Рассказ Васютка

                Душа души моей! тебя ли
                Загладят в памяти моей…
                М.Ю.Лермонтов

                ВАСЮТКА

    В конце августа Петр Михайлович Стенькин – инженер охраны и защиты леса, по
делам службы прибыл в коллективное сельхозпредприятие «Луч», расположенное в
Платоново.  Село расположено на живописнейшей и чистой реке Сылве. Из Кузнецовки-
левобережной части села, через Сылву переброшено целых два автодорожных моста,
а к ним в придачу, ввиду «ненадёжности» железобетонных, имеется ещё деревянный –
навесной. В эпоху застоя в плановой экономике вышёл какой – то сбой, и в результате
этой ошибки платоновцев «осчастливили» двумя параллельными мостами. Теперь мосты
- главная достопримечательность села. По количеству мостов на душу населения платоновцы, вероятно, превзошли «чопорных» питерцев, и вполне возможно этот рекорд
будет занесен в книгу Гиннеса.

    Окресности платоновского края «излучают» особенную прелесть и порой приезжему
человеку кажется, что они сотворены Всевышним для небожителей. А само название села,
как думалось Стенькину, мистическим образом, произошло от знаменитого древнегречес-
кого философа Платона. Возможно, ввиду этих особенностей, в начале прошлого и конце
предшествующего веков, здесь появилось множество скитов, где монахи молитвой и аскезой служили христианскому благочестию. Каждый раз, вновь прибывая в Платоново,
Петр Михайлович ждал чуда, сказочного происшествия; он ждал и надеялся…

    Кровать для ночлега, по причине отсутствия гостиницы в селе, предоставил хороший
знакомый – Александр Николаевич Рябинин, бывший агроном, а ныне, как он сам выражается: «специалист по коммерческой части». Направляясь к дому, мужчины обменялись банальными вопросами о житии – бытии в рыночных условиях, отметив,
что государство в очередной раз проводит реформы за счет крестьянства… Дом Рябини-
ных был по сельским меркам платоновцев «справным»,  в кирпичном исполнении, три
комнаты. Кроме того, имелась баня, сарай, гараж, теплица и другие надворные постройки.
Гостя хозяин угостил «деревенской» сметаной, которую хозяйка – Степанида Сергеевна
производила от личной коровы Пеструхи. Этот «доморощенный» продукт , деревенские
жители используют вместо обычного для горожан сливочного масла. Сметана с клубнич-
ным вареньем, ароматный кофе сделали для Стенькина платоновский край и его обитате-
лей ещё более привлекательными. После пикантной деревенской трапезы желания работать, собирать сведения не было, да и сделать этого Петр Михайлович не мог: пред-
седатель сельзозпредприятия срочно был вынужден выехать в областной центр, где находилась его супруга в акушерском отделении Центра матери и ребёнка.  По этой,
можно сказать уважительной причине, Петр Михайлович предложил хозяину съездить в район деревни Симонята, расположенной от села Платоново на расстоянии восьми кило-
метров. Вблизи этой деревни до 30-х годов прошлого столетия, на высоком, обрывистом
берегу реки Сылвы был скит монаха – отшельника по имени Иов. Местные старообрядцы
до сих пор поминают его в молитвах. Возможно, Александр Николаевич расценил подобное предложение, как причуду гостя, но в просьбе не отказал, отметив лишь: « Это
наверное там – где крест большой на берегу Сылвы стоит…»

    Через полчаса на мотоцикле «Урал» друзья находились примерно в двух километрах
от цели. Тщательно замаскировав мотоцикл в кустах, путники по едва заметной, в густой
траве тропе, направились к реке Сылве. Тропинка «ныряла» сначала в лог, заросший высоким , уже подсохшим таволжником, а потому осыпавшему и неприятно шумевшему.
Здесь в ложке зарождался ручеёк от родника; от него тропинка начинала «восхождение» по склону горы.
    - Здесь – то монах,- пояснил Александр Николаевич,- водичку видимо брал… Вон,
камнями родничок – то обложен…

    Серо – коричневые лягушата назойливо прыгали на заросшей осокой и метличкой тропе. Лес был «наполнен» предосенней тишиной. После буйного и жаркого летнего
сезона в лесу осталась только тишина, и эти безмолвно прыгающие лягушата. Эту грусть
леса – тишину Петр Михайлович ощутил физически, всем телом; он начал постигать
тайну вечности – безвременье… Но, его умонастроение оборвал проводник.
    - Голавли на лягушат теперь берут хорошо,- заметил он идущему сзади Стенькину.
    - Клюют… Малина ещё есть,- односложно отвечал друг.- Скоро клюква… А вот и
вершина.

    На самой вершине, крутике, густо поросшей ельником, стоит величественного размера
раскидистая сосна. Внизу, под кручей, серебрилась «змейка» реки Рядом с сосной нахо-
дился двухметровый восьмиконечный крест. У основания креста лежал большой камень –
валун, уже на половину обросший мохом.  Стенькин трижды перекрестился, хотя не считал себя набожным человеком, и стал внимательно изучать надпись на камне: « Здесь
покоится раб божий…» - медленно читал он.- «Дальше не могу разобрать… Убери Саша мох…»

    Александр Николаевич, подыскав суковатую палку, стал не без усилий отдирать мох
от камня. Товарищ ждал конца «операции» и вдруг отметил, что рядом с сосной появилось голубоватое облачко, которое всё более уплотнялось и начало обретать человеческие очертания…
    - Дяденьки, не надо,- ясно расслышали они детский голосок. Александр Николаевич, бросив палку, с недоумением посмотрел на друга, а тот в свою очередь глазами «указал» ему  на «человекообразное облако», которое уже и не было «облачком», а предстало перед
ними в образе мальчика семи – восьми лет, одетого в простую ситцевую рубашку – косо-
воротку, холщёвые штаны на лямках, и что удивительно: он был в лапоточках…
Светленькие, почти белые волосы имели не свойственную для нашего времени стрижку
под «горшок». Мальчик был на редкость худой, бледный, как бы прозрачный, и казалось,
светился насквозь…
    - Чей,ты? И что под вечер здесь делаешь? – строго спросил его Александр Николаевич.
    - Молимся с отцом Иовом… Просим заступничества Пресвятой Богородицы за плато-
новцев…Отец Иов говорит: детские молитвы до Бога быстрей доходят. А так Кинёв –я…
Вася буду…
    - Берём его, Саша! – сказал решительно Стенькин,- увезём к родителям.
Они без труда взяли мальчика за руки и повели с собой в обратный путь. Через ложок мальчика перенесли, дабы не замочил лапоточки. Он, на удивление мужчинам, оказался
почни невесомым…
    - У вас, что совершенно нечего есть? – не без основания заметил мальчику Петр
Михайлович.
    - У нас?- удивился мальчик.- У нас в этом нет надобности: кормят там только молитвы… Вы,  не знаете этого?
    - А почему ты не разрешал нам чистить камень? – допытывался Стенькин.
    - Вы мешали нам творить молитву…

    Выводя мотоцикл из кустов на дорогу, Рябинин с некоторой тенью сомнения и
Недовольства сказал : « В нашем – платоновском краю Киневых нет… Заедем в
Симонята… Спросим у старосты Останина: вдруг кто – нибудь недавно к ним приехал…»
    Останин жил в самом центре глухой уральской деревушки, в большом деревянном доме, с множеством хозяйственных построек. Дом и хозяйственного назначения постройки говорили об определённой зажиточности хозяина. И действительно, открыв
ворота, к ним вышёл крепкий невысокого роста мужчина средних лет с большой окладистой бородой и с «играющим» на щеках румянцем. Александр Николаевич
объяснил Григорию Ульяновичу, именно так звали старосту, что на берегу реки нашли пацана – Кинёва Васю… Может он из местных… деревенских… Останин внимательно
посмотрел на мальчика и без всякой тени сомнения ответил :» Не наш… Таких здесь нет.
Я всех знаю. Везите к себе, в Платоново».

    В Платоново Рябинин заехал в начале к Марии Салуяновне Шестаковой – старушке
девяноста двух лет. « Она всех и про всех всё знает»,- пояснил он своему товарищу.
   - Быстрей бы мальчонку к месту определить, а то всего боится: мотоцикла, машин…
аж дрожит весь… Не видишь что ли?- торопил друга Петр Михайлович.

    Маленькая сухонькая старушка, вытирая руки о передник, появилась перед мужчинами в сопровождении такого же древнего старичка. Присев на деревянную лавочку перед
домом, обращаясь к посетителям, сказала, кивнув на стрика : « Говорите громче, а то он совсем не слышит». По всей видимости, у неё не было уже никаких секретов от мужа.
Узнав в чём дело, поохав, похлопав руками по коленям, обращаясь более к старику, чем к непрошенным гостям она громко запричитала: « Слышь, Прош, Кинёвы –то перед войной
у нас жили… Мужик – то пришлый был, не наш…Иван… С войны не вернулся.- Здесь
она задумалась,- Евонная супруга…Тьфу ты…Кажись вспомнила…Любашкой звали…
После войны укатила в Староуткинск. В девках –то она Кашеварова была…Тапереча
Киневых здесь нет…
    - Тошно нет,- прошамкал старичок.- И уже собрашись уходить, он вдруг выкрикнул.-
Как это, старая, нет! Манефа –то Перина в девках Кинёвой была…Дочерью Ивану –то
приходится… Вот к ней и езжайте…

    На этом разговор с местными краеведами закончился. Манефа Ивановна была до пенсии знатной дояркой на кузнецовской ферме, вырастив и отправив детей в город, тихо
проживала в собственном доме на правобережной части села Платоново, Кузнецовке.
Приусадебный участок и небольшая живность: козы, куры давали возможность «тянуть»
судьбу орденоносной доярке в нелёгких рыночных отношениях. Мотоцикл направился к мосту через Сылву.
    - Может места помнишь,- наивно спросил мальчика Петр Михайлович, минуя мост через реку.
    - Всё помню…Только мостов не было…На лодках плавали, а зимой по льду…Теперь
много мостов… Об этом Бога молили…
    - Переусердствовали..,- съехидничал Рябинин, притормаживая на спуске с моста.- И
одного бы хватило…

    Манефа Ивановна встретила гостей радушно, провела в горницу, а сама всё причитала: « Чуело сердце моё… Чуело…» Поставив чайник на электроплитку, сев напротив гостей,
не «отрывала» глаз от мальчика.- «Не смею пока спросить, с чем пожаловали, но уж боль-
но мальчик похож на нашего Васютку… Сгинул перед самой войной…  Как в воду канул…».
    - Не канул,- подал голос мальчик.- Я с начала ходил к отцу Иову каждый день, когда пас коров… А когда он предстал перед Богом – ходил на могилку и плакал. Он пожалел
меня и взял к себе.
    - А голос…Голос как у Васютки,- заплакала, то ли зарыдала хозяйка, обнимая мальчика.- Думала, что не свидимся более…А какой же ты худой и немощный…
    Чайник на электроплитке уже давно кипел. А друзья не могли «очухаться»: перед ними были брат с сестрой с разницей в возрасте всего два года , на деле же в три четверти века.
На глазах далёкое, не состарившееся прошлое, встретилось с настоящим, но уже пол-
ностью «изъеденным» безжалостным и неумолимым временем.
    - Сейчас поздно что – либо делать..,- резюмировал Александр Николаевич, опорожняя очередную чашку чая, к которому мальчик даже не пригубился.- Пусть малец здесь зано-
чует, а завтра нужно в милицию… Без гражданства и в школу нельзя…

    Уже сев за руль мотоцикла, Рябинин вдруг начал высказывать претензии своему гостю:
«Вовлёк ты меня в историю: пойди, объясни в милиции. Что у восьмилетнего мальчика отца нет шестьдесят лет, а мать уже двадцать лет как почила в бозе…Ещё смешнее будет, если скажем, что ему почти восьмидесятилетнему  мальчику нужно в школу…То-то!»
Петр Михайлович пробовал оправдаться: «Ды-к я…Того … Не знал…». Но, похоже подобное оправдание никаким образом не успокоило Рябинина.

    На следующее утро – чуть свет, друзья прибыли к дому Периной. Открывая дверь,
Манефа Ивановна, как заговорщик прошептала: «Всю ночь молился… Не ест… Просит
На прощание могилку посмотреть. Вы уж уважьте…Свозите…Милиция –то наша бестолковая…Замучит Васютку – то …Попробуй теперь докажи им кто он…».

   Через полчаса с не большим друзья с мальчиком уже были вновь у знакомого креста, под сосной. Туман начал рассеиваться и медленно всплывать вверх. Петр Михайлович, не имевший сапог, вымок практически до пояса и мечтал только о костре или же быстром
возвращении обратно, в поселок.
    - Ты посмотри, Саш, какая роса…А он – мальчик совершенно сухой. По росе аки по суху шёл… Давай, Вася, побыстрей прощайся и домой. Простыть можно,- нервничал
Стенькин.

     Васятка подошёл к камню – валуну трижды перекрестился, пал на колени, что-то почитал, встал и ушел за сосну.
     -Эй, ты, куда? – Александр Николаевич двинулся за ним вслед, и неожиданно закричал,
- Петя, беги сюда! Его нет!
     - Не может быть! Спрятаться негде!- бросился к другу Стенькин. За соснойц и по близости было тихо: даже роса на траве лежала не поврежденной, и лишь странное голубоу облачко, постепенно бледнея, некоторое время колыхалось возле сосны, а затем исчезло совсем. Тишина  до звона в ушах была мучительна и неприятна. Она безвозвратно скрыла юного инока. Поискав ещё минут пять следы мальчика и даже постукав палкой по камню – валуну, от которого на этот раз не было никакой реакции, Петр Михайлович констатировал : « Не мог же он улететь?»
    - Вот и скажи это в милиции! – с некоторой озлобленностью ответил Рябинин.- В
желтый дом определят.- И он многозначительно покрутил пальцев у виска.
    - А может это и к лучшему? А? Ни врать, ни оправдываться не придётся. А то затаскают
в прокуратуру, в милицию… Только что сказать Манефе Ивановне..?

    Манефа Ивановна встретила товарищей на удивление спокойно и предложила даже подсушить одежду, намокшую от утренней росы: « Печка теплая… Вчера топила…
А по поводу Васютки не расстраивайтесь. Я всё знаю… Он упросил меня, чтобы вновь уйти к Иову. Я согласилась. Потому и просила его туда увезти… Этот мир не для него:
они печалуют о нас денно и ношно в невидимом скиту. Нам дорога, грешным, туда
заказана… Уж очень он хотел кого – нибудь из родных видеть…

    После того, как одежда была просушена и приведена в порядок, Стенькин  отправился на разнарядку в гараж. Там он встретил председателя хозяйства и уже к обеду решил все свои производственные проблемы. В конце дня он уже был в районном центре.

                ЭПИЛОГ

    Менее чем через год Петр Михайлович вновь приехал в Платоново и по привычке
зашёл к Рябинину. Старый друг поразил его в первую очередь необычным видом:   он
отпустил бороду, бросил совершенно курить. Во всём его облике появилась степенность и
благообразность. На кухне, и в гостиной, других комнат Стенькин не осмотрел, по углам,
под потолком разместились иконы.
    - После этой истории,- приготовляя овощной салат, рассказывал хозяин,- у меня, в Душе всё перевернулось…Вот недавно закончили там, на крутике, строительство часовни…Народ называет теперь этот крутик над Сылвой – рекой: Васюткин скит…
Так вот! А сметаной, дорогой друг, сегодня угощать не могу: постный день – среда…