Модель

У него худые плечи и выступающие острые ключицы, в древности говорили, что из таких воду можно пить. Я смотрю на него не глазами, но через объектив фотокамеры, который сейчас – мои глаза. Я плохо воспринимаю людей как личности, скорее каждый человек для меня – что-то вроде фотографии. Я нажимаю кнопку, сохраняя в памяти отдельные кадры. Модная стрижка, падающая на глаза челка с высветленными тонкими прядями. Сережка-крестик, явно тяжелая, в покрасневшей опухшей мочке. Длинные шрамы на левой руке.
Потом я подхожу к его столику. Мне даже не приходится говорить – камера скажет все за меня. «Ты будешь моей Моделью». Я не помню ответов, потому что я их не слушаю. Только отмечаю тихим щелчком фотовспышки: распахнутые глаза (на левом лопнул сосудик и глазное яблоко кажется чуть розоватым), веселую усмешку на по-детски пухлых губах. Я даже не запоминаю его имени.
Под студию оборудована комната. Белые стены, широкая кровать, алые простыни. Этот цвет лучше всего подчеркивает белизну его кожи. В этой комнате мне принадлежит все: каждый глоток воздуха, каждый вздох моей модели.
Кадр. Худые пальцы теребят пуговицу рубашки, на мизинце кольцо в виде змейки с желтыми глазами. Кадр. Голые плечи и рубашка, держащаяся на локтях – белое на белом. Кадр. Голая кожа на фоне голых стен. Белое на белом.
Никаких слов, никаких команд, тишина, нарушаемая только нашим дыханием и щелчками кнопки фотокамеры – как щелчками затвора. Алые простыни, черные пряди, выступающие позвонки. Моя модель – совершенство. На этой постели, в этой комнате, под прицелом моей фотокамеры – любой человек оказывается совершенством.
Он выгибается как кошка, сминает пальцами с желтыми от никотина ногтями алый шелк простыней, а я пытаюсь успеть запечатлеть каждую складку.
Кадр. Прикушенные губы, закатившиеся глаза, румянец на щеках. Кадр. Белые ягодицы, старый шрам на бедре, джинсы, спущенные до колен. Кадр. Пальцы в волосах, что-то змеиное в изгибе тела, что-то нечеловеческое в выступающих ребрах. Кадр.
Я не командую, но он раздевается до конца. А я все ближе – как похотливый старик, подглядывающий в замочную скважину. И вместо глаз у меня – огромный объектив фотокамеры.
Модель, как выброшенная на берег рыба – бьется. И алые простыни – лужами крови.
Он изгибается, стонет, закусив полные губы, и в памяти камеры остаются навсегда и его искаженное лицо, и капли пота на висках и дрожащие ресницы. Я чувствую его всей кожей, хотя все, чего касаются мои ладони – теплый корпус камеры. Я вижу его всего – до самых затаенных глубин его наивной юношеской души, хотя все, во что я смотрю – объектив фотокамеры. И я знаю о нем все, не считая его имени, которое не потрудился запомнить.
Кадр. Капля пота, сбегающая по спине. Кадр. Ладонь на внутренней стороне бедра. Кадр. Резко откинутая голова, вихрь волос на плечах. Кадр. Он – в перекрестии моего прицела. Кадр. Кадр. Кадр. Кадр. Пулеметная очередь. Молниеносно сменяющиеся картинки, музыка движений. Кадр. Кадр. Кадр.
Стоп. Достаточно.
Он лежит, уткнувшись лбом в сгиб локтя и подтянув колени к подбородку. Я лениво наблюдаю за ним пока вытаскиваю из фотокамеры карту памяти. Человека, который был моей моделью, бьет дрожь. Но это уже не интересно снимать. Я взял у него все, что мог, выпил его до дна. И тот, что лежит сейчас на моих кровавых простынях – не моя модель. Моя модель – на фотографиях.
Потом он медленно оденется, долго не попадая руками в рукава рубашки, неловкой выйдет из квартиры, буркнув что-то на прощание и, шатаясь, спустится на улицу. А там прислонится спиной к холодной стене, дрожащими пальцами вытянет из пачки сигарету и ветер будет долго тушить огонек его зажигалки. Потом он, наконец, затянется и подумает, что его унизили и изнасиловали. Не смогу сказать, что он будет не прав.
А завтра я снова выйду на улицу, смотря на мир через прицел фотокамеры, и буду искать себе новую модель.

11.09.2009