнитофон и крутили их по расписанию для отделов. В цехах было гулко, шумно, и  радиопередача  уроков гимнастики там  не воспринималась.

- Тем более никто не услышит музыки! – втолковывал я новому инструктору по производственной гимнастике, Лёне Сильченко.  Это был высокий красивый парень,  недавний  выпускник физкультурного института, великолепный легкоатлет, но… человек чрезвычайно упрямый и не принимающий никаких, даже самых доказательных, резонов. Нет, он вовсе не возражал, а лишь молча смотрел на меня  круглыми, как пуговицы, глазами, помаргивал и время от времени  молча совал мне  то журнал «Техника безопасности» и «Техническая эстетика», то вырезки из «Известий»  и «Труда», доказывающие великую силу «функциональной музыки». Все заметки были подписаны одной  и той же фамилией: «Кандидат экономических наук Георгий Заде». Не Турсун-Задэ, не Мустафа-Задэ какой-нибудь, а просто Задэ. Просто и скромно.

В каждой  такой статье говорилось: как показали исследования учёных и опыт работы ряда предприятий, применение функциональной музыки в режиме рабочего дня даёт повышение производительности труда,  на  столько-то процентов. Цифры  приводились ошеломляющие. Известно, что даже полпроцента повышения производительности – желанная величина. А тут назывались десятки процентов!

Как правило, товарищ Задэ красноречиво описывал  благотворное воздействие музыки на работоспособность учёного и инженера, сборщика и станочника.  Но  нигде не говорилось ни слова о том, КАКИЕ музыкальные произведения  должны исполняться, СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ звучать, ГДЕ и У КОГО  можно поучиться, перенять опыт. Помню, правда, что были там ссылки на какие-то зарубежные предприятия, но вот названия  советских заводов  звучали весьма расплывчато: Омский машиностроительный завод,  Киевский радиозавод… По такому адресу и не напишешь: ну, мало ли в Омске машиностроительных, а в Киеве – радиотехнических предприятий?
      
Сколько я ни толковал это физкультурнику, он только посматривал на меня да помаргивал. Но, оказывается, за моей спиной гнул свою линию.

А дело в том, что наряду со своим физкультурным образованием  Лёня Сильченко был также и массажистом. И в этом качестве  был востребован могущественным директором завода товарищем Мычагиным – как у нас говорили, «вхож» к нему в кабинет. Злые языки  немедленно стали утверждать, что  Сильченко массирует директору… ну, догадайтесь сами. И что поэтому   Лёня вошёл к боссу в большое доверие. Так или иначе, но теперь было ясно: в вопросе внедрения функциональной музыки он сумел-таки  склонить Мычагина  на  свою сторону. Так появился  злополучный приказ, с которым я  никак  не  мог согласиться.

Чтобы  не очутиться перед необходимостью исполнять приказ, который исполнить невозможно, я написал и послал в канцелярию директора  служебную записку: в приказе мне предписываются  конкретные действия, а в карте согласования (перечне ответственных лиц, визирующих приказ) меня нет. Замечание справедливое, меня включили в этот перечень. После чего я  получил полное право  написать свои возражения: мне неизвестно, какую музыку подобрать, сколько приготовить плёнки для обширной фонотеки,  где  можно  заимствовать  конкретный опыт применения функциональной музыки  и т. д. Изучить этот вопрос можно лишь встретившись в Москве с  единственным, по-видимому, на весь Союз специалистом по данному вопросу, начальником сектора Всесоюзного  института технической эстетики  кандидатом экономических наук Георгием Задэ (этот титул был составлен из разных вариантов  его подписи под материалами о «функциональной музыке»).

К моему удивлению, меня и Сильченко немедленно командировали в столицу! Надо ли говорить, что оба были несказанно довольны: работа  редактора заводского радио, как и физкультурного инструктора, не предполагает командировок  даже в соседнюю Полтаву или Белгород!
 
Лёня взял с собой свою жену (тоже физкультурницу) для проведения всяких семейных покупок,   мы приобрели «купейные» билеты и отправились в Москву. У меня там была  родня, друзья, но  никого беспокоить не хотел, тем более, что Сильченко уверенно заявил: «Я знаю одну гостиницу возле метро «Сокол», куда нас обязательно устроят»…
И вот мы выходим из поезда на Курском вокзале, спускаемся в метро и едем втроём к станции «Сокол».

 Мы представляли собой довольно  живописную  группу. На мне было новое демисезонное  пальто  немыслимо бирюзового цвета. В то время   в моду  очень ненадолго вошли цветные мужские пальто – и вскоре  из неё же вышли. Но   как раз в  краткий период между двумя этими крайними моментами  я купил такое пальто (других в магазине  не оказалось!). А на голове у меня была   (совсем не по сезону) серая фетровая шляпа. А на улице московской – мороз и вьюга. А впереди – в спортивном синем пальто-реглан  - Лёня, он шагает гигантскими шагами Петра Великого, за ним поспешает его спортивная, но кургузая жена  в лыжном костюме, а за ними – я, путаясь в полах своего нового  пальто цвета морской волны, и придерживая  шляпу,  срываемую свирепым московским сквозняком,  стараюсь не отстать от  четы  спринтеров  и чемпионов по спортивной ходьбе…

Так мы вошли в маленькую гарнизонную гостиницу  Москвы. Сильченко немедленно обратился к  женщине-администратору, возле которой красовалась табличка  - неотъемлемая  деталь всех гостиничных вестибюлей страны Советов::  «МЕСТ  НЕТ»:
 
- Мы прибыли  на соревнования! -  заявил он. - Устройте нас, пожалуйста, на ночлег!
Администратор окинула нас  недоверчивым  взором  бывалой столичной штучки.  По мне хорошо было видно, что я  никогда, ни с кем и ни в чём не соревновался.  «Мест нет!» - безжалостно озвучила она  стоящую на барьере табличку. Пришлось выйти обратно – в морозную метель.  На каком-то из московских вокзалов оставили в камере хранения вещи и опять нырнули  в метро, чтобы явиться на ВДНХ – «выставку достижений народного хозяйства», где находился  Всесоюзный институт технической эстетики. Поскольку мы туда и были командированы, так хотя бы не пришлось билеты на выставку покупать…
 
Интерьеры Института были оформлены по самым высоким  эстетическим стандартам. Тем не менее, в приёмной директора сидела вполне обычная  канцелярская  крыса.. Она отметила в наших командировочных удостоверениях прибытие и равнодушно сообщила, что товарища Задэ сейчас нет, когда он будет – не известно, и мы должны сами его «ловить». Что же касается устройства на ночлег (в этом нуждалась только чета Сильченко – у меня, благодаря наличию в Москве и Подмосковье родни и друзей, проблемы не было), то  она с готовностью вызвалась помочь: дала адрес квартиры неподалёку от Выставки, и  парочка, действительно, договорилась о комнатке. Мы расстались, я поехал к тётушке в Химки, а  они  -  в поход по магазинам.

Наутро мы съехались в Институте и приступили к ловле Задэ. Примерно к полудню наша затея удалась:   нам указали на невысокого молодого человека  кавказской наружности, с аккуратным зачёсом чёрных волос, в отлично сидящем синем костюме и белоснежной сорочке  при  красивом  галстуке. Он шёл быстрой деловитой походкой   по длинному коридору, мы нахально заступили ему дорогу и отрекомендовались, назвав  цель своего прибытия. Задэ явно не был обрадован.

- Извините, я спешу к директору на совещание, и мне сейчас некогда. После совещания немедленно уезжаю по делам, приходите завтра к десяти.
 
Решено было продолжить осаду  этого лощёного типа. Утром  мы с Сильченко сошлись в изящном  холле Института, уставленном всяческими икебанами, вазами, амфорами,  пластичными полуабстрактными  скульптурами,  и стали  ожидать  появления Задэ. Несколько раз он пронёсся мимо нас невероятно деловой походкой.  Замечая  нашу живописную группу – беспомощно разводил  руками, постукивал по циферблату своих наручных  часов: я-де по-прежнему в цейтноте. И назавтра  всё повторилось…  Но на третий или четвёртый день этот предельно занятой человек  вынужден был всё-таки уделить нам  время и внимание. Пригласил  к себе в отдел. В комнате, кроме него, сидела молодая неулыбчивая дива, по моим представлениям - из тех, которых  какой-то гоголевский   герой  называл «сюбдительная сюперфлю».

- Подожди, Неточка, я сейчас вот только  переговорю с товарищами из Харькова, и мы поедем… - сказал ей извиняющимся тоном   её начальник. Неточка передёрнула недовольно носиком  и стала  с сосредоточенно-скучным видом чистить ногти маленькой металлической  ковырялкой.

Мы изложили суть дела: сперва – Сильченко, с энтузиазмом повторивший оптимистические положения статей нашего собеседника о  положительном влиянии музыки на работоспособность трудящихся (автор статей удовлетворённо кивал головой), затем я – о своих искренних недоумениях (кандидат наук насторожился, Неточка перестала чистить коготки и прислушалась):

- Как формировать программы  функциональной музыки?  Не можете ли  дать специальные  рекомендации?

Задэ снисходительно улыбнулся и отвечал: он – не музыковед, не психолог и не врач, а  всего лишь  кандидат экономических наук, использовавший данные о пользе функциональной музыки в одной из глав своей диссертации  о новейших  методах повышения производительности труда.  У него имеются сведения  о том, что музыка способствует увеличению работоспособности трудящихся, но вот какая конкретно -  «Пер-Гюнт» Грига,  Пятая симфония Чайковского, «Хорошо темперированный клавир» Баха или, например, джаз Эдди Рознера -    он сказать не может,  Это – не по его части…

- Попробуйте обратиться во Всесоюзный радиокомитет! – посоветовал   наш «консультант». – Пусть тамошние музыковеды помогут вам составить программы функционального музвещания.

На прямой вопрос: как может даже самая громкая музыка  подавить собою обычный рабочий шум механообрабатывающего производства, – Задэ  также ответил, что это вопрос не к нему.

- Вы можете нам указать названия и адреса  предприятий, где уже накоплен соответствующий опыт? – продолжал наседать я.

- Да, конечно, - ответил Задэ, - Новосибирский, Омский, Иркутский машиностроительные заводы, Киевский радиозавод  и ещё несколько предприятий. Как туда написать?  А вот на это я вам ответить совсем ничего не могу, – сказал  он так, как будто уже дал исчерпывающие ответы на все предыдущие вопросы. -  Не могу, если бы даже знал адреса: всё это предприятия закрытые, оборонные…

-  Но есть же, наверное,  какая-то литература, - продолжал домогаться я  (Сильченко при этом сидел с совершенно отрешённым выражением лица, как будто всё происходящее  его не касалось)..- Вот вы, товарищ Задэ, приводите цифры: производительность труда в результате звучания музыки  увеличилась на 35 – 70 процентов…

- Я заимствовал эти сведения из одного  итальянского журнала, - ответил Задэ.

- А где можно этот журнал почитать? Как он называется?
- Вы читаете по-итальянски? – немедленно парировал собеседник.
- Читаю, - не будь дурак, отвечал я («А он-то читает? Вот пусть меня проверит!» - подумал я).  Но Задэ мой ответ ничуть не смутил.
- В «Ленинке», в отделе спецхрана,  имеется единственный экземпляр этого журнала, без спецдопуска вам  не выдадут, да  я и позабыл его название…- отвечал он не задумываясь. -  Но, уж простите меня, - он вскочил  с места, подхватил свой красивый портфель, сказал «сюбдительной сюперфлю: «Неточка, поехали!» - и они исчезли.

Было ясно, как день,  что все статьи этого хлыща – стопроцентная «панама» во всесоюзном масштабе  Мне,  однако, надлежало исчерпать все возможности «изучения опыта», чтобы однозначно аргументировать на заводе свой отказ от внедрения заведомой липы. Поэтому я потащил покорно-равнодушного Сильченко в радиокомитет.

И вот мы на Пятницкой – в Главной редакции музыкальных программ Всесоюзного радио. Название  громкое, а вокруг всё предельно просто и… тесно. По коридорам, как угорелые, носятся сотрудники с бобинами плёнки. Главный редактор со своим заместителем ютятся в одном кабинете. Это мужчина и женщина,  –  кто из них главный, а кто зам, я и тогда не уловил, но был покорён  их великолепной московской речью, простотой и доступностью обоих. Они  не только не заставили нас ожидать в приёмной, но, несмотря на свою  крайнюю занятость (о которой тут же и рассказали  в  искренней, доверительной беседе),  поделились своими соображениями.

- Мы знаем о функциональной музыке ничуть не больше, чем вы, - сказал мужчина, - Тоже, как и вы, читали заметки этого Задэ, но понятия не имеем, какая музыка каким функциям организма и трудовым процессам способствует: какая повышает производительность труда, а какая, наоборот, понижает. У нас в музредакции таких специалистов нет. Единственное, чем мы могли бы вам помочь – это выдать списки музыкального сопровождения массовых развлекательных мероприятий для парков и стадионов. Если будет заказ и гарантийное письмо об оплате, то могли бы  обеспечить вас магнитофонными записями такой музыки. Но ведь это совсем не то, чем  вы  интересуетесь.

- Но хотелось бы слышать Ваше профессиональное мнение: может ли рабочий в шумном цехе воспринять музыкальное сопровождение своего трудового процесса, передаваемое по радио? – спросил я. Ответ мне нужен был не для себя, а для того, чтобы его услышал мой спутник. Я всё ещё не мог поверить, что он безнадёжен.
 
 На этот вопрос ответила женщина. Она, прежде всего,  пожаловалась нам на возросшие  трудности работы:

- Сейчас, с вводом в действие радиопрограммы «Маяк»,  объём вещания  возрос по нашей редакции в несколько раз. Без  подписи главного редактора или заместителя программа в эфир выйти не может, мы их обязаны прослушивать, и домой являемся  буквально в изнеможении. У меня дома  нет даже обыкновенной сетевой радиоточки. На окнах и дверях – шторы, на полу – мягкие ковры, все домашние ходят на цыпочках – они знают: в доме, когда я приезжаю,  должна воцариться  полная тишина!  Вот что такое музыка… Но это когда её можно услышать. А если она присоединится к общему звуковому фону как дополнительный шум, то уже перестанет быть музыкой!

Десять минут беседы с этими интеллигентными людьми запомнились на всю жизнь, но ничего не прибавили в моих  попытках выяснить хоть что-нибудь о функциональной музыке. Впрочем, Лёня Сильченко из-за этого не страдал нисколечко – он по-прежнему верил в  газетные статьи. 

   Вернувшись из командировки, я составил подробный отчёт, в котором, ссылаясь на беседы с Задэ и с  музредакторами Всесоюзного радио, сообщил всё, что удалось узнать о функциональной музыке: то есть, что о функциональной музыке никто ничего определённого не знает. Эту бумагу отнёс заместителю главного инженера, подписавшему нашу командировку.
Сильченко же поступил по-своему: он опять подготовил проект приказа по заводу, почти такой же, как тот, первый, вариант – и представил    на подпись директору.

О  судьбе документа мне рассказал близкий директору по службе человек, присутствовавший при подписи очередных   бумаг. Мычагин был очень расстроен очередными неприятностями с выполнением  (вернее, с невыполнением) плана. Взяв проект приказа  в руки, пробежал глазами первые строчки – и вдруг  пришёл в ярость.

- Только музыки нам здесь не хватало! –  рявкнул Мычагин и швырнул документ в корзину, добавив в сердцах: -  К такой-то матери!

Он даже  чётко указал – к какой именно…
               
                *   *   *   
   
Ещё через некоторое время является ко мне Лёня Сильченко, пуговицы-глаза   сияют, он с торжеством протягивает мне какой-то очередной журнал – кажется, «Техника безопасности и охрана труда» Там – очередная статья  кандидата  экономических  наук  Задэ о «функциональной музыке»   Круг предприятий страны, успешно внедряющих функциональную музыку   (сообщает автор) расширился: новый метод успешно применил на  практике  Харьковский машиностроительный завод  (точное название и адрес не приведены). Производительность труда на предприятии значительно повысилась…

Недавно мне пришло в голову посмотреть: что пишут о "функциональной музыке" в нынешний век - век Интернета. Оказалось, пишут много и уважительно. Однако не много времени ушло на то, чтобы найти в методических указаниях по её применению одну "пустяковую" оговорку: отмечается, что мспользование функциональной музыки невозможно в помещениях с зашумлённым производством!

Что и требовалось доказать. Но что доказать мне удалось с трудом...

                ----------

Далее следует очерк XV "На железной дороге" (ч. 1-я)http://proza.ru/2011/06/18/24


                --------

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ! МНЕ ИНТЕРЕСНО И ВАЖНО ТВОЁ МНЕНИЕ ОБ ЭТОМ ТЕКСТЕ, ИЗЛОЖИ ЕГО, ПОЖАЛУЙСТА, ХОТЯ БЫ В НЕСКОЛЬКИХ СЛОВАХ ИЛИ СТРОЧКАХ В РАЗДЕЛЕ "РЕЦЕНЗИИ" (СМ, НИЖЕ). = Автор