Воспоминание. Мемуары

               Воспоминание. Всеволод Каратеев               
13.06.2011  г. Москва
                Предисловие.
Мне много лет. Я был свидетелем грандиозных событий, в некоторых из них, волею судьбы,участвовал,о чем вспоминаю с теплотой и нежностью; с пониманием суровых, иногда жесточайших, кровавых мер по отношению к гражданам СССР во время Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг и только.


На моем жизненном пути встречались разные люди, в основном прекрасные, чудесные, неповторимые патриоты Страны Советов и России, которые не помышляли и не мечтают жить вне территории нашей страны " берёзового ситца ", где можно шляться босиком и, задрав штаны, бежать за комсомолом.

 
Я прожил пятьдесят один год с горячо любимой, беспредельно преданной женой, которая своё любящее сердце, свою ангельскую душу отдала нам. Судьба отняла у меня мою богиню.
Единственная надежда на слабый лучик солнца - воспоминание о светлых днях нашей жизни, о том небесном счастье, которое, вероятно, даётся каждому, но торопливо отнимается, чтобы не было его много.

1943 год. Зима. Поход за продовольствием.

Город
Семипалатинск расположен на прекрасной реке Иртыш,на двух его берегах. На правом-город, на левом-небольшая часть города,которая имела собственное название-Жана Семей. Слово »Жана» переводится с казахского на русский словом «новый».
Иртыш зимой замерзал двухметровым льдом. Весной ледоход гремел что твоя канонада, стекла в окнах дрожали и земля ходила под ногами.

Лето чудесное: в основном без дождей, солнце прогревало до костей с утра до вечера.
Вода в Иртыше была кристально-прозрачная и прохладная,и вкусная! В то время была шутливая поговорка:»Чай кирпичный - вода иртышный».

А рыба-стерлядь! Осётр! Сказка!
Правда,осетринки мы не ловили и не пробовали. Рыбачили в районе Купеческого моста бреднем. Илистое дно, камыш, заросли. Течения воды не очень заметно. Речушка еле, но впадает в Иртыш!

Вытаскивали бредень на берег. Выволакивать надо быстро с криками с воплями, кто увидел, что обратно, изгибаясь, поползла большая, с мою ступню, серебристая рыбина. Подальше от берега. Половина бредня ил,трава, но бредень колышется, рыбка бьется в унисон  нашим сердцам.

Осетрину видел: половина двухвесельной лодки была завалена живой чудной одинакового размера рыбой. Мне стало жалко - такие красивые, необыкновенные рыбы Они и в лодке вели себя с достоинством, как будто с них только - что сняли царские короны.

Когда я стал немного постарше - около шести,- то ходили самостоятельно.Мелюзга от двух до шести, на которых самой серьезной одеждой были трусы, видавшие виды, одно название. Песчаные места проходили быстрее, так как ноги обжигал горячий песок. Ходили аж до Семи Тополей на пескаря. Ватага разноликая, загорелая, обветренная, лохматая, босая, чумазая.

На самых маленьких вроде не обращали внимания, но чуть опасность - мгновенно, без напоминания, самые рослые впереди, и не пройдет ни злая собака, ни бродячий чужак. Один за всех, все за одного!

Стояли насмерть. Из этой стайки вышли преданные воины, защитники
Отечества в Великой битве за свободу и независимость такие как Ахат Куанышев, который писал мне с фронта о войне:"...вторую неделю лежим в холодном болоте под Ржевом. Немцы не дают даже приподнять голову: тут же открывают бешеный огонь…". Это было последнее письмо моего единственного друга,уважаемого и почитаемого в нашей семье.

Поход на рыбалку – праздник для детворы. Изюминка этого праздника небольшой костерок, на котором поджаривается только – что пойманная рыбешка. Один чудесный запах неумело поджаренного пескаря усиливал в несколько раз и без того с утра неисчезающий аппетит.

Сначала самым маленьким: невозможно смотреть на них, как они пристальным взглядом, не отрываясь, глядят на кусочек рыбки в чужом рту. И не сразу отводят взгляд, глотая слюнки.
Ребрышки на тельце каждого рыболова можно было сосчитать издалека.

 А дикая птица! Не перечисляя все виды, назову только один вид, и всё встанет на свои места - дрофа! Осторожная благородная птица, да и как не быть благородной, если живет она и летает величаво в необозримой девственной степи, пропитанной запахом тысяч трав и нежной музыкой ветров.

C шести лет у меня была малокалиберная винтовка, с которой я не расставался на охоте.
Мне строжайше было указано, как стрелять, когда стрелять, куда целится, где встретятся пуля с мишенью. Я привыкал к огнестрельному оружию. К многочисленному ограничению при стрельбе.

Посчитав, что я достаточно подготовлен, отец взял меня на охоту на дроф в компанию серьезных охотников, знающих повадки осторожной птицы. Ехали в автомобиле, который назывался «полуторка» или ГАЗ АА.
Перед отъездом обговорили действия всех и каждого. Мне отец сказал:»Действуй по обстановке».
Ехали долго. Особо не разговаривали, не балагурили.
И вдруг шепотом:»Приготовиться!». Ружья расчехлены, патроны на месте. Охотничий азарт вселился в каждого, в том числе и в меня.
Машина съехала с дороги и остановилась. Всех, как ветром сдуло:
 бросились в степь. Я поотстал немного и взял правее. Винтовка наготове. Метров в двадцати увидел дрофу, испуганно глядящую на меня. Не долго думая, винтовку вскинул к плечу и выстрелил, а сам бегу к птице. Осталось метров пять. Перешел на шаг. Птица не улетает,наверно думает:» Что за чудо? Для охотника мелковат.»
 Вероятно, была ранена мной. Откуда не возьмись охотник из нашей компании бежит как угорелый и кричит во всё горло:»Подожди. Я тебе помогу!».Подбегает к птице, забирает её и уходит молча, не повернув головы кочан, и не сказав ни слова, в сторону автомобиля. Несказанная обида перехватила горло. Едва сдерживая слёзы, поплёлся к нашей стоянке. Отец уже там с двумя трофеями. Посмотрел на меня:»Что случилось?». Я рассказал. В ответ сухо по мужски: »Не зевай».

 Хорошо, что дома нас ждала мама, которая пожалеет, приласкает, снимет горечь обид и успокоит. Накормит такой вкусной едой, которую могла приготовить только моя мама.Необыкновенный запах её румяных пирожков сопровождает меня всю жизнь.

 И уложит спать, и будет сидеть рядом, пока я не усну ровным, счастливым сном удачного охотника под надёжной защитой материнской любви.

В русских крестьянских семьях мальчиков лелеяли и любили как бога, и оберегали как зеницу ока.

Я довольно продолжительное время думал над вопросом: почему мой отец Каратеев Алексей Федорович после гражданской войны для постоянного места жительства выбрал город Семипалатинск? А в городе самый криминальный район – татарский край, улица Фрунзе, д.49.
Разностороннее дарование – читал Коран на арабском. К нему приходили пожилые степенные мусульмане за разъяснением некоторых  толкований из Корана.
Знал и любил живопись. Квартира была полна современными журналами, специальными выпусками работ зарубежных классиков и российских гениев.
Интересовался отец и международной жизнью. Выписывал огромный журнал «Война войне».
Его слабостью были охота, рыбалка, коневодство, спорт – велоспорт, лыжи, коньки, хоккей с мячом, футбол, волейбол, плавание.
Если говорить, что он боялся репрессий, то явно не пошел бы работать в органы.
Мама сколько раз напоминала ему о переезде в благоустроенную квартиру в нормальный район. Ответ один:»Пусть дети привыкают. И там нет огорода» Он любил и знал землю, умел выращивать помидоры особого вкуса.

Отец не рассказывал про свою жизнь. Очевидно, были серьезные причины для молчания.
Со временем определенная информация о моем отце доходила до меня.
Место рождения город Оренбург. Год рождения 1897.
В революционные годы в Оренбурге формировался кавалерийский полк.
Комиссаром полка назначили моего отца. За поражение-расстрел. За отказ исполнять названную должность тоже расстрел.
Полк назвали имени Степана Разина. Ближайшая задача, поставленная полку - разгром генерала Анненкова и его сподвижников.

Анненков Борис Владимирович из сибирских казаков. Родился в семье отставного полковника в 1889 году.
Атаман Сибирского казачьего войска, командующий отдельной Семиреченской армией.
Июнь—октябрь 1918 — Отряд генерала Анненкова достиг численности в 1500 штыков и сабель (4 полка, артдивизион и несколько вспомогательных подразделений), вместе с белочехами принимал участие в боях против большевистских войск в Западной Сибири,
Командуя сводным отрядом оренбургских и сибирских казаков, нанес поражение отрядам Каширина и Блюхера на Верхнеуральском фронте и взял Верхнеуральск.
Однако генералу Анненкову сопутствовали не только победы, но и поражения. Последних было больше, и он вынужден был перебраться со своим войском в Китай.
Его боевая карьера оборвалась 7 апреля 1924 года.
Генерал Анненков был захвачен подразделением Китайской народной армии и передан чекистам, действовавшим на территории Китая, после чего через Монголию вывезен в СССР

Сформировать боеспособный кавалерийский полк в Оренбурге во время гражданской воны задача сложная. Потому, наспех собравшись, двинули на восток. Через некоторое время настигли отряд Анненкова.
Пора было наносить удар по врагу.
За время перехода навели порядок в полку. Пополнили вооружение,
Списочный состав полка сравнили с наличием личного состава. Насколько позволяли условия, одели форму.
Любые новшества принимались голосованием на митингах. Не составило исключение и первый удар полка по отряду генерала Анненкова. Каждый митинг заканчивался выступлением комиссара.
Отец был немногословным, но зажигал сердца пламенной речью. Знал нужды красных кавалеристов, действие полка и его составляющих подразделений во время сражений. На основании разведданных обсуждали планы предстоящих боевых действий.
На этих советах присутствовал весь штаб полка, командиры эскадронов и приглашенные. Докладывал начальник штаба полка. Подводил итоги командир полка и комиссар
Из боя в бой росла боевая выучка, военная дисциплина и сплоченность.
Так прогнали отряд Анненкова до Алтайского края, где Анненков повернул свои войска  к Китайской границе и на территорию Китая.
Прославленный красный кавалерийский полк имени Степана Разина расквартировался в Алтайском крае, занимался боевой подготовкой и ожиданием дальнейших распоряжений.
В той же Алтайской деревне, где стоял полк Степана Разина,
родилась и жила в большой зажиточной семье моя мама Наталья Петровна Каратеева . Девичья фамилия Куликова.
Семья Куликовых занималась скотоводством и земледелием.

Особенно удачно и рационально организовал мощное крестьянское сложное хозяйство мой прадед Ананий Куликов со своим сыном Петром. Они содержали табуны полудиких лошадей, стада породистых коров и выращивали высокоурожайные хлеба. Трудились, не покладая рук: от зори до зори. Никаких выходных, в лексиконе семьи не было слово «отпуск».
Нанимали батраков. По -  крестьянские оценивали количество и качество труда: нечего делать – три полу.
Наталья была любимицей прадеда – такая же трудолюбивая, сильная, ловкая, стройная, смелая; коня на ходу остановит, в горящую избу войдёт. Не стой на дороге – сметёт! Добрая и ласковая. Любимое занятие – верховая езда, Не было ей равных в округе.

В ту пору в кавалерии была в моде джигитовка. Не миновала она и полк Степана Разина. Мой отец был в числе первых. Особенно хорош он был, когда на бешеном скаку рубил молниеносно справа и слева: огонь полыхает, громовержец в ярости!
Смотреть джигитовку в православные праздники собирались толпы верхом на лошадях, на повозках, в дорогих экипажах и пешие. Зрелище захватывающее.

Посещала джигитовку и Наталья. Верхом на скакуне. Блестящая стать. Не стоит красавец, перебирает копытами, танцует. Шея дугой – любуется наездницей.
Подъехал после выступления комиссар полка. Поздоровался.
Успокаивает разгоряченную джигитовкой  лошадь. Разговорились. Народ расступился и наблюдает. Через некоторое время Наталья выехала на свободное место, подняла на дыбы нетерпеливого дьявола и пустила стрелой в поле, крикнув: «Догоняй!»
Боевой конь под комиссаром рванул следом.
 
Все, приехавшие на праздник устремились на край площадки, чтобы полюбоваться захватывающей скачкой. Смотреть было на что: ровная низина простиралась почти до горизонта. Происходящее было видно как на ладони.
 Наташа не подгоняла, но и не мешала умному животному вложить всего себя в бешеную скорость, она пригнулась и слилась с ощущением полета над землёй, с чувством нереального счастья.

  Комиссар и вне боевых походов держал своего коня, что называется на взводе, чтобы в любую минуту вскочить на него и помчаться на врага. На сей раз не на врага, за своей судьбой.

Сколько раз боевой конь спасал своего седока от верной гибели, вырываясь из вражеской засады.

Ложился на землю рядом с раненым, чтобы тот смог ползком перебраться на спину лошади.

 Мчался вихрем на зов хозяина и на полной скорости уносил его от наседавших врагов.

На этот раз задача была не легкой, но приятной – догнать великолепную наездницу.

Комиссар знал норов своей лошади и ненавязчиво похваливал борзого коня, который выложился и летел, вытянувшись в струнку еле касаясь земли копытами.

С начала погони расстояние между ними сокращалось, потом установилось. И не менялось. Словно привязанные вдалеке две огромные птицы несутся над прекрасной землёй – кормилицей за счастьем. Так и скрылись за горизонтом.

Спустя некоторое время появились взмыленные лошади со счастливыми наездницей и наездником рядышком.
Сердце комиссара полка отважного кавалериста Алексея Каратеева дрогнуло.

Война закончилась. Полк расформировали. Семья Каратеевых обосновалась в городе Семипалатинск.

В 1924 году родилась девочка, которую назвали Лидой, в 1926 году родился мальчик Всеволод, и в 1930 году родилась девочка Нина.

В Семипалатинске зима холодная, лето жаркое и сухое. Зима в 1943 году была суровой и снежной.

 Голод. За хлебом по карточкам   стояли в очереди с вечера, чтобы получить его утром. Всю ночь не отходили от магазина, замерзали. Дома было печное отопление, и там холодно. На городском рынке можно было купить все, даже свежепотрашоную курочку, но цены для нас были недоступные

 Приезжие с запада беженцы покупали на продовольственном рынке хлеб, мясо, яйца, сметану, молоко, масло сливочное, творог и весь перечень овощей и фруктов.
 До приезда беженцев местные жители редко, но покупали еду на продовольственном рынке, отрывая последнюю копейку из семейного бюджета.
Когда нахлынули беженцы, то рынок вмиг опустел.
Со временем продовольственный рынок стал пополняться, однако цены взлетели на продтовары на высоту не досягаемую для коренных жителей города.
 
. Все время хотелось, есть, не было ни одной минуты, когда бы я чувствовал себя сытым, Аналогично все члены моей семьи,соседи, за исключением одной. Особенность этой состояла в том, что глава семьи - женщина лет сорока, на иждивении которой было двое детей, работала на хлебокомбинате. И она иногда приносила нам грамм 200-300 серого хлеба. Мы были несказанно рады и благодарны.
Наша соседская дружба продолжалась более десяти лет. Звали соседку Мапу апа. Слово «апа» переводится с казахского языка на русский словом «тетя» или применяется при обращении в вежливой форме к женщине. Национальностью мы никогда не интересовались, так как я и две мои сестры свободно говорили на семипалатинском диалекте, который подходил к казахскому и татарскому языку одинаково, можно еще добавить и ногайский язык. Моя старшая сестра училась в школе, в начальных классах на татарском, а после окончания института на русском языке, преподавала в татарской школе.

Моя младшая сестра с рождения начала говорить не на русском языке, а на казахском - татарском. Это естественно: она большую часть времени находилась с нами, а мы с казахской - татарской ребятней. Все мусульманские праздники мы праздновали дружной ватагой ребят и девчат татар, казахов и ногайцев.

Не редко моя мама звала меня или мою старшую сестру перевести что говорит , что просит на казахском языке моя младшая сестра Нина, удивленно взирающая на свою маму.

Мапу апа со своей семьей, муж и двое детей, жили рядом на втором этаже небольшого двухэтажного деревянного дома Муж Мапу апа работал кузнецом.

 Соседское отношение у нас было замечательное. Старшую девочку звали Комал. Я помню её с тех пор, как мы играли с ней в «папу-маму». Красивая, спокойная, ласковая, женственная прелесть. Она ждала. Всю жизнь, или мне так показалось?

Жизненные вихри унесли меня далеко – далеко. В отпуск, к своей маме, я наведывался  редко, да и не один. Комал глядела на меня и не могла наглядеться. В её взгляде было и детство, и юность, и взрослость, и материнская жалость и любовь, а я не понимал и проходил мимо.

 Как - то Мапу апа пожаловалась моей маме на непрошеные визиты к ним домкома, тот вымогал у них выпивку. Дескать, если не поставишь, то выселю из квартиры.
Мама рассказала моему отцу, который ответил, чтобы напомнили при очередном визите домкома.
Спустя несколько дней пришел пресловутый домком. Отцу сообщили.
Он пошел к Мапу апа. Прошла пара минут - слышим грохот на лестничной площадке. Мой отец спустил со второго этажа вымогателя. С этого момента жизнь вошла в свою нормальную колею.
Вздохнули и другие соседи спокойно: оказывается, домком вымогал не только у Мапу апа.

Еще один неприятный случай.
Отец только пришел со службы. Снял гимнастерку, был еще в сапогах, галифе, подтяжках и в майке.

  С улицы донёсся истошный вопль: «Убивают!» Отец насторожился. Пьяные драки здесь были не редкостью. В наш двор вбегает растрёпанная женщина и кричит: »Помогите!». Отец вытащил из кобуры револьвер "Наган"и вышел на улицу.

 В ближайшем перекрестке схватились две окровавленные громилы с ножами. Один замахнулся финкой для нанесения завершающего удара. Отец перехватил руку с ножом у запястья, резко вывернул руку, нож вылетел, пьян оказался на земле. К виску второго был приставлен "наган" с грозным предупреждением: »Брось нож!», что было поспешно исполнено.
 Одного взгляда на могучую мускулатуру отца было достаточно, чтобы заикаться всю оставшуюся жизнь
Пьяная дурь немедленно испарилась, когда поняли, что отвечать им придется по полной программе.
С хулиганьём, с ворами и бандитами в то время разговор был короткий - расстрел!

 Жители Семипалатинска ждали вестей с фронта, и надеялся на лучшее. Семипалатинская область вплотную примыкала к Алтайскому краю.
 
На семейном совете мы решили отправиться пешком в соседний Алтайский край. Семья наша состояла из четырех человек: мама, две сестры и я. Отец на фронте.

 Мама была физически крепкой женщиной, из крестьянской семьи, умела постоять за семью, накормить и заботиться.
 Решили: пойдем пешком – мама и я. Взяли санки, мешки под продукты и необходимую одежду, чтобы менять в селах на продукты. Одежды лишней у нас не было, но есть хочется, значит, отдавай последнее.

Оделись мы с мамой как можно теплее, мороз был под сорок градусов. Санки мешки, одеяла, чтобы закутать выменянные продукты. На дорогие мы не рассчитывали, не надеялись. Планировали приобрести картошку, хлеб, муку, лук, свеклу и морковку.

 С собой взяли два куска хлеба, завернули потеплее, чтобы хлеб не замерз на морозе. Хлеб на морозе застывал как камень, не съешь.
 
Вышли из дома утром рано, всю дорогу туда и обратно шли пешком. Мне было шестнадцать лет, на здоровье не жаловался. Мама тоже. Шли без отдыха, снегу много. Днем прошли сосновый бор, а уже ближе к вечеру степь с пронизывающим холодным ветром.
 От села до села километров по пять, а то и больше, обходили все хаты и меняли одежду на продукты.

 Последний переход шли в кромешной темноте. По огонькам определили, что нас догоняют, вернее, сопровождают, волки. Развелось их там множество, а всех охотников забрали на войну. Вот волки и пировали. Размножаются они быстро, а вредят  много и очень болезненно.
 Разными способами старались отпугнуть волков: кричали, стучали в санки палками. А они подходили все ближе. Мы безумно дрожали от страха. Волчий вой, который, как нам казалось, раздавался везде вокруг нас, вселял беспросветный ужас.
Наконец показался долгожданный еле заметный огонек крайней хаты села. Волки исчезли.
 
Хатки сел небольшие, приземистые, внутри убогие. Запасов продовольствия особо не было. Мужиков – мы прошли три села – я ни одного не видел. Женщины и дети. Даже стариков не видел.
 Позже на войне я вспоминал и сравнивал житье наших селян и немцев.

 Это был 1945 год, скоро конец войны.
 Я с сослуживцем, оба в военной форме, старшие сержанты, без оружия, шли по территории Германии. Где прошли бои, была разруха, а где война прошла стороной, кипела полноценная жизнь. Каждый дом - усадьба, картинка. Коровы, откормленные свиньи, и самое главное, что бросилось в глаза – откормленные мужики.
 Как будто войны нет.Я еще тогда сравнивал отъетых мужчин с породистыми немецкими лошадьми-тяжеловозами, что были до войны на фото в журналах по коневодству, которые выписывал мой отец . Упитанные, крепкие, надежные, добротные. Убогость и нищету наших селян Прииртышья не сравнить! А Алтайский край считался благополучным в смысле продовольствия.
 
В одной из хат мы встретили женщину и ребенка из Ленинграда. Подселили их сюда на откорм. Какую благородную душу имеют алтайские селяне! Я написал «имеют» в надежде, что не всех селян уничтожила перестройка.
 
На следующий день мы, усталые, падали с ног, но довольные вернулись домой с полными санками продуктов, которых хватит ненадолго, но все же….
 Самое трогательным воспоминанием было отношение селян Прииртышья к нам. Ночевать оставили, кормили, поили, качали головами из стороны в сторону, когда мы рассказывали о нашем житье, мама и я. Ахали и охали, совали продукты даром, украдкой вытирая набежавшую слезу.
 С продовольствием и зима казалась не такой холодной , суровой и тяжкой.

Всеволод Каратеев  Москва 13.06.2011года