Чудо-юдо из реки

     Шли непостижимо-трудные девяностые годы. Годы, ставшие за свой крутой и жестокий нрав, за необратимые и жуткие перемены в стране, да и в мире тоже, для многих из нас, если не сказать для всех, поистине нарицательными. Команда не по-доброму пресловутых, ельцинских «дерьмократов» - горереформаторов или чудореформаторов, даже не знаю, как сказать точнее, продолжала грабить Державу и обирать до последних порток свой народ. Народ неимоверно доверчивый и терпеливый, готовый до своего смертного часа совершенно невозмутимо ждать обещанного ему высоконазначившими себя, сладкоголосыми мошенниками и аферистами земного рая. Разорялись колхозы, заводы, комбинаты; пустели и исчезали деревни и сёла; вымирали и разбегались с насиженных мест оглумевшие начисто от свалившегося вдруг на них такого неожиданного, «настоящего - не то, что при комуняках - житейского счастья» люди. Новоявленные же «бояре» и нувориши всех пород, а без пород тем более, не по дням, а по часам набирали вес и капитал…

     Глобальные перемены происходили не только в медленно и уверенно умирающей России, но и в сознании людей тоже. Не от щедрот гайдаровских, понятно, или чьих-то ещё, а от безысходности. Как и бывает вполне естественно в подобных гадких ситуациях.
 
     Те, кто без труда понимал и видел, что на самом деле происходит вокруг, пытался, как мог, по-своему, в одиночку противостоять творящемуся беспределу, совершенно не задумываясь даже о возможных последствиях, но, всё это было больше похоже на попытку укусить себя за задницу, выкручивая шею. Когда задница невыносимо чешется, а у тебя крепко-накрепко связаны руки и ноги. Организовать людей, чтобы не позволить совершиться чудовищному преступлению, было некому, а неумение правильно выражать свой протест: не там и не так, и не тем способом - наносило вред не тому, против кого были направлены возмущение и гнев, а чаще самим же возмущённым - недовольным установившимся наглым и до безумия жадным воровским режимом.

     Многие попытались приспособиться к новым, непривычным и диким условиям, решаясь на всевозможные авантюры и хитрости, стараясь остаться при этом всё же предельно честными, но, в силу самых разных жизненных обстоятельств, это не шибко и не у всех получилось. Особенно не получилось у тех, кому до остервенения противно было, хоть даже в малом, обманывать себе же подобных - ставших в одночасье нищими и обездоленными.
   
     Я, так же, как и некоторые из чудаков, представителей прогрессивно мыслящего человечества - так мне тогда казалось - не захотел остаться в стороне от гущи событий и обрёк себя на абсолютно никому не нужные испытания. Оказавшись и в первом, и во втором случае далеко не на высоте, как и многие другие, заслуженно получил «в награду» за свои порядочность и патриотизм кучу проблем… 

     Оттого, что была потеряна работа и всякая надежда на достойное жильё, на успешную коммерческую стезю и на какое-нибудь более-менее разумное будущее, не хотелось жить, творить и вообще верить хоть во что-нибудь хорошее. Однако, хотелось кушать и нужно было чем-то кормить семью. Потому что угораздило меня, как на грех, в канун этого самого поганого времени обзавестись и женой, и двумя карапузами - дочерью и сыном. Жена, к тому же, тоже осталась без работы: садик, где она работала воспитателем, ввиду отсутствия средств на его содержание, закрыли - если ей и удавалось где временно подрабатывать, то за копейки.

     Получалось очень «весело» - как справедливо кем-то подмечено - «хоть волком вой»…!

     От неизбежной, казалось бы, и страшной голодной смерти спасали: отчасти мать, державшая ещё кормилицу-бурёнку и снабжавшая нас молоком со всеми его производными, отчасти небольшое подсобное хозяйство и огород, на котором мы не ленились и выращивали все овощи, какие только возможно, ну и моя удачная наследственность по отцовской линии. Отец мой, как, впрочем, и дед, которого я, к сожалению, совсем не помню, был далёким потомком великих и миролюбивых финно-угорских племён, населявших до прихода славян лесистые и болотистые просторы новогородчины, и в совершенстве владел всеми тонкостями и премудростями охотничье-рыболовного промысла. Благодаря его наукам, я тоже с самого раннего детства знал и умел многое, и даже в чём-то немного его превосходил.

     Больше всего нравилась и выручала рыбная ловля. Рыбы в водоёмах было ещё достаточно, и можно было, гарантировано, не только обеспечить жареной речной свежатиной свой стол, но и честно заработать деньги на хлеб и другие нужды, продав часть улова соседям или знакомым…

     Из всех известных мне и любимых мной рыбалок на протяжении всей моей жизни предпочтение почти всегда отдавалось весенней ловле налима на донки. Каждый год, лишь только появлялся в воздухе будоражащий душу запах первых проталин, ждал я с величайшим нетерпением прихода середины апреля и тщательно подготавливал свои незамысловатые снасти. Чтобы под устрашающие всплески бобров, пытающихся ударами хвостов по воде прогнать от своих хат непрошеного гостя, и неподражаемое ночное уханье выпи где-то в болоте на той стороне Мологи предаться своему любимому занятию. По моим многолетним наблюдениям, только в это время ведущий скрытый образ жизни хищник становился необычайно прожорливым, и рыбалка на него оказывалась наиболее удачливой. Поднимаясь за идущей на нерест рыбой, налим с неимоверным аппетитом хватал в этот период всё, что шевелилось и встречалось на его пути…

     Вот именно в один из таких на удивление тихих и тёплых апрельских дней середины «девяностых» и случилось мне как-то рыбачить на своих любимых омутах под деревней Сырцевка. Это где-то в пятнадцати километрах от моего теперешнего места проживания. Рыба в тот год шла до безобразия мелкая, но я всё равно, начав лов раньше, чем в прежние годы, практически ежедневно ставил донки. Ведь в ту пору это было не только интересно, но ещё и жизненнонеобходимо.

     Обычно я всегда рыбачу один. Не люблю хитрых и завистливых сотоварищей, старающихся всю ночь беззаботно просидеть у костра или протаскаться сзади, услужливо подсвечивая фонарём и подавая червей, а утром при делёжке улова выхватить себе почему-то самый видный трофей. В этот же раз я был «безмерно осчастливлен» присутствием одного из таких «подарков судьбы». Наверное, это и к лучшему. Ведь как бы я смог поверить самому себе и убедить потом других в том, что увидел, не  окажись он тогда рядом?..

     Звался «подарок» Витьком, по фамилии - Музыка. С ударением на средний слог. Рыбаком он был действительно заядлым и опытным, ловил в основном на удочку - и весьма не плохо - но никогда не отказывался побраконьерить сетями или поучаствовать в других коллективных рыбалках. Познакомились мы с ним ещё летом. Там же, на речке. По всему было видно, парень он общительный и словоохотливый, я бы даже сказал, слишком, но, по каким-то не понятным мне тогда причинам, не имел друзей. Оттого, видимо, и прилип ко мне сразу и словно парной продукт человеческой жизнедеятельности. Хоть я и не горел желанием по известным обстоятельствам продолжать с ним знакомство дальше, деться было некуда. Мне никогда не хватало духу просто взять и отказаться от его компании, а ему каким-то чудодейственным образом всегда удавалось заранее вычислить, в какое время я собираюсь объявиться на реке. Не успею, бывало, разобрать ещё снасти, а он уж тут как тут. Складывалось впечатление, что и днюет и ночует «Музыкант» прямо на Мологе. Или сидит где-нибудь на высотке с подзорной трубой и терпеливо выжидает, когда появится на горизонте мой «Минск»…

     Не помню, как в тот раз мы оказались снова вместе - весной мне иногда всё же удавалось от него смыться - но всё получилось так, как получилось. Возможно, договорились заранее и, наверняка, опять по его инициативе…
 
     Из-за того, что налим ловился мелкий, а донок на двоих нужно было поставить много, решили рыбачить на другом берегу реки - со стороны леса. Там не надо было обходить в темноте надоедливые канавы и заливы, спотыкаясь о кочки и вспоминая при этом частенько чью-то мать, и, забросив донки на те же самые перекаты и глубинки, можно  намного сократить свой ночной путь, проверяя их. К тому же под рукой находилась лодка. Витёк жил в одном доме вместе с местным якутом, а тот недалеко от того места, где мы рыбачили, прятал в кустах свою самодельную плоскодонку и разрешал ему в случае необходимости ею пользоваться.

     Всю ночь напролёт, сначала наслаждаясь живыми весенними звуками леса, потом борясь посредством чифира с пытающимися нас одолеть сном и усталостью, мы честно и результативно рыбачили. Лишь ненадолго задерживаясь у костра, чтобы немного перекурить, подбросить дров в огонь и сварить тот самый чифир. Витёк, конечно же…! подавал червей, а я делал всё остальное. Фонаря не было, поэтому снимать рыбу и наживлять крючки приходилось на ощупь. К самому утру нас, наконец-то, всё-таки сморило, и мы решили немного вздремнуть, оседлав валежины возле костра, скрестив на коленях руки и уткнув в них свои очумевшие от переутомления головы. Так иногда получается слегка отдохнуть и выспаться. Неудобно, но всё же выход. Нормальный выход, когда никакой другой возможности нет. Когда же силы уже фактически совсем отсутствуют, а они ещё очень нужны, чтобы снять последний улов, перебраться на свой берег, спрятать лодку и добраться до дома, то выход, я вам скажу, ещё какой!..
               
     Заря уже занималась вовсю, когда мы, выбрав поудобнее сушины и оттащив на всякий случай вещи подальше от костра, пытались устроиться поближе к огню и с наслаждением погрузиться в предстоящее блаженство. Я уже собирался сомкнуть глаза, повернувшись спиной к пламени, вяло облизывающему угасающие угли, и окинув напоследок затуманенным взглядом светлеющую бесноватую гладь реки, а Витёк всё ещё что-то рассказывал - он всегда и постоянно что-то рассказывал, не переставая. В этот миг и появилось из воды нечто, похожее на топляк или на обрубок доски. Не очень большое, но и не маленькое, с огромными, как у коровы, немигающими и широко расставленными глазами сверху, с заметно выступающими над этими глазами надбровными дугами. Чем-то отдалённо напоминающее одновременно и голову здоровенной щуки, и голову крокодила…? Появилось бесшумно, в полутора метрах от берега и не более чем в трёх от меня. Так как я находился почти напротив и всего в двух шагах от реки. Вылезло наверх сравнительно медленно, как бы ни торопясь, и замерло на одном месте. Хотя, судя по мощному течению, из-за крутого изгиба реки всею своею силою устремляющего вешние воды под наш берег, должно было за несколько секунд удалиться на значительное расстояние.

     Витёк также увидел это «нечто» и также одновременно со мной. Я это понял потому, как он на полуслове прервал свою бесконечную болтовню. Я повернулся к нему лицом, чтобы найти поддержку своему удивлению и восхищению от происходящего и тем самым совершил роковую ошибку! Это что-то непонятное словно заметило движение моей головы и в следующее мгновение, когда я вернулся в исходное положение, надеясь повнимательнее рассмотреть странную «штуковину», с громким всплеском, увлекая за собой течение и образовав на поверхности вьющийся пенистый бурун, быстро скрылось в мутных, глубоких водах омута…

     - Что это, - натянуто выдавил из себя «Музыкант», дождавшись когда я снова обернусь к нему и перехватив мой вопросительный же взгляд, и я уловил в его растерянных глазах не только любопытство, но и какую-то неясную, смутную тревогу похожую на страх.
 
     - Не знаю, - ответил я сдержанно и не слишком уверенно - наверное, щука - и почувствовал, как по моей спине тоже пробежал холодок. Видимо, его ощущения мгновенно передались и мне или я на миг подсознательно представил себе размеры щуки, обладающей таким «шарабаном».

     Ещё через секунду мы, не сговариваясь, подхватились со своих насестов, подбежали к самому обрыву и стали вглядываться в точку, где только что исчезла загадочная голова, как будто ожидая повторения этого интересного «кино»…

     Прошло около пяти минут или, может, больше, но, ни здесь, ни ниже по течению, ни выше тоже, ничего больше не появилось. Витёк даже прошёл метров сто по-за берегу, надеясь, что «угловатая коряга с глазами» - если это, конечно, коряга, как ему показалось, рано или поздно всё равно должна вынырнуть, но она не вынырнула…

     Поспать нам тогда так и не удалось…
 
     Так бы оно всё и забылось, и врядли бы я когда-нибудь ещё вспомнил об этом, если бы, два месяца спустя, эта история не получила неожиданного продолжения…?! Не могу, правда, утверждать на сто процентов, что эти два происшествия точно связаны между собой, но и отрицать такую возможность не имею права. Пусть каждый, кто ознакомится с моим рассказом, решит сам, насколько это так или нет, а я всё же посмею предположить, что связь есть! Прекрасно понимаю всю, вроде бы, абсурдность своего неуверенного до конца утверждения, но, чего бы мог стоить наш мир, если бы всё в нём было так просто?..

     «Продолжение» случилось в начале третьей декады июня. Когда уровень воды в реке достиг своего летнего минимума. Четверо мужичков из села, где я имею честь проживать до сих пор, не смотря на полную бессмысленность, разруху и оторванность от народа местной дерьмократической власти, решили также слегка порыбачить. Не донками, конечно, а неводом и не на омутах, а километрах в двух ниже по течению. Там, где Молога мелеет, расходится на два рукава и начинается довольно заболоченная пойма с многочисленными бочажками, старицами и небольшими, но неиссякающими никогда притоками. Рай для щуки, окуня и линя. Правда, до той минуты, пока не появятся там страстные любители халявы с неводами, ситами и сетями…

     В одном из рукавов, именуемом Старухой, где небольшие плёсы периодически чередуются с длиннющими, заросшими кувшинкой отмелями и пустили в ход мои односельчане свою беспощадную снасть. Беспощадную в том смысле, что из-за объёмной мотни и мелкой ячейки невода нет от него спасенья ни двухкилограммовой щуке, ни крохотному щурёнку размером с карандаш, ни даже «хозяину реки» – ершу. Если случится ему вдруг, на грех, не успеть спрятаться…

     Рыба «шла дурью». Видимо, потому, что до них ещё никто подобной снастью не ловил. Когда уже третий вещмешок был набит под завязку, и оставалось завести буквально последний раз, чтоб загрузить четвёртый, тут и обнаружили рыбачки в воде погибшего лосёнка…? 

     С виду, лосёнок, как лосёнок, и вряд ли бы кто о нём вообще узнал когда-нибудь, если бы не стояла жара, и не успел он немного испортиться. То же, что его уже попахивающий труп находился в реке, хребёт был сломан, а на боку зияли глубокие раны-царапины от когтей огромной, трёхпалой лапы, явно озаботило рыбаков, и они, закончив лов, добрались до первой деревни и позвонили егерям.

     Егеря приехали быстро, осмотрели труп, заактировали всё, как положено, решив, что животное заломал медведь, и увезли его в правление охотничьего общества. Чтобы уже там распорядиться разлагающимся тельцем, как и следует в таких случаях…

     Засомневался в правильности их вывода только один из егерей. Он был потомственным охотником - я уже упоминал о нём в одном из своих рассказов - настоящим следопытом и не мог ни обратить внимания на то обстоятельство, что у медведя-то не три пальца, а пять, а расстояние  между когтями гораздо меньше. Спорить из благородства души и из-за отсутствия в голове каких-либо других версий он со старшими не стал - а на происшествие выезжали и охотовед, и председатель общества - но мне об этом по секрету поведал.

     Я тут же, естественно, вспомнил про среднеапрельскую «шутку» природы, свидетелями которой стали мы с «Музыкантом», и нам стало ясно - в реке завелось что-то непонятное и ужасное…? Одним словом, «чудо-юдо»...

     Трудно, конечно, поверить в существование в здешних местах, где и спрятаться-то вроде некуда - если только не брать во внимание бездонного карасинского болота, расположенного неподалече, да Чёрного омута с более чем шестиметровой глубиной - некоего неизвестного доселе монстра, но не верить своим глазам тоже нельзя. Пусть свидетельств не так уж и много, но и их сбрасывать со щетов, думаю, не стоит. Тем более сейчас, когда вокруг всё пустеет и зарастает бурьяном да лесом, а на территории нашей - Тверской губернии, в одном из озёр - кажется, Бросно его название - подтверждено официально появление загадочного существа, сожравшего в нём всю крупную рыбу…
 
     Не знаю, насколько я прав или не прав, судить Вам, мой читатель, но, «факты - вещь упрямая», однако. Кстати, около трёх лет назад, в том же районе, где принял такую жуткую смерть лосиный телёнок, неожиданно пропала местная пожилая жительница, собиравшая недалеко от реки клюкву. Её очень тщательные поиски по «горячим следам» ни к чему не привели, и до сих пор она ни живой, ни мёртвой так и не найдена…?!