Справедливый гнев

Она любила этот скит. Хотя и жила там совсем одна, но она все еще надеялась на чудо: придут новые сестры и так же полюбят его, как и она. Она давно жила не по-монашески, все время откладывала свое исправление и все силы вкладывала в пустое. Ей хотелось, чтобы скит был уютным, чтобы все восхищались им. Она покупала мебель, красивую деревянную мебель. Вроде бы простую, но очень уютную, подходящую по стилю. И дорогую. Тратила деньги на занавески, пледы, коврики. Оббивала старую мебель, которая подходила по стилю. Она сама была и дизайнером, и восхищенным зрителем. Келий было всего пять. Пять келий, храм с удивительными иконами, библиотека, шкафы, которой она заполняла самыми лучшими православными книгами, трапезная с огромным деревянным столом и обширная кухня.

Она мечтала, что каждая келья будет отличаться по цвету, что их так и будут называть – не по имени прежних насельниц, которые «предали» скит и уехали в монастырь, где кипела совсем другая, непонятная ей жизнь, - а по цвету: зеленая келья, оранжевая, синяя… Она мечтала, что когда-нибудь приедет наместник и просто скажет: как у вас тут уютно стало. Большей похвалы ей не нужно было.

Потом появилась Настя, 11-летняя девочка, у которой умерла мать. Они обе часто приезжали в скит и любили его, и мать перед смертью просила взять Настю к себе. Еще до приезда Нади она обставила ее будущую келью так, чтобы ребенок почувствовала ее заботу. Огромная кровать, компьютерный стол, деревянный платяной шкаф… Занавески, плед, коврик перед кроватью – все было в рыжих тонах, которые любила Настя. Насте она накупила новой одежды, устроила в хорошую гимназию, по вечерам читала ей книги, а по праздникам они вместе ездили в ближайший мужской монастырь на службы. У нее даже появилась мысль, что если и не будет сестер, то можно было бы взять еще несколько девочек и сделать маленький приют для девочек.

Ей нравилась эта жизнь, хотя она понимала, что давно оставила монашество. Осталась одна видимость, все силы уходили на внешнее. А внутри она была тщеславной и глупой. Глупой, потому что думала, что такое пустое счастье может продолжаться вечно.
И однажды Господь показал ей, чего стоит вся эта мишура. Дом был деревянным, и даже не из цельных бревен или брусчатый, а просто несколько утепленных слоев вагонник. Поэтому все сгорело буквально за полчаса. А она стояла и без слез смотрела на то, как струя воды из шлангов пожарников под углом 90 градусов отлетает от яркого и такого жаркого пламени, как прогорают трехметровые глубокие погреба. Она не умела плакать на людях. Сгорело все: храм с антиминсом, и старинными иконами, замечательная библиотека, вся эта мебель, компьютеры, ноутбуки. И что-то сгорело в ней. Потом были съемные квартиры, безденежье, воспитание часто строптивой и не понимающей ее боли Насти. Она плакала ночами, плакала о ските, о своей вине во всем происшедшем даже не косвенной (недосмотрела проводку), а вполне прямой – она оставила монашество. Но это ничего не меняло – из отчаяния не может родиться монашество.

Теперь Настя уже поступала в институт, и надо было искать монастырь. Начинать все заново в сорок лет. Но сможет ли она вернуть самое главное – внутреннее монашество?