Посвящается девушке, обещавшей это отредактировать, но сказавшей спустя год, что боится меня. И, да, она знала, что однажды я... уйду.
Последние шаги в системе бытия
Прощальных вздох любимых рук
И мир внезапно превратился в горсть земли.
Кто был со мной – теперь вдали.
А завтра я оставлю город, данный мне в наследство
Я знаю, ты уйдешь, и будет небо плыть
За тобой…
Ты так любила жить
И, может, оттого, что ты жила на краю…
Где я сейчас стою…
Ночные Снайперы «Ограда»
альбом «Рубеж», 2001 г.
***
Этим утром я встала около семи. Впрочем, как и в любой другой рабочий день этой промозглой осени. По дороге в колледж, я тупо смотрела в книгу по основам экономики и не могла донести до своего сознания ни единой строчки текста. Я, вроде бы, даже читала текст, понимала слова, предложения, но они почему-то никак не хотели доходить до моего сознания. Не получалось. А, ведь, именно сегодня я должна буду встать перед первокурсниками, только месяц назад поступившими в это проклятое учебное заведение, и прочитать лекцию по экономике. Я - преподаватель математики, а не экономических дисциплин, а меня начальство даже не спросило, смогу ли я объяснить детям то, о чем сама имею весьма смутное представление.
Впрочем, что сделано, от того уже поздно открещиваться.
***
Пробегая мимо витрины магазина с дорогой косметикой, я бросила взгляд в стекло и неутешительно покачала головой…
Из витрины на меня смотрела молодая…э-э-э… Это как еще посмотреть, что «молодая»…девушка с короткими золотистыми волосами, без косметики и в каком-то классически-затрепанном юбочном костюме.
Я поморщилась, и девушка в витрине сморщила свой, стоит заметить, симпатичный носик. «Давно я не вставала на высокие каблуки»,- с сожалением вздохнула я, продолжая пинать тротуар башмачками сорокового размера. Походка изменилась уже порядочно давно, наверное, еще на первом курсе университета.
Раньше мама часто твердила, что моя манера ходить «вразвалочку» никак не сочетается со строгим стилем одежды преподавателя. Но я сама выбрала эту участь, променяв безразмерные балахоны и армейские бутсы на одежду застиранной мыши из преподавательского состава колледжа. Зато стала-таки среди таких же гадюк-училок своей.
А, разве, этого я хотела, поступая в педагогический институт на преподавателя математики? Разве, я хотела оказаться в проклятой всеми шараге? Разве, я хотела позабыть всех друзей и полностью окунуться в работу?
Я хотела учить детей…
Черт возьми!!! Я хотела, чтобы они полюбили математику, как не удалось полюбить ее мне в школе. Я хотела, чтоб мой предмет они знали, а не…ненавидели. Чтоб дети полюбили и меня. Такой, какая я была… Со всеми, порой, странными способами объяснять на примерах, так, чтоб поняли все, так, чтоб потом они не забывали новую тему, вставая из-за парты.
Теперь я так не умею… Теперь у меня больше нет таланта к преподаванию.
Я снова взглянула на себя в витрину. Занюханная мышь!!!
***
В прескверном настроении я вошла в аудиторию к первому курсу. Огляделась.
На передних партах рисовались «прилежные» студентки, щебеча о каких-то своих девичьих секретах. В момент, они все вытянулись в струнку и почти синхронно растянулись в улыбке. Этих девочек я никогда не запоминаю, уж слишком они одинаковые. А их в потоке, бывает, набирается до двадцати. Все как на подбор «натуральные» блондинки не в меру умные, с решебниками в дамских сумочках и шпаргалками в чулках под мини-юбкой. Они все наращивают себе ноготки в салонах, приезжают в колледж на машине очередного бой-френда и обсуждают на переменах новинки одежды модных дизайнеров. Зато на семинарах выплывают к доске со скаченным из Интернета рефератом, который я знаю уже наизусть, но продолжаю выслушивать в сотый раз к ряду с каменным лицом; задачи решают, спрятав калькулятор в карман модных брюк, и никогда не здороваются, встретив преподавателя дальше, чем за пятьсот метров от колледжа.
Мой взгляд скользнул поверх из «светлых» голов и остановился на двух готичных барышнях, спрятавшихся в самый тёмный пыльный угол кабинета. Ведь, утреннее солнце – это не пафосно! Интересно, они имеют хоть малейшее представление о настоящей готике? Это же целая культура! А в их пятнадцать лет, она ограничилась лишь черным цветом, рваными колготками и размазанной тушью по всему лицу.
Руки одной из этих девочек были перебинтованы грязно-серым куском марли, поверх которой она надела напульсник с шипами.
Я ухмыльнулась:
-Девушка в черном, Вам известно, что в колледже запрещено носить неформальную атрибутику в целях безопасности других студентов? Я говорю про ваш напульсник.
Сквозь тонну ее театрального грима пробился естественный румянец. «Готишая дева» убрала руки под стол, а я продолжила свое изучение группы студентов.
Один мальчик… Похоже, совсем один. В этом бабьем царстве ему уже не по себе. Он, верно, понял, что все внимание теперь будет сводиться непосредственно к его персоне. А, ведь, это только первокурсники. Его ожидает почти четыре года каторги. Впрочем, если он раньше не уйдет…
На самой последней парте раздалась какая-то возня. Из-под стола вынырнул сначала чей-то в меру упитанный зад, а после нарисовалась и его обладательница. Тёмненькая девушка, чем-то похожая на меня в пятнадцать лет. Она с шумом уселась на стул, и только после этого поняла, что за ней наблюдает вся группа, включая меня. Ни капли не устыдившись своего невразумительного появления, она сказала:
-Здрасти!
Почему-то я улыбнулась, очевидно, замечая сходство между мной прежней и этой девушкой.
Две ноги в огромных ботинках вытянулись из-под ее парты, демонстрируя всем собравшимся подошвы с шипами.
Сообразив, что я стою возле доски уже около минуты, так и не проронив ни слова, я отвела взгляд от этой девочки и представилась группе:
-Всем доброго утра! Меня зовут Мироненко Анастасия Алексеевна. Я буду вести у вас Основы Экономической теории в этом семестре.
Открыв перед собой учебник в качестве подсказки, я села за преподавательский стол.
Хорошо поставленным голосом я начитывала студентам лекции. Сухо. Без примеров. Мне было нечего рассказать им по этой дисциплине. Девочки с первых парт прилежно писали под диктовку, мальчишка созерцал в окне серые осенние облака, а девушка с последней парты пристально наблюдала за мной.
Я не проверяла посещаемость. Как и любой достаточно долго проработавший в этой шараге преподаватель, я понимала, что на первой лекции сидит меньше половины группы, а это значит, что, будет скандал, если вдруг выяснится, как студенты посещают занятия. А этого скандала не хотелось даже директору. Поэтому, все молчали, делали вид, что ничего особенного не происходит в колледже, будто все так и должно быть.
А должно ли?
После звонка я дала ребятам задание к семинару и отпустила.
Аудитория опустела, а я, накрыв голову руками, почему-то захотела исчезнуть из этого мира. Я и раньше этого иногда хотела, но именно сегодня это стало таким явным и таким жизненно необходимым, что я просто готова была поверить – это очень скоро случится.
Над ухом раздался голос. Слегка хрипловатый, но вместе с тем, очень приятный:
- А-а-анастасия Алексеевна?- сомневаясь, спросил голос, но что-то для себя решив, утвердительно повторил:- Анастасия Алексеевна!
Я подняла взгляд на говорившего.
Надо мной нависала все та же девочка, что сегодня поставила в неловкое положение всю группу своим высокохудожественным появлением в аудитории.
-Что?- спросила я, глядя на то, как она переминается с ноги на ногу.
-Анастасия Алексеевна, - повторила студентка:- Я… Я… Я не смогу прийти на следующее занятие. Мне нужно в больницу.
-И?- подтолкнула я ее, глядя на то, что она пытается еще что-то сказать, но почему-то робеет. На людей с ее складом ума и характером это совсем не похоже. Куда больше я могу ожидать от нее наглого вопроса: «Вы, ведь, всем всё - равно «зачет» поставите, тогда можно я не буду ходить на ваши пары?», но девушка вела себя иначе:
-Так можно я не приду в следующий понедельник?
Не это она хотела сказать. Не это!
Я слегка кивнула, и устремила свой взгляд в учебник по математике, вместо прощания сказав студентке:
-Я отпускаю Вас со следующей пары экономики, но не с алгебры! И на мои уроки попрошу в следующий раз появляться более традиционным образом.
Я дала ей понять, что нам больше не о чем говорить, и она вышла, прикрыв за собой дверь.
***
Серые-серые дни. Серые вечера. Вечера в университете на лекциях. Только теперь студентка я, робеющая возле доски, когда на меня смотрят одногруппники и преподаватель, идущая домой одна, когда все остальные собираются вместе и направляются в бар, находящийся неподалеку от нашего института. Меня не зовут. Не зовут уже со второго курса. А сейчас какой? Ах да! Уже пятый. Уже выпускной.
Я иду домой писать дипломную работу всю ночь напролет, а завтра снова в колледж. Преподавать первому курсу.
***
Я не люблю осень. И не люблю ее с тех самых пор, как в один хмурый пасмурный осенний день меня оставили в этом мире совсем одну. Я потеряла двух самых близких людей в своей жизни в одночасье. Маму и Дашку. Мама погибла в аварии, а Даша… Даша… Дашуня… Данюся… Она ушла, не сказав ни слова. Просто исчезла из моей жизни.
Теперь я вспоминаю ее серые, как пасмурное осеннее небо глаза только идя по парку, усыпанному золотыми листьями, когда с неба падают грузные капли дождя.
Она любила осень. Она любила этот парк. Она любила бывать здесь со мной. Но, кажется, она никогда не любила меня.
Дашка сплетала венок из оранжевых и красных кленовых листьев, одевала мне его на голову и фотографировала, а через день я ругалась на нее, увидев, что вся моя кровать усыпана этими фотографиями.
Я их сожгла. Я сожгла фотографии, напоминающие мне о том, что осень бывает такой. А еще эти снимки напоминают мне о давно позабытом ощущении тепла и счастья: когда Дашуня пинала ворох листьев под ногами, смеялась, раскачивая молодой клен так, чтоб с него облетели последние листочки, когда говорила, что я смешно ругаюсь на нее из-за этого.
Но это было давно. Это всего лишь воспоминания, которые не хотят покидать мою голову. А, ведь, прошло уже два года. Пора бы привыкнуть, что теперь всегда так будет.
***
Я сидела в преподавательской и пила горячий чай без сахара. На большой перемене в нашем кабинете собирались все сотрудники, они общались, обменивались каким-то опытом преподавания или же укрощения особо нахальных студентов, помогали друг другу в чем-то.
Сбоку от меня разговаривали две немолодые преподавательницы. Они обсуждали своих детей-подростков. Обе жаловались на их отвратительное поведение. Да, я видела дочку одной из них, той, что преподает историю отечества. Я много уже слышала об этой девочке, поскольку, далеко не первый раз я сижу в преподавательской и наблюдаю за чужим общением.
Мамаша, Юлия Михайловна - сердобольная тетенька лет сорока пяти с двумя высшими образованиями и не сложившейся личной жизнью. Она как-то сама и призналась, что ребенка-то решила завести только после того, как поняла, что ей не хочется оставаться совсем одной. Дочь ее, Машка, не общается с матерью , может даже пройти по улице мимо нее, сделав вид, что они незнакомы, дома появляется крайне редко, к чему Юлия Михайловна до сих пор не привыкла.
Я видела девочку лишь однажды, тогда и поняла, почему мать считает, что ребенок ее – сущее наказание. Вот именно сейчас, когда преподавательница снова запричитала о скверном характере своей дочери, мне захотелось сказать то, что я подумала, когда увидела взъерошенное рыжее создание, идущее по дороге, рядом с взрослой женщиной при всех отчитывающей ее. Эта девчонка скривила на лице гримасу скучающей надменности, прищурив один глаз, при этом, поддерживая балахонистые штаны руками так, чтоб не загребать ими лужи . Но за этим странным поведением скрывалась у Машки всего одна мысль, читаемая на ее лице поверх напускной надменности. Она хотела исчезнуть. Ей было стыдно идти рядом с матерью, ей было паршиво уже хотя бы оттого, что она привлекает к себе нежелательное внимание прохожих-зевак.
Но я, как всегда, промолчала. Не мое это дело. Да, и не корректно встревать в чужие беседы…
***
Когда вошли студенты, я уже сидела за своим столом в аудитории. Первыми вошли «прилежные» девочки, обступив какого-то мальчишку. Галдеж этой неоднородной массы все усиливался. Девушки заняли самые выгодные места за первыми партами, а молодого человека усадила практически силой рядом с собой одна из них. Сразу после звонка, в аудиторию вошли «готишные девы», на этот раз, стоит заметить, уже в количестве пяти человек. Я сказала «девы»? Ах, простите мне такую оплошность! Среди них был даже один юноша. После такого зрелища, в моей голове промелькнула мысль: «Теперь я начинаю понимать это глупое невразумительное утверждения так удачно демонстрируемое на примере – все готы бесполые существа». Стоит заметить, именно поэтому так рьяно называющие себя бисексуалами.
Дверь снова распахнулась, с грохотом влетев в плинтус. На пороге показались взмыленные серые девочки-отличницы. Спешили. Что ж, весьма похвально… Одна из них протараторила, не сбавляя скорости, по пути к своей парте:
-Извините за опоздание.
Пахнуло сигаретным дымом. Портятся наши отличницы. Уже курят. Что будет в следующий раз – они придут «под градусом»? Или будет пахнуть не сигаретным дымом?
Я вновь промолчала.
Взглянув на часы, я начала занятие.
Математику могу объяснить, даже если меня разбудить посреди ночи.
Группа, в которой я читала алгебру, была мне уже знакома. Днем ранее именно у них я преподавала экономическую теорию. Но сегодня, я имела возможность лицезреть студентов почти в полном составе.
Что ж, сделав перекличку, я поняла, что в группе отсутствует всего одна девушка. Именно она отпрашивалась у меня с экономики. Зовут ее Билетова Светлана.
Хотела было спросить у старосты, где же эта студентка, как она появилась на пороге аудитории с учебником в руках и разодранных штанах. Тёмные короткие волосы были всклокочены, нижняя губа разбита. Я мельком посмотрела на ее руки. Костяшки выбиты, с посеребренного кольца сорвалась капля крови и упала на пол.
Поприветствовав меня своим фирменным «Здрасти!», девушка засобиралась было на свое место. Я остановила ее, поймав за руку. На лице Светы мелькнула гримаса боли. Я отпустила руку, тихо произнеся:
- Иди в медпункт. Быстро!
Группа не услышала моих слов, а девчонка, развернулась и вышла прочь из аудитории.
Мне хотелось, как ни в чем не бывало продолжить объяснять материал, но на душе стало невыносимо тревожно. Тем хуже, что к концу пары Света так и не пришла. Даже не предупредила, если ее отпустили домой.
Никогда еще, хотя, возможно, и было такое, пара не тянулась так долго. Я не переставая смотрела на часы, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. А голос дрожал, подло выдавая мое волнение.
Разве еще хоть когда-то я себя чувствовала такой ответственной за кого-либо? Нет, не было такого, по крайней мере, уж очень давно.
Звонка я ждала как чуда. И вот он прозвенел, я уже забыла про домашнее задание студентам, про дежурных, про себя забыть успела. Я пошла, нет, почти побежала в медпункт.
Закрыто!
Я постучала в дверь. Никто не отозвался. Охранник сказал, что медсестры сегодня нет, а во время пары он не выпускал никого из здания колледжа.
Светка. Что с ней? Где она? Может, сидит где-нибудь? Или удрала через окно в туалете?
Я направилась в преподавательскую с намерением узнать, что же это за девочка, Билетова Светлана. Иногда, коллеги могут рассказать о своих студентах очень много чего занимательного.
Декан факультета Охраны окружающей среды, на котором учится Света, тяжело вздохнула, и, подперев кулаком щеку начала на распев говорить:
- Трудная девочка. На вступительных экзаменах не проходила по конкурсу, но пришлось ее взять. Льготница она, сиротка. Брат у нее за кражу сидит, а тетка пьет. Плохо занимается девочка, в общественной жизни колледжа не участвует. Наверное, отчислим после сессии.
Я выслушала это сухое без эмоциональное досье, обняла свою голову руками и, с минуту сидела так, опершись локтями на стол. Декан, Елена Борисовна ушла, сказав себе под нос:
-Нечего убиваться из-за каких-то студентов. Их в твоей жизни еще много будет…
***
Дорога от колледжа до дома во вне учебные дни мне кажется просто раем на земле. Сегодня мне не нужно ехать в другой конец города, чтобы отсидеть две пары на лекциях и потратить еще два часа на дорогу домой. А живу я неподалеку от колледжа, в котором преподаю.
Теперь все считают его проклятым местом. Преподавательский состав меняется за пару лет до неузнаваемости, даже директора уходят и приходят. На собраниях первым вопросом стоит текучесть кадров. Это теперь я знаю, что за приведенного молодого преподавателя в ряды сотрудников, человек, который все организовал, получает серьезную надбавку к зарплате. Я поняла это довольно быстро, практически сразу. Все вокруг лицемерят, когда появляется новенькая. Сотрудники излучают дружелюбие, пытаются «искренне» помочь, а через пару месяцев, поняв, что человечек теперь никуда не уйдет, сбрасывают маски, и новичок остается наедине со своими проблемами, задачами и студентами. Ей, обычно, сваливают в нагрузку куда больше часов, чем стоит в трудовом договоре, подсовывают сложные дисциплины, или, как в случае со мной, проработавшей в колледже целых два года, сбрасывают предмет, который не находится в моей компетенции.
Тогда, два года назад, работа в среднем специальном учебном заведении мне представлялась хорошей базой для начала педагогической карьеры в ВУЗе, но теперь я знаю, что лучше бы я сидела дома и учила педагогику в теории, чем бросалась в омут с головой после всех навалившихся проблем.
Не трудно себе представить потерянную в жизни студентку-третьекурсницу, которая забыла, чего хочет добиться в жизни, которая носит на руке черную повязку уже больше полугода и постоянно о ком-то скорбит. Она не слушает музыку, не ходит с друзьями в кафе, не смотрит по сторонам, когда переходит дорогу, будто ждет, что водитель не успеет затормозить, и она попадет под машину.
Именно такой меня встретила молодая ухоженная девушка лет двадцати с хвостиком с лучезарной улыбкой, которая мне предложила работу. Она, верно, была отличным психологом, потому что знала наверняка, что я соглашусь работать в колледже, позже прозванным мною «проклятым местом». Она заливалась песней про перспективу карьерного роста и прелесть работы со студентами, а не где-нибудь в общеобразовательной школе. Я смотрела ей в рот, когда она говорила мне про свою работу преподавателя, когда она обещала мне помогать по началу. Я влюбилась в это место с ее слов. Придя туда, меня встретили доброжелательные преподаватели, деканы и даже директор. Тогда еще это место занимал пожилой мужчинка с блестящей лысиной на голове и бегающими глазками. Позже именно он начал приставать ко мне. Однажды я ударила его в живот кулаком и выбежала из его кабинета.
Я видела, как он вызывал к себе молоденьких студенток-второкурсниц, видела их слезы, слышала в туалете их всхлипы. Я ходила незримой тенью, наблюдателем. Я поняла, что попытайся я заявить о этом, поднять вопрос… Нет, меня не уволили бы, даже не лишили надбавки к зарплате. Нет, меня бы запугали, сделали бы из меня марионетку, которой можно управлять и свалить все незаконные действия, проводимые…, безусловно, проводимые администрацией колледжа. А в тюрьму мне что-то не очень хотелось, особенно в свои двадцать лет.
Но прежнего директора перевели в новый колледж, а на место него посадили стервозную тетку со странными заморочками, которая отменила все звонки и каждое утро самолично гоняла студентов курить за территорию.
На второй год ушли почти все преподаватели из прежнего состава, зато понабрали много новых. При вступительных испытаниях конкурс сошел на «нет», еле-еле умудрялись закрыть выделенные государством места за счет средств федерального бюджета, а что уж говорить про оболтусов-контрактников. Ни один нормальный родитель, узнавший о нашем колледже не из рекламы в Интернете, а со слов знакомых чьих-то знакомых, не хотел, чтоб их чадо училось в учебном заведении со столь сомнительной репутацией. Выпускники не могли найти себе работу по специальности, поскольку организации, просвещенные в вопросе уровня образования, считали, что из нашей шараги не может выйти достойный специалист.
***
Я брела по дороге, низко опустив голову, и смотрела на свое отражение в лужах на асфальте. Мне некуда было спешить, как и в любой другой день. Дома меня никто не ждал. Я живу одна.
Может, завести рыбок?
Нет, пожалуй, не стоит. А-то я огорчусь, когда в один прекрасный день увижу их плавающими вверх брюшком. Ведь, я обязательно забуду их покормить, или поменять воду…или еще чего там с ними делают?
Мама бы сказала, Царство ей Небесное, что я такая, потому что одинокая. Она бы намекнула весьма топорным способом: «Мужик тебе нужен, дочка! Мужик!» А я бы ничего не ответила ей, но она бы и сама все поняла…
Позади себя я услышала тяжелое шлепанье по лужам. Сердце защемило на секунду. Мне показались знакомыми эти шаги.
Дашка?!
С чего я только так решила, но обернулась.
Также как и я, повесив голову, не замечая никого вокруг, за мной шла девчонка лет шестнадцати на вид. Я замедлила шаг, узнав в прохожем Свету. На ее руках по-прежнему «красовалась» собственная запекшаяся кровь, а разодранная штанина была скреплена двумя абсурдно большими булавками.
Она случайно налетела на меня, отскочив на метр, девчонка подняла взгляд и посмотрела мне в лицо. «В ее глазах только глухая печаль»,- подумала я.
-Здравствуйте,- произнесла она.
Я улыбнулась ей в ответ, но уж больно как-то вымученно, затем спросила:
-Что у тебя случилось, Свет?
Она заметно вздрогнула, когда я назвала ее по имени:
-Нет, ничего. Спасибо за заботу!- она сдвинула брови и пошла прочь, практически срываясь на бег.
Я стояла посреди аллеи и не могла ничего понять. Что я сказала не так? Что я не так сделала ? Почему она убежала? Я лишь тупо смотрела девушке вслед, пока она не скрылась среди других прохожих, идущих каждый вечер домой от метро через аллею в парке.
На душе стало совсем паршиво. Хотелось разреветься. Но такие, как я не умеют плакать…а, если и умели, то все равно уже порядочно давно разучились. Света пока еще может, она не выплакала все свои слезы, но скоро они пройдут, и просто будет камень ложиться на душу, вместо слез, текущих по щекам.
Поплачь, девочка, и скоро боль утихнет…
***
И снова за дверью квартиры меня никто не встречал, телефон молчит уже давно, а в почтовом ящике уже полтора года я не находила писем .
Наверное, я стала неинтересным, не нужным человеком. У всех моих подруг уже давно семьи, и, наверняка, уже кто-то из них обзавелся малышом. Они общаются со своими родителями, по выходным воюют с соседями, во время очередной попойки по случаю чьего-нибудь дня рождения, или сидят на даче, со спортивным интересом пытаясь разжечь костер из сырых дров у себя на участке возле маленькой двухэтажной сараЮшки, гордо именуемой домом. Только я – одна в пустой квартире. Стою и смотрю в окно на маленьких человечков бегущих далеко внизу, под зонтами домой, к своим близким.
Я забыла, как звенит дверной звонок, и кто-то вламывается ко мне, принося с собой запах сигарет и осенней сырости.
Дашка…
Снова вспомнилась она. Именно эта бессовестная девчонка любила неожиданно вернуться с работы с букетом мокрых цветов, содранных с клумбы возле дома, в одной руке и огромным сливочным тортом - в другой, кинуть увядающие цветочки в трехлитровую банку с водой, а торт оставить стоять среди груды обуви в коридоре, нагреть горячую ванную и, не сказав ни слова толкнуть под струю воды, чтоб я промокла насквозь, а потом отпаивать меня горячим чаем.
Но Дашки нет, и я никому не нужна.
***
Наутро у меня поднялась высокая температура, озноб не спадал, а аспирин закончился. Некому было сходить за ним в аптеку.
Я позвонила на работу и предупредила, что сегодня не приду. Старая калоша на другом конце провода сказала раздраженным голосом:
-Бери больничный,- и в трубке раздались короткие гудки. Я укуталась в шерстяное одеяло и легла в постель. Становилось все хуже. Болели мышцы, голова разрывалась изнутри, зрение резко упало. Я не могла встать, только лежала у себя в комнате на огромной кровати, свернувшись клубочком под двумя одеялами, и тихонько поскуливала как брошенная собака.
Вскоре я провалилась в сон.
Мне приснилась девчонка Светка, такая отчего-то счастливая и яркая. Ей подходит ее имя. Светлана… Она шла по осенней аллее залитой холодным солнечным светом. Шла мне на встречу. Улыбалась.
Потом в глазах все потемнело, и я почувствовала чье-то дыхание у себя на лице, и мягкие горячие губы, касающиеся лба. Запах недорогих сигарет и аромат одеколона, осенней сырости и человеческого тепла. Я открыла глаза.
-Дашка?- как в бреду проговорила я.
Девушка, сидящая на моей кровати как-то печально усмехнулась, отводя взгляд в сторону.
-Я решила зайти. У тебя в комнате свет горел. Ты еще не поменяла в двери замОк, а ведь ключи постоянно теряешь.
Я села. В голову вступила невыносимая боль, но я, не обращая на нее внимания, протянула руку к лицу гостьи, поворачивая ее голову к себе.
-Дашка…,- умиротворенным голосом, произнесла я. Это было похоже на чудо, которое случается только в наивных дамских романах и сказках. Вот она! Данюська сидела у меня на кровати - живая, здоровая. До нее можно дотянуться, коснуться рукой, и она не растает как видение. Она сейчас здесь!
-Ну что же ты плачешь, Нась?- спросила она.
Дашка говорит со мной. Мне это не снится!
Она… Она… Всё! Я никогда ее больше не отпущу!
Обнимая своего самого родного и близкого человечка на земле, я поняла, что реву как маленькая девочка. Слезы катились по щекам, капая на куртку к Дашке. Я сплела вокруг ее талии руки, а голову - положила на плечо.
А за окном светило солнце…
***
Так что же это? Сон? Сон больного гриппом человека, страдающего одиночеством? Или Даша вправду была тут? Нет, не знаю… Не могу понять. Но мне стало легче. Даже боль в душе улеглась. Та самая боль, что на протяжении последних лет не давала мне замечать хорошую погоду, счастливых людей и даже удачные шутки, та самая боль, из-за которой я стала такой… А ведь не хотела…
Я поднялась с постели и распахнула дверцы шкафа с вещами. Нырнув с головой в недры этого огромного монстра, я начала вынимать свои старые вещи, о существовании которых я уже почти ничего не помнила. Старые, но невероятно любимые черные штаны, безразмерная мужская рубашка в синюю клетку, массивная цепь для ключей и кроссовки, слегка сморщившиеся от долгого лежания в груде другой старой обуви, но все еще годные к носке, даже пару не рваных носков я откопала среди остального хлама. Такого знакомого, и по-прежнему любимого шмотья.
Я оделась.
Поправляя не идеально выглаженный воротник рубашки, я ухмыльнулась. Даже если появление Дашки – это всего лишь очень реальный сон, то все равно, спасибо ей за него.
Скептически разглядывая свое отражение в зеркале, перечисляла вслух:
-Надо подстричься, а-то на человека не похожа совсем, купить новые кроссовки, пару рубашек и брюки - на работу ходить не в чем…,- констатировав, что возраст двадцать два года – это еще не глубокая старость, я положила в рюкзак деньги, обулась и вышла так на улицу.
Давно я не ощущала на себе заинтересованные взгляды…, а что уж говорить о случайных прохожих… Я улыбнулась молодой девушке из своего дома, когда та удивилась, увидев меня.
Что? Я так изменилась? Правда?
Честно говоря, я не ожидала такого успеха…
***
Я вышла из парикмахерской и огляделась. Если уж меняться, то так, чтоб потом родные не признали… Твердой походкой я пошла в магазин.
Целеустремленно вошла в секцию мужской одежды . Я всегда любила хлопковые рубашки мужского кроя. Особенно синие. Особенно в клетку. Они хорошо на мне сидят. Дашка говорила, что их надо уметь носить и всегда тыкала в меня пальцем, когда приводила положительный пример. Уж не знаю, что всех в этом так подкупало, но они лишь согласно кивали головой. Может, не хотели с ней спорить?...
Я всматривалась в имеющиеся расцветки, понимая, что сейчас это Я. Что именно такая Я - настоящая, а не та серая мышь, что теряется в магазине обуви при виде высоченных шпилек. Нет, там бы я все равно растерялась, но быстро бы собралась и направилась в отдел спортивной обуви. Вот и сейчас, я спиной чувствовала одобрительный взгляд продавца-буча, наблюдающего за мной с самого здесь появления. Она плавной походкой брутального помойного кота подошла ко мне сзади и слегка наклонившись, спросила:
-Я могу Вам чем-то помочь?
Я загадочно улыбнулась и, слегка растягивая слова, сказала:
-Вы мне не подскажите, вот эта рубашка есть в наличии шестнадцатого подросткового размера?
Продавец оценивающе посмотрела на меня, затем на рубашку и снова задала вопрос:
-Себе хотите?
-Верно…,- подыграла я.
-Сейчас схожу, посмотрю,- слегка кивнув мне, буч вышел в сторону склада.
Я хмыкнула: «Даже так?! Она ради одной моей персоны полезла на склад?! Весьма любопытно…!»
Продавец вернулась с победоносным видом, неся в руках рубашку моего размера.
-Благодарю Вас!- я приняла свою покупку у нее из рук и не мерея направилась к кассе.
Буч подплыл ко мне снова:
-Девушка, не хотите ли взглянуть на недавно поступившие в продажу галстуки. Я бы мог Вам что-нибудь подобрать.
Я очаровательно улыбнулась ей:
-О! Нет, спасибо! Я не фанат галстуков.
Расплатившись с кассиром, я покинула секцию мужской одежды с осанкой победителя. Слегка обернувшись на повороте, я бросила последний взгляд на продавца. Она стояла по среди зала, опершись на плечо манекену и не сводила с меня восхищенного взгляда. «Женатик!»- фыркнула я, вспоминая, как она попыталась незаметно снять серебряное кольцо с мизинца правой руки.
***
Неся в одной руке два пакета с обновками, а в другой еще три, я направилась домой.
Мой путь лежал через территорию колледжа, в котором я работаю. Сегодня я посмотрела иначе на это проклятое место. Оно показалось мне весьма забавным… Многоуровневое здание белого цвета, с облетевшей местами краской и молодыми деревцами на крыше, напоминающими рога. Не многие знают, что на самом деле здание колледжа задумывалось сначала, как морг и было абсурдного сочно-розового цвета. Будто посмеялся кто! У колледжа странная планировка: чтоб попасть в столовую, надо сначала согнать все лишние килограммы, поднимаясь по крутой лестнице на пятый этаж, проходя через библиотеку, расположенную на четвертом этаже; а чтоб попасть на третий этаж - нужно проходить через коридор кабинетов деканов , расположенный все на том же, но не пересекающимся с библиотекой, четвертом этаже.*
Я остановилась возле входа. Дверь скрипнула, и на улицу вышел охранник. Парень лет двадцати пяти, довольно приятной внешности.
-Привет, Егорка!- подошла я к нему. Он один из немногих, с кем в колледже можно было просто общаться без каких-либо задних мыслей о том, что скоро сказанное тобой будет обсуждать весь преподавательский состав, включая деканов.
-О! Настасья, здарова! Я тебя прямо не узнал в таком наряде! Ты всегда так ходишь во внерабочее время?
-Можно и так сказать,- кивнула я:- может по пивку?
-А давай!- согласился парень:- только за мой счет – не привык, когда девушка за себя сама платит.
Я ухмыльнулась:
-Благородно…
Я дошла до палатки, купила пенный напиток и сухарики.
* - Описание здания содрано с одного московского колледжа… Без художественного приукрашивания …
***
Через полчаса сидения в каморке у Егора, за бутылочкой пива, языки у нас развязались окончательно, и разговор пошел совсем в непонятное русло.
-…И где же теперь твоя девушка?- спросила я у парня, после того, как он скис окончательно, упоминая свою бывшую уже третий раз к ряду. То, что она именно «бывшая», я поняла по прошедшему времени, в котором он о ней говорил, и горечи в голосе.
-Вышла замуж за моего школьного приятеля…,- вздохнул он, и достал из-под стола акустическую гитару.
-Играешь?- перевела я тему разговора.
-Есть немного… Я уже забыл все, чему она меня учила. Давно не практиковался.
Я улыбнулась. Отведя взгляд на маленькое зеркало, висящее исключительно на одном гвозде, я сказала:
-Я тоже раньше играла. Меня даже в группу приглашали.
-Так почему же не пошла?
Я вздохнула:
-Не до того было, совсем не до того… А сейчас даже песни свои перечитывать боюсь… Что уж там – играть на гитаре!
-Может все-таки изобразишь что-нибудь?- попросил Егорка.
Мне не хотелось играть. Душа не лежала к этому уже полтора года. А до этого… До этого мне было слишком больно и одиноко… И песни – единственное, что спасало. Теперь гитара напоминает мне только о том времени.
-Не! Ты уж извини, но я не в настроении.
Отхлебнув пива прямо из бутылки, молодой человек, затараторил:
-Помнишь, ты как-то спрашивала у меня про девчонку с первого курса? Я тут слышал, что она под машину попала.
Так и не донеся до своего рта горсть сухариков, я уставилась на Егора:
-Кто сказал?! Когда это случилось?!
Парень замахал перед собой руками, будто отмахиваясь от меня. Сев на стуле прямо, немного вытянувшись и втянув в себя живот, он ответил, вытаращив на меня глаза:
-Не пугайся ты так! На что она тебе сдалась?...
Я продолжала смотреть на него бешенными глазами, не двигаясь и не моргая.
-Я слышал разговор в коридоре. Декан, Елена Борисовна, про нее перед кем-то распиналась.
-Перед кем?!
Мое поведение, определенно, выходило за рамки мною же допустимого, но я ничего не могла с собой поделать. Я чувствовала себя ответственной за эту девочку. Будто она мне сестра…, или подруга.
-Ну-у-у…,- протянул Егор, почесывая затылок и глядя в потолок:- перед какой-то теткой в ментовскОй форме. Участковой, наверно…
Я уставилась взглядом в пол.
«Дырка в линолеуме»,- к чему-то подумала я, вернее, даже не подумала, а просто где-то на периферии скользнула никчемная полу мысль. Я закрыла глаза, вдохнув полной грудью запах пыли и пива, сказала не столько охраннику, сколько самой себе:
-Мне нужен ключ от комнаты с архивами…
-Зачем?- раздался из вне мужской голос.
-Хочу найти ее дело,- ответила я голосу, не открывая глаз. В темноте, сознание начало рисовать мне причудливые картинки. То ли пиво было паленым, то ли воображение в конец распустилось, но я представила себе ее…
Тряхнув головой, я, наконец, захотела вернуться в реальность. Разлепить глаза оказалось очень сложно, но, когда я все же это сделала, то поняла, что не сижу за полуразвалившейся обшарпанной партой в полумраке, при свете одной лишь настольной лампы, а лежу на маленьком дико неудобном диванчике, который обычно по ночам занимает Егор в дни дежурств. Я села, свесив ноги.
«А где мои кроссовки?»,- испугалась я, почувствовав холод пола.
-Проснулась, Насть?
-Да… Что ж ты меня раньше не разбудил?
Я поежилась от холода.
Молодой человек сел рядом, накидывая мне на плечи казенную куртку. Она была тяжелой и совсем не грела. Дрожа, я спросила:
-Сколько времени?
-Шесть.
-Чего шесть?!- перепугалась я.
-УтрА.
Я вздрогнула, а он протянул мне какую-то худенькую папочку.
-Что это?
-Ты хотела посмотреть дело этой Светки. Ну, я его и принес. Оно тебе еще нужно?
Я молча взяла у него из рук скоросшиватель, на котором было черным маркером по середине написано: «Билетова Светлана Игоревна, ООС-1-1». Я открыла папку.
Первое на что я обратила внимание - это почерк девушки. Заявление заполнено неровным, сбивчивым почерком, местами с уклоном влево. В работе по русскому языку, который она сдавала при поступлении, я увидела совсем иную картину – аккуратное написание, буковка к буковке, правильный наклон.
Я нахмурилась. Егор поинтересовался:
-Тебя что-то смущает?
-Почерк …
После пояснила:
- Разный… в заявлении и в работе. Будто разные люди писали.
Молодой человек пожал плечами, а я всматривалась дальше.
Я всегда могла видеть то, на что другие просто не обратят внимания. Меня ни раз эта способность выручала. То срок годности на колбасе окажется перебитым, то в договоре на кредит не прописанные условия найду, то мелкого червя в тазу со свежей малиной поймаю.
Теперь я напрягала все свое внимание и искала. Искала непонятно что, но с твердой уверенностью, что от меня оно не скроется.
Я улыбнулась, а Егор снова посмотрев на меня, спросил:
-Что?
-Она родилась двадцать второго июня.
-И что?
-Я тоже двадцать второго июня родилась, только пятью годами раньше.
-Совпадение…,- проговорил молодой человек.
-Нет, судьба…,- усмехнулась я.
Егор отстранился от меня на мгновение:
-Что ты этим хочешь сказать?
-Нет, ничего…
Я посмотрела на ксерокопию паспорта, подшитую в дело. С плохой копии на меня смотрела девочка с короткими волосами и очень выразительными глазами. Такой она была два года назад, и такой же была сейчас. Она не изменилась, только в глазах появилась какая-то глубокая печаль. Что у нее случилось? Тут же я вспомнила слова Елены Борисовны: «…девочка сиротка. Льготница. У нее брат сидит за кражу, а тетка пьет». Я перетряхнула скоросшиватель. В самом конце, в файле, лежали нотариально заверенные копии свидетельств о смерти Светиных матери и отца. 1990-й и 1991-й год. Она тогда совсем младенцем была. Снова открыв заявление, я сравнила: 22 июня 1990-го года Света родилась. 23 июня 1990-го года – дата смерти ее матери.
Я обхватила голову руками.
Нашла, что искала. Но не рада была тому. Совсем не рада.
Егор посмотрел мне через плечо:
-Настюх, ну что вот ты по этой девчонке так убиваешься? Чем она тебе так сдалась?
-Не знаю…
***
Утро пятницы. Время только семь часов.
Я вышла от Егора минут двадцать назад и направилась домой по тому самому пути, который вчера так и не завершила. Прямо в лицо светило утреннее солнце, и было довольно холодно. Я ступила ногой в лужу, затянувшуюся за ночь ледяной корочкой. Первые заморозки.
Дома, так и не вызвав врача, поскольку чувствовала я себя куда лучше, чем прежде, я раздумывала – стоит ли мне идти сегодня на работу, или уж устроить себе «праздник» лишний денек.
Развернув клочок бумаги, я посмотрела на написанный размашистым почерком адрес. Адрес дома, где живет Света. Я твердо решила выяснить, как себя чувствует девочка.
***
Я вышла из метро и огляделась по сторонам. Я бывала здесь и раньше. В этом районе когда-то жила Дашка. Но теперь ее здесь нет. Закрыв на секунду глаза, я прислушалась к шуму, издаваемому городом. Машины проезжающие мимо меня по шоссе, звук музыки, доносящийся из распахнутого окна какой-то конторки, лай собак и их хозяев, переругивающихся между собой. Все это было мне до боли знакомо. Я будто на мгновение оказалась в прошлом, в тот самый момент, когда я впервые вышла из метро на этой станции. Я тогда шла к Даше, впервые чего-то боясь, и под бешенный стук своего сердца.
Оно и сейчас колотилось у меня в груди, норовя от волнения выпрыгнуть наружу. Я в очередной раз сверилась с листочком, который я сжимала в руке с самого выхода из дома.
Вновь оглядевшись по сторонам, вспоминая местность, я зашагала вдоль шоссе. «Кажется, туда»,- я свернула во дворы: «Здесь мы сидели на лавочке возле подъезда и курили, когда я сказала, что она очень дорогА мне». Я прошла мимо. Потрескавшийся асфальт был таким же, как тогда, по улице брели люди, которых я видела не впервые.
На меня нахлынули очень яркие воспоминания.
Мы когда-то здесь гуляли, смеялись, шутили, понарошку дрались, смотрели друг другу в глаза и не могли оторваться. Она держала мои холодные руки в своих, ворчала, что я опять забыла перчатки, обещала нажаловаться моей маме и в довесок рассказать, что я зимой ходила по городу в одной футболке, так еще и с бутылкой пива . Конечно, она этого не сделала. Она только грозилась… А потом мы носились по весенним ручьям, бегущим по асфальту, как два счастливых идиота и кричали, глядя в небо: «Она у меня самая лучшая!»
Я улыбнулась сама себе и, не останавливаясь, побрела дальше. Искать дом, в котором живет Света.
***
Я посмотрела на хрущевскую пятиэтажку и тяжело вздохнула: «Нашла». Я вяло проводила взглядом пробегающую у моих ног крысу сомнительно отъевшихся размеров. «Подъезд 1-й, квартира 1-я»,- гласил мой огрызок с адресом.
Я подошла к двери дома, потянула за ручку, наивно полагая, что прогресс добрался и в это всеми забытое место в лице железной двери с домофоном. Сразу за ветхой деревянной дверью, я увидела лестницу. В нос ударил неприятный запах. Пересиливая себя, я подошла к квартире, которая по логике вещей, должна быть номером один. Деревянная дверь, не аккуратно с подтеками покрашенная коричневой краской, закрывающаяся…или не закрывающаяся на единственный замок, не имела ни каких опознавательных знаков, будто хозяева всячески желают того, чтоб их было невозможно отыскать…или они просто запустили свое жилище до недопустимого состояния. Это уж немного не мое дело…
Я попыталась отыскать хоть какой-то намек на дверной звонок. Стоит заметить, безуспешно.
Набравшись мужества, я постучала в дверь. Мне никто не открыл. Прислушиваясь к каждому шороху по другую сторону, я поняла, что в доме кто-то есть. Я постучала настойчивей. Дверь скрипнула и открылась сама.
«Не заперто»,- подумала я, перешагивая через порог.
Квартира оказалась двухкомнатной, но невероятно маленькой и неуютной. «Здесь давно не проветривали»,- я посмотрела по сторонам. С желтых обоев на меня смотрело жалкое подобие графического рисунка. Черной краской из болончика были нарисованы огромные печальные глаза, а внизу было подписано «Я вижу тебя!» Я вздрогнула.
Грязная одежда огромным ворохом валялась на полу. Я приоткрыла дверь в одну из комнат.
На полу лежал спящий человек. Я не взялась определять даже примерно женщина это, или мужчина. В комнате стоял стойкий запах перегара и смрада, а на стуле стояла пустая бутылка дешевой водки.
На душе стало паршиво. Мне начало казаться, что я зря приехала сюда, что мои попытки помочь этой девочке ни к чему хорошему не приведут, что я только влезаю в чужую жизнь. Совершенно незнакомый ей человек, просто преподаватель из колледжа, в котором она учится. И хорошо, что еще учится, а я, по-моему, не помогаю ей, а лезу в душу.
Понурив голову, я решила уходить, но что-то не отпускало меня. Взгляд приковала к себе дверь, ведущая во вторую комнату.
Набрав воздуха в легкие, я нажала на сломанную дверную ручку. Дверь, поддавшись, жалобно скрипнула и отворилась. Солнечный свет ударил по глазам. Щурясь, я вошла.
Распахнутый настежь шкаф, письменный стол, заваленный мусором, холодный пол под ногами с выбитым местами паркетом, где в образовавшихся щелях забились окурки от сигарет и осколки стекла, маленькая железная кровать.
Светка!
На кровати лежала девушка, свернувшись по середине калачиком, и дрожала. Постель была сбита, простыня серого цвета в багровых пятнах.
У нее кровь!
Я подбежала к ней, обняла начала что-то шептать. Девушка в моих руках плакала. Она обняла меня и уткнулась лицом в шею. Я что-то говорила ей, сидела рядом с кроватью на полу, зарывалась носом в ее короткие волосы и продолжала что-то шептать.
Сколько прошло времени?...
Не знаю…
Не помню…
***
-Сука! Грязная тварь! Лесбиянка драная, катись вон из этого дома!- ударило мне по ушам.
Я обернулась на звук. Возле входа стояла женщина с опухшим лицом в разодранном халате из-под которого было видно грязное нижнее белье.
-Света, Светочка, проснись,- просила я ее, не зная, что еще сейчас выкинет эта женщина.
Девушка открыла свои синие глаза, непонимающе посмотрела на меня, но тут же вздрогнула, когда прокуренный голос снова воцарился во всей квартире:
-Убирайся, я тебе сказала! И сучку свою забери! Чтобы тебя больше никогда здесь не было!
Света встала. По ее лицу скользнула гримаса боли. Я поймала ее перед падением.
-Держись.
Она кивнула, обувая ботинки и одновременно направляясь к двери. Я лишь последовала за ней.
***
-Тебе надо перебинтовать раны,- сказала я, помогая Свете идти.
Она была слишком слаба, у девушки подкашивались ноги, и она каждый раз вцеплялась пальцами в мою руку как в спасительную соломинку.
Она не ответила, просто села на лавку возле соседнего дома, до которой с трудом смогла дойти. Я ни чего не спрашивала у нее, ни чего не советовала, просто была с ней, и готова пробыть еще столько, сколько она того захочет. Пока не скажет, что ей не нужна моя помощь, пока не встанет и не уйдет, не сказав не слова. Пока она не сделает этого, я буду рядом. Я должна.
-Как Вы меня нашли?- спросила девушка.
Я села рядом и молча протянула мятый листок с ее адресом.
Она не спросила «откуда?», она не спросила больше ни чего.
Мы сидели на этой лавке до темноты. Молчание прерывалось только фразами:
-Пива хочется. И покурить.
-Точно,- согласилась я, глядя на оранжевый закат на фоне серого неба промышленного района.
-А Вы какое пиво любите?
-Светлое.
-А я тёмное.
-Красивый закат.
-Каждый вечер встречаю его на этой лавке.
-Где здесь палатка?
-За углом того дома.
-Может сходить за сигаретами?
-Давайте.
Но мне не хотелось отходить от девушки ни на метр.
«Если она захочет, она меня дождется, а я буду стараться вернуться как можно скорее», решила я для себя:
-Я мигом.
***
Я вернулась, а Света еще сидела на этой лавочке. Она печально улыбнулась мне и сказала:
-Я думала Вы не придете.
Она закурила, жадно вдыхая дым.
-Уже стемнело,- констатировала я и без того очевидный факт.
-Меня выгнали из дома.
Я обняла ее за плечи. Осторожно, чтобы не дай Бог не причинить ей боль.
-И куда ты теперь?
-Не знаю.
-Если хочешь, поехали ко мне.
-Я Вас потесню,- девушка съежилась от холода.
-Нет.
***
-Снимай рубашку - лечить тебя буду,- сказала я, ставя на журнальный столик аптечку, принесенную из шкафа.
-Может, я сама?
-А, может, доверишь дело профессионалу?
Она колебалась еще мгновение, после чего расстегнула на себе черную рубашку. Ее левый бок был сплошь фиолетового цвета и в кровоподтеках, одно ребро было выбито, а на бедре красовался длинный шрам.
-Да тебе в больницу с такими травмами надо!- воскликнула я, но, по-прежнему, не отказываясь от работы.
-Не хочу в больницу,- заупрямилась Света как маленький капризный малыш.
-Не веди себя как ребенок! Нужно срочно сделать снимок, а-то вдруг ребро задевает какие-нибудь жизненно-важные органы!
Девушка мотнула головой и тут же чуть не упала. Поймав ее, я продолжила свое нравоучение:
-Завтра я с тобой в травмпункт схожу, а после будешь отлеживаться, если тебя, такую везучую в больницу не отправят.
-Где?- спросила она.
-Что «где»?
-Где отлеживаться буду? Мне некуда идти.
Я усмехнулась:
-Глупая ты, Светка! Здесь! Здесь ты отлеживаться будешь! Ты думала я тебя так просто отпущу?!
Она надула губы:
-Мне не нужна жалость.
Я резко села на стул, а она, натягивая на себя свою рубашку, посмотрела испуганными глазами.
-Это не жалость, Светлана Игоревна!- зло сказала я, снова вставая, чтобы продолжить протирать ее раны перекисью водорода:- Руки в стороны! Я не закончила.
***
Утром я сидела у себя дома на кухне и, подперев кулаком подбородок, думала.
В последний момент, Света огорошила меня тем, что у нее при себе нет ни паспорта, ни страхового полиса. И именно из-за этого я битый час смотрела в одну точку, пытаясь придумать адекватную легенду о том, почему у Светы не может быть документов, или на крайний случай, кем она мне приходится, что я о ней так беспокоюсь. Сама девушка сидела возле меня с виноватым видом и на протяжении всего того же часа пыталась убедить меня в том, что ей не нужно в больницу:
-Анастасия Алексеевна, я же говорю – ни чего опасного в моем выбитом ребре нет.
Меня раздражало ее гудение над ухом, но я продолжала не подавать виду.
Я оглядела девушку с ног до головы. Она сидела на табуретке, подобрав ноги под себя, в моей старой зеленой рубашке, которая была ей, на удивление, в пору, но при том, слишком длинная, поэтому дома ее можно было спокойно носить без штанов, чем Света меня с утра и «соблазняла».
Мой взгляд задержался у нее на груди. Весь вчерашний вечер, который она провела у меня, девушка игнорировала бюстгальтер. Тонкая хлопковая ткань не скрывала прелести сидящей передо мной Светы, даже наоборот – выгодно подчеркивала. Девчонка выглядела невероятно сексуально, что у меня начала кружиться голова, а воображение, которое, уж точно, в конец распустилось, подбрасывало мне непристойные картинки. На минутку, сожмурив глаза, чтобы прогнать от себя видения, я подумала: «Нет, Настя, так дело не пойдет! Ей только шестнадцать лет, а ты уже впала в глубокую старость ! И за это сажают…» Вновь открыв глаза, я смотрела то на потолок, то в пол, но всячески избегала взгляда, обращенного на Светку. Пытаясь отвести мысли от вытворявшего черт знает что в моей голове воображения, я напрягала мозг из последних сил – надо придумать, что делать с рентгеном.
В последний момент, уже отчаявшись, я полезла в записную книжку своего мобильного телефона и случайно увидела имя своей бывшей одноклассницы, которая как раз работает медсестрой в районной больнице.
Улыбнувшись сама себе, я сказала:
-Свет, у меня есть еще одна идея,- набрав номер, я поднесла трубку к уху:- Марина, привет! Это Настя Мироненко.
-Привет, Настюх! Сколько лет? Сколько зим? Что не звонишь?- на другом конце невидимого провода раздался довольный жизнью басоватый голос моей школьной подруги, с которой вместе в одиннадцатом классе мотались по клубам и обсуждали симпатичные юбки за бутылочкой чего-нибудь слабоалкогольного.
Я вскочила с табуретки и начала расхаживать по кухне. Три шага вдоль, два поперек, затем разворот, взгляд только в пол.
-Вот давно собиралась, но все никак. Я сейчас диплом готовлю, прям даже некогда ни с кем пересечься. Да ты и сама хороша! Знаешь же мой номер.
- Семе-е-е-ейная жи-и-и-изнь,- протянула Маринка.
-Это интересно! Почему на свадьбу не позвала?!- в шутку возмутилась я. В шутку мы с ней делали все - и ругались, и закладывали друг друга перед учителями (право же не стоит говорить о том, что они нам просто не верили), и вопросы некорректные задавали.
-Еще все впереди. Мы пока не женатые. Так что ты хотела? Я ж чувствую, что не просто так позвонила, Настька!
Я остановилась на одном месте и, набрав воздуха в легкие, произнесла:
-Мар, ты до сих пор в нашей больнице работаешь?
-Да…,- я почувствовала в голосе подруги любопытство.
Я посмотрела на удивленную Светку и сказала, на резком выдохе:
-Мне твоя помощь нужна. У меня тут девчонка знакомая в переделку попала. Ей бы рентген сделать, а документов у нее нет. И она не местная.
После непродолжительной паузы, Марина ответила:
-Без проблем. Когда приедете?
-Через полчаса устроит?- Я повела бровью, увидев, как Света смотрит на меня, так и не донеся до рта бутерброд с колбасой.
-Вполне. Сбрось дозвон, когда подъезжать будете. Я к вам спущусь.
-Спасибо.
Я отключила телефон, снова помогая Свете подняться с места, увидев то, как она решительно отодвинула недоеденную булку.
-Все в порядке. Едем.
***
-Твоя?- спросила меня девушка лет двадцати с хвостиком в белом халате, стриженная под машинку, совсем не накрашенная, собственно, как и любой уважающий себя буч, кивая в сторону закрывшейся двери в кабинет рентгена. Девушку эту…хм… «девушку»… Маринкой зовут - она-то и училась раньше со мной в одном классе, пока жизнь нас вот так не раскидала.
Мы сидели на скамеечке возле окна, заставленного какими-то совершенно нелепыми цветами в огромных горшках, и ждали, пока Свете сделают снимок.
Играя мобильным телефоном, девушка в белом халате подмигнула мне.
-Нет. Это моя студентка.
Маринка хмыкнула:
-Да ну! Малолеток как будто не кадришь?!
-Вот и не кадрю!- обиделась я.
-Тогда что ты с ней возишься? Еще скажи мне, что она тебе безразлична.
Я чуть не вспылила, но вовремя остановилась, и перевела тему разговора:
-Ты, вроде, говорила про «семейную» жизнь? Как хоть зовут эту укротительницу бучей?
-Лариской.
Марина полезла в карман своих брюк, непонятно откуда взявшихся из-под халата, вынимая фотографию немолодой женщины.
-Так ей же уже за тридцать!- воскликнула я, посмотрев на снимок, после чего устыдила себя за такое проявление эмоций.
Я вспомнила момент, когда никто иной, как сама Маринка заливалась песней про то, что фэм должна быть хотя бы на пять лет моложе буча.
Я усмехнулась, глядя на обожающий взгляд моей подруги, обращенный на фотографию.
-Ну и что?- фыркнула моя бывшая одноклассница:- зато она самая лучшая.
Я скептически оглядела ее умиленную физиономию и вдруг улыбнулась:
-Ну, тогда я за тебя спокойна.
Дверь рентгеновского кабинета отворилась, и врач позвала меня войти. Женщина средних лет, бросила взгляд на одевающуюся Свету и обратилась ко мне:
-В стационар вашу сестру надо.
-Все так плохо?!- испугалась я.
Врач кивнула в сторону снимка, висящего за прищепку на толстой леске. Их там было штук десять, и в голове у меня мелькнула абсолютно бредовая мысль: «Висят как носки в сушилке».
-Я в этом ничего не понимаю,- честно призналась я.
-Жизненно важных органов ребро не задевает, но есть огромный риск того, что оно неправильно срастется. С возрастом даст о себе знать.
-Минутку,- попросила я врача, и направилась к Свете. Сев напротив нее, я спросила, глядя в глаза:
-Слышала?
-Угу.
-Что решила?
-А у меня есть выбор?
Я улыбнулась:
-Как ты сама решишь, так и будет. Я же не имею права решать, что тебе делать.
-Я не хочу в больницу ложиться,- она поднялась со скамеечки и, опершись о мою руку, подошла к врачу.
***
Держась за мою руку, Света уверенно шагала прочь от больницы. Я обернулась напоследок и увидела Маринку, стоящую опершись плечом на дверной косяк и ехидно улыбающуюся.
-Нахалка!- фыркнула я.
-Кто?- с безразличием спросила меня Светлана
-Марина.
-Ваша подруга?
-Боевой товарищ. Школу вместе прогуливали,- пояснила я, и девушка, идущая рядом со мной, улыбнулась:
-А я думала, что вы не прогуливали…,- и тут же покраснела, как будто сказала что-то неприличное.
-Со многими случалось…,- ответила я.
***
Я зашла в большую комнату, которую занимала Света и остановилась. Девочка спала безмятежным сном маленького ребенка. Обычно она хмурилась, ворочалась во сне, стискивала зубы до скрежета. Я улыбнулась сама себе и поставила на журнальный столик ее горячий чай. Она всегда пила его только сладким. Говорила, что так гораздо вкуснее, а я качала головой, не понимая ее пристрастия к этой ядреной смеси чая, лимона и трех ложек сахарного песка. Эта бессовестная девчонка съела у меня в доме все сладости только за один день проживания на правах человека, которому нельзя даже вставать с постели. Я была, прямо скажем, даже не против такого положения дел, поскольку сама сладкому предпочитала острые блюда.
Светка долго ругалась, когда отведала моей фирменной жареной курицы с чесноком и специями. Она сказала, что моя курица сама как один большой острый перец. Я не обиделась, просто пообещала, что в следующий раз положу перца поменьше. Она кивнула.
Бедная девочка еще не знает, в каких количествах будет это «поменьше».
По рукам девушки, скрещенным на животе, скользнул солнечный лучик. Я села рядом с ней, глядя на нее спящую, пытаясь запомнить ее именно такой. Сейчас она была расслаблена, не ершилась, как обычно, на лице не было легко читающегося недоверия к людям, руки не были сжаты в кулаки, будто каждую секунду она ожидает нападения. Нападения со спины.
Я провела рукой по голове девушки, убирая со лба челку.
У нее очень красивое лицо. Наверно, ее родители тоже были очень красивыми людьми. И, уж точно, она была желанным ребенком. А разве может быть иначе? Нет, не может. И не должно…
Я не заметила, когда на меня уже смотрело два больших ярко-синих глаза. Удивленно, немножко с прищуром и, в тоже время, с какой-то странной теплотой вместо привычной отчужденности, скрытой за мрачностью.
-Я тебя разбудила?
-Нет,- девушка улыбнулась. Мягкой улыбкой, какой-то родной, очень-очень близкой.
-Прости,- засмущавшись, я поднялась с места:- твой чай, наверно, уже остыл.
Она села на диване и потянулась за чашкой:
-Спасибо.
Я заметила, что рядом со Светиной подушкой лежала фотография, где были изображены мои друзья и я сама.
-Откуда у тебя снимок?- спросила я, понимая, что фото я не видела с прошлого года, когда сожгла остальные предметы, напоминающие мне о самом счастливом времени в моей жизни.
-Нашла в коридоре под паласом.
Света взяла в руки фотографию и посмотрела на нее:
-Это вы,- она показала на мое изображение. Счастливая девчонка с торчащими дыбом волосами, в свободных черных штанах и бюстгальтере белого цвета – такой действительно была я. Размахивая белой майкой над головой, и обнимая меня одновременно, с фотографии на нас смотрела Дашка. Держа в руках бутылку дешевого пива и сидя на ступеньках возле школы, красовалась Маринка. У нее за спиной стояла миниатюрная девчушка лет четырнадцати и, подмигивая в камеру, ставила ей рога. Ее зовут Катюша. Она какое-то время ходила за нами по пятам, но позже как-то незаметно вписалась в компанию, что без нее становилось некомфортно – будто кого-то очень важного не хватает. А с другого края фотоснимка на нас взирала хмурая металлистка в косухе и с взмыленной копной рыжих волос на голове. Она что-то пыталась сказать, когда нас и сфотографировали. Именно по этому ее глуповатое (слово не подходит) выражение лица в последний момент не ускользнуло от зоркого глаза фотографа.
-А это ваша подруга, да?- спросила Света, указав на Дашу.
-Да,- ответила я, понимая, что вопрос, на самом деле, звучит немного иначе.
-А где она сейчас?- снова поинтересовалась Светлана. Она смотрела в мои глаза, будто пытаясь в них что-то увидеть. Но что? Что можно увидеть в моих глазах, когда я вспоминаю своего самого близкого человечка на свете? Печаль? Сожаление? Скорбь о чем-то? Не понимаю…
-Не знаю,- честно призналась я, после, указывая на изображение Маринки:- узнаешь?
-Это та девушка из больницы?
-Ага…
***
Ночью мне не спалось и, похоже, не только мне одной. Я прислушивалась, как за стеной ворочается Света. Начиная засыпать, я услышала шлепанье босых ног по линолеуму. Дверь в мою спальню скрипнула, тень скользнула внутрь. Я села на кровати со словами:
-Сумасшедшая! Тебе же нельзя вставать!
Сквозь темноту, я рассмотрела вошедшую Светку. Она сказала шепотом, почти не слышно:
-Можно я у вас посижу? Мне немного не по себе.
Я слезла с кровати, заметив, что девушка еле стоит на ногах, помогая ей сесть. Она дрожащими руками натянула пониже и без того огромную мужскую рубашку.
-Можно, конечно,- я села рядом, укутав девчонку своим одеялом:
-Завтра в колледж ты не идешь, я тебе оставила еду в холодильнике. Ее только разогреть нужно. Положу тебе мобильник на столик возле кровати. Если что случится – звони обязательно. И не смей искать приключений на свою голову. Я за тебя волнуюсь.
-Хорошо,- кивнула Света, и положила голову мне на плечо. Я обняла ее и закрыла глаза.
От нее исходило какое-то родное тепло, будто я знаю ее тысячу лет, и мы просто давно не виделись.
***
Я вскочила как ошпаренная, понимая, что проспала на работу. Над ухом раздалось недовольное сонное сопение. Я обернулась на звук – крепко обняв подушку, рядом со мной спала Света. Я улыбнулась: «Свет, ты похожа на дьявола с ангельской внешностью…»
Чмокнув ее в лоб, и натянув пониже закатавшуюся за ночь вверх рубашку на теле девушки, я побежала собираться на работу, бросив последний взгляд на всю эту умильную картинку… «Надо было сфотографировать».
***
-Пожалуйста,- сказала я, протягивая свой больничный лист сотруднице отдела кадров, дочке директрисы, устроенной на это место по бо-о-ольшому блату.
«Спасибо Маринке! Выручила по всем параметрам»,- спустила я дух, поняв, что справку мою принимают без единого подозрения на то, что она фальшивая.
Я вошла в аудиторию к первому курсу Охраны окружающей среды преподавать ставшую ненавистной мне экономику.
Девушка на первой парте, не стесняясь того, что вошел преподаватель, продолжала красить тушью глаза, попутно разговаривая по телефону через наушники. На задних рядах «Готишная» девица трясла хаером под музыку, которую не слышал никто, кроме нее самой. Ее друзья восхищенно наблюдали за ней, и ее не прокрашенными у корней сальными черными волосами. Им тоже было не до новой темы, по которой через неделю, назло всем распоясавшимся студентам, я и устрою контрольную работу.
Начав лекцию, я поняла, что в группе стоит какой-то несвойственный ей гул. Девочки на первых партах что-то обсуждали, хитро поглядывая на меня, единственный… или не единственный?… молодой человек удивленно посмотрел на меня, после того, как одна из них что-то ему сообщила, показав взглядом в мою сторону, а «Готишные девы» с последней парты не стесняясь в выражениях сказали, что я «похожа на лесбиянку». И это было произнесено малость громче, чем следовало…
Я посмотрела в окно, где напротив группы стояло отражение молодой женщины в мужской рубашке в клетку, свободных штанах и кроссовках. И это была я. Хотелось схватиться за голову, но мне удалось совладать с собой и этим нестерпимым желанием в последний момент, и вместо этого опрометчивого поступка, я скрестила руки на груди и спросила, обращаясь к одной из девушек в черном, которая как раз и высказала ту самую мысль, напряженно висевшую в воздухе с тех пор, как я впервые переступила порог колледжа:
-Что обсуждаем?!- и это был вызов с моей стороны…
-Простите,- девушка отвела взгляд в сторону, умолкая, но что-то мне подсказывало, что ненадолго.
-Ну что? Продолжим? Или Вы еще не наговорились?- теперь уже я обращалась ко всей группе, которая также бессовестно продолжала переговариваться.
Кто-то из студентов тяжело вздохнул, утыкаясь взглядом в тетрадь, кто-то сказал: «Расскажу позже!», кто-то, просто лениво поворачиваясь лицом к доске, подпер кулаком щеку. Никому не была сейчас интересна экономика. Даже мне… Но контрольная все равно состоится… И за это я отвечаю!
***
-Анастасия Алексеевна, я думала, что Вам не нужно объяснять, как должен одеваться преподаватель. Но то, как Вы выглядите сегодня, говорит о том, что Вы совершенно не знакомы с dress-кодом этого учебного заведения. Надеюсь, это больше никогда не будет.
Я стояла и изучала рисунок из желтых пятен на облупленном потолке кабинета зам. директора по работе со студентами, сотрудниками и профессорско-преподавательским составом колледжа . Мария Сергеевна сидела за столом, и брезгливо смотрела на меня, приподняв одну бровь. Этой немолодой женщине советской выучки я абсолютно не нравилась с самого начала, а поскольку, отчитывать сотрудников ей приходилось крайне редко, то она смаковала все подробности этого процесса.
Это тебе не студентов об стол мордой возить…
Марии Сергеевне было интересно, как поведет себя каждый из нас, молодых, но не факт, что неопытных, преподавателей, когда его как маленького ребенка укорят в небольшом проступке, а в небольшом только потому, что за большими «проступками» сразу следует увольнение.
-Этого больше не повторится, Мария Сергеевна,- ухмыльнулась я, произнося эти слова. Ведь, кому какое дело до того, как другой человек одет…
-Я очень на это надеюсь, Анастасия Алексеевна. Вы своим сегодняшним внешним видом подаете не самый лучший пример студентам и, тем самым подрываете безупречную репутацию нашего коллежа.
«Как же! “Безупречную”!»- усмешка пробежала по моему лицу, но я ответила:
-Конечно, мне дорога репутация учебного заведения, в котором я преподаю. Я могу идти, Мария Сергеевна?- лицо моей начальницы покрылось бордовыми пятнами, и она процедила сквозь зубы:
-Можете, Анастасия Алексеевна.
Я молча направилась к выходу, нарочито обернувшись лишний раз, чтоб получить ни с чем не сравнимое удовольствие видеть, чужую бессильную ярость.
Закрыв за собой дверь кабинета заместителей директора, я улыбнулась сама себе – еще одно испытание в стенах колледжа выдержала. Этот поединок Мария Сергеевна запомнит на долго. Гроза всех «морально распущенных» студентов, сотрудников и профессорско-преподавательского состава, уж простите мне сарказм, при виде которой, все дрожат как осиновые лисья, сидит сейчас у себя за столом и бесится. Еще бы! Как какая-то «молодая выскочка» посмела так с ней разговаривать и смеяться, глядя в глаза!
Довольная сама собой я пошла к выходу из колледжа. На сегодня мое мучение в стенах данного учебного заведения, было успешно завершено. На выходе со мной поздоровалась студентка третьего курса с большими синими глазами и серебряным кольцом на большом пальце правой руки. Я улыбнулась ей, и вышла, пропуская девушку вперед.
Что ж, внимание льстит моему самолюбию…
***
Два года я так не рвалась домой. К себе домой, ведь раньше меня никто не ждал, а полчаса назад, мне позвонила Света и сказала, что ждет меня. Я почти бежала. Да что там бежала! Я летела домой! Отворив входную дверь, я услышала звуки музыки из большой комнаты. Я шагнула в нее.
Света сидела на кровати и изучала обложку какого-то диска. Я подошла к ней:
-Привет, Свет.
-Здравствуйте.
-Как себя чувствуешь?
-Уже лучше, спасибо,- она тяжело вздохнула:- Я вам поесть приготовила. Немножко подгорело… простите…
Я не удержалась и чмокнула девушку в висок:
-Спасибо!
Ну, Светлана малость приукрасила действительность, сказав, что еда «немножко подгорела»… Рис разварился до консистенции рисовой каши, а вот на говяжьи котлеты было больно смотреть, что уж говорить о том, чтоб хотя бы взять их в рот. Я терпела эту пытку Светиными кулинарными изысками, пока великий повар стояла у меня над душой и канючила:
-Анастасия Алексеевна, вы меня простите. У меня плохо с готовкой.… Это есть-то хоть можно?
-Ничего. Нормально. И не таким в голодные времена былой молодости питались.
-Вы не старая! Не надо так говорить!- девушка надула губы, и, опираясь на стену, вышла из кухни.
Я резко вскочила с места, подбежав к мусорному бачку, вывалила туда все, что я не съела. Ведь, не расстраивать же гостью…. Заварив себе зеленого чаю и собрав огромный бутерброд со всем съестным, что в него влезло, я оттянулась на полную катушку.
И не обязательно меня кормить настоящей домашней едой. Я неприхотливая уж больно…. Вкушая все вышеперечисленное, я не заметила, как у меня за спиной вырос незримый наблюдатель.
-Значит, не съедобно, да?- спросил хмурый голос.
Я обернулась, глядя на Светку снизу вверх, помотала головой:
-Мне еще жить не надоело.
Надо мной возвышалась скала, подперев руками бока, она ответила:
-И пользы от меня, по ходу дела, совсем никакой…
Проглотив остатки своего maxi-бутерброда даже не жуя, я встала:
-Глупостей не говори! А готовить я тебя позже научу…
***
«Фраза, что готовить ее позже научу, уж слишком много обещающе прозвучала»,- я ехала в институт на занятия и думала об этой девчонке. Опять…. Снова, если хотите…. Я уже не могла думать ни о чем другом – только эта девчонка занимала все мои мысли и чувства, среди людей мало-мальски похожих на нее, мне чудилась именно она, я оборачивалась, стоило мне услышать приятный немного хрипловатый женский голос. Кругом была только Светка. Светка сводила меня с ума, даже находясь на другом конце города.
«Это сумасшествие похоже на влюбленность»,- пробежала скептическая мысль, но тут же я сама себя одернула: «Нет! Стоп! Быть этого не может! И не должно! Она – ребенок!», но тут же улыбнувшись сама себе и прощая за минутную панику, где-то глубоко внутри моего воспаленного разума, я вышла из автобуса напротив своего университета. Старинное пятиэтажное здание с высоченными сводами, как и пять лет назад, как и два года назад, как и на прошлой неделе, все так же ожидало студентов-вечерников, величественно и степенно наблюдая за ними из полумрака. Его освещали только пара фонарей возле входа и холодный свет звезд на небе. Раздались знакомые голоса одногруппников, которых к пятому курсу осталось только десять человек, включая меня.
Я поправила ворот рубашки и прошла мимо них, даже не поздоровавшись. И какой смысл это делать, если все равно ты не услышишь этого злосчастного «привет» в ответ? Я купила по дороге в палатке сигарет и минералки и села на ступеньки возле входа в здание института. На этом месте можно было спокойно покурить, зная, что ты затеряешься среди галдящей толпы студентов младших курсов, и до тебя не долетят обидные высказывания неприятелей. А, ведь, я думала, что мы уже взрослые люди…. Но, почему-то кое-кто продолжает себя вести как шестиклассники, выкрикивая какие-то обидные ругательства, доставая на парах приклеенной к стулу жвачкой или еще какими-то глупостями, каких они знают много, а я за два года еще не запомнила.
Я радовалась только тому, что в этом году мое мучение прекратиться, и я выпущусь из университета, оставив далеко позади, пять человек, которых и без того собираются отчислить.
Я закурила, посмотрев на часы, вдохнула дым, понимая, что приехала я сегодня даже раньше, чем следовало бы.
Возле меня села компания студентов-первокусников. Неплохие ребята, на мой взгляд. Наш курс жалуется, что младшие не достойны, учиться в этом университете. Конечно! Как же! Они же не такие снобы и гады, поэтому им тут не место! Очень интересно получается…
Но мне ребята нравились. Они веселые, активные, интересные. Я как-то подошла к ним, попросила сигарету. Они не посмотрели на мой мышиный вид брезгливо и не отвернулись, отмахиваясь фразой: «У нас все закончилось». Я с ними даже пообщалась, после чего кто-то из них даже здоровается со мной при встрече. Приятно видеть искреннюю улыбку на чьем-то лице, когда встречаешься с человеком так просто - в коридоре, пробегая от аудитории до туалета и обратно после звонка, или случайно сталкиваешься на остановке в ожидании автобуса до метро. Просто приятно…
Я встала со ступенек и направилась в аудиторию на лекцию, а в голове снова вертелось только одно имя – Света.
***
Когда я вошла домой, было уже за полночь, свет нигде не горел, и в воздухе повисло только полное безмолвие. Я поежилась слегка. Новые окна, которые мне установили этим летом, не пропускали шум с улицы, и из-за этого в квартире было невозможно находиться в полной тишине. Обязательно должна либо негромко играть музыка, либо шуметь чайник, либо говорить сам с собой телевизор в большой комнате. Впрочем, лучше, когда все и сразу…
Но сейчас не было слышно ни чего, и я уже испугалась – куда пропала Света.
Я отворила дверь в ее комнату, но диван был собран, а одеяло лежало на своем законном месте. Я испугалась: «Где она? Неужели, она ушла? Господи, не надо!»
Понурив голову, я пошла по всей квартире, понимая, что девушки нигде нет. Слезы наворачивались на глаза, не давая мне ни чего видеть, я на ощупь пошла к себе.
Отворив дверь в свою комнату, я собиралась упасть на постель без сил, и прореветь всю ночь как маленькая девчонка, когда увидела у себя на кровати свернувшийся клубочек, отдаленно напоминающий человека. Он довольно посапывал и обнимал большую подушку как что-то самое дорогое на свете. Утерев подлую слезинку, сорвавшуюся таки со щеки, я села на край кровати и спросила, надеясь, что мне не ответят:
-Свет, ну и где мне теперь спать?
Сонный голос, проговорил, утыкаясь лицом в подушку:
-Здесь. Я могу уйти.
Я засмеялась. Напротив меня, наверно, чудовищно испугавшись, села девушка. Я смеялась…. Смеялась, а по щекам текли слезы…. Слезы радости. «И почему она мне стала так важна, эта девчонка?»
Но Света не видела этого. Сомневаюсь, что она в такой темноте и меня-то разглядеть смогла. Она всего лишь спросила:
-Мне уйти в большую комнату?
И, конечно, я ее не отпустила…. Вторую ночь подряд мы спали вместе у меня в комнате. Она уткнулась лицом в мою грудь, прижимая меня всем телом к себе, как до этого обнимала подушку, и засыпала. Я гладила ее по голове, понимая, что мне хорошо так вот просто лежать с ней вместе и смотреть в темноту. Все скверные мысли неожиданно куда-то испарились, и стало тепло.
Я больше не боялась того, что она уйдет также, как ушла Дашка, не сказав не слова, я не боялась, что стану не нужна этой девчонке, я не боялась снова остаться наедине со своим бескрайним одиночеством. Я не боялась ни чего. Мне просто было хорошо. Здесь. Сейчас. И мне было не важно, что будет завтра утром, потому что надо жить такими моментами, а не вечным страхом перед будущим. Иначе, потом, в старости, будет нечего вспомнить. А я так не хочу.
***
-Анастасия Алексеевна,- мягкий голос зашелестел у меня над ухом, и чье-то дыхание касалось моей кожи.
-Ммм?
-Будильник сейчас разорвется,- снова сказал голос, как тут же до моего сознания начал доходить неприятный писк дешевого китайского будильника, который каждое утро хотелось выбросить в окно за такое садистское пробуждение.
Не хотелось двигаться, не хотелось открывать глаза. «Во сколько же я уснула?»- неожиданно подумалось мне: «Да, вроде, ничего противозаконного я ночью не творила, значит как обычно…»,- мрачно подметило за меня мое пробуждающееся сознание, хотя лично мне по-прежнему хотелось спать: «А если ни чего противозаконного, тогда, что за голос меня будит с такой нежностью?»- а вот от подобных мыслей в опасной близости от девушки, мне все же стоило бы воздержаться, но, понимая, что именно из-за этого, у меня уже открылись глаза, я поблагодарила свое любимое сознание, идущее под руку с сарказмом, за вовремя подброшенную непристойную мыслишку.
На меня смотрели синие бездонные глаза, в которых сверкали отблески солнечного утреннего света.
-Свет, выключи, пожалуйста, эту гадкую пищалку,- обратилась я к девушке.
-Сейчас,- ответила она, и встала, убирая руки, еще мгновение назад, обнимавшие меня. Стало прохладно, и я укуталась в одеяло, наблюдая за девчонкой.
«И откуда в ней столько грации, когда она не прячется под мужской одеждой?»- спросила я у себя. Длинные красивые Светины ноги сейчас находились у меня на уровне глаз, хотелось протянуть руку и коснуться ее смуглой кожи, провести рукой…. Ах, да! О чем это я?!
Света, обернувшись, застыла. Она смотрела на меня удивленными глазами. «Я что? Покраснела? Не может быть!»- уткнувшись носом в пухлый край одеяла, я отвела от нее взгляд, закрывая глаза. Но, вместо того, чтобы, оставить меня в покое, эта бессовестная девчонка, села рядом со мной и запустила руки под одеяло…
Я визжала, выворачивалась, ругала ее всеми необидными ругательствами, когда она не хотела даже останавливаться. Она шипела мне на ухо:
-Вставайте! А-то до смерти защекочу! Нечего брыкаться! Без вас студенты окочурятся! Кого же вы учить будете?!
-…зараза, уйди! Мне щекотно,- выдохнула я, когда она убрала свои цепкие пальцы от моих ребер.
-Тогда, марш в душ!- раскомандовалась Светка, и, спрыгивая с кровати, бросила фразу:- а я пойду на кухню - устраивать вам очередную пытку.
Проснувшись окончательно, я побрела в душ, не вслушиваясь в очередную порцию командирских наставлений со стороны Светланы Игоревны.
***
«Что ж, могу вас поздравить, Мироненко Анастасия Алексеевна, вы похожи на счастливого идиота даже ни разу не переспав с понравившейся девушкой!»- продолжало донимать меня мое сознание, которое уже давным-давно и прочно женатое на сарказме. Я брела на работу, а рядом со мной шла Света. «Учиться! Учиться! И еще раз учиться!»- как сказал Ильич, но сейчас, глядя на данную студентку, меня все сильнее распирало на смех. Уж не похоже это на правду. Ой, как не похоже!
-Анастасия Алексеевна, а во сколько у вас заканчиваются занятия?- спросила меня Светка.
-В час дня,- я не спрашивала, когда заканчивает она, поскольку, сообразила зайти в деканат ее факультета и снять копию с расписания. Я знала, что третьей парой, она придет ко мне на математику, а после этого, и мы обе будем свободны. Есть смысл отпустить группу пораньше…, хотя планов, как на вторую половину дня, так и на вечер пока не было.
Мы брели по дороге усыпанной осенней листвой, которую собирали малыши, гуляющие по аллее с мамой. Они сгребали в охапку листья и подбрасывали их над головой, крича совсем неуместное слово: «Салют!»
Света улыбнулась, глядя на то, как две маленькие девочки-погодки оббежали нас вокруг, громко смеясь, то и дело, поправляя легкую шапочку на завязках, сползающую на глаза, маленькими ручками, одетыми в разноцветные полосатые перчатки. Их мама шла неспешно вдоль дороги, изредка окликая дочек:
-Света, Настя, далеко не убегайте!
-Хорошо, мам!- откликалась одна из них, та, что была чуть старше, но так похожа на свою сестрёнку.
Невольно и я улыбнулась этой картине.
Светлана, взяла меня под руку и, ничего не сказав, немного сбавила шаг.
***
Я сидела в преподавательской на большой перемене перед началом третьей пары и пила быстрорастворимый кофе, которым у нас в колледже была традиция травить свой желудок. Ко мне подсела совсем молоденькая девушка с глазами маленького щенка. Ее большие руки без маникюра крупно дрожали, а подмышкой она держала черную папку, из которой торчали испещренные чернилами листки бумаги.
Я улыбнулась новенькой настолько доброжелательно, насколько смогла. Она ответила мне взаимной улыбкой - очень нервной, немножко рассеянной, но доброй.
Она была неприметной девушкой, в аккуратных, без излишеств, джинсах и сером пиджачке, который был ей велик в плечах и скрывал, стоит заметить, неплохую фигуру.
-Здравствуйте,- поприветствовала я новую сотрудницу, которая нервно озиралась по сторонам и теребила папку.
-Добрый день,- отозвалась она.
-Вы недавно у нас работаете?
-О-да!- резко кивнула девушка, тут же от смущения заерзав на стуле.
-Какой предмет преподаете?- пыталась я разговорить свою соседку по столу, но получалось у меня это, мягко выражаясь, не очень.
-Русский язык и культуру речи,- выпалила новенькая на одном дыхании.
Интересно, кто же такой умный отважился привести в ряды преподавателей одного из самых сложных, в дисциплинарном плане, учебных заведений города такого «специалиста». Ей бы в детском саду горшки за годовалыми карапузами носить, а не студентам русский язык преподавать. Ее же затюкают на первой же лекции у программистов! Эти системщики, двадцать пять человек парней-лоботрясов, учащихся на родительские кровью и пОтом заработанные деньги, просто не станут ее слушать, ведь наша новенькая, по-видимому, слова обидного сказать им не сможет, хотя голос у нее поставлен хорошо, для первой-то недели работы в системе образования.
-Очень интересный предмет!- пыталась я поддержать разговор:- А по какой методике преподавания, вы будете строить занятия?
Девушка, потупила взор, видимо, не ожидая такого вопроса, который мне, стоит заметить, задали в лоб прямо на собеседовании при приеме на работу.
Я терпеливо ждала ответа, но, поняв, что она молчит как студентка-троечница на семинаре по теме, которую она благополучно проспала на задней парте, я тяжело вздохнула, переводя тему разговора:
-Меня Анастасия Алексеевна зовут. А вас?
-Я-Я-Яна Валерьевна,- смутилась новенькая, будто я спросила у нее что-то сверх неприличное.
-Очень приятно,- я смотрела на нее открытым прямым взглядом, наблюдая за ее реакцией. Яна Валерьевна то поправляла натуральные белые волосы, собранные в зализанный конский хвост, то теребила листок бумаги, выдернутый из собственной папки, который она тут же пыталась, не расстегивая крепежки, запихнуть обратно, то отводила взгляд в сторону, стараясь ни на кого не смотреть. Я сидела за столом рядом с ней, допивая, свой уже остывший кофе, и анализировала. Анализировала как педагог, возможно, пока еще недоучка, но это ненадолго.
Яна Валерьевна бросила быстрый взгляд на часы и засобиралась уходить, хотя до звонка было еще минут десять:
-Я пойду.
-До свидания,- сказала я уже в спину убегающей от меня как от чумы новенькой. Так и не услышав ответа, я подперла кулаком щеку и стала вслушиваться в то, что говорили преподаватели за соседними столами:
-… А ты на новенькую нашу посмотри! Кто ж ее такую нервную к нам привел-то?- запричитала Юлия Михайловна.
-Во-во! Именно! Она ж профнепригодна! А Мария Сергеевна куда смотрит, когда такие к нам работать идут?
-Уж не знаю. А ты видела, что Анастасия недавно вытворила?
-Нет. А что?
-Она тут пришла на днях разодетая как мужик. В рубашке, в штанах непонятных, подстриглась под мальчика!
-Правда? И что? Выговор ей сделали?
-Не знаю насчет выговора, но Мария Сергеевна до сих пор вскипает об одном упоминании Настьки, но сегодня Мироненко в черном брючном костюме с черной рубашкой расхаживает.
Я улыбнулась. Две преподавательницы обсуждали меня, даже не подозревая, что я сижу сбоку от них и все слышу. Ах, какой самообман!
Я поднялась из-за стола, привлекая тем самым внимание женщин, обсуждавших меня, и направилась к выходу. Я чувствовала у себя на спине их взгляды и, кажется, слышала шепот: «Смотри! Я ж тебе говорила!»
***
-Как себя чувствуешь, Свет?- спросила я у девушки, когда мы, как и договаривались, встретились в сквере по дороге домой.
-Уже лучше, Анастасия Алексеевна,- кивнула мне студентка, прижимая к груди, мою блочную тетрадь, которая служила временным пристанищем для ее лекций.
-Что собираешься сегодня делать?- снова поинтересовалась я, посмотрев на небо бледно-голубого цвета, по которому плыли облака, собирающиеся у самого горизонта в бескрайнюю серую массу.
Девушка тяжело вздохнула, погружаясь в какие-то свои мысли, но после ответила на мой вопрос:
-Мне надо сходить кое-куда…
Я потупила взгляд.
Вид у Светы был обреченный, но, вместе с тем, очень настороженный. Она будто боялась мне что-то сказать, будто из-за этого я могу от нее отказаться или, не дай Бог, выгнать. Но меня саму не оставляли в покое мысли о том, что девушка совсем бесправная без документов. У нее на руках нет даже студенческого билета, что уж говорить об оставленном дома паспорте. Но я не могла сама так просто вторгнуться второй раз в частную собственность к незнакомым людям и забрать то, что мне совершенно не принадлежит.
Я не могла решиться предложить этот вариант Свете, боясь, что на меня не так поймет. А я за нее по-прежнему, волновалась…
Можно было бы, конечно, написать в паспортном столе заявление на утерю документа, но тогда было бы абсолютно непонятно, чем вся эта небольшая махинация обернется. Да и узнавать, честно говоря, не очень-то хотелось…
После тяжелого минутного молчания, когда я уже готова была закричать на всю улицу, лишь бы эта тишина, наконец, закончилась, Света пояснила свои слова сдавленным голосом:
-Я хочу сходить к тетке забрать свои документы или попроситься назад.
Резко встав посреди дороги, я посмотрела в эти синие омуты Светиных глаз и не могла поверить, что она хочет вернуться назад. В глазах у девушки океаном плескалось замешательство и обреченность. Не веря своим ушам, я спросила:
-Ты хочешь вернуться?
Девушка отвела взгляд в сторону и тихо, еле слышно, сказала:
-Да…
-Но…,- я хотела спросить что-то еще. Не помню, что.
Я пошла вперед, не останавливаясь, даже наоборот, набирая скорость. Я не слышала сзади себя шаги девчонки, перевернувшей во мне все нутро, я не слышала ее голоса, просто сожмурившись на мгновение, я видела только ее глаза. Синие, как сумеречное летнее небо, когда солнце уже село за горизонт, и стало достаточно темно, чтоб на небе появились россыпи звезд, но еще светло для того, чтоб все краски не потускнели. Небо тогда яркое, светящееся, а луна в его центре еще маленькая и блеклая.
Я остановилась, когда в голове у меня со всей силой пульсировала мысль: «Что же ты творишь, идиотка?!» Обернувшись назад, я не увидела ее. Там было пусто, а в сердце ко мне ворвался настырный колючий холод, заслоняющий собой все другие чувства.
«Где она теперь? Я ей не нужна?»- вопрошал этот холодок у моего разума. А разум молчал, отказываясь понимать, что произошло всего минуту назад. Разум не думал, разум не отвечал, разум не мог понять, что я сделала не так, и где мы с ним допустили ошибку. Я вернулась обратно на аллею, вглядываясь в лицо каждого прохожего, надеясь каждую секунду увидеть Светку.
«Где же ты? Зачем ты так со мной? - я поежилась:- А этим утром было еще тепло. Или мне было тепло не от погоды, а от ее присутствия? От присутствия этой девчонки с невозможными глазами?»
***
Одиноко ночевать одной. Совсем одной в большой квартире при полной тишине. Чувствовать себя снова брошенной, ненужной. А, ведь, только сегодня утром, я поняла, почему мне так небезразличен один маленький одинокий человечек - дайк, похожий на грациозную кошку с неописуемым взглядом, удивительно красивый и такой родной, брошенный в этот жестокий мир в одиночное плавание, бороться за выживание.
Я взбила подушку, от которой все так же пахло Светкиными волосами, и рухнула на кровать, зарываясь в нее лицом…
…«Дура, ты, Настя!!! - прошибло меня во сне:- Дура! Твержу же тебе, твержу - она сказала, что хочет вернуться домой только потому, что чувствует себя содержанкой, сидя у тебя на шее!!!»
Во сне меня ругала мама - этакая маленькая женщина с вечной химией на голове. «И как у нее при жизни все волосы не выпали?»- взвилось мое вездесущее сознание, обидевшись на сон, которое давно бы пора начать перевоспитывать думать о таких вещах.
Я села на постели, свесив босые ноги над ковриком, который Светка днем ранее выкопала среди старых вещей и постелила возле кровати, сказав, что он здесь очень к месту. В голове звучал мамин недовольный голос, твердящий мне: «Она сказала, что хочет вернуться домой только потому, что чувствует себя содержанкой, сидя у тебя на шее!!!»
-Дура!!!- ругнулась я на себя:- Дура, дура, дура!
Я обняла голову руками, и, взглянув мельком на часы, задумалась: «А мама, должно быть, права…. Ведь, если рассуждать логически, то себя повела не правильно именно я, своим некорректным побегом, а Света, должно быть, на меня обиделась. Верно? Верно…, тогда что же получается? Сейчас три часа ночи, Света, неизвестно где, но предположительно, у тетки, а я валяюсь, дома в теплой кровати и даже не шевельнула пальцем, чтоб ситуацию эту хоть как-то исправить».
Я решительно поднялась с кровати, направляясь к шкафу одеваться.
Зачем?
Чего я добьюсь в три часа ночи?
Плевать!
Если нужно, я буду ждать ее до утра…
Или до завтрашнего вечера – это как повезет…
***
По шоссе проехал один запоздавший человек на недорогой российской машине - наверно, спешит домой. А я шла по хорошо освещенной дороге, которая днем шумит не переставая, донимая лежебок своим бибиканьем, гуденьем, лаем и музыкой, а ночью редким шумом колес, проезжающих автомобилей. Я шла по уже знакомому мне маршруту, свернув на втором перекрестке во дворы, отыскивая взглядом знакомые окна в старой хрущевской пятиэтажке. Свет был выключен, а с лавки возле подъезда доносились пьяные голоса, уже не способные вразумительно связать пару слов, один из которых я теперь буду помнить всегда. Там была Светина тетка. Я не знаю ее по имени, я толком не помню, как она выглядит, но я все равно не решилась подходить ближе.
Понурив голову, я направилась на нашу со Светой лавочку, где мы сидели, впервые общаясь вне стен колледжа.
Я завидела огонек, мелькающий по воздуху то вверх, то плавно опускаясь вниз. Кто-то сидел там и курил, дрожащими руками поднося ко рту сигарету. Огонек слегка подрагивал, время, от времени рассыпаясь на множество более мелких огоньков, погибающих в полете к земле.
Я подошла ближе, собираясь потеснить человека. Раздался дрожащий вздох. Знакомый голос слегка кашлянул в кулак.
-Света?- спросила я, не веря своим ушам и не видя того, кто передо мной. На меня обернулись. Лучик света от фонаря скользнул по знакомому лицу.
-Что?- безучастно поинтересовался голос.
-Почему ты тут сидишь?
-Тетка пьет с дружками, а у нас дома кто-то трахается в моей комнате на кровати… Дальше продолжать?
Я села рядом и обняла девушку за плечи:
-Нет…,- помолчав, я спросила:- А ты забрала свои документы?
-Забрала…,- кивнула она.
-Пойдем ко мне. На улице холодно.
Она отрицательно мотнула головой.
-Почему?
-А кто я вам такая, чтоб жить у вас?
Я тяжело вздохнула, вынимая из пачки сигарету. Света протянула мне зажженную зажигалку, помогая прикурить.
-А кто тебя разберет?- пожимая плечами, отозвалась я, выпустив дым изо рта.
Светка хихикнула мне в плечо и произнесла:
-Тогда почему вы так обо мне беспокоитесь? Даже тетке родной нет до меня дела, а мы с вами знакомы всего-то неделю с лишним…
-Дура, ты, Светка!- беззлобно буркнула я в высокое горло своего махрового свитера, вдыхая носом морозный воздух осенней ночи.
-Может и дура, только понятней от этого все равно не становится.
Я рассмеялась в голос, а девушка, отстранившись от меня на мгновение, лишь хмыкнула себе под нос:
-Вот так всегда! Скажу что-нибудь, а все смеются.
Я снова обняла ее, устраиваясь головой у нее на плече:
-Смешная ты…
-Правда?
-Угу…
-Тогда ладно…
-Ничего себе «ладно»!- почти взвизгнула я, когда ее холодные руки забрались со спины мне под кофту:- Что ж ты творишь?!
-Мне холодно,- отозвалась из темноты девушка.
-Я и говорю – пошли ко мне. А она отказывается!
-Уже не отказываюсь,- лукаво посмотрев на меня из темноты, сказала Света и потянула за руку:- вставайте!
***
-Где спать будешь?- спросила я на всякий случай, у Светки, засобиравшейся в душ, дабы, если что, не делать лишнюю работу.
-Мне у вас нравится…,- девушка потупила взор и даже слегка покраснела. Я обреченно вздохнула:
-Что уж с тебя возьмешь – пойду в большую комнату…
Светка резко развернулась и, подлетев ко мне вплотную, сказала:
-А без вас там неинтересно становится!
Я вытаращила на нее глаза, по крайней мере, так гласило зеркало, висевшее на противоположной от меня стене, в которое я ненароком в тот момент посмотрела:
-Что ты хочешь этим сказать?- я попыталась перевести слова девушки в шутку.
Света подошла на непростительно близкое расстояние и посмотрела на меня другим взглядом. Она щурилась как кошка на дневном свету после плотного обеда лежа на печи в деревне - странное сравнение, но так точно описывающее ее глаза в тот момент. Она выпрямила спину, выставив вперед грудь, спрятанную лишь за тонким слоем хлопковой ткани, слегка склонилась у меня над ухом и шепнула:
-Ничего того, чего бы я ни произнесла вслух,- девушка загадочно улыбнулась и неслышными шагами, будто она, в самом деле, кошка, направилась в ванную.
«И кто кого совращает?»- съехидничало мое сознание.
«К черту!»- фыркнула я, пытаясь отвязаться от назойливой мысли.
***
Я потянулась, зевая. Уже около получаса я ждала, когда несносная девчонка вылезет из ванной и даст мне возможность сходить в душ. Будильник показывал половину шестого утра, а я по-прежнему слонялась из угла в угол, вместо того, чтоб досыпать драгоценные часы в мягкой уютной кровати. Я села на край постели, почему-то стараясь не нарушить творческий беспорядок, царивший там.
На подушке, возле коврика, на ночнике – везде валялась Светкина одежда. Меня же, как бы странно не прозвучало, это вовсе даже не раздражало. Я упала в объятья мягкого одеяла, укутываясь в него, ни на секунду не переставая вслушиваться в шум воды, доносившийся из ванной комнаты.
Стало невыносимо тихо. Я услышала скрип отворяющейся двери и шлепанье босых ног по полу. Слабым отголоском скользнул еле уловимый аромат моего любимого шампуня.
Я проваливалась в сон…
Мягкие теплые руки обвили меня, оторвали от одеяла и подняли в воздух.
«Мне сниться?»- подумала я, почувствовав жар тела. Не своего…, но такого родного. «Куда она несет меня?»- снова мелькнула мысль. Но мне уже было все равно. Лишь бы это приятное ощущение близости к Свете не заканчивалось.
Шум воды. И подленький смешок мне в ухо. Я открыла глаза, чувствуя, что ноги мои обретают под собой твердую, но холодную опору.
«Ванная…»- констатировала я, оглядевшись вокруг, но, встретившись взглядом со Светкой, до меня начало доходить, что она что-то задумала.
Горячий воздух еще не выветрился из ванной комнаты с закрытой наглухо дверью, и мне стало трудно дышать - возможно, от пара, а, возможно, от…невыносимого взгляда девчонки.
-Зачем ты меня сюда приволокла? Я так хорошо спала…,- проговорила я скрипучим сонным голосом, но вместо ответа, мне на голову обрушился столп ледяной воды.
Ровно секунду не понимая произошедшего, я стояла и хлопала глазами, чувствуя как струи воды прилизывают на голове волосы, заливаются под майку и в теплые домашние штаны. Когда вода добралась до ступней и любимых розовых тапочек, доставшихся мне в наследство от Дашки, я вцепилась в Светку руками и ногами, резко просыпаясь от подобной подлости с ее стороны:
-Зараза!!! Холодно! Светка, что же ты творишь!!!- я визжала как маленькая девчонка, не сводя взгляда с ее изумительных глаз. В них была искорка веселья. Глаза ее смеялись добрым, теплым смехом, но в них была глубина.… В этих омутах плескалось неизвестное мне чувство, далекое и такое родное, что мне на мгновение показалось, что где-то я уже видела эти глаза…
Я смолкла, не сводя взгляда со своей мучительницы. Мокрая как мышь, непонятно почему, счастливая, я продолжала смотреть на нее.
-Что?- пожала плечами девчонка.
«К чему она это спросила?»
Я отошла на шаг назад, чтоб сохранять хоть какое-то расстояние между нами.
Дыхание сорвалось, а сердце заколотилось так, что начало казаться, будто оно выпрыгнет из груди или этот сумасшедший стук услышит Светка.
Я смотрела на нее. На то, как с ее волос капает вода на лицо, скользя по щекам и шее, падает на ключицу и соскальзывает под промокшую насквозь рубашку. Темно-синяя ткань прилипла к ее телу, не скрывая совершенное тело и вздымающуюся грудь. Ровное глубокое дыхание…. От него веяло теплом, как и от самой девушки. Захотелось обнять ее, притянуть к себе и…целовать…- целовать так, чтоб кружилась голова от недостатка воздуха, целовать так, чтоб подгибались ноги, и хотелось упасть на что-то мягкое и теплое, хотелось касаться ее губ своими, перехватывая выдохи и не давать пошевелиться.
Она шагнула ко мне, беря за руку. Я подалась навстречу. Голова закружилась, но желание обнять так, чтоб почувствовать ее всем своим телом и поцеловать в мягкие розовые губы, никуда не уходило. Наоборот. Оно стало невыносимым от такой близости, ведь можно лишь протянуть руку и вот она – та, которая занимает все мои мысли всю эту чертову неделю!
Пальцы скользнули по ладони, переплетаясь с моими. Она улыбнулась, а глаза…, эти невозможные глаза…, оказались близко-близко.
Сердце колотилось в груди, не давая сосредоточиться, чтоб, наконец, выдавить из себя фразу: «Надо ложиться спать, а-то проспим в колледж». Вот, только говорить этого не хотелось…. Как не хотелось ложиться спать, и забыть о том, что эта девчонка ТАКАЯ, и, что она не моя…
-Свет…
Она накрыла мой рот рукой, не давая договорить.
Улыбка скользнула по ее лицу, а рука, зажимавшая мне рот, ослабела, через мгновение, отпуская и тут же притягивая меня за талию к себе.
«Что она творит?!»- запаниковала я, но вместо ответа, сознание подбросило мне лишь очередную издевку: «Поцеловать тебя ХОЧ…»
Мысль оборвалась на полуслове, которое и было дальнейшим всему объяснением…
«ХОЧет»…
***
…Ее губы вырисовывали цепочку поцелуев у меня на животе…
Я откинулась на подушку, позволяя ей делать все, что вздумается.
«И когда мы успели перебраться в спальню?»
Дыхание не унималось, а Света губами исследовала мое тело. Голова закружилась. Я закрыла глаза и позволила себе расслабиться под горячими, как дыхание поцелуями девушки.
В тишину прорвался стон – громкий, резкий, долгий.
На меня посмотрели глаза цвета ночного неба, в которых отражались мерцавшие белые звезды, светящие нам в окно. Взъерошенная тёмная голова девушки снова наклонилась, проводя языком дорожку от груди к животу…ниже и ниже.
Света мурлыкнула, проводя пальцами по моему бедру. Я услышала, нет, вернее, догадалась, что она улыбнулась…
Новый стон…
Я испугалась этой минутной слабости, в которой с трудом узнавался мой голос. Низкий, хриплый, срывающийся.
Мои руки дрожа, обхватили голову, пальцы нырнули в волосы невыносимой девчонки, которая играла со мной, с моими чувствами, то, приближая, то, оттягивая ни с чем не сравнимое удовольствие. (…наслаждение…)
Я вжимала ее в себя - глубже! Сильнее!
В тишину нового дня прорвался крик. Крик наслаждения, не похожий ни на что. Мне уже было все равно, что я не узнавала себя, я не узнавала ту девчонку, что была со мной всего-то неделю.
Будто не я…, будто не она…
…И глухое урчание… Не мое.
-Светка…,- прохрипела я.
В глазах потемнело.
Снова стон.
Снова крик.
Еще стон - тихий, едва различимый на фоне моего. Ее...
Она упала на кровать рядом со мной, обессилившая, как и я, но от чего-то такая счастливая. Вытянувшись поперек кровати, устраиваясь горловой у меня на животе, девушка тихо прошептала, будто себе самой:
-Теперь хорошо…
В момент она уснула, а я смотрела на нее, не веря в то, что произошло.
***
Я проснулась, когда Света еще спала. Одеяло было отброшено в сторону, одежда раскидана все также по комнате, а ее обнаженное тело ничем не прикрыто. Я скользнула еле ощутимым движением ладони по животу девушки. Вверх. Задержалась на безупречной груди. Обведя кончиками пальцев вокруг соска, я не удержалась и коснулась его губами.
«Как я посмотрю ей в глаза, когда она проснется?»- сердце защемило, и я отстранилась от девушки, накрывая ее одеялом.
«ЕЙ стыдно! Посмотрите-ка на нее! Это ЕЙ - и стыдно! А как девчонок совращать, а потом стонать под ними – так это мы можем! Но в глаза посмотреть – что вы!!!»- издевался надо мной мой внутренний голос.
«Ну, да! ДА! Мне стыдно! И что теперь с этим сделаешь?!»- зарываясь лицом в подушку, я почувствовала, как у меня начинают гореть уши.
Кровать скрипнула, но я не придала этому никакого значения, продолжая зарываться покрасневшим лицом в белую ткань наволочки натянутой на необъятную подушку.
Стыдно. Мне было стыдно. И я обвиняла себя в совращении шестнадцатилетней девушки, будто без меня было бы иначе! Будто без меня бы она не носила бы посеребренное кольцо на большом пальце и не улыбалась бы так соблазнительно симпатичным особам женского пола.
Я пыталась бороться с чувством вины, доказывая себе, что девственницы так себя в постели не ведут. И к взрослым женщинам не пристают после недели знакомства.
«Такая уж ты и “взрослая”!»- снова придралась я сама к своим же мыслям.
Но даже если я и не такая уж «древняя», то все равно – за совращение могут посадить именно меня.
Я тяжело вздохнула в пахнущую Светкиными волосами подушку, отворачиваясь в сторону стены.
-Анастасия Алексеевна…
Я открыла глаза, почувствовав теплое дыхание у себя на шее:
-Настя,- поправила я.
-Что?- удивился голос. Я повернулась, посмотрев, лежащую возле меня девушку:
-Я – Настя.
-А…,- Светка хотела возразить, но я подалась к ней на встречу, обвивая руками шею и зарываясь пальцами в ее волосах:- Насть,- повторила девчонка:- доброе утро.
Я улыбнулась, но тут же встретила ее губы, мягко коснувшиеся моих.
***
Приятное пробуждение закончилось приятным продолжением…, а приятное продолжение, в свою очередь, обернулось весьма неприятным опозданием на работу…
Впопыхах натягивая штаны на влажное тело, поверх первых попавшихся под руку чистых трусов (в красный горошек, если вспоминать детали…), я громко ругалась на брошенный в стену будильник, который очень ни кстати зазвонил этим утром.
-Зато теперь эта пищалка не будет тебя донимать по утрам,- вполне справедливо заметила Света, меланхолично наблюдая за моей суетой, сидя на кровати в откровенно соблазнительном виде и, даже не думая собираться на учебу.
Я лишь обиженно зыркнула в ее сторону, побежала чистить зубы и воевать с расческой, впрочем, как и каждое утро после бессонной ночи…
-Свет, ты бы хоть не издевалась!- протянула я, почувствовав у себя на бедрах ее руки, которые уже скользили туда, где им не место. В данный момент, я имею ввиду…
Она мурлыкнула мне на ухо, убирая руки, и неслышно пошла обратно в комнату, кокетливо закусив нижнюю губу.
-Ты бы хоть оделась,- почти простонала я, уже стоя в коридоре, и завязывая на ботинках шнурки.
Мне, разумеется, нравилось то, что я видела перед собой…, но, честно говоря, мне не очень-то хотелось лишиться надбавки к зарплате за прогул занятий, поэтому я, почти умоляла Светку одеться, стараясь даже не смотреть в ее сторону.
***
Я вышла на улицу и сладко потянулась.
Боже!!! А-а-а!!! Давно я не чувствовала себя такой счастливой.
Сквозь бесконечную серую тучу, заслонявшую небо, пробился лучик солнечного света, скользнул по мокрому асфальту, пробрался в пряди моих волос и зашептал, пролетающим мимо легким ветерком: «Доброе утро, Настя!»
Вдохнув воздух нового дня полной грудью, я пошла на работу, то и дело, улыбаясь сама себе, вспоминая прошлую ночь. Хорошо… Это было невыносимо хорошо, нестерпимо хорошо…, до стонов хорошо, до криков хорошо, до слов «Я тебя люблю»…, правда, так и не произнесенных вслух.
Наверно, я светилась изнутри…
Мир наполнился звуками, осень – красками. Оказывается, она бывает такой… Нет, не такой, как с Дашкой, нет, другой… Еще лучше. Она – золотая! По-настоящему ЗОЛОТАЯ! Не рыжая с желтым и коричневым, не с давящим на голову дождливым небом, а самая настоящая – наша со Светкой ОСЕНЬ.
Я потупила взор и слегка покраснела, когда где-то внутри меня затеплилось странное чувство, а в голове мелькнула сумасшедшая мысль: «Надеюсь, не только осень,…а еще зима, весна, лето, вся жизнь…»
О чем я думаю?! Вот наивная!!! Она даже не твоя девушка…, - я тут же понурила голову, входя в колледж.
- Привет, Настюх!- донесся до меня приободряющий мужской голос откуда-то с периферии.
- А! Это ты, Егорка! Здарова!- как на автомате произнесла я и, не раздеваясь, пошла в преподавательскую.
***
Не люблю, когда студентов снимают с занятий ради никому непонятных но, тем не менее, невероятно важных, целей и уводят куда-то за пределы учебного заведения всей этой неоднородной галдящей толпой. А нас, преподавателей, вместо того, чтобы со спокойной совестью отпустить домой, заставляют сопровождать студентов. Как будто для этих целей не существует деканов и кураторов…
Вот именно так я и попала…
А Светка же знала…, иначе, почему не пошла сегодня на занятия?
Совершенно расстроившись, я направилась к выходу, собирать экологов первый курс для построения, и носильного выдворения в добровольно-принудительном порядке за пределы колледжа. Куда их везут и зачем на этот раз, мне было объяснено на срочном, впрочем, как всегда, собрании, из которого я вынесла единственную здравую мысль – надо было не ходить сегодня на работу…
-Настюх, погоди!- практически поймав меня на бегу, Егор затараторил: - ну как дела у тебя с этой, как ее, Светкой?
Мои глаза расширились и, мягко говоря, поползли на лоб:
-В смысле?- выдавила я из себя, оттащив его в более тихий и менее заметный угол возле подсобного помещения.
Парень замялся, но тут же что-то для себя решив, набрал воздуха в легкие, выпалил:
-Я же тебя правильно понял – она тебе нравится?
Я нахмурилась, всем видом пытаясь показать свое возмущение и оскорбленное чувство собственного достоинства:
-С чего ты взял? – а сама, между тем, удивлялась, впервые видя такую догадливую особь мужского пола. (^_^)
Парень смутился:
-Ну-у-у… Не знаю… Просто показалось… Извини…
Я фыркнула для приличия, развернулась к выходу и продолжила свой путь: «И почему все мужики такие наивные?!» - вздохнула я, подойдя к своей группе студентов.
***
После поездки с ребятами, как выяснилось, на митинг (правда, зачем им это?), я, выжитая как лимон, вползла в опустевший колледж, чтобы отметиться и сдать списки присутствовавших. Спина ныла, ноги подкашивались, а перед глазами все плыло.
Я с трудом открыла входную дверь и чуть не упала, споткнувшись об порог. Уже на лету меня подхватили чьи-то руки и помогли снова принять вертикальное положение.
-Ты как пьяная! Чем вы на митинге занимались?- спросил Егор.
Вот кого-кого, но его-то мне как раз сейчас хотелось видеть меньше всего.
-Я просто смертельно устала…, - пробубнила я, садясь за его стол возле входа.
-Насть, прости меня за сегодняшнее! А?- парень посмотрел на меня взглядом нашкодившего маленького щенка, ожидая ответа.
Я улыбнулась:
-Ладно. Я не в обиде, - подумав, добавила: - Но в следующий раз лучше подумай прежде, стоит ли спрашивать подобные вещи, если на сто процентов не уверен, что получишь на него утвердительный ответ. (Это должно звучать вроде намека на то, что он сделал правильное предположение, ответ на которое, в любом случае он не получит. При всем при этом, фраза должна быть построена таким образом, что Егор сам не сразу понял смысл Настиных слов)
Парень хлопнул меня по плечу как старого приятеля и спросил:
-Пойдем, покурим?
Я кивнула, поднимаясь с места и преодолевая усталость, долбившую мне по ногам глухой мышечной болью.
Мы вышли за периметр колледжа. Егор закурил, а я посмотрела на алеющий закат на фоне моего дома, где на восьмом этаже горел крохотный квадратик электрического света. Сегодня меня ждали дома…
Я улыбнулась, сильнее укутываясь в зябкое пальто:
-Настроение с утра – супер!- констатировала я.
Охранник посмотрел на меня с недоумением и спросил:
-Личная жизнь наладилась?
Я насупилась и проговорила в высокий ворот своего свитера:
-Все у тебя мысли только об одном!
-Нет, просто твой видок сегодня только на такие мыслишки наталкивает, - в голосе Егора звучала легкая зависть.
Я недоуменно уставилась на него ожидая пояснений.
-Ну-у-у, - парень почесал затылок:- просто рожа у тебя светится не хуже фосфора и засос на шее первой свежести говорит сам за себя.
Я смачно плюнула на газон с пожелтевшей травой и сказала:
-Ты прав… наладилось все…, - я почувствовала, как краска подступает к лицу, а в голове зазвучал ехидный голосок разума: «Что и требовалось доказать – засос на шее тональником не замажешь и свитером не прикроешь!!!»
Я вздохнула:
-Пойду, наверное. Мне еще сегодня в институт на занятия ехать.
Егорка закивал и, выкидывая бычок через забор, ответил:
-Лады, давай! Надеюсь, ты теперь всегда такой будешь…
-Какой?!- хитро подмигнула я ему, разворачиваясь в сторону аллеи:- С фосфорным лицом и засосом на шее?!
-Дура,- беззлобно буркнул охранник:- Счастливой.
***
-Алло,- сонный голос на другом конце провода.
-Алло,- мой в ответ.
-Привет,- какой же у нее красивый тембр.
-Привет, Света.
-Ты скоро?- Боже! Как просто она говорит. Она не спрашивает лишнего, не закатывает истерик по поводу того, что уже шесть часов вечера, а меня еще дома нет, не называет глупыми прозвищами и не признается в любви вместо приветствия.
-Да. Я зайду на час, а потом поеду в универ.
-Хорошо,- мне почему-то кажется, что она кивнула в такт своему ответу.
-До встречи?- спрашиваю я.
-До встречи, - отвечает она.
Положив трубку, я припустилась почти бегом по аллее, не спуская взгляда с маленького желтого квадратика своего, в общем-то, счастливого взгляда.
***
Я нажала на маленькую черную кнопочку дверного звонка.
Сердце ухало в груди, а руки дрожали.
Дверь отворилась, и, впервые за долгое время меня встретил оранжевый электрический свет в прихожей и близкий человечек на пороге. Светка отступила, пропуская меня в квартиру и, не говоря ни слова, помогла снять плащ. Я следила за ее действиями словно загипнотизированная. Она повесила мою одежду в шкаф, забрала у меня из рук сумку, поставила ее в угол и улыбнулась одними глазами, встретившись со мной взглядом.
Стремительным прыжком я преодолела всё расстояние между нами и разрушила тишину, царящую в доме. Я с животным рыком припала к ее губам, уводя в безумный мир ласки. Хитрецой сверкнули глаза напротив и, настойчиво развернув меня, силой припечатали к стене.
«Захочешь быть сверху…», - прокомментировал мой внутренний голос.
***
Я открыла глаза и посмотрела на голубенькие обои на потолке.
-Привет, - тихий голос.
-Привет, - послушным эхом отозвалась я.
-Я ждала тебя, - призналась Света.
-Извини…
-Ужин давно остыл, - мне послышались нотки сожаления в голосе девушки.
Сердце екнуло. Так что ж теперь надо говорить: «Моей девушки»? Я посмотрела на Светку. Она сидела на постели, подобрав ноги под себя, и натягивала мою рубашку. Эта удивительная девчонка прятала идеальную фигуру под неприглядной, немного мешковатой одеждой. Впрочем, ее это ничуть не портило…. Снимать с нее барахло, что она нацепила на себя, каждый раз оказывается, сродни открыванию устрицы, в которой находится жемчужина небывалого великолепия.
-Я в институт собиралась, - вздохнула я, нехотя отводя взгляд от более завораживающего действа, чтоб увидеть циферблат часов: - У меня еще пятнадцать минут есть.
-Пойдешь? – казалось голос Светы звучит спокойно… Нет, он звучал действительно спокойно! Но в нем угадывалась тревога, сомнение… Надежда?
-У меня сегодня встреча с куратором. Надо показать свои наработки по диплому.
-Понятно, - огорчение.
-Прости? – осторожно спросила я. Будто бы я виновата в том, что не могу просто не пойти. Просто остаться с ней… Дома! Поужинать, глядя на лучшую девчонку на свете, забраться под плед и вместе смотреть телевизор, изредка перебрасываясь фразами, и слушать ее мягкое мурлыканье, что она называет пением. А после полезть под горячий душ и целоваться с запоем, забыв обо всем на свете…. Будто я виновата, что не могу просто бросить все ради нее!!!
На меня смотрели два огромных чистых глаза и ждали. Ждали чего-то…
-Свет, - я зажмурилась, чтоб сказать это: - Я должна…
-Иди, - кивнула девчонка.
Нутро перевернулось, а слезы (откуда они?!) подступили к горлу:
-Нет, - прошептала я, глядя на свои коленки: - Нет! – повторила я тверже:
-Я останусь.
Судорожный выдох у меня над ухом:
-Я разогрею еду…
***
Иногда, то, что со мной сейчас происходит, кажется затянувшимся сном. Вязким и тягучим, но всегда таким теплым и любимым, как объятья Светки. Мне кажется, что вот-вот я открою глаза, а вокруг меня будет лишь холодная пустота постоянного одиночества. Вокруг меня снова не будет людей, а я окажусь в эмоциональном вакууме, я буду бить по его невидимым стенкам, кричать, пытаясь воззвать к умам и сердцам окружающих меня… людей? А как насчет мысли, что они похожи больше на тени? Как насчет того, что все они похожи друг на друга, словно клонированные? Девочки с гидроперидными волосами и розовым «фрэнчем», брючки на которых не прикрывают даже поясницу; однокурсники, все как один, напоминающие непробиваемую стену презрения и льда – их глаза смотрят сверху вниз, а губы растягиваются в ядовитой ухмылке. Есть еще коллеги… Да, они разные…, но с любого из них можно рисовать картину «типичный преподаватель». Даже Яна Валерьевна…
Но среди всех, кто окружает меня, все же есть один настоящий человечек. Она словно светится, привлекая к себе внимание. Она – настоящая! Она – моя маленькая Светка. Истинная Светлана….
А что, если это всего лишь мне снится? А что, если ее на самом деле нет? А что, если я однажды проснусь и не почувствую рядом человеческого тепла, тепла ее рук, тепла ее глаз, ее улыбки и поцелуев?
-Глупенькая, - хихикнула Светка, когда я сказала ей о своих опасениях.
-Почему? – удивилась я.
Она уткнулась мне в шею своим почему-то холодным носом и пробормотала:
-Потому что я – настоящая. Ты же сама сказала.
Пожалуй…. Пожалуй, это единственное настоящее, что осталось в моей жизни. Настоящее все, что окружает девчонку, даже ее тепло какое-то слишком настоящее для меня…
За окном выпал первый, еще очень робкий, снежок. Желтую листву чуть припорошило, а темно-коричневая земля впитала в себя неосторожные снежинки, мягко приземлившиеся в ее объятья. Завтра всего этого осеннего великолепия уже не будет, а сегодня мы стояли возле окна и смотрели на маленьких белых посланцев неба. Они падали также неспешно, как текла наша со Светой жизнь дома. В колледже все шло своим чередом. Она – нерадивая студентка. Я – молодая, но уже опытная преподавательница.
Светку не искали родственники, у нее не было в студенческой группе друзей, а про наличие таковых вне стен учебного заведения, девчонка ничего не говорила.
Мы проводили вечера дома. Я учила ее готовить, она меня приемам самообороны. Я включала Земфиру, а Светка переключала на Снайперов. Мы часами валялись на кровати и молчали обо всем. Иногда я касалась ее руки, чтобы удостовериться в том, что я не сплю. И я не спала. Не спала ночи напролет, пытаясь, наконец, умотать девчонку на столько, чтоб она просто откинулась на подушки, разрешая делать с собой, что мне вздумается. Я вела скрытую войну – сначала мягко пыталась поменять роли, после немного увеличила напор, но и это не дало результатов. Тогда я просто повалила ее на спину и не дала шевельнуться, пока не доказала, что я тоже хочу доставить ей удовольствие. Она молча принимала мои ласки.
-Тебе не нравится, когда я тебя? – спросила я, глядя в грустные глаза. Девчонка прижималась головой к моей груди, обхватив меня руками за талию.
-Нравится, - прошептала она, целуя меня в ложбинку между грудей: - Нравится, - подтвердила она свои слова, будто успокаивая меня.
-Тогда в чем дело?
Я почувствовала кожей, что Светка улыбается:
-Какая же ты! – веселый голос контрастировал с шепотом, звучавшим мгновение назад, но тут же снова стих, продолжая: - Просто я не умею стонать.
Я улыбнулась. Такое наивное, по-детски чистое признание. Но, ведь, если тебе нравится то, что делает твоя девушка, ты невольно начнешь стонать – просто не сможешь сдержаться.
Внутренний голос только скептически хмыкнул, показывая тем самым свое отношение к делу.
-Давай завтра пойдем гулять в парк? – предложила я. Просто взяла и предложила. Без единой задней мысли в голове, без предварительного анализа своих действий.
-Давай…
Предсмертное письмо Насти для Светы:
Свет, объясни мне, когда наступил этот день – день, когда я уже не смогла жить без твоей улыбки по утрам, без твоей отвратной стряпни, на которую продуктов ты тратишь больше, чем позволяют мне финансы, без твоего тихого голоса, закрадывающегося в самую душу? Когда я успела полюбить вечера, наполненные человеческим теплом, даже когда ты делаешь уроки; ночи, наполненные твоей беззвучной страстью; рассветы вместе с девчачьей болтовней не о чем? Скажи мне, наконец, когда ты забралась мне в самую душу и заняла там свое место? Когда, черт возьми, я влюбилась в тебя как девчонка?!
***
У «Охраны окружающей среды» была контрольная работа на все полтора часа, по итогам этой и следующей я собиралась допускать первокурсников к экзамену по математике в зимнюю сессию. Тридцать человек сидели, заняв все свободные места в классе, опустив головы к тетрадям. Я видела, кто лез под парту за шпаргалками, кто прятал в рукаве калькулятор, а кто, думая, будто я ничего не замечаю, искал решение в интернете. Но задания я составляла сама, поэтому никакие решебники не могли помочь бедолагам-прогульщикам.
Света, подперев щеку кулаком, решала уже пятый из восьми примеров. Моими стараниями на выходных мы дружно пробежали по всем темам, решили уйму задач из учебника, сделали почти все пропущенные домашние работы. В итоге девчонка почти без проблем двигалась к концу своего варианта. Мне не было видно, насколько верны Светкины изыскания, но я чувствовала спокойствие и уверенность – она все сможет.
Я глянула в окно. Там уже во всю валил мокрый снег, и я вспомнила, как впервые переступила порог этого самого учебного кабинета. Тогда тоже валил снег, сделав небо низким и серо-белым, словно падающим. Белым было все вокруг, и я промокла насквозь. Волосы болтались сосульками, попадали в глаза и рот. А те первокурсники, увидев меня, практикантку, влетевшую без стука и прервавшую объяснения пенсионерки-учительницы по прозвищу Жадина, замерли и затаили дыхание. Жадина глянула на меня поверх овальных очков в золотой оправе и велела привести себя в порядок, а уж потом заявляться к студентам.
Меня выручила уборщица, добывшая фен и одолжившая расческу. Обсохнув и почувствовав себя спокойней, я вернулась под ясны Жадины очи.
-Дети, это Анастасия Алексеевна. Она будет вести у вас математику и принимать экзамен в этом семестре. Дети, встаньте! Невежи маленькие!
Подростки, а уже совсем не дети, не спеша повставали из-за парт и принялись изучать меня. Жадина передала мне право слова, вкратце сказала о теме урока. Мне предстояло продолжить, в то время как гроза младших классов царственной походкой прошествовала на последний ряд, устроилась возле самых отъявленных хулиганов и принялась очень внимательно меня слушать.
Кажется, никто и никогда не слушал меня так внимательно, как она. И никто не судил столь строго ни мою внешность, ни скорость речи, ни непрошенные паузы. За полгода нашей совместной работы, я наслушалась от Жадины всякого. Ей не нравилась моя осанка, тембр голоса. Она заставляла после уроков меня говорить урок снова и снова, пока окончательно не убеждалась либо в моей бездарности, либо в успехе своего предприятия. Раз на раз не приходилось.
Бывало, она начинала ходить между рядами, когда я давала новую тему. Ребята вжимались в стулья в опасной близости от грозной дамы, а надо мной практически насмехались, стоило ей выйти из класса. Я знаю, что Жадина часто делала это специально, и никогда не отходила дальше, чем на полметра от двери с той стороны. Она слушала, как я пытаюсь урезонить особо зарвавшихся студентов. Я терпела фиаско, а Жадина одним взглядом заставляла слушаться.
-Если ты будешь с ними пререкаться, они не будут считать тебя за главную.
-Не пытайся перекричать их. Один твой вид должен демонстрировать твой статус.
-Не жалей их. Не давай списывать. Требуй много.
Жадина была преподавателем старой, советской закалки. Она до последнего была убеждена, что без оценки по ее предмету могут отчислить любого обалдуя. Но меня, после ее принудительного ухода на пенсию, поставили перед фактом: все дети должны сдать математику. Я отвечала своей надбавкой к зарплате за сохранность контингента. Потому я теперь сидела за преподавательским столом, а Жадина, заслуженный учитель России, доживала свой век на даче на грошовую пенсию. Мне было немного обидно, что я отворачиваюсь от списывальщиков, закрываю глаза на прогулы. И все-таки Светка, никогда не любившая математику, давала мне надежду. Может быть, я не зря потратила шесть лет в педагогическом?
***
Я зашла в преподавательский туалет на большой перемене. Помыв руки под холодной водой, горячей просто не бывало в кранах даже совсем холодной зимой, я вдруг услышала сдавленный плач из закрытой кабинки. Я насторожилась, поскольку не поверила ушам. Но из-за плотно прилегающей пластиковой двери послышался кашель и звук рвоты.
-С вами все в порядке? – я постучала в дверь, подойдя ближе и вновь прислушиваясь. Вместо ответа кто-то всхлипнул и зарыдал: - Вам вызвать врача? Что случилось?
Постояв под дверью с минуту и не услышав ни слова в ответ, только все те же рыдания и надрывный кашель, я побежала на первый этаж к завхозу. Я никак не могла запомнить имя этого мужчины, он был усат и коренаст, трепался о чем-то с Егоркой по внутренней связи.
-Простите! Там в преподавательском туалете нужно открыть дверь! – едва переведя дыхание, сказала я.
-Что случилось? Выйти кто-то не может? – завхоз оторвался от телефона.
-Я не знаю. Там кто-то есть, и ничего не отвечает, только плачет и кашляет.
-Тьфу, - он махнул рукой на меня и хотел было вернуться назад к разговору.
-Но погодите! Пойдемте вместе.
Завхоз вкратце пересказал причину отлучки Егору и лениво пошел за мной на третий этаж. Кабинка была по-прежнему занята, но звуки прекратились. Завхоз потряс дверь, постучал изо всей силы, но с той стороны все было по-прежнему тихо. По помещению зазвенела тишина. Мы с мужиком переглянулись.
-Мне нужно за отверткой, - и не ожидая от меня ответа, развернулся и вышел.
До звонка оставалось минут десять. Я судорожно соображала, успею ли хлебнуть кофе в преподавательской, или придется провести еще две пары на абсолютно голодный желудок.
Любопытный Егор появился в дверях туалета и вопросительно посмотрел на меня. В ответ я, сама не понимая зачем, разразилась оправданиями:
-Я вообще не понимаю, что я делаю и зачем. А вдруг там кому-то срочная помощь нужна? А если и нет, то мог бы этот «кто-то» сказать, чтоб я валила по своим делам и не лезла. Так ведь ничего не сказал! Вообще ни слова. Я понимаю, стыдно, должно быть взрослому человеку так плакать. А вообще не знаю, что тут такого. Как будто никто не плачет.
Егорка кивнул, вошел и подергал петли двери.
-Ну, где этот придурок со своей отверткой? – я была вне себя, и в душе уже винила себя за попытки оправдаться, словно это из-за меня весь шум.
-Филипыч! – Егорка крикнул в сторону лестницы: - Шевелись быстрей!
Завхоз с цветом лица гипертоника взобрался на третий этаж и, тяжело сопя, вошел в туалет. Я сидела на подоконнике и наблюдала, как Филипыч с Егором аккуратно снимают с петель дверь. За ней на заблеванном едкой желтой жидкостью полу сидела Яна Валерьевна. Я соскочила с места и подбежала к девушке. Лицо ее было серовато-зеленого оттенка, а губы посинели. Егору я бросила:
-Звони в скорую, и понесли ее в медпункт!
Охранник быстро надиктовал службе спасения адрес колледжа, и поднял на руки Яну. Ее голова беспомощно запрокинулась назад. А завхоз лишь душевно выматерился и пошел искать уборщицу.
Мы спустились вниз. К счастью, медсестра была у себя, и, увидев бедняжку Яну, быстро сориентировалась:
-На кушетку ее быстро!
Она посчитала пульс, покачала головой и вздохнула:
-Еще бы чуть-чуть, и поздно.
Под окнами практически сразу завыла сирена, и Егор побежал встречать фельдшеров и врача. Через три минуты было уже все кончено: Яну Валерьевну погрузили на каталку и увезли в больницу, прозвенел звонок на урок, и я, вытирая пиджак выданными медсестрой салфетками, побрела вести третью пару.
Весь колледж гудел об увиденном. Кто-то застал Егора с Яной на руках и меня рядом с ними на лестнице, кто-то видел, как Яну увозили, а кто-то слышал, как я ругалась с завхозом, зазывая его в туалет. Вышло так, что десять минут от каждой пары я была вынуждена посвятить ответам на многочисленные вопросы студентов.
После четвертой пары ко мне подкралась сзади Светка и шепнула:
-А кто это у нас герой дня? – и засмеялась.
***
Героем я себя не считала, и на следующий день на педсовете была сильно удивлена, когда меня поставили в пример другим, рассказали о моем якобы отзывчивом сердце и неумении пройти мимо чужой беды. Заместитель директора, тихо ненавидящая меня Мария Сергеевна, не без умысла добавила:
-Так же наша дорогая Анастасия Алексеевна помогает бедной девочке из ООС-1-1, Билетовой Светлане. Как мне известно, Анастасия с легкостью нашла язык с трудным ребенком, и было бы совсем уж здорово, если бы она помогла социальному работнику узнать, где же ныне проживает девочка. Вчера приходила опека с участковым милиционером: по их информации Света не появлялась дома уже целый месяц.
-Я попробую что-нибудь выяснить, - сказала я, и занервничала.
-Тогда приступим к следующему вопросу…
***
Светки не было дома, и я, преисполненная тревоги, вышагивала по комнате, то и дело глядя на часы. Время тянулось, за окном давно уже стемнело, и оранжевый свет уличных фонарей демонстрировал лишь мокрую черноту асфальтовых дорожек. Я не могла не подходить к окну каждые полминуты. Только заставляла себя сесть и попить чаю, почитать книгу, как снова оказывалась у окна. Внизу было так же черно и безлюдно.
На кровати валялась брошенная новая куртка, заказанная мною в интернет-магазине. Мне казалось, что вещица просто обязана понравиться Светке, и я без сожаления отдала треть своего оклада на подарок любимой.
Мне нужно было слышать ее голос, говорить с ней, рассказать о своих страхах и о Марии Сергеевне, практически поручившей сдать Светку назад тете. Во мне клубилось негодование, страх и злость на обстоятельства. Я только-только почувствовала себя живой и любящей, как у меня вдруг захотели отнять самое ценное. Мою девочку.
И я не могла. Просто не могла заставить себя не смотреть в окно. Светки не было, и телефон отключен. Я изводила себя страшными догадками, в мыслях произносила гневную тираду учительским тоном, потом менялась и становилась молящей, готовой на любые унижения, лишь бы моя драгоценная Света была со мной, и больше не пропадала так тихо и внезапно.
В конце концов, я начала думать о Дашке и притихла. Мы ругались тогда, дрались даже. Она, бывало, хватала меня за волосы и притягивала к себе, заставляя смотреть в глаза снизу вверх. Она рычала на меня:
-Прекрати! Прекрати свои истерики! Мне не нужна рядом тряпка! Мне не нужны твои унижения после. Держи слово! Считаешь меня тварью, так не надо потом приходить и петь мне извинения! Не прощу! Не прощу этого лицемерия!
Может быть, она ушла именно поэтому. Когда я волновалась за нее, я так же злилась и не находила себе места. А ведь Дашка занималась альпинизмом, и могла на месяц бросить меня одну, укатив в горы. И еще имела наглость присылать мне фотки себя, держащейся за отвесную скалу на высоте больше ста метров без страховки! При встрече я кричала на нее и требовала больше так не делать. Называла психованной дурой. А ведь я просто волновалась, и не умела выразиться по-другому. Дашка такое не любила. И еще больше она не любила перемены во мне. Я быстро остывала и приходила извиняться. А она меня слушать не хотела.
Теперь другая история или та же?
Я потребовала у себя остановиться и прекратить злиться. Светка же умница, она должна все понимать. Я уговаривала себя: она вернется, скоро все наладится, а телефон просто сел.
В час ночи зазвонил дверной звонок, и я, готовая ко всему, совершая много лишних движений, спотыкаясь, подбежала к двери. Отперла. Светка вошла довольная, слегка пьяненькая и улыбающаяся.
Явилась.
-Господи, какая я идиотка, - опустив руки, я побрела в спальню. Отшвырнула подарок с глаз долой и уселась, прикрывшись от всего мира коленями. Я устроила голову на сложенных руках и закрыла глаза. Мне стало до невозможного обидно и плаксиво.
Света села возле меня и ничего не сказала. Она не дотронулась даже краем одежды до меня, а я внутренним голосом практически орала: «Обними! Обними же меня!» - и молчала вслух. Я боялась посмотреть на девчонку, и не хотела, чтобы она уходила.
Но зашелестела ветровка, Света встала и унесла ее в коридор. Я услышала, как расстегнулись молнии на ее бутсах, шлепнулась сумка на паркет. Босые шаги снова оказались возле кровати, но так же развернулись и ушли на кухню. Я слушала бряканье микроволновки, стук приборов по скатерти, до меня донеслись запахи позднего ужина, который я готовила еще в безмятежном неведении о Светкином позднем возвращении.
Через полчаса ночник в моей комнате погас, и заскрипел престарелый диван в большой комнате. Я поняла, что я одна, и тихо разрыдалась.
***
Утром снова все было белым, но теперь снег не собирался таять. Я вышла из дома и дохнула облаком белого пара. Зима. Школьники, идущие на уроки, уже успели раскатать небольшой кусок льда. Еще вчера бы я не отказала себе прокатиться на нем, а теперь хотелось побыстрей отвести глаза и скрыться от хохота мальчишек, наблюдавших за падением друга.
Света осталась дома. Утром мы не перекинулись и парой слов. Я чувствовала себя уставшей, будто не спала ни минуты. На самом деле, мне удалось уснуть спустя час и тройную дозу новопассита. Я не хотела идти и говорить с социальным педагогом, хотя она поджидала меня у входа и сразу же бросилась навстречу:
-Анастасия Алексеевна, доброе утро. Я по поводу Светы.
-Давайте позже. Мне переодеться надо, и первая пара через пять минут начнется.
-Ах, хорошо. Тогда на большой перемене?
-На большой перемене, - отозвалась я и пошла открывать свою аудиторию.
О том, что что-то не так, первый курс программистов заподозрил сразу. Но, поскольку состоял сплошь из родительских баловней – эта группа состояла из платников – то они воспользовались моим расстроенным состоянием по своему усмотрению. Меня не слушали и игнорировали. Я продолжала объяснять тему для троих слушателей на первой парте, и в душе была благодарна им за внимание.
Меня волновало два вопроса: что вчера было, и как мне отделаться от социального педагога. По педагогическим соображениям я должна была бы сообщить всю информацию, какая мне известна о Светке. Скорее всего, ее тетку должны были на основании моих и ее показаний, а так же информации от соседей лишить права опекунства. Правда, это обозначало бы два года до совершеннолетия девчонки в доме-интернате. Я сильно сомневалась, что для подростка нашлась бы другая семья, и, раз уж опеку доверили пьющей тете, значит, других вариантов почти не было.
Мне хотелось позвонить ей и как следует обо всем расспросить. Но, зная нежелание девушки выставлять напоказ свои проблемы, я могла рассчитывать лишь на стену холодного отчуждения. Да и как после вчерашнего?
Я осознала, что испытываю стыд. Я повела себя не как взрослый ответственный за нее человек, а как взбалмошная капризная девица. Ну и что, что Света припозднилась? Телефон мог и вправду сесть. И имеет же она право на друзей! Что с того, что я о них ничего не знаю? Я вообще мало что знаю о биографии Светки. Все данные – это анкета в личном деле, пара подсмотренных эпизодов из семейной жизни и гадливое чувство после встречи с теткой.
Мысли текли сами собой, пока я наблюдала за решениями у доски. Пора была добирать оценки для отчетности у студентов, мало посещающих занятия. Передо мной лежал журнал, и я планировала спросить еще четверых до окончания пары. Я чувствовала облегчение, что сегодня по расписанию мне не нужно было читать ни одной лекции. Особенно по экономике, от которой порой хотелось пойти и отказаться. Мне бы не простили это, убедили бы довести хотя бы до конца года, а уж потом оттянулись бы на славу.
В дверь постучали. Голова Марии Сергеевны появилась в приоткрытом проеме. Она громким шепотом подозвала меня «на пару слов». Этого только не хватало.
-Анастасия Алексеевна, доброе утро, - Мария Сергеевна приняла официальную осанку. Я невольно выпрямилась рядом с ней. Коридор был темный, и лицо заместителя директора казалось несколько зловещим. Она говорила спокойно:
-На этой перемене с вами желает пообщаться участковый Мытищинского района по поводу Билетовой.
Я нахмурилась:
-Я договорилась с социальным педагогом о встрече на большой перемене.
-Не беспокойтесь: я приглашу ее присутствовать вместе с вами в преподавательской. И сама туда подойду.
-Благодарю вас.
Мария Сергеевна ушла, а я, слушая гул из своей аудитории, неуверенно позвонила Светке.
Длинные гудки казались длиннее обычного и слишком быстро обрывались. «Вы можете оставить сообщение…» Я злилась и набирала ей снова. Но девушка не брала трубку, и мне пришлось вернуться в класс к студентам. Те примолкли. Некоторые странно смотрели на меня, но я сумела собраться и вернуть себя к семинару.
***
-Насть, звонила? Извини, я спала.
-Беспробудно, как я погляжу, - в моем голосе снова прозвучали нотки обиженной малолетки.
-Что случилось?
-Меня вызвали по твоему поводу на встречу с участковым и социальным педагогом. Все в курсе, что ты не живешь дома. Я хотела посоветоваться с тобой о линии поведения. Я не знала, что говорить.
-И когда собрание?
-Оно уже было, - констатировала я и продвинулась в очереди за обедом: - Половину супа, пожалуйста!
-Берите хлеб! – машинальными движениями повариха налила мне вермишелевый.
Светка помолчала и спросила:
-И что ты им сказала?
-Что не знаю о том, где ты. Сказала, что ты приходила ко мне заниматься математикой, и я не была в курсе твоего постоянного места жительства. – я отвлеклась: - Мне без подливки.
- Что еще? – в голосе Светы послышалась тревога.
-Еще я сказала, что, видя твое непростое положение, я иногда приглашала тебя поужинать и кормила домашней едой.
Светке явно это не понравилось:
-Какая ты у меня добренькая, оказывается.
-И что же мне нужно было делать? Я не могла ничего у тебя узнать. Ты спала и ничего не слышала!
-Кисель или чай вам? – девушка на кассе улыбнулась мне.
-Пусть будет чай, - я перехватила телефон плечом, оплатила заказ и пошла искать столик. За преподавательский мне не хотелось.
-Насть, прости. Но лучше бы ты сказала, что мы не общаемся.
Я изумилась:
-Почему же? По-моему все заметили. Зачем скрывать очевидное?
Света сделала паузу, а после скомкано извинилась и положила трубку.
Еда не лезла в горло.
***
Мне не хотелось после работы идти домой. В институте, где я бы спряталась в другой день, началось время подготовки к диссертации. Библиотека же работала до шести, и я бы не успела из-за расписания на работе. Подумав, что делать, я пошла в кадры узнать, в какой больнице лежит Яна. Ее посещение казалось мне идеальным прикрытием, чтобы не появляться до вечера дома.
«Я к Яне съезжу», - смс улетела к Светке. Ответ пришел буквально через полминуты: «А я погуляю. Если буду поздно, не удивляйся».
Я вслух ответила телефону:
-Теперь точно не удивлюсь, - вздохнула и пошла на остановку. Мой автобус пришел скоро, и, усевшись на заднее сиденье, через лес я доехала до городской больницы. Она оказалась высоким пеналом невзрачного серого цвета с широкими балконами и окнами во всю стену. Здание смотрелось холодным, и внутри оказалось таким же. Старый кафель на полу, на стенах, даже на потолке. Я удачно попала в часы приема, и, шаркая по полу бахилами, пошла на третий этаж.
Яна лежала в палате с тремя женщинами, и еще две койки пустовали. У всех были посетители, поэтому люди старались говорить громко, чтобы перекричать других. Я увидела одиноко лежащую коллегу. Она, с катетером в вене и подсоединенной к нему капельницей, лежала и читала любовный роман в мягкой обложке. Яна казалась еще моложе с распущенными волосами. Свободной рукой она машинально смахивала то и дело падающую на глаза тоненькую прядь. Я застеснялась, но, входящие и выходящие посетители стали толкаться и косо на меня подглядывать.
Какая-то женщина мыла пол, другая меняла простынь под своей родственницей или подругой. Я решила, что хуже не будет, и все-таки вошла в палату.
-Яна Валерьевна, добрый день.
Я переминалась с ноги на ногу и не знала, куда деть руки. Яна перевела на меня потухший взгляд и на секунду задумала, будто не понимала, где раньше меня видела.
-А. И вам добрый день.
-Я пришла навестить вас и принесла немного вкусной еды.
Яна поморщилась, словно от одного слова «еда» к горлу тошнота подкатывает. Я вспомнила себя в обеденный перерыв и посочувствовала с полным знанием дела. Тем не менее выгрузила из пакета гостинцы и положила на тумбочку рядом с Яной.
Она жестом предложила мне сесть, и я села на принесенный из коридора стул. Мы долго выжидающе смотрели друг на друга. Я изучала лицо незадачливой коллеги, а она, видимо, думала, о чем мы заговорим. И зачем я вообще пришла.
-Как вы себя чувствуете? – начала я с банальности.
Яна молча указала взглядом на стойку с капельницей. Я кивнула. Мне хотелось спросить, что произошло с ней вчера, и почему она не отзывалась, когда я звала ее, но чувствовала некорректность вопроса. Мы не были с ней приятельницами, но я бы не задала такой вопрос даже близкой подруге.
На время шум в палате заглушал наше обоюдное молчание и неловкость. Яна вдруг сказала:
-Мне было очень плохо, и я не хотела, чтобы меня нашли.
Я опешила:
-Хотите сказать, я зря попыталась помочь вам?
Яна потупилась и кивнула. Я пристально смотрела на нее и пыталась понять. Как это она не хотела помощи? Вдруг ответ стал очевиден, стоило нам встретиться взглядами. Ее серые навыкате глаза с красными прожилками в белке смотрели на меня безразлично и отрешенно. Внутренний взгляд Яны явно было обращен куда-то в себя, или в события прошлого. Руки теребили измусоленную обложку книги, одна из них постоянно отрывалась, чтобы откинуть назад прядь со лба.
-Вы пытались покончить с собой? – спросила я прямо.
На сей раз она не отвела взгляд. Кивнула. Наша дальнейшая беседа не имела смысла. Когда я ехала, то ожидала слов благодарности. Да, мне было нужно чувствовать себя не хоть кому-то полезной. Вышло все наоборот.
Домой я брела пешком, думая о том, что бессознательно цепляюсь за людей, которые выглядят нуждающимися в помощи. Правда, потом оказывается, что Света не хотела бы вообще признавать принятие помощи от меня. А Яне вообще ничего не было нужно, я лишь все испортила.
Мои мысли вернулись в прошлое. Дашка и мама мне нужны были сами по себе, я дорожила ими, не стремясь что-то получить от них или чем-то пожертвовать ради них же. Они просто были, и я каждый момент становился радостью от общения с ними.
***
Светка явилась под утро снова пьяная. Упала спать не раздеваясь. А я просидела с книгой на кухне до утра. Там было тихо, из музыкального центра доносилась едва слышная инструменталка. Ужин остался не тронутый на плите, и мне не хотелось прикасаться к нему.
Наступили выходные. Я опрокинула в себя третью чашку кофе за последние шесть часов. Сердце неприятно частило, но я ничего не хотела поделать с этим. Сидела с ногами забравшись на стул и старалась погрузиться в книгу.
Громким хлопком я закрыла произведение и быстро пробежалась взглядом по окружающей обстановке. Возле раковины валялась папка с контрольными, не осиленными на работе. Я принялась за проверку, и это, наконец, вернуло мне долгожданное спокойствие.
Не знаю, спустя сколько времени Светка встала. Она, босая и в одной футболке, едва прикрывающей интимные места, стояла на входе в кухню. Я отложила последнюю работу и почувствовала на себе ее взгляд. Вздрогнула от неожиданности и повернулась.
Девчонка выглядела неважно – под глазами были будто наплаканные ночью мешки, на губе легкая ссадина.
-Кофе хочешь? – спросила я как можно более спокойным и приветливым тоном.
Она кивнула и нерешительно вошла.
-Поздно ты вчера.
Пожав плечами, она налила из фильтра себе целую чашку воды и громкими глотками осушила. Налила опять. Я занялась кофе из-под челки наблюдая, как Света повторила процедуру трижды, чем позволила себе глубокий облегченный выдох.
-Мне кажется, в твоем возрасте не нужно так злоупотреблять алкоголем.
Светка снова пожала плечами и уселась на табурет.
-Есть хочешь? – она помотала головой. Я решила рассказать ей про Яну. Выслушав историю от начала до конца, Света вдруг оживилась. Она, сунув за щеку карамельку, заерзала на месте.
-Яна Валерьевна – это дочка Марии Сергеевны. Ты не знаешь этого?
-То есть? – я не поверила ушам.
-Да они живут в двух домах от моей тетки. Вдвоем живут. Мария Сергеевна одна ее воспитывала. А она стерва, властная такая, хотя на первый взгляд милая-премилая кажется. Она в моей школе завучем была, пока сюда не перевелась. И меня агитировала поступать, скорее получить профессию и валить от тетки. Янка Валерьевна же слова поперек матери никогда сказать не могла. Один раз убежала из дома на два дня, так Мария Сергеевна такой хай на весь район устроила. Одним причитала, что она бедная мамочка, у которой украли единственное любимое чадо. Другим, что Янка – неблагодарная сучка, и удрала с каким-то наркоманом. А в школе все считали, что Яна Валерьевна лежит в больнице с воспалением легких. Представь: июнь месяц, а Мария Сергеевна всем коллегам на уши про Янкино воспаление вешает.
Я прикинула, как мастерски Мария Сергеевна перевела стрелки с попытки суицида дочери (я не сомневалась, что мать была в курсе причины случившегося в туалете) на поиски сбежавшей из дома бывшей ученицы и соседки, проблемной девочки Светы. Хмыкнула и пригляделась к Светке опять:
-С Марией Сергеевной все мне предельно ясно. Меня сама Яна волнует. Она ведь второй раз попробует.
Света удивилась:
-Зачем тебе спасать человека, который не хочет спасения?
-Мне кажется, она не понимает.
-А тебе не кажется, что это не твое дело?
Мне показался дикостью Светкин вопрос. Я долго подбирала слова для ответа. И все равно получилось не то, что я чувствовала и хотела выразить:
-Я думаю, люди, пытающиеся покончить с собой, просто не видят другого выхода. Их можно вернуть к жизни и научить любить ее. Яне нужно попробовать уйти из-под материной опеки, уйти из колледжа. Выбрать свою дорогу.
-Уж не пригласишь ли ты ее у себя пожить? – Светкин голос звучал колко. Мне хотелось понять причину ее переменившегося поведения, но спрашивать напрямую не решилась.
-Нет. Она взрослая девушка.
-Ты только что мне ее едва не как беспомощного ребенка расписала.
Я остановилась и принялась размышлять. Не то ли чувствовала Света, о чем я думала накануне? Пытаясь притянуть к себе беспомощных, оказывая им поддержку, что я делала на самом деле? Латала дыры одиночества? Хотела быть незаменимой? Пряталась от прошлого?
-Насть, тебе не идет роль святой мученицы. У Янки при всем ее скудном актерском таланте лучше выходит.
Я хотела обидеться и наговорить колкостей, но вовремя прикусила язык. В словах девчонки было что-то. И я бы хотела именовать это «проницательностью».
-Ты права.
Она вдруг на тон тише заговорила:
-Сначала ты мне показалась загадочной. Все время одна и в себе, только когда мы с тобой пересекались, ты из панциря вылезала. Я такая же по натуре, только у меня панцирь толще. Ты удивила тогда меня, когда пришла вдруг и увела к себе. Знаешь, Насть, я тогда решила, что люблю тебя. Но последнее время ты мне совсем не нравишься. Я вижу, что ты совсем другая. Ты многое сделала для меня, и сейчас я все еще завишу от тебя. Вернее, от твоего дома.
-Хорошо, - невпопад вставила я в ее монолог.
-Я собираюсь вернуться. Мне полтора года осталось, чуть меньше уже. Почти год. Я не хочу менять опекуна, потому что потеряю колледж и боюсь потерять дом. Это моя квартира, но тетка живет там как мой представитель и, типа, следит за сохранностью имущества. Ну, да зачем тебе это? Когда мне исполнится восемнадцать, я вышвырну эту сраную алкоголичку вон оттуда, как она вышвыривала меня последние пятнадцать лет. А этим участковым и опекунам насрать, что у нас делается. К каждой проверке тетка заставляет меня вылизывать начисто квартиру, и потом миленьким заискивающим голосочком рассказывает опеке, что живем мы бедненько, но все у нас хорошо, Светочка довольна. А я своих пенсионных денег никогда не видела и в руках не держала. Тетка мне ни копейки не дала за все время. Но зачем я тебе говорю все это? А! Чтоб ты поняла, что я добровольно вернусь назад. Прости, но я не хочу потерять свой дом. И я не хочу быть твоей птичкой в золотой клетке, не хочу видеть твои истерики по поводу позднего возвращения домой. Мне не нужны подарки от тебя. Мне вообще ничего не нужно, у меня все есть. Ты даже никогда не спрашивала, есть ли друзья у меня! Хочу ли я видеться с ними! Ты эгоистка, Настя. Одинокая, скучная, зацикленная эгоистка.
***
Ее приглушенный голос звенел у меня в ушах, словно девчонка кричала. Но нет. Она сходила в душ, выпила приготовленный мною кофе, в абсолютной тишине оделась и, повесив на плечо рюкзак, склонила голову по-птичьи:
-Заведи себе собаку, Насть, - она улыбнулась почти нежно: - Иди в спортзал заниматься. Тебе должно понравиться. А еще прекрати смотреть на всех как на тупых студентов. Этот мир ничего тебе не сделал плохого.
За Светой закрылась входная дверь, и я включила музыку на всю громкость, чтобы смочь закричать во все легкие.
***
Дни снова стали серыми. Вернее, белыми. На улице мело третий день. Я не знала, отчего было тяжело переставлять ноги. То ли оттого, что намело по колено, толи от вернувшегося прежнего состояния. После работы я посещала в больнице Яну и иногда пыталась заговорить о Марии Сергеевне. Яна принимала мои попытки не с восторгом, и иногда даже враждебно. В конце концов, мне пришлось оставить попытки. Мы стали чаще обсуждать отвлеченные темы, и пару раз удавалось насмешить бедняжку. Наверное, можно сказать, что мы сблизились. И за все время, что я посещала ее, Мария Сергеевна ни разу не появилась в палате.
Через две недели Яну выписали, когда я была на работе. От нее мне пришла смска: «Спасибо за заботу и поддержку, дорогая Настя. Меня выписали сегодня, и я направляюсь домой». Я улыбнулась телефону и вернулась к уроку. На пятой парте, выставив вперед уже не по сезону холодные ботинки, сидела Света. Она вроде бы записывала лекцию, но в одном из ушей я заприметила бежевый наушник и тоненький провод, уходящий под горловину водолазки. Я помнила, что раньше Светка не располагала плеером или крутым телефоном, но не хотела думать о ее теперешней жизни.
Светкина опека вновь вызвала меня в перерыве, и я была вынуждена сказать полуправду. Мы не общались уже две недели вне учебного времени. Я ничего не могла знать о местонахождении девочки. И на сей раз набралась смелости на встречные вопросы. Женщина в толстых советских очках комариным голоском рассказывала:
-Значит, она сказала вам, что хочет вернуться? Нет, Света не появлялась дома с тех самых пор. Мы пытаемся встретиться с ней в колледже ее почти каждый день, но она неуловима. Куратор тоже не встречается с ней, Света пропускает уже месяц историю и обществознание. Вы были нашей зацепкой, но, кажется, к поискам снова придется подключить участкового.
-Удачи вам.
-Если вдруг станете располагать новой информацией, позвоните мне, - специалист опеки протянула визитку.
Но что теперь я могла узнать о Светке? Я даже не знала, верить ли мне ее рассказу? О доме, о планах мести тетке, о деньгах. Все-таки у нее была дорогая кожаная обувь, и откуда-то взялся вдруг плеер. Раньше я не задумывалась о некоторых вещах.
***
Рыжеволосая Машка хохотала и хлопала себя по бедру. Она не могла остановиться, и стоило ей только взглянуть на планшет, смех возобновлялся. Рядом с ней сидела Светка и болтала ногами. Качели-лавочка поскрипывали мерзлым механизмом и мелко дрожали. Машка ткнулась Свете в плечо и захрюкала в него, пытаясь задавить рвущийся хохот.
Девчонки не видели меня, а я стояла у незнакомого подъезда и звонила хозяйке пристраиваемых котят. Конечно, маленький мяучащий комок – это не щенок, с ним не нужно будет гулять два раза в день, и вряд ли он будет проявлять бурную радость при возвращении домой. Свете неоткуда было знать, что на собачью шерсть у меня аллергия.
-Алло, - ответила трубка.
-Здравствуйте. Это Настя. Я у вашего подъезда уже стою.
-Ах, погодите минуту. Сейчас я надену пальто и выйду.
Трубка пиликнула, оповестив об окончании разговора. На качелях Машка примеряла на Светину голову свою шапку с зелеными помпонами. Та выглядела очень смешно в ней, и, кажется, была возмущена своим видом в зеркальце подруги.
Рыжая взяла руку Светки в свои, одетые в митенки, и аккуратно поднесла к губам. Подышала горячим воздухом и заулыбалась. Девчонки притихли, а дверь подъезда отворилась. Оттуда вышла хозяйка с последним котенком на руках. Малыш оказался безобразного серо-рыжего цвета, словно покрашенный неумелыми детскими ручками. Я назвала его Фантиком, устроила за пазухой и прижала поплотнее к груди. Хозяйка кошки хотела пригласить меня на чай, но я отказалась, хотя стоило бы все же зайти.
Мы с Фантиком прошли совсем близко от девчонок, но Света даже не обратила внимания. Я специально формировала мысли в слова, говорила себе:
-Так должно было быть. Это правильно. Это красиво. Света достойна быть счастливой с той, которую выбрала. Я вижу, как непринужденно их общение, как тепло им даже в такой холод.
Обернулась я у поворота в конце дома. Там впереди – остановка, десять минут на автобусе, и родной дом. Из-за серой низкой тучи выглянуло солнце, и снег заискрился. Позади остались две счастливые девочки. Они целовались, а у меня зазвонил телефон.
-Добрый день, Яна.
-Привет. Я испекла пирог с мясом. Может, приедешь в гости на чай?
Я знаю - ты уйдешь
© Copyright: Мирская, 2011
Свидетельство о публикации №211061901354
Свидетельство о публикации №211061901354
Рецензии