баламут

ВОЛЬДЕМАР   ГРИЛЕЛАВИ

           Б А Л А М У Т

  Из  серии  Падший Ангел
 


Персонаж популярного мультипликационного сериала, любимца детворы, а так же большой части взрослого населения, внезапно появляется в реальной жизни и продолжает шутить и баловать, как и в самом мультике. Кто это, и почему он попал в жизнь, пытается узнать и разгадать сию загадку пилот вертолета Ми-2 Дмитрий Сергеевич Рудаков. В мультике Баламут, так звали этого смешного и потешного приведения, свершает поступки, которые пугают и ставят в неловкие и рисковые ситуации, попавших под его игры героев. Но в реальной жизни испуг чаще заканчивается не смехом, а смертью. И лишь тот, кто не испугается и попытается противостоять ему, сумеет выжить. Дмитрий объявил этому мультяшному персонажу смертельную войну.







Гришкевич Владимир Антонович. Тел. 89062125549
Калининградская обл.г. Балтийск ул. Солдатская д.2 кв.8
                1
Закончились леса и колхозные поля. Впереди виднелись очертания родного городка с красивым названием Люблинск. Дмитрий отсутствовал дома чуть больше месяца, а потому не щадил турбин своего вертолета Ми-2 и выдерживал режим ближе к номинальному, что придавало его вертолету скорость под 200 км в час. В целях экономии топлива все грамотные инструкции и инженерный состав рекомендуют в полете крейсерские режимы. Даже 0,75 такового. Что, разумеется, считалось экономически выгодным по всем параметрам, как топливным, так и ресурсным. Но Дмитрию сегодня абсолютно без надобности экономия, которая никогда не влияла на зарплату, на налет часов, за которые и получал пилот деньги.
И равнодушен Дмитрий к таким показателям лишь по простой и весьма банальной причине, поскольку за эти тридцать дней он вылетал две нормы часов, оставив лишь время на сам перелет на базовый аэропорт. То есть, до дому. И домой хотелось спешно и срочно. В одной из квартир Люблинска его ждала жена, с которой он и не виделся ровно этот месяц командировки.      
Обычные командировки у них длились по полмесяца, поскольку оперативная точка делилась на два экипажа. Так что, всегда 15 и 30-31 числа тебя просят освободить рабочее место. И как всегда в 15 дней укладывались, чтобы вылетать нечто близкое к месячной санитарной норме. А больше и не разрешалось по медицинским показателям и по регулирующим рабочее время документам. Однако перед отпуском, коих у пилотов было два в течение года, они улетали на оперативную точку на месяц. С 15 по 15 следующего месяца. И отпускные выходили весьма приличные, то есть, крутые и толстые, и потерь в течение года не несли. Ведь этот отпускной месяц в любом случае отдыхать положено, как время после командировки.
Вот и Дмитрий, то есть, Дмитрий Сергеевич Рудаков 37 лет отроду, командир верто-лета Ми-2 отработал эти отпускные две командировки, и теперь летел на всех парах до-мой к родному телу любимой жены и в предвкушении долгожданного отпуска. Жена Зоя заказала на своей работе две путевки в дом отдыха, и ей их выделили, о чем Зоя сообщила в телефонном разговоре. Просто здорово и прелестно. Почти месяц предстоит безделье и ничегонеделанье на берегу Черного моря, на пляже, в номере, да где угодно. Лишь бы забыть о работе, о налете и о заказчике. А рядом любимая жена, под ногами теплое море.
Можно было бы так уж на всех парах и не спешить, но пожадничал и перестраховался, оставив на перелет минимум времени, чтобы в случае замены на оперативной точке минимизировать потери. Однако, как всегда в последний день к тому же еще и сработал известный всем пилотам закон пакости. Подлый и непредсказуемый. И заказчик в лице заместителя главного инженера нефтеразведки возжелал облететь все требуемые его внимания объекты. А в заключении еще и принял решение самому слетать на базовый порт с Дмитрием. Ему, видите ли, срочно некие дела понадобились в Люблинске уладить. Там у них главное управление располагается.
Поскольку на правом сидении сидел техник Равиль, то инженер развалился на сидении в пассажирском салоне и крепко спал. И его крепость даже сквозь свист турбин прорывалась, что вызывало удивление и улыбку техника Равиля. Дмитрий поначалу хотел техника оставить на оперативной точке, поскольку все равно завтра после обеда вертолет вернется обратно, лишь с той разницей, что управлять им будет другой пилот. И по всем приметам, так это будет Владимир Костяков. Он как раз перед командировкой Дмитрия ушел к отпуск. Теперь ему придется так же отрабатывать и за себя, и за Диму. Оперативная точка Кургантепе принадлежит, им двоим до поры до времени, пока руководство не проведет ротацию.
И очень редко случается в течение года, если кто иной подменяет. Командование конечно старается добиться того, чтобы каждый пилот был ознакомлен со всеми опера-тивными точками, кои обслуживает эскадрилья Ми-2. Но у всех пилотов имеются чаще постоянные точки. На весь год. А там уже после Нового Года командир эскадрильи может сменить, а может и оставить.
Лететь вместе с Дмитрием Равиль напросился сугубо по личным мотивам. Ему воз-желалось сменить нижнее белье, за месяц уже заношенное и застиранное. Да и с семьей не грех повидаться хотя бы и на ночь. В период летних отпусков техников посылали на оперативные точки, на долгие сроки.
-Вот мы и дома, - удовлетворенно проговорил по СПУ(самолетное переговорное устройство) Дмитрий, показывая пальцем на появившиеся на горизонте многоэтажки Люблинска. – Еще минут десять, и сядем в родном порту. Долго мы не наблюдали родные просторы, месяц пролетел.
-Быстро долетел, Дима! – восторженно воскликнул Равиль, тыкая пальцем в цифер-блат бортовых часов. – С Вовкой за три часа переваливает, как минимум. И это если без дозаправки.
-Ветер попутный, и даже очень сильный, - объяснил Дмитрий технику. – Да и времени у нас уже не остается ни минутки лишней. Все нормы подогнал тютелька в тютельку. Как дневную, так и месячную. Так что, скорость – то мера вынужденная. Каландарыч все спит?
Равиль оглянулся назад и иронично хмыкнул.
-Храпит, как раненная лошадь. Здоров, мужик, спать. Укачало, видать. Завозил ты его за весь день.
Не успел Равиль проговорить, как названный Каландарычем вскочил с сидения и глупо уставился на техника, хлопая сонными глазами, вызывая у Равиля истерический смех.
-Доброе утро, Каландарыч, - громко на весь салон, стараясь перекричать рев турбин, поприветствовал проснувшегося инженера техник. – К дому подлетаем, можно уже и проснуться.
Каландарыч приподнялся, бросая взгляд через передний фонарь кабины на вид-невшиеся уже отчетливо здания и улицы города, и окончательно проснулся. Надрывать глотку он не стал, а просто выставил вперед кулак с оттопыренным большим пальцем, обозначающим «во», что все просто замечательно. А своей широкой улыбкой добавил, что полетом доволен.
-Теперь уже точно проснулся, - по СПУ доложил Равиль, кивая в сторону главного пассажира.
Дмитрий запросил у диспетчера условия захода на посадку и, поскольку направле-ние ветра позволяло ему заход без построения традиционной коробочки, отвернул нос вертолета на город и пролетел над строениями вдоль окраины Люблинска на двухсотметровой высоте. Уточнив силу и направление ветра, Дмитрий легким движением левой руки уменьшил шаг винта ручкой Шаг-газ, переводя вертолет на снижение. И вдруг услышал легкий толчок на ручке управления, после чего скорость снижения без разрешения пилота увеличилась вдвое.
Бросив мельком  взгляд на приборы, Дмитрий сразу понял причину такого каприза техники. Стрелка оборотов левого двигателя в ускоренном темпе падала к нулевой отмет-ке. Двигатель соизволил отказать. Ему, видите ли, порядком поднадоело в течение меся-ца работать в поте турбин. Устало железо, решило взять тайм-аут. Да и черт с тобой. по-думаешь, капризничаем тут, как дите малое, спокойно и с долей иронии рассуждал Дмитрий в ответ на такие выкрутасы техники, словно с подобными явлениями встречается регулярно и постоянно, чтобы еще по пустякам паниковать. Абсолютно безобидное и безопасное явление.
Бывали такие случаи, и не раз. Но в данной ситуации такой отказ еще потому не представлял никакой опасности, поскольку погодные условия и загрузка вертолета в связи с почти полной выработкой топлива. Не считая неприкосновенного запаса, плюс остатка для захода на посадку, позволяли ему беспрепятственно и без каких-либо излишних телодвижений свершить безопасную посадку на взлетную полосу аэродрома, которая уже виднелась впереди сразу же за городской чертой. Никто не мешал ему выполнять маневры, ничто не создавало никаких угроз.
-Безенчук, ответьте борту 20304.
-Ответил, - сразу же в наушниках отозвался голос диспетчера, ответственного за по-садку.
-Отказал левый двигатель. Разрешите посадку с прямой.
-Разрешаю, 304-ый. Дима, до полы дотягиваешь беспроблемно? А то даю добро на посадку под собой.
-Нормально, Витя, я пустой. Даже и не заметил этого отказа. Просто уже не до ма-невров. А так все даже лучше лучшего.
-Хорошо, посадку разрешаю.
На суетливые взгляды и телодвижения техника Дмитрий реагировать не стал. А просто точно так же, как и Каландарыч, оттопырил большой палец левой руки, обозначающий «во». И махнул рукой, чтобы Равиль успокоился и не нервировал своей излишней суетливостью пассажира.
-Все в порядке! – развернувшись в сторону Каландарыча, крикнул Дмитрий. – Сядем, как в лучших домах Лондона.
Успокоив техника и пассажира, Дмитрий перекрыл пожарный кран левого двигателя и снял со стопора дверь пассажирского салона, чтобы в случае чего Каландарыч мог беспрепятственно покинуть вертолет. Хоть в безопасном исходе он и был уверен на все сто процентов, но жизненный и летный опыт подсказывали, что всегда нужно исполнять все нужные телодвижения, предусмотренные инструкциями и рекомендациями. Потом, если что не так пойдет, легче и проще в объяснительных писать.
А в том, что писанины предстоит немерено, так Дмитрий даже и не сомневался. та-ковы правила и порядок в Гражданской Авиации. И обязательно, и в первую очередь проверят его самого на предмет обнаружения алкоголя в крови. Хотя по логике и всем разумным измышлениям, так в отказе двигателя он, Дмитрий абсолютно не причем. Да и сам он не любил нарушать сухой закон командировок. И ожидал все эти процедуры Дмитрий со спокойствие в сердце и душе. Проверяйте, ищите, читайте мои мемуары, коль того это требуют законы.
Додумать все остальные заморочки, связанные с таким рядовым и банальным про-исшествием, Дмитрий не успел. Рука уже автоматически сбросила рычаг Шаг-газ до упора вниз, а левая нога вдавливала педаль. И только уже потом в мозги пришло осознание, что следом отказал и правый двигатель. Ко всему прочему в подтверждение догадки в салоне установилась мертвая тишина, что даже возглас Равиля громким криком показался. Техник панически лепетал:
-Садиться некуда, кругом дома и провода, - весь трясся и дрожал Равиль, готовый уже с высоты выпрыгивать из вертолета.
-Заткнись, - грубо оборвал его ор Дмитрий, быстро высматривая пригодную для по-садки среди домов и телеграфных столбов площадку. Времени уже практически на раз-думье не оставалось. И Дмитрий принимает решение направить вертолет на пустой школьный двор, с удовлетворением замечая, что как вовремя и удачно в школе идут уро-ки.
Равиль впервые попал в такую сложную ситуацию, и уже, поди, не раз пожалел о своем глупом житейском желании, как смена белья и встреча с женой. Мог запросто еще с месяц потерпеть разлуку и потаскать застиранное белье. От самых ужасных предчувст-вий он с силой вдавил себя в кресло и закрыл глаза. Мельком бросая на него косые взгляды, Дмитрий невольно расхохотался, не понимая абсолютно его излишнюю панику и суету. Он почему-то даже предположить не мог, что взрослый опытный техник так пугливо отреагирует на бытовую несложную ситуацию. Вертолет вполне управляемый, место выбрано удачное. Ну и сиди тихо.
Бывали в практике Дмитрия и сложней происшествия, когда отказывали движки над лесом с полным отсутствием поляны. Попадал он и в «вихревое кольцо», когда вертолет отказывался подчиняться рулям управления. Однажды Дмитрий долетал до полной выработки топлива. Однако, пока в его летной практике не было ни одной поломки, и его пассажиры ни разу еще не пострадали.
А тут огромная спортивная площадка во дворе школы с полным отсутствием как ес-тественных, так и искусственных препятствий, включая и сверх любопытных учеников, для которых данное событие будет большим праздником в их серой и нудной школьной жизни со скучными учебными буднями.
Наверное, все-таки зря так подумал Дмитрий. Видать, судьба-злодейка подслушала его восторги и успокоение, решив подкинуть вводные в эту череду отказов. Эту школьную трель звонка ему даже показалось, что слышал он отчетливо и явственно. Хотя, по всем мыслимым и немыслимым законам физики и природы не должен был. Но в подтверждение его опасной догадки во двор высыпались разноцветные и разновозрастные ученики, которые размахивая руками и различными неопределимыми предметами, неслись радостной толпой в центр площадки, чтобы поприветствовать камнем падающий к ним в гости вертолет.
Никто ведь из них не желал прозевать такого важного исторического момента. И все они до единого желали оказаться в центре события. Вот теперь об безопасной посадке можно было на все сто процентов и не мечтать. Садиться в центр этой орущей и галдящей суетливой толпы? Даже представить невозможно последствия. Столько помолотит душ вышедшими из-под контроля лопастями, что потом до конца дней спокойно уснуть не сумеет. Нет, вертолет будем ломать, чтобы оставить в живых всех этих глупых и неуемных детишек.
-Прости, Равиль, - прошептал неслышно Дмитрий технику, как-то даже радуясь его закрытым глазам, что не успеет понять причину смерти. И сильным рывком ручки управ-ления вправо, а рычагом Шаг-газ вверх, бросил вертолет на толстые деревья, что стеной стояли возле школьного забора.

                2

Тишина и темнота. Где он, и что делает здесь в этом пустом и темном мире? Почему не слышны шорохи и движения самой жизни? Неужели мир прекратил свое существование, а его душа, покинув тело, в вакууме и в пустоте несется в космосе по воле некой силы и его, этого неведомого властелина, в мир вечного обитания. Странно и ужасно любопытно узнать бы адрес и облик этой новой среды, где, вполне вероятно, придется существовать в неком непонятном и экзотическом неведомом виде. Хуже, ежели темнота здесь превалирует.
Или он пока рано размечтался об этой вечности? Волне допустим и какой-то проме-жуточный цикл в переходе от жизни к смерти. Вот именно в данную секунду Дмитрий, а точнее клеточки сознания и его личного «Я» и находятся в это время на данном переход-ном этапе. Жизнь в цвете и в краске завершилась нелепыми стечениями обстоятельств. Вот так, планируя долгожданную встречу с любимой женой, ты оказался по вине несвое-временного школьного звонка в новом и непонятном мире. Однако, теперь это твой веч-ный дом, а потому воспринимай и привыкай.
Сейчас для тебя наступило время черной пустоты и глухой тишины. Слава богу, что, так пока только кажется, этот промежуточный этап краткий, словно коридорчик, ведущий из одной комнаты в другую, то одной жизни к другой. Нет, уже не к жизни, а к смерти. Просто это время дано для раздумий и расстановки оценок прожитых лет. А как их про-жил Дима?
37 лет. Для мужика, в принципе, так меньшая половина всей жизни. Только-только самый вкус и интерес появляется. Но не для Дмитрия. Для него 37 лет оказались преде-лом по вине этого школьного звонка, который выбросил из школьного здания кучку весе-лых и бесшабашных детишек. Они ведь радовались явлению с неба железной птицы, которая для них казалось птицей счастья. И не посмел Дмитрий нарушить их радость смертями. А потому и решился пожертвовать жизнью своей, чтобы и этим мелким школярам позволить прожить ну, хотя бы до его лет. А ежели больше не будут прыгать под падающие вертолеты, так и до всех ста доживут.
А Дмитрий прожил довольно-таки богатую событиями и эпизодами жизнь. И спаси-бо тебе этот некто, что позволил не просто умереть, а хотя бы за это короткое время пере-хода посвятить себя воспоминаниями и размышлениями. Жена старше его на один год. Но она не летает на вертолете по командировкам, не подвергается стрессам, связанными с летной жизнью. А потому рядом с ним выглядит свеженькой приятной и молоденькой женщиной, на несколько лет младше мужа. Как минимум, так лет на пять моложе, что подтверждают друзья и подруги.
Вот за эту молодость и вечный оптимизм и любит он ее безумно. Любил. Теперь уже не придется целовать и ласкать ее тело, говорить приятные слова и одаривать различными дарами. Погорюет, поплачет, а потом выскочит замуж за другого. А чего теперь жадничать? Тебя ждет иной мир с иными правилами и законами. Если ни сама смерть. Так что, как древние племена забирать с собой, что ли? Нет, пусть проживет свой срок, что отведен лично для нее. Там ведь остался еще и сын, которому мама нужна. Правда он в прошлом году окончил школу и поступил в военное летное училище. На штурмана больших самолетов. Будет летать на огромных бомбовозах, или ракетоносцах, и прокладывать им маршруты.
Но к маме обязательно хотя бы раз в год в отпуск будет приезжать. И на могилку от-ца вместе сходят, и букет цветов положат на земляной бугорок, под которым будет поко-иться его бездушное тело. Откуда же им знать, что там, в земле лежат лишь груда без-думных молекул, которые просто будут медленно распадаться и превратятся, в конце концов, в маленькую часть самой земли.
А вот разум, который и обозначает его «Я», в данную минуту собрался в некий дальний переход в вечность. Нет, о самой смерти даже помышлять нет желания. Нет ее вообще, и быть не может. Если бы она существовала, то уже с той секунды вместе с разваливающимся вертолетом он сразу же оказался бы в ее власти. А поскольку его личные мысли сейчас шевелятся и о чем-то размышляют, то, стало быть, как таковой смерти вообще не т и в помине. Если что и погибло, так то его бренное тело, отслужившее ему ровно 37 лет.
Ну, никто не планирует уточнять до дней. Свое тридцати семилетие он, то есть, Дмитрий, отметил три месяца назад. Зимой. Кстати, в том же Кургантепе. Сухо, без тостов. Просто купил в местном магазинчике маленький тортик и угостил им своего техника. В тот раз был Виктор Волков. Большой любитель дешевого вина. Но попытки пристыдить трезвого в командировках Дмитрия и принудить его выставить в честь такого дня на стол нечто напитки крепче чая провалились в самом начале требований. Коль желаешь, то лишь чай и торт.
Торт он пожелал, но, разумеется, самостоятельно и за свой счет сбегал в ближайший магазин, и проглотил с горла пол литра «Чемена» - местного вина, пользующегося повышенным спросом у местных алкоголиков. И закусывать халявным тортом  пришел в номер гостиницы, выделенный заказчиком для пилотов Ми-2. Вот так и отметил свою очередную дату рождения.
Уже после командировки они посидели вдвоем с женой с бутылкой сухого вина и так тихо отметили такую некруглую дату. Да, а с круглой уже ничего не получится. Даже с 38-милетием, поскольку такое не исполнится никогда. Не будет с этого времени у Дмит-рия Сергеевича ни сухого вина, ни жены, не будет у него и командировок на этом проклятом, но любимом вертолете Ми-2.
Вот только что же будет после этой темноты и тишины, так ему уже и самому не терпится узнать. Долго еще эта вся неизвестность продолжаться будет, а? и не пора ли придти к какому-нибудь консенсусу? И если его прикопали за городом на местном кладбище, то есть ли здесь в новом неведомом мире новое нечто подобие на тело? Дмитрий испуганно замер, словно этот вопрос сейчас был для него самым существенным в такой неопределенной ситуации. И от ответа на него словно зависело дальнейшее существование. Неважно, где ты и какой, поскольку в любом случае главное – есть ли в данную минуту то родное и любимое, к которому он привык за долгие годы существования, тело. Без него нет желаний, ни в каком мире жить.
Заглушив в душе все сомнения, Дмитрий попробовал пошевелить пальчиками ног и рук. Получилось, но с небольшим напряжением, словно ноги и руки были опутаны тугими веревками. А глаза? Если все-таки их открыть? Они же есть, поскольку присутствуют и на своих местах руки и ноги. Попробовал, но испуганно от увиденного сразу захлопнул. Вернее, толком ничего конкретного не увидел кроме промелькнувших по стене и потолку каких-то теней, словно вокруг него летали непонятные чудища. Их конфигурация и светящие тела его и испугали.
Тьфу, ты, черт! Выругался про себя Дмитрий  и от злости на самого себя и на глупые различные измышления с предположениями открыл глаза. Ну, и чего пугаешься и рису-ешь тут дурацкие картинки, дурень старый? Если уже умер, так страшней смерти больше ни в этом, ни в том мире и не встретишь. А вдруг если такое все-таки случилось, и он вы-жил в этом металлоломе и спокойно сейчас возлегает на постели, а точнее, на больнич-ной койке. Так и порадуйся такому удивительному случаю. Тем более, что пальчики, как на ногах и на руках чудесно и беспроблемно шевелятся. И глаза все великолепно видят, хотя в помещении темно.
А эти бегающие чудища, так сие обыкновенные блики от проезжающих где-то рядом автомобилей. Вон, даже шум их моторов слыхать за окном. Ну и слава богу. Так получается, что он запросто выжил среди развалин вертолета. А сомнений, что Дмитрий превратил свой вертолет Ми-2 в груду металла, так у него по сему поводу никаких иллюзий и не возникало. Бросал Дмитрий свою двойку на деревья яростно и беспощадно, поскольку без работающих двигателей винт подчиняется воле пилота вяло и лениво. Потому и пришлось действовать резко и грубо, без шансов на спасение и благоприятный исход. Он с пониманием шел на тот смертельный шаг.
Равиль? А оставлял ли он технику хоть маленький процент на жизнь? Вот Каланда-рыч, скорее всего, уцелел. Точнее, у инженера шансов на жизнь было больше всего в этой тройке. А Равиль вряд ли уцелел, поскольку кресло техника находилось справа, на какой бок и бросал Дмитрий вертолет. Хотелось бы конечно, чтобы и он отделался легким испугом, но не бывает столько много везений в одной кучи. Сам-то непонятно, как и почему уцелел?
Дмитрий только сейчас почувствовал боль в суставах и в голове, словно побывал под камнепадом, и теперь все точки на его теле ощущают удары падающих камней. Больно, но терпимо. И это радует. Значит, все-таки сам отделался легким испугом. А о судьбе остальных участников падения узнает утром, когда рассветет, и появится кто-либо из персонала больницы.
Интересно, и сколько времени он сам проспал на этой койке? Но думать дальше стало ленно и неохота. И Дмитрий, закрывая глаза, уже ощущал полет в сновидение, в котором заново переживал эту трагедию с бегущими под вертолетом детишками и со смертью всех присутствующих на вертолете. Умирал он и сам в этом сне. И самое ужасное, что этот непослушный вертолет падал в веселящуюся толпу детишек и абсолютно не желал подчиниться воле и желаниям пилота. И он почему-то совершенно не хотел падать на эти толстые деревья, словно жаждал смерти непослушным ученикам, так внезапно и внепланово превративших безопасную площадку в смертельную ловушку, в которую угодили все участники сна.
И в самом уже конце этого кошмарного сновидения Дмитрий в отчаянии закричал, усилиями двух рук заваливая свой вертолет на правый бок, уже перед самым просыпанием понимая истинную причину каприза вертолета. Равиль не желал погибать и всячески препятствовал управлению. Для техника такое падение на эти огромные столетние деревья ничего кроме гибели не сулили.
-Ну, вот, - услышал сквозь сон Дмитрий, уже медленно возвращаясь в явь в палате на больничной койке. – Раз кричишь, значит ожил. Просыпайся, выходи из плена этой с косой, не сдавайся, - подбадривал его тихий ласковый мужской голос, словно уговаривая возвращаться из сна.
Дмитрий открыл глаза и увидел перед собой пожилого маленького мужичка в белом халате, который счастливо и довольно улыбался, будто он сам только что возвратился из мерзких лап смерти.
-Мало кто верил в твое благополучное возвращение, а ты всем назло и наперекор предсказаний ожил. Молоток, что еще можно сказать, - продолжал нахваливать Дмитрия этот Ангел в халате. – Ну, и как мы себя в данную минутку ощущаем, все ли части тела подчиняются воле и желаниям?
Дмитрий хотел бодро и в тон оптимизма доктора похвалиться своим замечательным самочувствием, но внезапно понял, что губы отказываются подчиняться. И вместо слов он сам услышал слабый противный стон. Такая неудача сильно разозлила, не успев даже толком испугать. Вот для общего счастья не хватало еще онеметь. Дмитрий решил повторить попытку и попытался высказать пожелания и оценить вслух свое состояние, чтобы доктор поверил и принял сей факт.
-Ну, ну, нам и так все ясно, что уже вполне живой, и очень скоро сам нам про все это выскажешь, - прервал доктор его потуги, положив свою руку ему на плечо. – Полежи, отдохни. Хоть ты и родился у нас только что, но кричать и сообщать про это пока рано, младенец ты наш ненаглядный. Вот два раза только при мне умирал, а так ни разу толком и не умер. Настырный малый, вредный. Видать, как мне кажется, теперь тебя ничем не проймешь, жить будешь долго.
Дмитрий слушал доктора с удовольствием и радостью, но ему хотелось срочно за-дать массу вопросов о последствиях той школьной аварии, но он уже надежно усвоил свое бессилие в этом аспекте. У него почему-то с разговорной речью возникли некие проблемы. Странно даже. Ведь вроде как самочувствие очень и очень даже приличное, все пальчики на всех конечностях шевелятся, все иные части тела легко его воле подчиняются. А рот заклинило. Неужели вот такие катастрофические последствия той кошмарной аварии?
-Успокойся, молодой человек, не переживайте так по пустякам, - словно понимая сомнения Дмитрия, ласково и мягко проговорил доктор. – Ты же через два месяца впер-вые вообще звук издал, напоминая о себе, что жив и желаешь присутствовать среди нас в этом мире. Так что, можешь не волноваться, очень скоро так заговоришь, что и помолчать попросить придется. А пока наша девушка сделает тебе укольчик, и мы еще немножко отдохнем. А потом, когда окончательно проснешься, будем вместе учиться и говорить, и самостоятельно кушать. А там, глядишь, и на собственных ногах ходить по палате будешь. Не за горами.
Дмитрий безучастно смотрел, как молоденькая девушка вонзает ему иглу в руку, словно то было не его тело, а совершенно незнакомого ему человека. И теперь Дмитрий улетал уже в хороший сон, где не было беды и ужасов, а лишь далекая юность, в которой он бродил по знакомым улочкам города своего детства, где встречаются его давно забы-тые друзья, с которыми проведено все детство. А он вновь в своем сне слишком молодой и бесшабашный паренек, которому нужно идти в школу, однако они, как часто такое слу-чалось, вместо уроков бежали к разрушенной крепости на берегу реки, где много неиз-вестного и таинственного, требующего изучения и открытий. И ради такого прогулы не считались преступными.
И вот сейчас ему почему-то казалось, что именно в этом сне они сумеют проникнуть сквозь толщу стен и найти за древним, но весьма крепким кирпичом то удивительное и фантастическое, что искали безуспешно много лет. Все детство и юность, пока Дмитрий, то есть, мальчик Дима не окончил школу и не уехал в летное училище Гражданской Авиации учиться на пилота вертолета.
А потом были лишь отпуска, которые только первые годы манили на милую сердцу Родину. Однако уже после женитьбы и рождения сына, что случилось еще во время уче-бы, Дима, то есть, Дмитрий Сергеевич все реже и реже навещал родные края. Были иные интересы и увлечения.

                3

Он не знал, сколько долго еще проспал, но в данную минуту такие мелочи жизни его не волновали. Самое главное на данном этапе, так-то есть факт, что он остался в живых, и что еще более главней, так что все части организма слегка измяты, но присутствуют на положенных им местах и исправно функционируют. Есть абсолютно не хотелось, жажда совершенно отсутствовала. Наверное, а даже сто процентов точно, от того, что его кормили всякими полезными и питательными растворами через капельницу. Вкусно ли было, или нет, но сейчас как-то безразлично.
Целых два месяца проваляться на одной и той же койке не меняя поз и не просыпаясь по нужде! Ужас какой, все шестьдесят дней поленом и с полным отсутствием дома. Он и в командировках на такой срок не исчезал из семьи. А жена, а сын? Ну, да, разумеется, они уже все знают, что их муж и отец благополучно выкарабкался с того света без видимых и существенных потерь. А летать? Ну, так и не страшно вовсе, если и снимут по здоровью.
Пенсию он уже заработал. Да тут еще смело можно приплюсовать и аварию и полу-чить повышенную, как пострадавшему на производстве. То есть, потеря трудоспособности и собственного здоровья при исполнении трудовых обязательств. Хотя, нет, лучше еще бы малость полетать. Зачем в таком боевом возрасте, да еще и на пенсию, как старений, отживший свой век, мужичок. Всего-то каких-то 37. Как минимум с тринадцать лет можно и полетать.
Так вот размышлял Дмитрий, проснувшись и поняв, что выспался окончательно и бесповоротно, а внешне себя чувствует просто великолепно. И плевать, что попытка самостоятельно встать с кровати закончилась полным провалом. Фиаско абсолютное. Закружилась голова, и тело срочно затребовало горизонтального положения и покоя. Хотя, двухмесячного покоя должно было ему хватить с избытком. И сна достаточно, надоел покой и неподвижность.
Приняв такое решение, Дмитрий сделал лежа слабенькую, но весьма трудную и слишком утомительную зарядку. Он немного пошевелил руками, ногами, радуясь их ра-ботоспособности и послушанию. Немного покачал пресс, предпринимая попытки без по-мощи рук занять сидячее положение. Устал быстро и зверски, но зато получил хороший заряд прекрасного настроения.
Даже легкий голод почувствовался в районе желудка. Неожиданно он испугался, вспомнив неудачную попытку поговорить с доктором. Однако, как предупредил врач, так это временная неудача, которая не повториться после некоторых тренировок. Быстро, чтобы убедиться в работоспособности голосовых связок и подтвердить заверения докто-ра, вспомнил алфавит и с большим трудом и напряжением промычал все буквы азбуки и некоторые слоги из нее:
-Мама мыла раму мылом. Потом тряпочкой протерла, - выдавил он по слогам не-членораздельно и больше схожее с мычанием молодого бычка, вспоминая такое вот словосочетание из букваря. Оно не только из его детства, но и первые слоги сына. Даже самому стало смешно и весело от таких маленьких успехов. Не онемел, стало быть, раз мычать способен. И он, вдохновленный маленькой победой, уже насколько хватило сил и мощности глотки, громко и по возможности веселей захохотал. – Баба била деда дубом. Ха-ха-ха!
Резко распахнулась дверь палаты, и в проеме показалась удивленная и слегка взволнованная рожица молоденькой девушки в белом халате. Медсестра, наверное, по-думал Дмитрий, абсолютно не понимая ее испуга и паники. Вроде в ее отсутствие здесь ничего экстравагантного не происходило. Он как-то не подумал, что лично сам виновен своим сольным исполнением со смехом и мычанием. Ему казалось, что пел и читал слога он лично лишь для себя.
-Вам плохо? – не нашла ничего лучшего, как поинтересоваться состоянием больного девушка. Вроде как Дмитрий на свое здоровье никому не успел пожаловаться. – Может, врача позвать?
-Мне очень хорошо! – нечто больше похожее на оптимизм с трудом выдавил из себя Дмитрий. – Хочется кушать.
-Что вы сказали? – не поняла с первого раза слишком сложную и малопонятную речь медсестра.
-Есть хочу! – изо всех сил крикнул Дмитрий, и даже сам наконец-то разобрался в сказанных словах. – Просто я проголодался, вот и шумлю, - уже почти внятно добавил он и улыбнулся.
-А-а-а, - протянула медсестра, довольная, что разобралась в просьбе пациента. – Я сейчас, я мигом! – радостно вскрикнула девушка и скрылась за дверью. Из коридора до-несся топот ее каблучков.
А может не поняла и помчалась за врачом? Подумал Дмитрий, но не расстроился. Ну, не поверила она в его оптимизм, не разобралась в желаниях, что ему как раз в этот миг просто здорово. А он сейчас врачу и разъяснит, что человек сильно проголодался по-сле столь длительного воздержания. Возможно и зря так сильно мычал. Перепугает всех врачей. И в подтверждение его догадок в палату вместе с медсестрой вошел уже знако-мый доктор.
-И что у нас могло такого произойти? – слегка обеспокоенно, но бодро и без намека на панику в голосе спросил он Дмитрия.
Дмитрий решил больше не напрягать голосовые связки, которые слегка устали от изнурительной тренировки. Он просто достал из-под одеяла кулак с оттопыренным боль-шим пальцем, обозначающим «во», и добавил к внятному жесту саму обаятельную улыбку, насколько хватило сил.
-Ну вот, Машенька, - уже облегченно и довольно вздохнул доктор. – А ты мне уст-роила панику с летальным исходом. Мол, стонет из последних сил, помирает летчик и на прощание хочет огласить завещание.
-И вовсе нет, - попыталась оправдаться Машенька. – Я просто не поняла, чего он хо-чет. Вроде, как пить или еще чего.
-Я песни пел, - уже совсем внятно выдавил из себя Дмитрий. – И еще сильно есть хочется почему-то.
-Слыхала! – потрепал доктор смутившуюся девушку по голове, как провинившегося ребенка. – Наш летчик поет и здравствует. А поскольку у него еще и аппетит прорезался, так он совсем выздоравливает. Каши и борщи покамест подождут, а вот бульончиком Машенька тебя покормит.
-Жалко, - вздохнул Дмитрий, жаждущий больше хлеба с салом, чем этих жиденьких супчиков. – Я бы пожевал чего-нибудь.
-Успеешь, - усмехнулся доктор. – Он, видите ли, только что с того света, а уже меню заказывает.
-Доктор, - уже серьезно спрашивал Дмитрий, решившийся наконец прояснить ситуацию с аварией. – Как мои пассажиры, как дети? – спросил он то, что волновало его с момента пробуждение. Ответ слышать страшно и боязно, но хотелось поскорей разъяснений и понимания.
Доктор слегка замялся, но быстро взял себя в руки и, присев рядом с кроватью на стул, положил свою руку на кулак Дмитрия, все еще оттопыривающий большой палец, зародив своими действиями и мрачным видом тревогу и понимание, что там гораздо хуже его диагноза.
-Дети совершенно не пострадали благодаря твоим действиям, Каландаров отделался легким испугом, - решился наконец-то поведать о последствиях катастрофы доктор, не оттягивая дальше правды. – А вот твой техник Равиль погиб. Сразу погиб. Не мучился и не страдал. Вот такие дела, мальчик мой. Следователь рвется к тебе, но я его сразу предупредил, чтобы еще минимум как три дня не беспокоил. А вот сын с утра приходил. Он в курсе твоего пробуждения. Так я посоветовал часам к четырем подойти. Так что, жди гостей. Сейчас Машенька принесет тебе обед и покормит. Точнее, попоит. Не обессудь, но для твоего желудка сейчас пока твердая пища неприемлема. Успеешь, скоро дашь работу и зубам.
Внезапный голод, что потревожил всех и поднял на ноги, внезапно пропал. Ну, не стало аппетита в организме после таких известий. Дмитрия слегка трясло от полученной информации. Счастье, что дети не пострадали, хорошо все обошлось и с Каландаровым. А вот Равиля зря он взял с собой на базу. Нужно было не соглашаться и оставить на точке. Нет, уговорил и разжалобил долгой разлукой с женой. Хотя….Тогда погиб бы Каландаров. Ну, никак без смертей не получилось бы. Ведь Каландарыч любил летать на правом сидении. Лишь одна разница в этих бедах, что у Равиля жена молодая осталась. А с другой стороны, так то даже легче. Коль молодая, то и утешиться скорее, найдет себе еще мужа молодого.
Только никак Дмитрий припомнить не может, были ли у Равиля дети? А вот у Каландарыча кроме жены, так еще где-то пять или шесть детей. Видел Дмитрий и не раз все его семейство. Так что, здесь цена была бы гораздо выше. Хотя, рассуждать о ценности той или иной жизни даже слегка пошло. Возможно, или невозможно, но для жены Равиля смерть мужа самая большая и ценная потеря. Жалко, что не успел толком подружиться с Равилем, получше узнать его.
Только вот странно как-то сказал доктор про сына, про его интерес об больном отце. Придет после обеда. А как же жена? В первую очередь доктор про нее и сказал бы, если бы она интересовалась и планировала приход. Не мути воду, Дима, жена допоздна на работе. Зоя скорее всего попозже и прибежит. Поди не один раз надоедала врачу своими вопросами. И чего сразу дурные мысли в голову допускать. Сына отпустили в отпуск по семейным обстоятельствам, оттого на сына доктор и заострил внимание. И что же это получается? Он с женой вместе с командировкой не виделся три месяца? Хотя, эти два он проспал, разлукой не назовешь.
Ну, ничего, главное, что жив и здоров. А теперь он быстро пойдет на поправку, вста-нет на ноги. Девочка Маша сейчас покормит его бульоном и разными там отварами, по-том принесут и сало с колбасой. При таких воспоминаниях  вновь из глубины выплыл голод, прозрел аппетит. Хотелось крикнуть в сторону закрытой двери, чтобы эта Маша по-быстрей несла обед.
И в подтверждение его дум в палату вошла медсестра с подносом в руках. Маша ловко усадила Дмитрия на кровати, одела, как младенцу, слюнявчик и, весело хихикая, поднесла ко рту ложку с теплым бульоном. Дмитрий попытался возразить и хотел забрать у нее ложку, чтобы такую простую легкую процедуру исполнить самому. Однако на свои протесты получил категоричный отказ.
-Нет, нет, нет, - скороговоркой застрекотала Машенька. – Успеете еще сами. Вот сил наберетесь поболей, а там тогда и ешьте сами. А иначе трясущими руками запачкаете всю постель, так мне от тети Поли такого нагоняя достанется, что дороже выйдет. Сами будете за столом.
Дмитрий решил больше не пугать девушку своим мычанием и нечленораздельными фразами, и молча, кивком головы согласился с ее доводами, сдаваясь на милость медсестры, послушно открывая рот и заглатывая сумасшедше вкусный бульон. Вот теперь-то он уже точно знал, что проголодался зверски. Как ни как, а два месяца голодал. Разумеется, они его как-то и чем-то подкармливали, не давали с голоду помереть. Но ведь такого факта он не припомнит. Хотя, и самого голода не вспоминает. Ведь это время для него пролетело стрелой, с силой выпущенной из лука. Даже сны абсолютно не запомнились. Как- будто вчера падает с вертолетом на деревья, а сегодня удачно просыпается. Нет, проснулся после падения вчера. А этот сегодняшний сон с картинками из детства он помнит до мельчайших подробностей.
-Вот и молодец, вот и умница! – похвалила Маша, счастливо улыбаясь и выскребы-вая из глубокой чашки остатки бульона, словно только что покормила своего ребенка и ужасно довольная его отменным аппетитом. – С такими темпами мы очень даже скоро поправимся.
Она ушла, а Дмитрий решил все-таки потренироваться в разговорной речи. Сын придет, а там следом, скорее всего и жена Зоя. А он что? Мычать и блеять им будет в от-вет? Нет, ни в коем случае, за эти часы хоть чему-нибудь обучится. Ладно, не до длинных монологов и диалогов. Хотя бы простое и внятное да и нет произносить. Да и просто некими междометиями на вопросы отвечать. 
Олега, сына своего, Дмитрий не видел больше года. Как уехал поступать в училище после школьных экзаменов, так только письма да фото в курсантской форме они с Зоей и получали. Разумеется, в любом случае он так или иначе, но приехал бы в отпуск. Да вот тут беда подтолкнула, поторопила, поди. Однако Дмитрий совершенно не жалел л соде-янном. Гораздо страшней была бы посадка в толпу любопытных детишек. Вот тогда оп-равданий он придумать себе не сумел. И как бы жить с таким грузом дальше, как смот-реть в глаза родителей, которые вполне возможно живут и работают где-то рядом. Не большой город, чтобы затеряться.
Ведь за двадцатилетнее пребывание  в системе аэрофлота, это если и три года учи-лища приплюсовать к этому стажу, он не сломал ни одного вертолета, не загубил ни еди-ной жизни. И Равиль открыл счет смертям, оказавшись в числе первой жертвы несчастного случая на воздушном транспорте. Он, Дмитрий, пожертвовал им ради спасения детей. Упрекать себя не в чем. Ведь в этом самом вертолете точно в таком же положении находился и он сам. Единственным человеком, на удачный исход которого Дмитрий рассчитывал, так это был Каландарыч, поскольку в момент катастрофы находился в самом выгодном месте.
Сын вошел ровно в 16.00. сказалась армейская дисциплина, к которой Олег успел привыкнуть за этот короткий срок курсанта. От радости Дмитрий хотел вскочить и бро-ситься в объятия сына, но Олег опередил его и сам обнял ослабшего и растерявшегося от неожиданного счастья отца. И внезапно, сам того от себя не ожидая, сын уронил на отца нечаянную слезу.
-Ну, сынок, все хорошо, все у меня чудесно и великолепно. А ты, какая умница и ка-ким большим и взрослым стал-то! – медленно, но неожиданно внятно и понятно, хотя и с большим напряжением, выговорил Дмитрий, удивленный этой слезе сына. хотя и самому хотелось немного за компанию поплакать.
-Ты лежи, папа, сил набирайся. Доктор сказал, что теперь ты быстро поправишься. Ох, и напугал же ты нас. Однако сейчас сильно порадовал, - быстро выговаривал Олег, уткнувшись носом в грудь отца. – Я тебе вот витаминов кучу принес, - выставлял на тумбочку Олег пакет с фруктами. –Ешь, набирайся сил, а я тебе еще много всего принесу. Ты только поправляйся.
-И надолго приехал, сынок? – с надеждой спрашивал Дмитрий, понимая, что сроки отпуска, поди, давно уже закончились. – Наверное, скоро опять в училище. Слегка испор-тил я тебе первый отпуск.
-Папа, глупости не говори. Нет, еще не пора. Где-то к концу следующего месяца. Еще и твоей выписки дождаться успею. Ты же не планируешь долго валяться. Скоро совсем поправишься?
-Да, теперь скоро? – обнадежил оптимизмом Дмитрий, а сам все старался задать этот главный вопрос, что мучил последние часы. Наконец собрался духом и выпалил, как из ружья. – А мама как? Придет сегодня?
Олег внезапно смутился, стушевался и отвернулся, оставив вопрос без ответа. Он ждал его, но хотелось как-то не сразу, а немного погодя, когда уже обо всех главных темах наговорятся. А что главное? Это ведь и есть самый главный вопрос, что хотел задать отец. И Олег внезапно сильно разозлился на самого себя, на свою нерешительность, и залпом выпалил всю информацию сразу, чтобы у папы не возникало неких дополнительных вопросов:
-Она от нас ушла. Насовсем и навсегда. Я точно не знаю этого мужика, но какой-то Гриша. Видел один раз мельком, когда они вместе куда-то шли. Но подходить и знако-миться желания не возникло. Так что, папа, я в квартире один живу. И общаться ни с ним, ни с мамой не желаю. Вполне допускаю, что в чем-то неправ. Но папа, она слишком подло поступила, не в такое время бросать можно, если уж так приперло. Вероятно, что вашему разводу подивился бы и поругал обоих. Да только почто в таком состоянии бежать, словно дезертир!
Дмитрий, хоть и предчувствовал некую беду на личном фронте, но после слов сына с силой сжал кулаки и беспомощно проскрипел зубами. Сообщение сына прогремело взрывом, пронзающим все тело тысячью осколками. Он же так рвался весь тот команди-ровочный месяц к ней, и только к ней единой, поскольку в этом городе и в его личной квартире больше никто его уже в течение года не ждал. А она уже поди давненько пута-лась с этим неким таинственным и неведомым Гришей, и ждала лишь удобного случая, чтобы вот так рвануть к нему именно в тот момент, когда даже доктор сомневался в бла-гополучном излечении.
Ведь это ради нее он выжил и выздоровел так, что даже врачи подивились состоя-нию его здоровья. И если быть честным до конца, так и для ее блага бросал свой вертолет на деревья, чтобы не осталась позором в их жизни нелепая попытка ради собственного благополучия погубить невинных детишек. И есть ли смысл теперь продолжать усиленно борьбу за самого себя, когда он так пошло предан и променян на здорового и благополучного некоего Гриши.
-Папа, ты в порядке, у тебя все хорошо? – испуганный голос сына вернул Дмитрия в реальный мир. – Может, доктора позвать? Зря я тебе так в лоб наговорил, подготовить нужно было. Ты уж прости, не сдержался, не стал врать про маму. Это же какую-то причи-ну придумать нужно было, а ее у меня не было. Вот и решил одним махом рубануть с плеча. Забыл, что ты слаб еще.
-Не надо мне доктора, и правильно сделал, что не врал. А то потом оправдываться пришлось бы, - сказал Дмитрий, внезапно ощутив свои возможности говорить без напря-жения. – Ты же знаешь, что я мужик сильный. Переживу и это. Вон какую катастрофу пе-режил, а это – дело житейское. Доктор обещал скоро на ноги поставить. Даже летать буду. На пенсии мне делать пока нечего. Обязательно поправлюсь и летать буду. Спасибо, сынок. Правда горька, но сладкая ложь тошнотворна. Ты иди, ты завтра приходи, а сегодня мне одному надо поразмыслить и оценить эту трагедию. Только совсем не волнуйся и не переживай за меня. Ничего такого уж и страшного. Сам знаешь, что таких разлук в авиации частенько встретишь.
Сын понял отца и покинул палату. Но в одиночестве легче Дмитрию не стало. Хоте-лось выговориться, выплакаться и нажаловаться на нанесенную обиду кому-нибудь. Но он уже от этих речей зверски устал и ужасно хотел спать, словно явь, в которую он вернулся, до смерти утомила и поднадоела. Хотелось улететь из этого пошлого мира боли и страданий в мир грез, и парить над землей не в стальной оболочке вертолета, а самому без помощи двигателей, распластав руки, как крылья. Чтобы хоть на этот короткий срок ощутить себя свободным от тяжких мыслей и земного притяжения, где исчезает вес, боль и утомительные думы.
На удивление самому себе уснул Дмитрий раньше, чем успел домыслить о сне. Вот так внезапно мир разверзся и поглотил его в плен сновидений. Нет, ему не снилась жена, не тревожила катастрофа со смертями и пережитыми волнениями. Он вновь попал в свой город детства. И сам он был в этом сне бесшабашным и слегка хулиганистым пацаненком, каким и был в настоящем детстве в те далекие беззаботные годы. И просыпаться не хотелось вовсе, так как даже во сне этот маленький мальчик догадывался, что в том реальном мире его дожидается кошмарная душевная боль. Физическая боль тела пропала, взамен ее пришла боль сердца и души.
                4

-Ну, что, Дмитрий Сергеевич, как вы себя чувствуете? – усаживаясь на стуле рядом с кроватью Дмитрия и разложив свои бумаги на тумбочке, спрашивал следователь. – Меня звать Виктор Петрович Плюснин. Мы сумеем поговорить с вами? Мне хотелось бы получить ответы на некоторые вопросы. Вы, как понимаю, уже в курсе, что погиб авиатехник Сафин Равиль Зиятдинович. Прокуратурой возбуждено уголовное дело. Нет, не потому, что обвиняют вас. Так положено.
-Спасибо, Виктор Петрович, чувствую себя уже относительно здоровым, если срав-нивать с прошедшими днями. Даже разговаривать научился более менее сносно. А то мычал, как корова.
-Были проблемы с речью? – удивился следователь, не представляя себе мычащего собеседника.
-Да, было. Простите, - Дмитрий слегка замялся. – Не приходилось общаться с орга-нами в качестве обвиняемого. Вас как называть правильно: можно по имени и отчеству, или гражданин следователь?
-Что вы, Дмитрий Сергеевич, - откровенно весело рассмеялся Виктор Петрович, под-держивая тот юмор и задор, что задал пациент. – Подследственным вас никто не считает. Все эти формальности для уточнения некоторых моментов. Просто необходимо досконально и пунктуально разобраться. Понимаете, погиб человек, и всегда в случаях смерти на транспорте уголовное дело возбуждается. И даже вовсе не означает, что здесь имеет место преступление. Мы ведь должны юридически грамотно объяснить причину этой смерти.
-Я все понимаю, Виктор Петрович, и мне ужасно больно осознавать, что убил его сам лично своими руками, даже понимая и практически не оставляя ему возможности на жизнь. Хотя и оправдываюсь жизненной необходимостью. То была вынужденная акция от безысходности. У меня и вариантов-то не было. Я и сам до сих пор несказанно удивлен, что не просто остался в живых, но еще и целехонек абсолютно. По правде говоря, так в последнее мгновение попрощался со всеми родными и с белым светом. Даже с женой, которая, оказывается, против моей гибели ничего не имела против. Ей бы моя смерть намного судьбу облегчила.
-Я в курсе, - мрачно проговорил Плюснин, доставая пачку сигарет из кармана и вы-бивая щелчком одну. Но внезапно опомнился, что сейчас не в своем кабинете, и быстро возвратил ее обратно, виновато пожимая плечами, словно оправдываясь перед Дмитри-ем за оплошность. – А вы, Дмитрий Сергеевич, не курите? Ах, да, за такой период и отвы-кнуть недолго.
-О, нет, завязал еще в молодости, когда поступил в училище. Там вечно были осложнения с покупкой сигарет. А купил, так новые проблемы одолевают со стрелками. Так первый месяц и промучился: то сигарет нет, то денег, а то не успеешь пачку достать, как ее расстреляют. И словно чувствуют, что ты при куреве. Сразу изо всех углов открывают огонь. Только купил, а тебя уже стрелки окружают со всех сторон. И не откажешь ведь по ряду причин, поскольку товарищи по койке, а потом и сам такой. Вот однажды и психанул. Но, чтобы сильно себя не поранить, дал клятву, что до окончания училища. Оставил слабую надежду, что не насовсем. А там женился, сына родил, так и не стал возобновлять. Хотя, по правде говоря, так желание присутствовало. Ведь все время только и ждал этого окончания, чтобы насладиться сигареткой. Но Зою, жену мою, сильно импонировало, что я некурящий. Не выносила она запаха табака, в особенности дешевого. А на дорогие денег жалко было. Да и не было в наше время приличных приятных сигарет. Хотя, их и сейчас не очень-то найдешь.
-Счастливый, однако, - искренне позавидовал следователь. – Столько лет протер-петь, а потом суметь отказаться вовсе. А я так и не сумел завязать, хоть и пытался раз эдак сто. Да, кстати, вы о смерти справедливо и правильно думали в тот момент, когда бросали вертолет на деревья. Погибли вы в этой катастрофе оба. Да учительница младших классов некая Крылова категорически возражала и не соглашалась с такой вот вашей судьбой. Не навещала пока ни разу?
-Нет, - искренне удивился Дмитрий. – Да и не знаю я такую. И никакой истории про нее не ведаю. Мне пока про то никто не рассказал. Вот, честно признаюсь, от вас первого услыхал.
-Стало быть, никто еще вам про эту историю не доложил, - как факт признал следо-ватель. – Ну, и хорошо, Дмитрий Сергеевич, значит, я буду первооткрывателем. Как вы и понимали, падал ваш вертолет в кучу детворы, что высыпала в столь неудачный момент во двор школы. Потому-то вы и бросили так резко и мгновенно его вправо на эти деревья. Ну, что я вам рассказываю, если вы сами это и делали сознательно и умышленно. И эта Крылова, а двое близняшек оказались в центре этой кучи, уже попрощалась с ними. Не было у них возможностей выжить после падения вертолета. И ее, как она мне потом плакалась, настолько поразил ваш поступок, который перевел стрелки смерти на вас самих, что она, оказавшись первой возле вертолета, вытащила из-под обломков несмотря на все препятствия и тиски, вас зажавшие в этой кабине. Но уже мертвого. Равиль сильно разбил голову и погиб мгновенно. А вы вроде как абсолютно целый, но сердце ваше молчало. Так эта маленькая женщина так отчаянно трясла вас, уговаривала, умоляла, делала массаж сердца и искусственное дыхание, что вам ничего не оставалось как ожить. Но не очнуться. Только сам факт, что вы живы, ее уже порадовал. А вы потом еще два месяца проспали. Ну, я в том смысле, что пролежали все это время без сознания. Мне сам доктор говорил, что комы, как таковой, не было. Спали. Крепким здоровым сном Ильи Муромца. И дальше выздоравливали. Что-то схожее с летаргическим сном. Хотя, я в практике и таким сном не встречался.
-Зато классно выспался, - грустно усмехнулся Дмитрий. – За все бессонные ночи, случившиеся, как по молодости, так и в последующие года, отоспался от души. Мне док-тор объяснил, что это намного избавило меня от физических недомоганий, и им облегчило лечение. Выпишусь, отблагодарю эту учительницу за бесценный дар, за свое второе рождение. Или сотое, что вполне допустимо при моей работе. Признаюсь, что за двадцать лет работы в Гражданской Авиации не первый раз погибал. Разумеется, обходилось без сна, но холодком смерти обволакивало неоднократно. Даже первый раз произошло в училище при самостоятельном вылете.
-Вы потом с Крыловой друг друга благодарить будете. Она за своих спасенных детей, а вы за себя лично. Ну, хорошо, закончим с лирикой, отложим пока ее в сторонку, и приступим к прозе. Вернемся к технической стороне разговора и уточним некоторые детали катастрофы.
-А мы ее как бы и не открывали. Как начали разговоры с лирики, так и не останавливаемся, - решил немного пошутить Дмитрий, чтобы смягчить вторую часть разговора. Он понимал, что сейчас следователь будет задавать серьезные вопросы, которые требуют точного и открытого ответа.
-Почти начали. Хотя бы тем, что уже намекали на открытие уголовного дела по факту гибели на транспорте. Вот и нужно нам разобраться в степени виновности того или иного субъекта или причастности к этому полету, завершившегося отказом обоих двигателей. У техника уже не спросишь, а потому вам придется отвечать за двоих. Хотя, техническую сторону мне ваши инженеры уже довели.
-Буду рад помочь. Тем более, что сам, как понял из начала беседы, являюсь наибо-лее заинтересованной стороной. Я не стану оправдывать самого себя, а просто честно и правдиво отвечу на все ваши вопросы.
-Ну, и хорошо, что понимаете. Расскажите по секундам все ваши манипуляции по-следних мгновений полета.
-И с чего начинать?
-С отказа левого двигателя. Об этом вы успели проинформировать диспетчера. А вот потом полное радиомолчание.
-Вы правы, так и положено, что обо всех происшествиях мы обязаны сразу инфор-мировать диспетчера, в зоне которого находимся. А уже про отказ второго я не стал док-ладывать по причине всего внимания на посадку. Времени на раздумья и размышления практически не оставалось. Да и планировал я ее успешную, легкую, потому и не суетился по поводу доклада. Успел бы после посадки.
-Я немного проконсультировался у специалистов, у ваших товарищей. Вот они мне и поведали, что сам отказ вы могли ощутить по поведению вертолета, даже еще не обна-ружив этот отказ на приборе. Я имею в виду первый отказ левого двигателя. Я правильно их понял?
-Да, Виктор Петрович. Ну, за столько лет мы уже всеми фибрами ощущаем его самочувствие. Ведь при тех метеорологических и технических условиях отказ одного двигателя совершенно не влияет на безопасный исход посадки. На одном я бы и зашел по схеме, и спокойно сел бы на полосу. А так? Легкий толчок в ручку управления, самопроизвольное увеличение скорости снижения. Малозаметное. А уж потом, кстати, так же машинально по инерции бросаешь взгляд на приборы. И поскольку, повторюсь, в таких условиях отказ одного двигателя для Ми-2, как медведю укус комара, то особой суеты по поводу этих незначительных отклонений от нормы не бывает. С такой загрузкой, почти нулевой, да еще при полной, относительной, выработке топлива, мой вертолет практически ничего не весил. Даже против сильно ветра, так еще и взлететь сумел бы. Ну, я, как и положено, доложил диспетчеру, чтобы он не гонял меня по всяким схемам, а позволил сходу взять курс на посадку. Мы-то и пролетели несколько секунд, как отказал второй. Вот теперь выбора у меня не оставалось. Без обоих движков вертолет летать не умеет. А потому принял решение садиться под собой. Знал бы, что к этой секунде прозвенит звонок на перемену, так сроду бы не мостился на школьном дворике. Ведь совершенно пустая и приличная по размерам площадка была. Я бы на ней даже по самолетному приземлиться мог. Позволяла она.
-А это как еще?
-Ну, с пробегом, почти, как настоящий самолет. Обычно вертолет с зависанием са-диться, а тут прокатиться по площадке. Так и легче намного, и сама посадка безопасней, если ровная и без ям и бугров.
-Понятно, - согласился следователь, вписывая нечто в толстую тетрадь. – А вот с по-жарными кранами поясните немножко. Вы когда перекрывали их? С левым ясно, а вот когда правый?
-Никогда. Если после отказа левого я имел время на раздумья и размышления, оттого и перекрыл, то правый, вроде как, и не собирался трогать. Но думал сразу после посадки перекрыть его.
-То есть, как понимаю, то вы после отказа правого кран не трогали. Он должен был быть открытым после падения?
-Да, мне так представляется. Думаю, что вы про то уже сами знаете, что он так и ос-тался открытым.
-Как раз наоборот, - слегка загадочно и подозрительно тихо произнес следователь, словно сделал некое открытие. – В том-то и дело, Дмитрий Сергеевич, что закрыт. А Ра-виль не трогал его?
-Нет, не трогал и не имел прав прикасаться в полете. Все телодвижения лишь при разрешении командира. Во-первых, ему сложно дотянуться, во-вторых, я команды не давал. А тут, когда камнем рухнули вниз, так он сильно перепугался и излишне засуетился. Его поведение меня даже сейчас слегка настораживает. Складывается впечатление, что финал падения ему был известен. Но так думать было излишне, поскольку под нами чудесная полянка. Дети внести корректировку в последний миг, когда даже пугаться было некогда. Но поскольку летел он в качестве пассажира, то манипуляций с приборами и агрегатами он никаких не производил. Так что, закрытый кран для меня так же остается большой загадкой.
-Понимаете, Дмитрий Сергеевич, все пилоты, все ваши товарищи и начальники и командиры разумеется уверенно утверждают, что ваши действия были профессиональны и грамотны. В таких моментах иных решений принять невозможно было. И лишь заместитель командира отряда высказывает сомнения. И они весьма существенны. Он допускает, что виной всему является ваша непроизвольная ошибка. После отказа левого двигателя вы вместо левого закрываете правый кран. Оттого и произошел последующий отказ правого двигателя.
-А левый оставил открытым? Нелогично и нелепо.
-Да нет, он тоже оказался закрытым.
-Тогда как? Стало быть, можно сделать однозначный вывод, что я вместо одного перекрыл оба сразу?
-В том-то и дело, что Каландаров утверждает: отказ правого произошел секунд  че-рез десять-пятнадцать, как вы перекрыли левый кран. А насколько я понимаю в технике, так отказ должен произойти вслед за закрытием крана. Сразу, без промедлений и разду-мий. Ведь для того он и существует, чтобы мгновенно приостанавливать доступ топлива при аварийных ситуациях, насколько я понимаю в технике. Да, по-моему, и в машинах аналогично.
-Да, тут вы правы. Почти мгновенно. То есть, следом за краном. О каком-то проме-жутке времени даже говорить излишне. Нет его, как такового в человеческом понятии. Только если мизерные доли секунд, которые лишь точные приборы способны фиксиро-вать. Не мы, и не наше сознание. Если бы я ошибся, то двигатель выключился при моей задранной вверх руке вверх. Да нет, глупости все это, невозможное и нереальное. Никак не мог я ошибиться и того не заметить. Единственное могу допустить, хотя и не помню, но такое вполне вероятно, что правый двигатель я перекрыл уже перед самым приземлением. Если таковую посадку можно назвать таим термином. Ну, машинально, то есть. Я же объясняю, что все манипуляции за такое продолжительное летное время в авиации вполне реально оттачиваются до автоматизма. Иного объяснения и быть не может. Стало быть, в какой-то момент вырубил, чтобы обезопасить само падение. Такие рекомендации присутствуют в инструкциях.
-А как быть с предположениями Вдовина? Возможно вообще такое? Я не говорю, что с вами, а допускаете ли вы возможные ошибки у других пилотов? Менее опытных, или менее хладнокровных?
-Простите, Виктор Петрович, я даже представить такое не могу, а предполагать не имею права. Возможно, что кто-нибудь со страху и перекроет все сразу, да только вот от страха, скорее всего, он вообще ничего перекрывать не будет. Упрется в землю и будет падать до упора.
-То есть, или ничего, или правильно, как я вас сейчас понял?
-Да, поняли верно. А Вдовин? Так это у нас большой любитель вести расследования. Найдет бугорок на ровном месте и не отстанет, пока его не сравняет. Не в ту профессию он пошел, в прокуроры надо было подаваться, а не в авиацию. Да еще на такую руководящую должность. Вечно, сколько его помню, пытается проводить тщательные расследования по любому пустячному моменту. А уж в моем случае, так ему сам бог велел и преподнес криминал на блюдечке с голубой каемочкой. Даже если и бывают в практике случаи с перепутыванием кранов, так-то, как и говорил, у пилотов с повышенной паникой. Как я их привык называть: «директора паники». Я думаю, вы поняли, о ком и про кого, но не конкретизирую.
-А вы к какому типу паникеров относитесь? – с легким недоверием спросил Виктор Петрович. – К другому типу?
-Нет, к паникерам себя вообще не причисляю. Ни к какому типу, – твердо и катего-рично заявил Дмитрий, словно такая характеристика абсолютно неприемлема к его пер-соне. – Во-первых, двадцать лет, начиная с училища, как за рулем. С Ми-4 начинал. Был в истории вертолетостроения такой тип. Списали его со службы в Гражданской Авиации по старости и устарелости. С одним бензиновым двигателем. И тот отказывал, даже не раз и не два. Падал и в тайгу, где дерево к дереву впритык. Не поверите, но не просто посадил без аварии, не только пассажиров приземлил целыми и невредимыми, но даже вертолет нигде не поцарапал. Умудрился посадить на такой пятачок, что лопасти веток касались. Смелых эвакуировать вертолет своим ходом не нашлось. Даже я не отважился. Разбирали завалы и вырубали лес по двойному диаметру винтов. Только тогда и осмелились эвакуироваться.
-Вы, случаем, себя не перехваливаете? – с сомнениями и долей скептицизма спро-сил следователь.
-Нет, тут абсолютно я не собираюсь самолично восхваляться, - отрицательно покачал головой Дмитрий. – Я обыкновенный со своими тараканами в голове. И потом уже ближе к вечеру или к ночи ко мне приходит мандраж. Страшно становиться и боязно, когда все уже осознаешь и перекрутишь пленку в голове. Понимание приходит, что последствия могли быть иными. Но никогда об этом не задумывался в воздухе. Скорее всего, там, в небе я больше равнодушен и спокоен, как танк. А иначе в авиации и делать нечего. потому многие или спиваются, или сбегают. Нужно соответствовать характеристике пилота ГА: «тупой и смелый».
Следователь искренне и весело рассмеялся. Такое определение ему даже здорово понравилось.
-Нечто подобное  я слышал от пилотов и командиров. В особенности ваши характе-ристики подтвердили те, с которыми вам приходилось попадать в экстремальные ситуа-ции. Но ведь допустима простая человеческая ошибка. Даже смелость иногда тут сможет подвести.
-У тупых и смелых такое просто невозможно даже представить. Только у директоров паники.
-Ну, почему? – попытался оспорить такую категоричность следователь. – Все мы лю-ди все можем ошибиться. Вам могло показаться, что отказал левый двигатель. Или вместо левого по простой ошибке перекрыли правый. Давайте и такой вариант не снимать со счетов.
-Снимаем однозначно. Вы же, наверное, побывали на вертолете и запомнили рас-положение кранов. Над головой слева. И оба рядом. Левый слева, правый справа. И чи-тать не нужно. Во-первых, упала стрелка с буквой «Л». А она от «П» сильно отличается. Зрение у пилотов проверяют ежегодно, и требование к нему жесткое. Стало быть, в бук-вах я ошибиться не должен. У меня, кстати, зрение выше нормы. Пробу без лупы на золотых изделиях читаю свободно. Поговорим о возможных ошибка. Но уж перепутать краны вообще даже сложно. Вспоминайте: на левый руку положил и потянул вниз. А правый? Необходимо руку просунуть между ними. Так что, я уже на ощупь понимаю, где какой. Без подглядываний.
-А два сразу? Они рядом, а вы торопитесь и в спешке тянете оба. Ну, подхватили за левый и правый сразу. Вот вам и отказ.
-Через несколько секунд, как вам и доложил Каландаров? Уже сразу в вашей версии нестыковка.
-А вероятность, что выгораживает? Вот, случилось, так он и по вашей просьбе так и говорит.
-Мы с ним не успели договориться. Времени не хватило. Ведь планировал я безо-пасную посадку, которая в последний миг не получилась. Да и не силен он в нашей технологии, далек и некомпетентен. Рассказал вам все то, что видел и про что знает. А потом, попробуйте ухватиться за два крана сразу одной рукой. Как уже поняли, что сложно и сразу ощутима ошибка.
-Да, - согласился наконец-то следователь. – По всем параметрам ваша правота. Вы только не обижайтесь за мою въедливость. Работа требует. Вот так спровоцируешь, пого-няешь собеседника, и сразу правда вскроется. Ведь любой человек, даже сильно прови-нившийся, пытается выгородиться, оправдаться. А вас загнать в угол у меня не получи-лось, сдаюсь, ваша взяла.
-Я с вами полностью согласен, - поняв, что ему уже верят, спокойно и уже более уверенно проговорил Дмитрий. – Единственное, чего никак вспомнить не могу после вашего признания, что оба крана закрытыми оказались, как и когда я сумел дотянуться до правого, когда обеими руками управлял вертолетом. Нельзя мне было ни на мгновение освободить руку. Но вполне допускаю, что сделал чисто автоматически, по инерции перед самой посадкой. Не сразу, после отказа, это правда. В первые мгновения забот и хлопот хватило на иные аспекты. Ведь самое главное в таких происшествиях, в первые доли секунды не потерять обороты и определиться с местом посадки. Именно с первого раза, поскольку менять выбор гораздо опаснее первоначальной ошибки. Начинаешь дергаться – еще больше дров наломаешь.
-Ну, что ж, - согласился со всеми доводами Дмитрия следователь, вставая со стула и собирая в свою кожаную папку все бумаги и авторучку. – В принципе, что-то похожее я и планировал услышать из ваших уст. И совпадает с рассказом Каландарова, и похоже на характеристики ваших командиров и товарищей. А Каландаров после отказа левого дви-гателя, так он говорит, сразу встал и готовился к грубой посадке. И потому все видел. Кстати, это его и спасло. А Равиль погиб не по вашей вине вовсе. Он зачем-то расстегнул ремни еще в полете, словно уже на высоте пытался выпрыгнуть из вертолета. Это самое подтверждает и Каландаров. Потому и погиб. Запаниковал, мальчишка. На счет тупого и смелого я даже в этом варианте с вами частично соглашаюсь. Иногда смелость спасает. Бездумно делаешь верные ходы.

                5

Вот так, Зоя испугалась сразу двух опасных для ее жизни участей, кои замерцали внезапно на горизонте еще молодой, симпатичной, но уже с критическим возрастом. Если сразу муж не погиб, то впереди маячила, как минимум, инвалидность. Однако, если и сумеет выкарабкаться, то и такой благополучный исход не сулил благ, поскольку делом занимается прокуратура. Погиб пассажир, коим был техник Равиль, а такое всегда чревато последствием для пилота, что управлял вертолетом и допустил смерть на борту. Ведь ей невдомек, что такая процедура обязательно при смертельных исходах. Но для Зои лучшим вариантом оказался вовремя и, кстати, под рукой некий Гриша. Он все-таки надежней и живей Дмитрия, мужа, который так внезапно и не вовремя подвел ее своим неудачным происшествием.
А Гриша и на свободе, и при здоровье, и при зарплате. Все плюсы в сравнении с мужем. Видать, а это такое предположение у Дмитрия, которое основано не на пустом месте, а на знании характера и позиции лучшей ее подружки, там и поработала Марина, работавшая техником по обработки летных заданий в штабе летного отряда. Вот ежедневно и обрисовывала картинки изо дня в день перспективы жены уголовника-инвалида. Ведь, поди, следователь дотошно всех расспрашивал про Дмитрия. А углей в дело прибавлял въедливый Вдовин.
Однако, как понял Дмитрий из общения со следователем, там, в прокуратуре техни-чески грамотно и по-человечески справедливо разобрались с происшествием, не посчитав Дмитрия ни на толику виновным в этой катастрофе. И, как обещал и обнадеживал доктор, вполне возможен вариант, если Дмитрий не пожелает уходить на пенсию, с продолжением летной карьеры. Не сразу, и не завтра после выписки, но это произойдет. Допустимо, что несколько месяцев доктора потребуют на реабилитацию. Разумеется, начальник медсанчасти аэропорта потребует и санитарно-курортное лечение. Пусть, в санатории он с удовольствием полечится.
А ведь если дел собираются закрывать, и он полностью будет оправдан, как непри-частный к гибели и абсолютно в ней невиновный, то эти простои на земле оплатят, как по бюллетеню по среднему заработку. И учитывая налеты последних месяцев, то в итоге получится весьма круглая сумма. А в отпуск он поедет не скоро. И вовсе не потому, что нельзя, что кто-то попросит посидеть в родном городе до полного выяснения дела. А по-тому, что не хочется. Некуда и нечего в этом отпуске делать. Нет, слегка соврал самому себе. Хочется, не хочется, а Лариса Тимофеевна выгонит немного погодя в санаторий для лечения и психического восстановления. Но и это не сразу. Поскольку еще как минимум доктор с месяц обещал больничную койку. А потом еще столько лечение амбулаторное, пока окончательно не исцелится.
Сын ходил почти каждый день. Уж через день, так это точно. Однако, любые его по-пытки осуждать мать Дмитрий мгновенно пресекал. Во-первых, негоже сыну так высказываться, а во-вторых, нужно уметь прощать.
-Пойми, сынок, это ее личный выбор, и не нужно нам ее осуждать, - как можно спо-койней и дипломатичней говорил Дмитрий. – Не известно еще, как бы мы повели в по-добных ситуациях. Ей всего, или уже тридцать восемь. Критический и опасный возраст, когда на ошибку уже время не дано.
-Папа, - категорично пытался возразить и не согласиться Олег, едва ли не срываясь на крик. – Так подло нельзя было поступать. Не тогда, когда ты в больнице без сознания, а на тебя завели уголовное дело. Можно было бы и по-людски поступить, коль появился в ее жизни этот Гриша.
-Ты думаешь, что по-людски всем нам было бы легче и правильней? – горько усмехнулся Дмитрий, пытаясь сбить горячность сына и представляя, как Зоя сочувствует, страдает и жалеет его, а по вечерам убегает к своему любовнику. – Мне лично так кажется, что как раз самое удобное время, как для нее, так и для меня. Они же не после моего падения встретились, а гораздо раньше, поскольку так далеко зашли, что сразу знала, куда и к кому бежать. Мне гораздо страшней и больней было бы потом, когда понял бы ее лицемерие и вранье.
-Вот, папа, чем это удобней сейчас? – удивленно восклицал Олег, глядя на отца ши-роко раскрытыми глазами. – Это ты меня окончательно запутал и деморализовал. Ты до-пускаешь и такие варианты?
-Допускаю и принимаю, как должное, - как можно оптимистичней произнес Дмит-рий. – Не осуждай и не презирай мать. Иди и все ей прости. Нельзя сыну обвинять мать за ее слабость. Она тебя родила, вырастила и вон какого в жизнь выпроводила. Я ведь сплошь и всегда в командировках. Ты, такой, какой есть – ее заслуга. А потом, никакого уголовного дела лично на меня никто не заводил. Так принято, если в катастрофе гибнут люди. Чтобы разобраться с позиции авиационной, но и со стороны юридической, с пози-ции законности. Вот они и разобрались. Мне лично следователь заявил, что все мои действия вписываются в строчки инструкций и уголовного права. А по сему, я полностью перед законом оправдан.
-Правда, папа? – обрадовался сын, услышав эти слова отца, сказанные с оптимиз-мом и с гордостью.
-Да, врать мне сейчас глупо. А против одного удара судьбы ему противостоял дру-гой, оптимистический. Я ведь, сынок, дважды вернулся с того света. Это уже большая радость. А к ней добавляется факт, что эта катастрофа для меня без последствий физических. Вот Равилю повезло меньше.
-Это который техник, да?
-Да, он самый. Но и здесь по показаниям Каландарова, пассажира, что не пострадал абсолютно, в своей смерти он сам виновен. Не знаю, почему, он еще до посадки расстегнул ремни и пытался выскочить из вертолета. Что его и сгубило. Ведь смертельные исходы на вертолетах большая редкость. Спасает чаще он своей оболочкой и привязными ремнями. Так что, ты меня не жалеть приходи, а радоваться жизнью вместе со мной. Я вышел из этой мясорубки и живым, и не покалеченным, не инвалидом. Стало быть, впереди меня еще дожидается мое счастье. 37 – это еще молодость для мужчин. А у меня уже сын взрослый и самостоятельный, который приобретает мужскую профессию. Вот такие дела.
-Я рад, я искренне рад и доволен твоим оптимизмом, - улыбнулся Олег. – Я счастлив, что у тебя такое замечательное настроение. Папа, я с мамой обязательно помирюсь. Ведь я вас обоих всегда сильно любил. И она, я вижу. Как страдает из-за моего максимализма. Раз у тебя хорошо, пусть и у нее будет правильно. Ведь я каждый год буду приезжать к вам в отпуска. Да, папа, - сын немного помялся, смущаясь своей просьбы. Но потом осмелел и решился. – Мы с Леной, ну, моей одноклассницей, с которой я еще в школе дружил, хотели бы съездить на пару недель в Сочи. Дикарями. Ты не мог бы слегка нас субсидировать. Чуть-чуть.
-Господи, сынок, разумеется, возьми, и не чуть-чуть, а поболей. Пусть мама с книжки снимет столько, сколько тебе требуется. Только мне оставьте немного, на первое время, пока бюллетени не оплатят, - весело проговорил Дмитрий, загадочно и однозначно подмигивая сыну. – Невеста? Стало быть, будет, как и со мной? Вместе с дипломом получишь свидетельство о браке и свидетельство о рождении ребенка. Ну, и правильно, чего тянуть. Зато в части сразу квартиру дадут.
-Нее, - засмеялся Олег и затряс категорично головой. – Мы решили все эти дела от-ложить до окончания училища. Потом, когда получу направление в часть. И то, если к то-му времени не передумает.
-Имеются на это мнение опасения?
-У тебя их двадцать лет не было. И вот, - не подумавши ляпнул Олег, но, спохватив-шись, стушевался и тихо промямлил. – Прости, папа, сглупил. Просто, как-то мамин посту-пок навеял на размышления.
-Не извиняйся. Я уже к этому вопросу отношусь философски. Лобовой удар смягчили катастрофические последствия. Теперь радуюсь жизнью и своим чудесным самочувствием. Езжай без угрызения совести. И денег возьми столько, чтобы не считать копейки. Не жалей их. Я еще заработаю. А если совесть замучает, так потом, когда служить начнешь, вернешь частично, - засмеялся Дмитрий, нежно обнимая одной рукой сына за шею и притягивая его лицо к своим губам, целуя в щеку. – Я благодарен тебе за эти каждодневные разговоры. Сам ведь понимаешь, как легко справиться с депрессией и тяжелыми думами в голове с помощью вот таких доверительных общений. В особенности с близким человеком. С твоей помощью мы победили одну из самых важных и сложных проблем. Заговорили.
-Ха, папа! – воскликнул Олег. – То есть, получается, что мы ее заболтали до мини-мальной величины?
-Практически до полного исчезновения. Нет, слегка коробит и свербит в груди. Но той страшной боли уже не слыхать.
И сын уше в приподнятом настроении. А Дмитрий, как ему самому показалось, су-мел сбалансировать свои эмоции и чувства. Вроде, как и поверил в самого себя и в свою теорию лобового удара негативных событий с оптимистическими настроениями от удач-ного выхода из такой сокрушительной катастрофы. Жизненные коллизии не казались уже настолько мрачными, как в первые дни. Даже от сложившегося нового жизненного статуса в мысли вкрадывался оптимизм. Дмитрий внезапно по воле и по причине блуда своей жены приобретал ореол свободы.
А свобода стоит того, чтобы скорее выздороветь и окунуться в ее пространство. И теперь он самостоятельно своим приличным заработком, по своему желанию будет про-водить отпуска. Скучать в одиночестве Дмитрий не умел и не любил. Есть масса занятий и увлечений, коими легко заполняются свободные минуты и часы. Разумеется, Зоя имеет право на некоторое имущество. Но уж с жилплощадью ей придется довольствоваться апартаментами жениха. А в своей двухкомнатной квартире Дмитрий расположиться замечательно и комфортно сам.
Олег зашел к нему еще один раз перед отъездом в Сочи. Он окончательно не про-щался, поскольку через две недели вернется, чтобы потом уже уехать вновь на весь год в училище. Лучший друг Женька Прохоров улетел в командировку. А остальные пилоты уже, скорее всего, позабыли о его существовании. Лучше или хуже Дмитрию от такого одиночества – определенно сказать проблемно. Дмитрий давно уже перешел полностью на самообслуживание, что позволило выходить в холл, где стоял старенький черно-белый телевизор. Смотреть по нему ничего не хотелось. Но новости прослушать можно, чтобы не отстать от мира.
Книг сын принес по просьбе Дмитрия много. Еще принес большую толстую тетрадь с ручкой и запасными стержнями. Часто во время длительных перелетов, когда обстановка, ориентирование и погода позволяли думам отвлечься от работы на отвлеченные темы, не касающиеся самого полета, или лежа в командировочной койке, на ум Дмитрию приходили безумные сказочные и фантастические картинки. Порою смешные, мистические и абсурдные. И вот сейчас, неожиданно осознав, какую бездну свободного времени подбросила ему судьба, Дмитрий решил отобразить и изложить на бумаге эти сумасшедшие бредни, придав им некую литературную форму.
Чем черт не шутит. А вдруг и пенсия незаметно подкрадется. Чем тогда заняться? Вот и будет фантазировать на бумаге. Вполне допустимо, и даже реально, что некие сказки сумеет опубликовать в каком-нибудь журнале. Но про то все потом, пока не до публикаций. Он просто опробует и испытает свои литературные возможности. Ведь в мыслях они весьма сюжетны и интересны.
Очередной посетитель вызвал у Дмитрия искреннее удивление. Как раз его он меньше всего ожидал увидеть перед собой. Нет, ему Дмитрий рад, да просто не ясна причина появления. Широко улыбаясь и прижимая, как нечто драгоценное, к груди пакет с чем-то бесформенным, в дверном проеме появился собственной персоной Каландарыч. Явился – не запылился, словно долгожданный гость, которому здесь рады. Разумеется, Дмитрий искренне и кошмарно обрадовался его появлению, которому был чрезмерно благодарен за показания, реабилитировавшие его в глазах следователя, общественности и правосудия.
Ведь, благодаря точному хронометражу и последовательности отключений двигателей, а так же описания паники и безрассудности Равиля, Дмитрия признали не просто невиновным, но и героем, который ценой своей жизни спасал безвинных школьников, бросившихся под вертолет.
-Ба, какие люди! – радостно воскликнул Дмитрий, вставая с кровати и с распростер-тыми объятиями выходя навстречу Каландарову. – И какая же такая мифическая сила забросила тебя в наши края? Как там поживает Кургантепе, что у нас нового в нефтеразведке, что с планами по нашим вертолетам?
-Ой, отстань, все хорошо у нас, Дима, просто замечательно? Давай, говори лучше, как ты здесь выкарабкиваешься с того света? Слыхали у себя там, что дела твои ускорен-ными темпами спешат на поправку, - слегка смущенный такой радушной встречей, скороговоркой выпалил Каландарыч, вручая Дмитрию паке, наполненный фруктами. Затем покрутил головой по сторонам и достал из кармана пиджака бутылку коньяка. – Вот, решил угостить тебя витаминами и этим солнечным виноградным напитком, о целительных свойствах которого ты и без меня хорошо знаешь. Не повредит, ты уже почти здоров? А то мало ли чего?
-Нет, нет, абсолютно не повредит. Ты даже очень вовремя, - обрадовался Дмитрий, забирая бутылку из рук Каландарова и заворачивая ее в полотенце. – Но конспирация нам не помешает. Хотя, врачи уже разошлись по домам, и кроме дежурной медсестры в отделении никого.
-Это мне даже нравится. А у тебя здесь весьма уютно. Неплохо устроился, словно в доме отдыха. В отдельной палате, как министр или его родственник. Еще бы и горшок личный, так вообще было классно.
-Мне хватает и общего. Я туда редко хожу. А так, поскольку новых поступлений не просматривается, так меня потому и не беспокоят, позволяя в гордом одиночестве воз-лежать в палате. А то давно бы кого-нибудь подселили. Так что, на мои заслуги здесь не особо обращают внимание.
-Ну, а пока не подселили, наливай, - скомандовал Каландаров, подставляя к импро-визированной кукле стакан, запасливо прихваченный с собой. Поскольку предполагал, что у Дмитрия оная посудина может оказаться в единственном числе. А пить по очереди без стука скучно.
Молча выпили и закусили яблоком. У Дмитрия после многомесячного алкогольного воздержания коньяк жаром разнесся по организму, своим парами слегка затуманивая мозги. Но настроение мгновенно многократно улучшилось. Даже петь захотелось во всю глотку. А еще простить сразу всех, кто ему успел за эти годы напакостить. И Каландарычу он сильно и безмерно благодарен за добрые дела и за то, что решил навестить его, да еще прихватив с собой бутылочку коньяка. И потому ему внезапно возжелалось высказать все скопившиеся слова благодарности прямо сейчас. Но Каландаров почему-то молчал и мялся, словно чего-то утаивал или хотел попросить о чем-нибудь, от чего чувствовал большую неловкость.
-Ты, это, чего такой пасмурный, Каландарыч, словно чем-то не совсем до конца до-волен? – решился Дмитрий встряхнуть гостя и заставить радоваться жизни вместе с ним, считая неправильным в данную минуту сидеть с таким хмурым лицом. – Давай еще по чуть-чуть. Авось взбодришься и засияешь. Ведь все получилось как нельзя расчудесно. Жалко, разумеется, Равиля. Мне так кажется, что зря он расстегивал ремни. Мог бы уце-леть, запросто выжить. Хотя, шансов я ему давал немного. По двум причинам. И на его правый бок бросал вертолет, чтобы тебе оставить выход свободным, и деревья справа потолще были. Слева препятствий было поменьше. Честно, так сработала профессиональная этика. Пассажиры – главный и самый ценный груз. Ими рисковать можно лишь при невозможности иного решения.
-Так это получается, что ты выбрал из нас двоих его? – больше удивился, чем обра-довался Каландарыч. – Спасибо тебе, Дима, конечно, хотя и осознавать себя причастным к гибели кого-то скверно. Но ты прав в одном: мне в ином случае выбраться было бы проблематично. Хотя, после падения времени уже было предостаточно. Потихоньку выбрался бы. Лишь бы после удара уцелел.
-Да нет, Каландарыч, это просто счастье, что вертолет не загорелся от удара о зем-лю, что иногда случается при таких падениях. Вот тогда у тебя проблем возникло гораздо больше.
-Так он мог еще, и воспламениться? – настороженно и с долей испуга спросил Ка-ландаров, как-то о такой перспективе до сих пор не задумываясь.
Из-под обломков вертолета он довольно-таки легко выбрался, поскольку отделался лишь слабыми ушибами и легкими царапинами. А вот если бы вертолет воспламенился, то он даже представить себе не смог, как бы через мертвых пилота, как ему в первые мгновения показалось, и техника выбирался бы. А ведь и Дмитрий, можно так считать, и смело заявлять вполне компетентно, погиб в этих обломках. Учительница каким-то обра-зом сумела оживить его. Как потом узнал, так это она в благодарность за спасение ее де-тей, на которых падал камнем вертолет.
-Мог бы, Каландарыч, хотя с двойками такое происходит редко. Но с турбинными двигателями случается. Хотя они в момент удара уже и молчали, но остыть не успели. А по-честному, так на режиме авторотации на правый бок вертолет и сам стремиться зава-литься. Так что, усилий для броска я особых не предпринимал. Просто ослабил сопротив-ление. Посчитал намного безопасней и надежней для детей. Уж больно как-то быстро они заполнили свободное пространство. Секунд несколько абсолютно никого, и вдруг такая толпа прямо передо мной. Думать некогда уже было. Лишь принимать оптимальное решение.
-Да, Дима, получилось так, - тяжело выдохнул Каландаров, словно вынырнул из глу-бины с длительной задержкой дыхания. – Вот сколько лет летаю с вами, пилотами, а в такую передрягу попадаю впервые. Чуть со страху не запил. Возникала такая мысль, чтобы снять эти стрессы и напряжение. Да вот детей-то кучу нарожал. Кто же их поднимать будет, если родитель в запой ударится. Я, в принципе, не большой любитель этого зелья. Так, если по случаю.
-Вот сегодня, Каландарыч, как раз такой случай и наступил, по которому не грех и пропустить пару стаканчиков, - бодро и оптимистично Дмитрий плеснул в стаканы коньяку и поднял свой для тоста. – За жизнь, за ее прекрасные и лучшие стороны. Нам в этот раз с тобой повезло.
Выпили за здравие, вновь закусили яблоком и опять немного помолчали. Дмитрию хотелось говорить много и обо всем. У него после выпитого спиртного настроение воз-никло говорливое. И не только коньяк подействовал, но и после всех перипетий хотелось просто выговориться. Все эти передряги и последние вести, принесенные всеми посети-телями, включая сына, следователя и Каландарова напрягли нервы и чувства плотным комком в груди и сейчас рвались на свободу. Ему жаждалось не просто самому болтать без умолка, но и услышать со стороны поддержку и подтверждения его правоты в этой катастрофе.
И в гибели Равиля не хотелось считать себя хоть на какую-либо толику, и от того, что жена ушла к другому мужу, ему надо осознать и принять как факт ее вины и полной непричастности к сему событию самого Дмитрия. Зато сын с ним и полностью поддерживает его, отца, высказывав презрение и осуждение матери. Неправильно, не нужно так максимально, и Дмитрий, как опытный и прожитый много лет посоветовал ему примириться с мамой. Но факт остался фактом. Сунн успел высказать свое мнение и осудить, поддерживая и вселяя веру в отца.
А теперь желалось слышать слова поддержки из уст самого Каландарыча, которого он ведь тоже мог убить своими действиями, спасая неведомых никому детей. Но Дмитрий молчал из такта, наблюдая за пасмурным лицом и хмурым видом Каландарова, словно того угнетает некая тайна, явно не оправдывающая его самого. Чего-то Каландарыч не договаривает, с трудом сдерживая внутри себя эту информацию. Потому у Дмитрия и ощущался спад оптимизма, требующий конкретики и разъяснений. Хотя, это же его, Дмитрия, предположения.
Сдержанное и слегка угнетенное настроение у Каландарова могло вполне возник-нуть от переживаний после воспоминаний и осмыслений происшедшего. Все-таки на его глазах разыгралась катастрофа с двумя смертями и с перспективой оказаться в числе по-гибших. Чего же он в таком случае требует от многодетного папаши, которому даже представить страшно оставить сиротами такую большую семью. Ему казалось, что без него они просто не сумеют выжить в этом мире.
-Вот ни за что не поверю, Каландарыч, - решился все-таки взбодрить и встряхнуть понурого собеседника Дмитрий. – Что тебя так потрясла и лишила покоя эта трагедия. Он ужасна, тяжела, но жизненна. Разумеется, я не хочу назвать тебя бесчувственным чурбаном, могущим равнодушно воспринять смерть, даже мало известного тебе человека. Но ведь сам и не раз признавался, что хватило лиха всякого за долгие годы жизни. И не первая, и не последняя эта трагедия в нашей жизни. Мало ли ты, что ли, падал на вертолетах? А на буровых не хватало страху, а сколько пережил автомобильных аварий? А тут прошло почти три месяца. Давно, поди, все переварилось и утряслось, чтобы вот так при одном воспоминании впадать в апатию. Для тебя и жизнь и семья в сохранности остались. А я вот с потерями вышел из беды.
-Да, слыхал я про твои семейные перипетии. Сочувствую и соболезную. Наверное, испугалась, что останется с инвалидом? Вот и подыскала себе безопасный аэродром. На-дежней твоего.
-Ладно, колись, Каландарыч, что на сердце гнетет так сильно? И с какого такого ляду ты приперся ко мне с такой кислой рожей. Ты прости за грубость, но посмотрел бы на себя в зеркало. Тошно и безобразно смотреть. Мы с тобой в этой беде абсолютно невиновны, и оправдываться можем лишь перед прокурором. Кстати, благодаря твоим правдивым показаниям я уже перед ним полностью чист. Невинен, как младенец. Мне уже передали по большому секрету, что и жена Равиля готовится к новому замужеству. Нашла себе утешение. Так что, даже перед ней у нас нет надобности оправдываться. Жизнь, черт ее возьми, продолжается всем назло.
-Слыхал и я. Все правильно. Ну, а ты как принял побег жены? Поди, тошно узнавать, как предают любимые. Те, от кого ждешь поддержки и соучастия. Не знаю, как бы сам повел себя.
-Ой, Каландарыч, только в этой передряге меня жалеть абсолютно ни к чему, - не-много со злостью, но вполне дружелюбно воскликнул Дмитрий. – Неужели ты думаешь, что вот так можно к какому-то хмырю без предварительной подготовки бежать? Стало быть, запасной аэродром уже существовал.
-Уже было, ты так думаешь? – как можно осторожно и подозрительно спросил Ка-ландаров, боясь своим вопросом порушить затянувшуюся рану сердца. – Она давно с ним?
-Ну, как я понял, и как мне потом уже с подробностями и описаниями доложили, так она с эти Гришей где-то второй год роман крутит. А ты мне тут про внезапность расписываешь.
-От, бабы, от стерва! – в сердцах воскликнул Каландаров. – Так, поди, и крутила бы годами, если бы не беда. Решила все-таки обезопаситься. Могут они лапши навешать сразу и мужу, и любовнику.
-И не только обезопаситься. Он давно хотел этого, а она все не решалась, выгадывала и подсчитывала. Теперь решилась. Так что, беда наша расставила все аспекты по нужным полкам, где они и должны находиться.
-Но, Дима, как раз сейчас этого делать нельзя было. Подло и пошло. Как же в глаза теперь сыну глянуть?
-Наоборот. По мне, так лучше все до кучи. Потом было бы больней осознавать ее артистизм. А так все очень хорошо. И правильно.

                6

-Каландарыч, так это ты так сильно расстроился из-за моей Зойки? – усмехнулся Дмитрий, довольный сочувствием и пониманием многодетного и давно как семейного человека, много старше его. – Поверь мне, Каландарыч, это еще не повод для грусти и уныния. Даже наоборот. Ведь я жив, здоров, а ко всему прочему, так до безобразия еще молод. И если учесть такой немаловажный факт, как уход сына на вольные хлеба, так у меня вполне радужные перспективы. Ну, пока он еще в училище учится, но зато на пол-ном государственном обеспечении. А потом пойдет небо покорять и приличные деньги получать.
-Получается, что пошел по стопам отца? Это хорошо, когда дети продолжают нача-тое дело родителя, похвально. И профессия мужская, настоящая. То есть, для семьи и дома надежная.
-Ну, можно так сказать. Почти по стопам. Только подался мой сынок не в Граждан-скую Авиацию, а в военное летное училище. Будет на больших военных самолетах поко-рять небеса. Так сказать, наш мирный труд охранять. Лучше это или не лучше, но чище. Много у нас в малой авиации ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве) сеты и хлопот.
-Дмитрий, - неожиданно почти официально и строго, словно собирался зачитать некое важное постановление, обратился Каландаров. Вот только не хватало, чтобы он еще перешел на «вы». – Прокуратура окончательно отстала от тебя? То есть, ты полностью реабилитирован в глазах закона?
-Да, Каландарыч, спасибо, все самое быстрое и главное свершилось благодаря тебе и твоим показаниям. Все упиралось в промежуточную фазу между двумя отказами. Все Вдовин, сучья порода. Хотел стрелки на меня перевести и во всех грехах лично меня обвинить.
-Скажи, а что в таком случае они могли тебе инкриминировать? Вроде, как отказ произошел абсолютно не по твоей вине. А в смерти Равиля, так он сам больше виноват, насколько я разобрался в этом событии. Зря ремни он с себя сбросил. И суетился, как ненормальный.
-Ну, Каландарыч, тут тонкости полностью технические и авиационные. После отказа одного двигателя мы обязаны, так гласят параграфы инструкции и делается по жизни, убедиться в правильном определении отказа левого или правого, и перекрыть пожарный кран и доступ топлива в отказавший. Вот они с подачи Вдовина втюрить мне криминал. Мо, в спешке и суете я перекрыл оба. Или просто перепутал краны и закрыл правый, что и привело к отказу второго двигателя. То есть, он, правы не отказал, а я его вырубил. Не было, мол, второго отказа.
-Нет, Дима, я видел, что ты поступил правильно и без суеты. Ведь второй отказал лишь через несколько секунд. Ну, это уже хронометраж. Что-то так секунд десять-пятнадцать, чего не случилось по твоей оплошности.
-Твои признания и убедили их, как прокурора, так и моих инспекторов, что поступил я грамотно, и иного выхода, как бросать вертолет перед посадкой на правый бок, у меня не было. Однако они утверждают, что краны были перекрыты оба. Но, я так думаю, что даже, если такого момента ни хрена не помню, то, видать, я его перекрыл машинально, автоматически. Сработал инстинкт.
-Нет, Дима, ты его не перекрывал.
Поначалу Дмитрий даже не понял такого намека. Но сказанные слова ввергли в шок. Вот чего угодно, но таких слов из уст Каландарова Дмитрий не ожидал услышать. Неужели он чего-то утаил, чтобы выручить и обелить пилота, оправдать перед законом, чтобы сейчас вывалить всю правду наружу?
-А кто, в таком случае, сделал это? Ведь следователь утверждает, что проверка ука-зала на закрытые краны.
-Я тебе сейчас одну байку поведаю, а ты потом покумекаешь, - неожиданно вместо ответа всполошился Каландаров, и быстро разлил остатки коньяка по стаканам, пряча пустую бутылку назад в карман. – Может, за второй сбегать? Я как-то не подумал, что одна бутылка так быстро закончится. Выпить, выпили, а ни в одном глазу. И напряжение не сняли, от которого хотелось избавиться.
-А оно нам так уж надо, Каландарыч? – уже приходя в себя после шокирующего за-явления, проговорил Дмитрий. – Такое твое нечто хотелось бы услышать на трезвую голову. Ты мне поначалу переведи свою шифровку, а потом уже станем принимать решения по поводу продолжения банкета или его закругления. Каландарыч, так это ты его перекрыл, или некто другой, про которого ты и пришел рассказать? Но, надеюсь, уже после отказа? Тебе в твоем возрасте и при таком семейном положении вряд ли хотелось экстрима для полноты счастья. Или, признавайся, истосковался по адреналину и, шутя для смеха, дернул краник?
-Ты очень близок к истине, Дима, - горько усмехнулся Каландаров, отчего его слова восприняты Дмитрием, как шутка.
-Говори, Каландарыч, - решил подыграть Дмитрий. – Почто кран перекрыл? Хотел мне помощь оказать? Ведь ты его уже после падения закрыл? Я очень на это надеюсь. Ну, а почему следователю про то не рассказал? Хотя, в этом ты даже прав. Ему скажешь правду, а он начнет фантазировать и прибавлять к ней эпизоды и свои вымыслы-домыслы. А что закрыл, так это даже грамотно. По идее, то это моя прерогатива. Чтобы топливо не лилось на горячие турбины.
-Дима, а ты мультипликационные фильмы смотришь иногда? Мне часто приходится из-за детей и вместе с ними. Отказать им нельзя, обижаются, что папка и так редко дома бывает, и не желает их радости вместе смотреть. И без того не часто позволяю. В большой семье некогда. Вот в особенности с младшими вместе и просматриваю, - как-то внезапно ушел от главной темы Каландаров, затеяв это нелепое обсуждение детских интересов и телевизионные мультфильмы.
-Да, посматриваю, - удивляясь такими метаморфозами, проговорил Дмитрий. – Я, в принципе, только между нами, так больше детей люблю смотреть эти мультики. С детства помешан на них. Если вспомнишь, так раньше их маловато было. Даже на пальцах пересчитать свободно могу. А сейчас, так поболей. Но все равно под ироническое хихиканье жены включаю и смотрю, словно некий детектив. В них много добра и детства, как раз  того, чего нам малым не хватило.
-Стало быть, и про Баламута видел. Его часто показывают. То автомобиль с ручника снимет чтобы повеселиться и вместе с нами похохотать, как взбешенный и перепуганный хозяин несется по кочкам и преградам за своим автомобилем. А ко всему прочему, так еще на заднем сидении жена с тещей визжат для нашего удовольствия. То в поезде в неурочный момент стоп-кран дернет, чтобы посмеяться над падающими с полок и со своих кресел пассажиров. Весело, в общем.
-Весело, Каландарыч, очень смешно. А еще потешно слышать твои рассказы про этого Баламута. Мне даже хотелось бы спросить: зачем ты мне сейчас про мультики рассказываешь? Известны мне все его похождения. По сто раз пересмотрены. Стараюсь ни одного не пропустить и похохотать вместе со всеми. Потому и повторюсь, кому нужны сейчас эти твои байки? Почто мозги засоряешь? Давай-ка по делу и конкретно: зачем и когда трогал кран? Это еще спасает нас, что следователь поверил в мое автоматическое мышление, - уже немного рассердился Дмитрий за эту пустую болтовню и за детское поведение взрослого мужика.
-Дима, - чуть ли не на шепот перешел Каландаров. – Я тебе не просто так приехал. Извини, но не ближний свет, чтобы навещать больного выздоравливающего пилота. Мы ведь, вроде как, близко не дружили. Так, ели по производственным делам иногда обща-лись, да и только.
-Согласен, - Дмитрий слегка насторожился и напрягся. – Выпивать вместе не прихо-дилось.
-Зато я в курсе, что в командировке ты не пьешь. С Женькой, другом твоим, с Прохоровым, приходилось и не раз. А ты у нас сухой закон блюдешь. Хотя, по-честному, одобряю и приветствую.
-Не люблю я, Каландарыч, совмещать работу с пьянкой. Не умею и не в моих правилах. Во всем необходимо искать интерес и удовольствие. А так оба приятных занятия портишь. А Женьку Прохорова не осуждаю. Умеет и вести себя, и марку держать. Он ведь даже после хорошего перепоя спокойно и без мандража медосмотр проходит. Железный мужик. Иногда даже завидую здоровью и выносливости в таких занятиях. Ну, и что тебя принесло в мою палату. Да еще с коньяком, да со сказками о Баламуте. Но, признаюсь, я очень рад твоему появлению, искренне рад. Мы ведь с тобой теперь вроде, как побратались. Из одного вертолета выбрались живыми и невредимыми. Не стану свои мелкие поломки в организме учитывать. То все пустяки. Они ведь беспроблемно и полностью восстановились.
-У нас авария крупная приключилась, Дима. Автобус с рабочей вахтой в пропасть улетел.
-О, боже! Это, поди, на Чертовом перевале? А больше, как и негде. Там же бетонное заграждение установили недавно. Тормоза отказали, что ли? Или колесо лопнуло в неудачный момент на повороте?
-Ты прав, как раз на этом спуске с разворотом. Мы так же на тормоза грешили. И в официальном расследовании так и указали. Трудно истину установить после такого страшного падения.
-Погибли все, как я понимаю?
-Все, все до единого. Да еще от удара о землю загорелся. Так что, там как такового и расследования не потребовалось.
-Каландарыч, только не говори мне сейчас, что ты в такую даль приехал со мной чужим горем поделиться. Не тяни резину. Поди, и я из тех погибших никого не знал, да и среди них твоих родственников не было. Сочувствие высказать я в силах. Но не более. У тебя есть для меня нечто иное, - с неким подозрением и с нажимом на немедленное объяснение, сказал Дмитрий.
-А я и не тяну. Просто все подробно с деталями и событиями пересказываю. Мед-ленно подбираюсь к главной теме. Дима, а может, я все-таки сбегаю за второй бутылкой? Тяжело мне говорить всухую, не выдавливается никак. К тому же я окончательно протрезвел.
-Это очень даже хорошо, Каландарыч. Вот расскажешь мне все свои заморочки, а потом сбегаешь, и помянем всех усопших.
-Ты прав. Есть в моих бреднях единое зерно, к которому я и подбираюсь. Одна женщина в момент падения вылетела из окна. Она тоже умерла. Но не сразу, а через два дня в больнице. Ничего толком не рассказала, к истине ни на грамм не добавила. Бредила и всякую чушь несла. А потом затихла. Я с врачом поговорил, так он просто посочувствовал ей, что не погибла со всеми в месте, а два этих долгих дня страдала и мучилась своим бредом. Не пойму, зачем, но я как-то машинально спросил у врача, что за бред она несла. Не знаю, Дима, но как-то неспокойно, тревожно мне было. Слишком странная авария произошла, нестандартная. Ну, и сказал мне он, что все эти два дня несла она чушь про этого мультяшного Баламута. Из мультсериала. Так мне и сказал. Она кричала, что это он виноват в этой аварии. Мол, он давил на газ и не позволял водителю управлять автомобилем. И уже на повороте рванул резко руль вправо. Вот и перелетели через бетонное ограждение. Баламут свершил аварию, его рук дело. А мы пытаемся списать на технические неполадки.
-Каландарыч, - Дмитрий даже не понял, как отреагировать на такое заявление посетителя. – Ну, как можно верить в предсмертные бредни тяжело страдающей умирающей женщины? Ты хоть сам понимаешь, чего сейчас сказал? Видите ли, из мультика залетел сказочный Баламут, этакое милое смешно и хулиганистое приведение, и учинило такое представление. Бред полнейший.
-Полнейший, Дима, верю я тебе. Точно так все и посчитали, поскольку к тому же кроме врача и меня про этот бред никто не знает. Дима, а теперь послушай истинную причину моего появления. И почему именно сейчас я приехал к тебе, а не раньше и не позже. После отказа первого двигателя аналогичное приведение с именем Баламут и появилось оно в кабине. И вот почему отказал второй двигатель: ты перекрыл кран левый, а немного погодя он правый. И ко всему прочему показал мне язык. Такой длинный, белый и раздвоенный, как у змеи. Оттого Равиль и запаниковал и расстегнул ремни, готовый выпрыгнуть из вертолета еще до посадки. Ему-то от страха захотелось прыгать, а меня словно парализовало. Это даже хорошо, что парализовало, а то раньше Равиля выпрыгнул бы. А я как вцепился в спинку сидения обеими руками, что до самого падения меня уже ничто оторвать от нее не сумело бы. Вот благодаря этому и уцелел. А если честно, то через пару дней уже и сам не верил в это приведение. Ну, чего со страху могло ни привидеться? А потом даже подумал, что я просто спал и увидел его во сне. Оттого и успокоился и никому не рассказывал. А как доктор рассказал про бредни умирающей женщины, так все словно повтор кадров промелькнуло перед глазами. Стало быть, не привиделся и не приснился. Он есть, в самом деле, он существует и балуется с нами. Понимаешь, Дима, он пришел теперь по наши души, поскольку мы его чаяния обманул, не оправ дали ожиданий. Вот и кажется мне, что теперь этот Баламут вернется, чтобы исправить свою ошибку. Ошибся он в первый раз именно с нами. Равиль оправдал его надежды, а мы нет. Страшно мне стало от таких дум, вот и примчался, чтобы поделиться и предупредить тебя. А вдруг сумеешь одолеть?
-Беги за бутылкой, Каландарыч, - слегка осипшим голосом скомандовал Дмитрий, пытаясь из недр тумбочки достать кошелек. – Иначе от твоих инсинуаций недолго и свихнуться. Сам видишь, что трезвые мозги хреново осмысливают сказанное. Необходимо добавить энергии и уменьшить тормоза трезвости.
-Понял, только спрячь свои деньги, Дима, - без лишних вопросов согласился Калан-даров и в доли секунды исчез за дверью палаты.
Хотелось осмыслить за эти минуты отсутствия Каландарова, но думать помешала медсестра, заглянувшая с ревизией в палату. Она особо не мешала больным мужчинам расслабляться и добавлять к микстурам определенную минимальную дозу алкоголя. од-нако Дмитрий числился здесь на особом счету, был неким иным больным, отличным от всех остальных. Он ведь в ее практик первый пациент, дважды подряд выползающий из лап смерти. Два раза умирал, и два раза возвращался. А теперь, вроде как, окончательно пошел на поправку. Потому и заглянула к нему, поняв смысл спешки задержавшегося посетителя.
-Дмитрий, вы себя нормально чувствуете, не опасна ли лишняя доза? А то, смотрю, за добавкой ваш гость умчался, - участливо и с опаской спросила она, глядя на пустые стаканы, на дне которых краснели капельки. – Может, хватит на сегодня, не нужно добавлять?
-Спасибо за заботу, Валечка, но нам именно для спасения души просто обязательно нужно еще по стакану коньяка. Мы же не водку и не вино хлещем. Мы очень хорошее лекарство потребляем, солнечное.
-Ну, смотрите, - не сердито погрозила она пальчиком. – Если что, так доктор мне башку открутит за вас.
-Я обещаю прислушиваться к своему внутреннему «Я». Как только оно скажет, что достаточно, то сразу прекращу.
-Ладно, если только по чуть-чуть. А то ваш друг, вон, какой здоровый. Ему-то хоть бы что, - уже согласно перед уходом разрешила медсестра по имени Валечка. – Но только по капельке.
-А я что, слабее его? По-моему, тоже вполне большой и упитанный мужчина, - шут-ливо обиделся Дмитрий.
-Вы наш пациент, а потому числитесь больным. И мы за ваше здоровье несем пол-ную ответственность.
Девушка ушла, а Дмитрий закрыл глаза и задумался, напрягая все запасы мозговых извили. Сказать, что сказки о мультяшном Баламуте ошарашили, удивили, поразили, так значит, просто промолчать. У него в голове такая свистопляска образовалась, что остано-виться на одной какой-либо мысли невозможно было. И ведь свалить на помешательство кого-то из их двух нельзя. Ладно, если допустить, что Каландарову этот призрак привиделся во сне или в галлюцинациях от перенапряжения в ожиданиях падения, хотя все факты весьма весомы в пользу его гипотезы, то тогда почему случайно выжившая на эти столь значимые два дня женщина так упорно твердила об этом проклятом Баламуте, свершившим эту автокатастрофу?
Нет, такое невозможно так же, чтобы двум абсолютно разным людям и в разных местах мог привидеться этот призрак. Но, однако, и на реальное существование у него нет никакого права. Да черт знает, что в этом мире творится! Некий герой из детского мультипликационного сериала, хулиган и настоящий Баламут, выходит с экрана в реальный мир и начинает творить безобразия со страшными последствиями. Дмитрию, по сути, нравился этот герой из мультика. Смешной, веселый и забавный, но со злыми шутками. Однако, на экране такое и в самом деле смешно смотрится, когда по вине и воле этого приведения автомобиль врезается в скалу, а затем от такого удара от этого гранитного монолита отлетает огромный кусок. Ну, а вокруг голов пострадавших летают ореолом птички и весело щебечут. Ха-ха-ха!
Да только в реальной жизни после этого удара на гранитной скале остаются мозги. А потом уже птички вроде ворон каркают и склевывают их с камня.
Дмитрий легко поверил бы в некоего подобного монстра, а точнее, в хулигана, же-лающего косить, то есть, играть под него. Но такие события допустимы в темных переул-ках, в слабоосвещенных подъездах. Но не на вертолете в воздухе, где он сам себя подвергает смертельному риску. Или вместе погибнет с падающим в пропасть автобусом с пассажирами. Не хочется верить, а придется. Каландаров не сошел с ума, и ему Баламут не приснился, поскольку повторил свой «подвиг» за пятьсот километров от Люблинска на Чертовом перевале.
На долгие размышления у Дмитрия времени не хватило. Слишком скоро вернулся Каландаров, которого самого слишком хотелось обозвать Баламутом. Ведь все уже сло-жилось так правильно и рационально. Ну, случилась катастрофа, которую Дмитрий свер-шил своими руками, избегая более трагичной и кошмарной. Одно зло во имя спасения и блага других. Никто его уже не посмеет осудить. Даже этот придурок Вдовин. Но таковой ситуация рассматривалась до сего часа. А теперь что? Как и чем теперь назвать проис-шедшее?
-Ну, и что нам теперь делать? – спросил он вошедшего Каландарова, словно про-должал свои размышления вслух.
-Как это что? – удивился Каландаров, замирая над кроватью с бутылкой в руках. Он принял вопрос на свой счет, а потому затруднялся с ответом. – Мы это сейчас пить будем, как я понимаю. А потом продолжим свой разговор, чтобы обсудить вопросы и поискать на них ответы.
-А ты уверен, что они есть? Ну, ответы, - спрашивал Дмитрий, все еще находясь в своих прежних думах. – Понимаешь, Каландарыч, у нас пока куча вопросов, от которых, если на них попробовать еще и ответы поискать, запросто можно сойти с ума. На них не существуют в самой природе ответы.
-А я так понял, Дима, что нам нужно готовиться к встрече с этим призраком. Он не завершил начатую работу. И если мы сумеем дать ему достойный отпор, то, вполне до-пускаю, он не справиться с нами.

                7

-Все-таки решили пожениться? – удивленно и с маленькой долей огорчения спросил Дмитрий у сына.
Он навестил отца сразу же после возвращения из Сочи, и вместе с невестой с порога вместо приветствия огорошил Дмитрия такой новостью. Нет, ничего личного и никаких претензий предъявлять будущей невестке Дмитрий не мог и не хотел. И собой хороша, и добрая, и веселая болтушка. Да только после подлого  побега собственной жены к своему любовнику, как позже выяснилось, давнему, такое заявление сына вызвало некие ассоциации.  Ведь такая тропка весьма и весьма схожа строго и четко с судьбою, проторенной отцом. Ну, точно так и аналогично с подобными последствиями в первом отпуске он сделал родителям такое заявление, добавив к нему незначительное прибавление с фактом беременности будущей жены.
Совершенно не хотелось бы огорчать молодых своим видом и выражениями недо-вольства. По всем параметрам и показателям, как внутренних своих ощущений, так и ви-дом сумасшедше счастливых детей, Дмитрию прямо сейчас хотелось кричать, что он с ними согласен и приветствует решение. Да как бы не повторилась его личная трагедия. Хотя, а есть ли уверенность, если им еще неизвестно, сколько встречаться и дожидаться определенного безопасного возраста. Нет его, и не будет. Здесь причина иная, независимая от сроков и времени. Пусть женятся, пусть порадуют его внуками. А то ведь не успел побаловаться маленьким сыном. Работа отнимала немало времени от семьи, от хлопот домашних. Но, нет, он лукавит. Ведь в каждом месяце были маленькие отпуска, когда удавалось посвящать себя и сыну, и жене. Видать, у Зои наступил некий кризис чувств, бросивший ее на поиски новых ощущений.
-Да, папа, решились мы, - категорично повторил Олег, предварительно попросив девушку оставить их одних для сугубо мужского разговора. – А у тебя насчет нашего поступка, как мне показалось, иное мнение? Как-то невесело ты спрашивал и отреагировал, словно и не рад.
-Нет, нет, милый мой сынок, я очень даже рад и счастлив вашим решением. И с удовольствием благословляю на долгий и счастливый брак, - поспешно уверил он сына в своем согласии, чтобы, не дай бог, обидеть и тем самым оскорбить их чувства. Ведь Дмитрий не против, а всего на всего удивлен и взволнован. И его реакция не означала несогласие, а просто все произошло очень даже неожиданно, отчего мысли и думы унесли в свое прошлое. – Женитесь и любите друг друга. Меня просто немного пугает, что тебе ведь еще учиться три года. А вдруг внезапно и против своей воли встретишь кого-нибудь там, в училище и влюбишься? Или того хуже, коль с ней произойдет нечто подобное. Сердцем командовать мы еще не научились. А в казарме тяжко такое известие пережить. Меня волнует сам факт такого долгого ожидания твоего окончания училища. Выдержит ли она испытание разлукой?
-А куда ей, папа, деваться? – усмехнулся Олег с неким тонким намеком на обстоя-тельства, не позволяющие ей думать о каком-нибудь другом претенденте. Мол, как ми-ленькая будет ждать.
-Я все понял, - уже весело хохотал Дмитрий. – Ты по секундам повторяешь мою судьбу. Правда, мне пришлось меньше твоего учиться. Это сейчас все училища, как гражданские, так и военные сделали высшими, добавив сроки по году лишнему. Так что, твоей маме пришлось чуть больше года дожидаться моего диплома и распределения. Ты ведь даже и ходить толком не научился, как мы соединились в единую семью.  А тебя, как я понял, оно встретит вполне внятной и толковой речью. Даже папой сумеет назвать, коль научат таковому.
-Догадливый ты, папа, сразу сообразил, - счастливо отвечал сын, встретив полную и безоговорочную солидарность со стороны отца. – А вот мама отругала за спешку с же-нитьбой. Ну, а по поводу беременности, так чуть истерику не закатила. Хорошо, что без Лены ходил.
-А ты ей не напомнил ее молодость и спешку. По-моему, она мало по возрасту и статусу отличалась от твоей невесты, - немного сердито посоветовал Дмитрий. – Она лишь и научилась в последнее время, что ругать и обвинять. Ну, а я уж тебе обещаю, что о внуке позабочусь. Смело можешь учиться без оглядки. И присмотрю, и помогу, если что. Не бросим, ты не переживай.
-Лена, зайди, - позвал девушку Олег и, взяв девушку за руку, уже вместе подошли к отцу. – Папа нам дает добро. Он не просто нас благословляет, но и обещает взять тебя под опеку. Вернее, вас обоих обещает опекать и присматривать, - добавил он, поглаживая девушку по животу, намекая на признание перед отцом во всех их грехах. – Вернее, не я, а он сам обо всем догадался. Я же тебе говорил, что у меня классный папаша. Ты зря его боялась.
Лена страшно смутилась, но быстро сумела справиться со своими чувствами и бла-годарно обняла Дмитрия.
-Спасибо вам, - прошептала она ему в ухо, щекоча губами его мочку. – А то мои только отругали. А тете Зое мы пока про беременность не говорили. Хотя, она и нашей женитьбой недовольна осталась, также высказала свои сомнения по поводу спешки. Словно с моими договорились. Мол, доучиться обоим надо, а уже потом о семье думать. Это хорошо, что Олег не сказал про ее перспективы стать бабушкой. Но мы теперь вашим благословением успокоились.
Дмитрий искоса глянул на сына и однозначно подмигнул, понимая его воздержание в признании перед матерью во всех грехах. Но выдавать его не стал, а просто весело и непринужденно хмыкнул.
-Ты, сынок, доучивайся без оглядки. Я сделаю все от меня возможное, чтобы Лена не ощутила себя брошенной. А твои родители и мама, так они никуда не денутся перед фактом, - успокоил Дмитрий своих детей. – А меня, Леночка, теперь можно называть па-пой и на «ты». Ну, пока не родишь. А потом разрешаю и дедом. Смешно, правда? Я стану в отряде, да и во всем управлении, мне так кажется, и насколько я пока проинформиро-ван, самым молодым дедом. Так мне по заслугам и досталось. Мы с твоей мамой точно так обрекли на такое звание наших.
-Папа, ты к среде выпишешься? – спросил Олег, как-то лукаво посматривая на отца и невесту.
-Нет, мои милые дети, даже не рассчитываю на такие сроки. Доктор строго грозился продержать меня как минимум до конца лета. Хорошо бы к первому сентябрю отпустил. А для чего такие сроки? – спросил Дмитрий.
-Мы расписываемся в среду. Но, папа, если так получается, то ты не обидишься, если мы эту процедуру оформим без твоего присутствия. Мы сразу после Загса к тебе обязательно заскочим, - словно оправдываясь, смущенно проговорил Олег. – Понимаешь, папа, мы сразу после росписи хотим съездить к тетке в Ленинград дней на десять. Я ведь так ни разу и не побывал в Питере. И Лена тоже. А после Ленинграда мне уже и уезжать нужно в училище.
-А свадьба когда? Я имею в виду торжественную часть? Родители Лены не затребо-вали? – спросил Дмитрий, хотя уже понимал разумное и безапелляционное решение сы-на.
-Нет, свадьбы мы не желаем. Понимаешь, Лена придерживается такого же мнения. Лучше пусть будет свадебное путешествие. Если пожелаю легкий праздничный ужин, так пусть будет, возражать не станем. А тратить деньги впустую глупо и неинтересно. Они здесь Лене больше пригодятся.
-Ну, и молодцы, - откровенно довольный одобрил такое решение Дмитрий. Но я вам все равно свадебный подарок сделаю. Маме скажешь, чтобы сняла с тысячу. Это и будет моим подарком. Предварительный пока. Распорядитесь по своему усмотрению. А потом после выписки я Лене отдельно нечто подарю.
-Секрет не откроешь, какой? – пытливо поинтересовался Олег, понимая бесперспек-тивность своего вопроса. Если бы отец собирался озвучить подарок, то не засекречивал бы так сразу, а просто назвал его. – Хотя, зря спросил. Мне потом Лена в письме расска-жет.
-Ты прав, раскрывать пока не планирую. То будет наша с невестой тайна. Езжайте и развлекайтесь в свое удовольствие. И будьте счастливы. Вот этого пожелаю вам без вся-ких засекречиваний.
Они ушли. Но ведь ненадолго. Он верил, что в среду после Загса обязательно заскочат, и уже представятся ему, как муж и жена, как настоящая семья с будущим ребенком, чье сердечко уже бьется под сердцем Лены.
Доктор долго слушал Дмитрия, всего прощупывал, изминал его внутренние органы через живот и спину, прослушивая каждую точку на его теле. И после каждого действия внимательно вопросительно всматривался в глаза Дмитрия, словно отыскивая в них бо-лее правдивый ответ, чем из уст пациента, который мог и слукавить. Он уже давно пони-мал, насколько надоела его подопечному эта больничная койка, а потому ответы могли быть переполнены оптимизмом и заверениями о полнейшем излечении. А глаза не сов-рут, отреагируют на боль.
-Спешка, молодой человек, догадываетесь, где и когда надобна. А нам бы не жела-лось иметь необратимые последствия. Не путайте кажущееся и желаемое с действитель-ным, - строго отвечал доктор на такие, вроде как категоричные и заверительные заявле-ния о великолепном самочувствии. – Даже если позволю, а то случится пока нескоро, вы-писаться домой, то уж до конца года можете позабыть про свой вертолет. Я уже твоему руководству и в вашу медсанчасть так и передал. Вот зимой поначалу ко мне на повтор-ное обследование явишься, тогда о твоей летной карьере и поговорим. А за все эти месяца, я почему-то так уверен, что исцелишься окончательно. Имеется и весьма просматривается внутренний потенциал здоровья.
-Да я этого и не боюсь, - радостно и задорно отвечал Дмитрий. – У меня два месяца отпуска впереди. А потом к нему прибавим и больничный. Зато отдохну до потери пульса. На всю оставшуюся жизнь.
-На пенсию пока не собираешься? – поинтересовался доктор. – Стажа, поди, уже поднабрал?
-Поднабрал, но нее, не планирую, - протяжно протянул Дмитрий, словно даже пуга-ясь такого раннего предложения. – И что мне там прикажете делать? Дома не усижу, а иной профессии у меня просто нет. Да и переучиваться на что-либо не хочется и поздно-вато. Так что, товарищ доктор, берем курс на полное выздоровление до допуска к верто-лету. Согласен еще выстрадать все ваши процедуры. Мне хочется полетать лет так эдак до пятидесяти.
-Но я знаю, что вашим пенсионерам можно и в штабе работать, и где-нибудь в порту с бумажками?
-Можно, но ненужно. И боже упаси, Валентин Андреевич. Я бумаги на дух не пере-вариваю. У меня на них аллергия и внутреннее расстройство всех органов. Свои необхо-димые и те со скрежетом зубов заполняю. Но так то свои к собственной зарплате готовлю, дело нужное и вынужденное. Потому и стараюсь писать их с максимальной аккуратностью. А копаться в чужих? – увольте, только не это, - категорично и безапелляционно замахал руками Дмитрий.
-Ну, и хорошо. Раз летать хочешь, так стало быть и будешь. У нас есть тоже золотое правило отношений доктора и пациента. Если больной желает выздороветь, то и лечить его намного легче и приятней. Слышал краем уха, что в семье не совсем правильно и удачно?
-Сущую правду слышали, случилось и со мной такое, что обычно происходит с на-шим братом немного раньше. Однако, сильно на меня такие катаклизмы не повлияли. Переживу.
-Ты, Дмитрий, только в водке спасение не ищи. В моей практике и такое не редкость. В ней лишь глубже тонешь, а облегчение не приходит. Обман все это. Я не против водки, но для праздника, а не решения душевных проблем. Прав ты в одном – летать, летать и летать.
-По такому вопросу за меня можно и не волноваться, Валентин Андреевич. Я, вооб-ще-то, всегда считал и продолжаю считать себя мужиком сильным и волевым. И любя-щим саму жизнь, чтобы вот так бездарно утопить ее в вине. Да, по выслуге имею полное право идти на пенсию, но совершенно не желаю так рано списывать себя из рядов моло-дых и перспективных, имеющих право на начинания в своей дальнейшей жизни. Некоторые в мои годы лишь только обзаводятся семьями, а у меня скоро внук и внучка появятся. Так что, есть, зачем и для кого и ради чего радоваться жизнью, - с долей мечтательности и оптимизма проговорил Дмитрий.
-Да ну? – искренне удивился доктор. – Так это сын с невесткой приходил в тот раз? Поздравляю, дед.
-Они. Вот так ни за что ни про что заделали молодым дедом. Однако, я не в обиде. Буду теперь любить, и нянчится с внуками.
-Ну, что ж, - словно подвел итоги доктор, соглашаясь и с жалобами и со стенаниями пациента, вроде как не находя причин для дальнейшего удерживания Дмитрия в больнице. – Физический и моральный уровень состояния твоего здоровья вполне соответствует, а правильней сказать, максимально приближены к норме. Ну, капельку еще не дотягивают и требуют корректировки. И скорее всего, нуждаются в стабилизации достигнутого результата, чтобы не получить возвращения рецидива. Завтра после обеда и выпишу. Но сегодня в полной мере принимай пока все уколы и микстуры, не спеши отказываться. Да и после выписки дома, просто требую, соблюди все мои рекомендации. Однако, как и предупреждал, события торопить не будем. До конца года ко мне по поводу летной работы и не заикайся. А там уже работа и экспертиза ваших врачей. Лично я сделал все, что в моих силах. Заранее не благодари. Спасибо скажешь после ВЛЭК, - остановил попытку Дмитрия высказать поспешно свое «спасибо» и прочие слова радости и благодарности Валентин Андреевич. – Вот завтра и выслушаю. А правильней, так после вашей комиссии, чтобы убедиться в своих успехах.
Долго ждал этого дня Дмитрий. И вот дождался и внезапно испугался. Сын с невесткой еще не вернулись из путешествия, жены уже давно в доме нет. И теперь ему предстоит вернуться впервые за долгие годы после длительного многомесячного отсутствия в совершенно пустую квартиру. И не просто возвратиться, а еще и долго и нудно там проживать. Непривычно и страшновато. Но нет, он все равно не запьет хотя бы по такой тривиальной причине, что никогда особо и не любил это увлечение. Любая пьянка должна нести оправдание. Праздник, поминки, долгожданные встречи. Да, алкоголь расслабляет и располагает к общению. Но искусственно накачивать себя дурманом абсолютно неинтересно и противно.
Разумеется, на целый месяц он съездит на свою родину, где живет и пока здравствует мама. Если в прошлые года они с Зоей при совместных летних отпусках, а потом и второй зимний отпуск он один, они считали своим долгом навестить маму и тещу тремя-четырьмя днями присутствия, то уж сейчас сынок целый месяц пробудет с ней. Живет она с отчимом на окраине города в собственном доме и всегда безумно рада встречать свое единственное любимое чадо.
Да и в этот раз, хоть и поплачет и поругает непутевого сына и проклянет за преда-тельство невестку, но, как никогда, с радостью встретит его. Олег говорил, что писал ей письмо от его имени, не пугая и не описывая всех ужасов и смертями. Просто папа болеет и лежит в больнице. И пишет не сам, а по поручению внука из-за болезни и самой руки. Мама сразу же завалила внука письмами. Но уже после возвращения из небытия Дмитрий собственноручно сразу же написал, обещая после выписки в обязательном порядке взять отпуск и навестить их. Легко и беззаботно намекнул и про развал семьи. Но не ругал и не обвинял в этом Зою.
Появление Прохорова перед самой выпиской вызвало радостное удивление. Просто не ожидал такого проявления дружеского соучастия. Вроде, как и сам сумел бы добраться до дому.
-Смог бы, смог, да мы не к тебе домой, а ко мне пойдем. Там Юлька моя у плиты колдует. Деликатесами, не деликатесами, но настоящей домашней пищей накормит. Ис-тосковался, поди. Это же ты уже больше пяти месяцев дома отсутствовал, включая командировку и больницу? – словно угадывая в его удивлении мысли, проговорил Женька, лучший друг вот уже на протяжении многих лет. – Вот мы и подумали, что, поди, и адрес подзабыл. Да и нечего там ни поесть, ни попить. А я теперь вместо тебя в Кургантепе ошиваюсь. Ну, ты, я так понял, в курсе, мне Каландарыч рассказывал, что навещал тебя. Вот мужик отколол всем на удивление. Специально прилетел в Люблинск, чтобы навестить выздоравливающего Рудакова. Так и заявил, что посчитал своим гражданским долгом и обязанностью перед товарищем, свершившим столь героический поступок. И перед всеми вовсю оправдывал и требовал твоего оправдания перед прокурорами и инспекцией. Он же тебе рассказал о трагедии в Чертовом ущелье? Да, кошмар и вселенский ужас. Намолотило народу.
-Да, говорил, - погрустнел от такого напоминания Дмитрий. Но не от самой трагедии, хотя и она вызвала кошмарные ассоциации, а просто вспомнив ее причину, о которой, и это само собой разумеющееся, никому он не рассказывал, решив, что такой тайной пока наилучшим вариантом владеть им обоим с Каландаровым пожизненно. Делиться даже с лучшим другом слишком рискованно. Запросто слух разлетится по всему летному отряду о галлюцинациях и неполадках с головой. А потом уже никакой комиссии не докажешь, что ты не верблюд, и способный. Адекватно реагировать на окружающий мир. – Жалко людей. Та же вроде как, и бетонное заграждение поставили на самом повороте. Да вот не спасло и оно.
-Да ладно, - махнул рукой Евгений. – Лично мне кажется, что выпили немало перед выездом, вот и зарулили не по адресу. Они часто подшофе разъезжают. Там же ни ГАИ тебе, ни контроля. А в вертолет часто на посадку идут, так двое третьего еле тащат. Что уж говорить про автобус. Страшно, ужасно и жалко, но ведь на такой дороге лишь без мозгов можно пьяному за руль садиться. Сверху, и то на этот перевал без содрогания не взглянешь. Ну, не будем о грустном. Пошли скорее, а то Юлька заждалась, стол, поди, уже сервировала давно.
-Спасибо вам с Юлькой, но только я все равно домой заскочу и переоденусь. У меня же здесь с собой в основном белье после командировки. Куртку лишь сын принес, а больше мне не требовалось, я и не просил. И перед застольем на свое жилье трезвым взглядом гляну, - невесело проговорил Дмитрий. – Все-таки, потом впечатление будет иным, немного пьяны.
-Ой, мамочки! – застонал Женька, хватаясь обеими руками за голову. – Ты молчал, а у нас ума не хватило. И как это мы с Юлькой позабыли, что тебе понадобится кое-какая одежка? А твоя стерва так ни разу за весь срок и не навестила? Вот зараза же, а! Ладно, загуляла, так совесть до конца не теряй!
-Нет, не навещала. А мне оно надо было? Я и сына предупредил, чтобы и не вздумала даже. Забыл и из списка знакомых мне граждан вычеркнул. Заявление о разводе через Олега и переда. Пусть строит новое семейное счастье. Смысла и надобности препятствовать нет. Нам же не через суд, а через Загс. Так что, мухой разведут, долго мурыжить не станут.
-Ну, так ты бы хоть через сына…. Ой, прости, его же  тоже нет. Ладно, так и быть, ду-маю, что с полчасика, хотя такое время на переодевание слишком велико, мы выделяем. И не более. Вот доведу тебя до дому и побегу к Юльке, предупредить ее о вынужденной задержке.
-Да я быстро, ты и сам дойти до хаты не успеешь. Душ приму, спортивный костюм на туловище наброшу, что Зойка успела по блату приобрести перед командировкой, и несусь к вам. Я и сам тороплюсь к вам в гости, други мои, соскучился и по Юльке, и по твоей Наташке, дочурке. Как мой ребенок там?
-В четвертый пойдет. Это ты у нас такой быстрый и ранний. Сын уже год в училище отучился. А мы с Юлькой слегка припозднились, только три класса и успели окончить. Нам еще семь лет в школу ходить.
-Вот ранний-то, ранний, да потому и остался в полном одиночестве, - с некой тоской и горечью в голосе проговорил, Дмитрий, тяжело вздыхая. – Как-то пустовато в душе стало, словно в вакууме.
-Да брось ты хандрить, Димка, какие твои годы. Считай, что вновь с молодости начинаешь. Еще как женим тебя, и детей успеешь нарожать и выучить, как и сына. Только сейчас побольше рожай, чтобы тормоза у жены срабатывали. Мне так показалось, что скучно твоей стало.
-Допускаю. Постараюсь в другой жизни учесть прошлые ошибки и исправить их. Только ведь ты еще совершенно не в курсе, что меня моя молодежь желает уже внуками наградить? Жизнь молодую начинать придется в статусе дедушки, вот, - тепло и радостно произнес Дмитрий.
-Да не может того быть? – искренне удивился и поразился, словно услышал нечто совершенно нереальное и невероятное, Женька. – Здорово, однако, такой молодой, а уже дедом будешь. Обхохочешься.
Возле подъезда Евгений оставил Дмитрия одного, а сам побежал домой, чтобы предупредить жену о небольшой, но вынужденной задержке. Причина, однако, весьма уважительная. И ванную принять после пятимесячного воздержания, и переодеться, сбросить с себя командировочные шмотки. Как-то они с женой про такие важные детали не подумали. Ну, совершенно выпустили из вида.
А Дмитрий решил поспешить, чтобы не заставлять ждать друзей. Они ведь искренне и от чистого сердца решил устроить ему праздник возвращения. Приятно и жить хочется, когда есть такие друзья. И в тот момент, когда он уже вставлял ключ в замочную скважину, дверь напротив отворилась, и оттуда выглянула слегка хмельная, но счастливая рожа его постоянного сменщика по оперативной точки Владимира. Владимир искренне обрадовался появлению соседа Дмитрия, и пьяно, но крепко обнял его, пытаясь ткнуться мокрым губами в его щеку.
Но Дмитрий не переносил этих телячьих нежностей с мужиками, потом вежливо, чтобы не обидеть товарища, но с силой уклонился от лобзаний. Однако потом дружелюбно похлопал по плечу.
-Ты чего здесь-то? – спросил он Владимира. Вроде как твое место в данный момент в Кургантепе.
-А меня начальство отпустило на выходной, - пьяно объяснил Владимир. – Им самим зачем-то срочно понадобилось оказаться в Люблинске. Вот мы после обеда и пригнали. Завтра гуляем, а в понедельник опять на всю неделю. А там меня твой Женька на подмену пригонит. Ты хоть как себя чувствуешь, Димка? Мы тебя уже пару раз хоронить собирались. Вот наломал ты дров, однако. Хорошо, хоть прокуратура отстала, признала твои действия правомерными, а то Вдовин, сука эта недоделанная, орал на весь отряд, что там полностью твоя вина. Каландарыч молодец, все по секундам расписал. А иначе потягали бы порядком еще. И твоя сучка драная, сразу к своему Гришке сбежала. Вот ее я бы точно сам лично прибил, а потом еще и на срок посадил. Хотя, Дима, она ведь давненько с этим хмырем шашни водила. Ну, я сам-то, как и все нормальные мужики, знать ничего не знал. А бабы тут, как и Каландарыч, хронометраж вели точный. Могут расписать тебе все их передвижения. Когда все шито крыто – молчат. Женской солидарностью это называется у них. Специально для себя и придумали ее. Восьмым мартом обозвали еще. А как все раскрылось, так как сквозь дырявый мешок посыпалось. Оказывается, все и все давно про них знают. Ну, а ты в норме, Димка?
-Да все у меня отлично, спасибо, Володя. Доктора обещают, что и летать даже буду. Вот только до конца года подлечиться придется. Но у меня еще ни один отпуск не тронут. Буду отгуливать, - стараясь, как можно бодрее, отвечал Дмитрий, и вновь сделал вторую попытку войти в свою квартиру. – Извини, к Женьке на обед приглашен. Тороплюсь, ждут ведь.
-Ну, счастливо, и привет Женьке, - вяло и пьяно согласился Владимир, разворачиваясь к своей двери. Но потом внезапно притормозил, словно нечто важное и нужное вспомнил. – Да, Дим, я ведь сразу хотел сказать тебе, а потом заболтался и упустил. Для того ведь и выскочил, как услыхал тебя возле двери.
-Ну? – нетерпеливо спросил Дмитрий, уже распахивая дверь собственной квартиры, вдыхая родной и знакомый запах. – Говори, а то Юлька просила не задерживаться. Да и ванную скорее принять хочется.
-Погодь, дай с мыслями собраться. Даже говорить как-то жутко. Понимаешь, вначале недели, да, точно, во вторник Каландаров разбился на машине. Ну, ты же даже лучше меня, его знал. А тут еще ваша катастрофа. Говорят, с управлением не справился и вылетел на встречную. Погиб не сразу, а все пытался для тебя что-то важное передать. Мне знакомый гаишник потом рассказал. Он так и повторял раз сто, пока не смолк. Мол, передай Рудакову Дмитрию, что он вернулся, чтобы завершить начатое. Мол, это все его рук дело, не машина виновна.

                8

Дмитрий резко