Маленький премьер

Александр Шустиков

Маленький премьер.
Кусочки власти сельского администратора.


 Первый. МАЙ  1991 год.
                В это прекрасное весеннее утро, я стоял на крыльце сельского Дома Культуры и смотрел на красные флаги, хлопающие на свежем ветерке у  Обелиска павшим в годы Великой Отечественной  войны.
Сегодня был самый прекрасный и самый главный день нашей страны –День Победы.
Через  час начнётся Митинг – митинг посвящённый тем, кто воевал, защищал и погибал ради того, чтобы жили мы – наша страна.
Но деревенская улица ещё была пустынна. Только неугомонные собаки шныряли вдоль заборов, озабочено тыкаясь носами в землю.
Но вот в конце улицы показалось  одинокая человеческая фигура. Издали не было видно: кто это, но первого участника предстоящего митинга  уже явно качало и вряд ли от ветра. Через несколько минут фигура конкретизировалась: в мою сторону двигался Вова Весёлкин – человек влюблённый в спиртные напитки и радиотехнику.
Вова был одет в чёрный пиджак и джинсы. На ногах поблёскивали начищенные ботинки. Рыжие космы развевались на ветру. На левой стороне груди был нацеплен большой красный бант.
- Саныч! – закричал Вова, не доходя метров двадцать. – С праздником! С Днём Победы!... У тебя стакан есть?!
Остановившись у крыльца, он заговорил уже более нормальным тоном: - Саня, составь компанию. Не умею один употреблять. А Серёги нету: на Пушозеро вчера ушёл. Меня звал, да какой праздник без Митинга. Одна пьянка. А праздник-то – Победа!
Я посмотрел на часы. До митинга оставалось сорок пять минут.
- Пошли, - я качнул головой в сторону дверей.
Пока Вова «накрывал» на стол, я включил трансляцию и по деревне загремело: «Этот День Победы порохом пропах…».
- Понимаешь, Саня, такой день, - начал Вова, когда мы выпили по первой. – Такой… У тебя батя воевал?... (Я кивнул.) Вот… У меня тоже… Умер четыре года назад… За нас воевали. Чтобы мы жили. А какая у нас жизнь?... Скажи, тебе нравится такая жизнь?
Я уклончиво пожал плечами.
- Да, - Вова налил по второй  дозе. – Я вот на днях «Голос Америки»  слушал. Так вот они говорят,  что для России лучший выбор – это Ельцин. Ты за Борю голосовать будешь? – И не ожидая ответа, Вова продолжил: - А я – нет. Я не знаю: плохой из него президент получится или  хороший. Но я знаю одно: враги хорошего не посоветуют… Вот чего ты молчишь?... Ты человек грамотный, культурный,  институт закончил. Вот ответь?
- Вова, что ты ко мне прицепился? Я, вообще, считаю, что любого выбери: всё одно будет не для нас… Нет, послушай… Представь: государственная машина – двигатель трактора. Поставь в «движок» деталь хорошую, но не от этого трактора. Что будет?  Двигатель хорошо будет работать? Плохо. И что ты сделаешь? Ты заменишь деталь на ту, которая подходит. Вот и всё.
- Значит, перемен не будет?
- Будут перемены. А какие. Поживём – увидим.
- А… - Вова потянулся за бутылкой, но тут в кабинет вломилась  Пелагея Кузьмовна – председатель исполкома.
- Это что такое Александр Александрович?... Да как так можно?  Люди уже собираются. До вечера потерпеть нельзя?
- Да, тётя Поля, - начал было Вова.
- Уйди с глаз долой! Племянничек хренов. Уже налил зенки-то… Уйди!
Вова медленно взял бутылку со стола и тихо вышел за дверь.
- Саша, тут неприятность у нас: Василий Васильевич заболел. Так что Список тебе читать придётся. Вот смотри, - Пелагея Кузьмовна раскрыла красную папку. – Я здесь вписала тех, кто умер из ветеранов с того праздника. Только никого не пропусти, ради бога. Как в позапрошлом году случилось. Помнишь, наверное?
Да, как тут забудешь: тогда Инна Петровна такой «кипиж» подняла, когда её отца пропустили, зачитывая список погибших на войне, что небу жарко стало.
- Так вот, Саша, - Пелагея Кузьмовна медленно вела пальцем по листу, внимательно сверяя черновой и чистовой варианты. Я терпеливо ждал. Наконец эта процедура закончилась, и я вышел следом за Усовой на крыльцо клуба.
На площади  перед Обелиском собирались жители деревни…
Шли ветераны в окружении жён и детей, зятьёв и невесток. Степенные, молчаливые, гордые. В строгих костюмах. Отражая солнечные лучи, позвякивали медали и ордена. По краю площади теснились парни и девчонки, притихнув от торжественности момента. Директриса  школы в последний раз давала наставления ученикам, державшим на руках гирлянду, сплетённую из еловых веток и перевитую бумажными цветами. Рядом учительница литературы повторяла стихи с двумя своими подопечными – девочкой в белом школьном фартуке и мальчиком в белой рубашке.
Пелагея Кузьмовна быстрым, торжественным  и деловым шагом направилась к Обелиску,  разрезая собравшихся на две части. После её прохода, люди смыкались вновь, образовывая плотный человеческий полукруг.
Пелагея Кузьмовна поднялась на основание Обелиска, встав между двух школьников, застывших в пионерском салюте, окинула  внимательным взглядом человеческий полукруг, набрала в лёгкие воздуха и начала вступительную речь…
Я слушал слова, которые звучат по всей стране уже много лет и думал: почему мы воспринимаем эти фразы каждый год по-новому? Не так, как дежурные речи других собраний и митингов. Боимся показаться  неблагодарными перед теми, кто перенёс горе и беды войны? Взрослеем и сильнее осознаём подвиг нашего народа? Понимаем, что это была очень страшная война, которая резанула по каждой семье? Или что-то ещё?...
Пелагея Кузьмовна закончила вступительную речь и перед Обелиском встал я.
Интересно бы было всмотреться  в лица односельчан, но на это не было времени – люди ждали, когда прозвучит над ними имя родного человека.
- Агафонов Афанасий Фёдорович. Агафонов Семён Фёдорович. Агафонов Юрий Игнатьевич, Агафонов Яков Селивёрстович…
Уходили на войну отцы и сыновья, братья, дядья и племянники,  свёкры и зятья…
Вот читал этот список и думал: неужели в человеке изначально заложена потребность убивать себе подобных? Неужели другим способом нельзя добиться своей цели? Или это самый лёгкий путь: убил – и нет проблемы?...
Наконец-то список подошёл к концу. Я закрыл папку и сошёл вниз, уступив место школьникам, учителям, жителям…
Митинг закончился. Люди расходились. Кто домой за праздничный стол, кто на сельское кладбище, поминать погибших и умерших.
Я направился в клуб. В этом селе я был приезжим и на местном кладбище у меня родственников не было. Как не прозвучит это пафосно, но мне хотелось побыть одному.
В небольшом сельском клубе, напыщенно именуемом «Дом Культуры», было пустынно и тихо. Я прошёл в кабинет, вытащил из розеток вилки от аппаратуры, сел за стол, достал из шкафа бутылку водки, налил полный стакан и залпом выпил.
За Победу! За тех,  кто воевал, кто верил, что после Победы  жизнь будет лучше…
………………………………………………………………………………..


Второй.  ИЮНЬ   1991 год.
                Прошёл месяц, отмеченный в моей жизни важным событием. А дело было так…
После праздника в клуб как-то зашёл Василий Васильевич Усов.
- Добрый день культурным работникам, - прямо с порога, громогласно и оптимистично заявил он.
- Здравствуйте, Василий Васильевич… Слушаю внимательно. Случилось что?
- Случится ничего пока не случилось, но может произойти, - загадочно  проговорил Усов. – У тебя, Саша, какое образование? Напомни.
- Высшее. Институт культуры.
- Так вот, Саша. Тут такое дело: Пелагея Кузьмовна просится на пенсию. И ей нужна достойная замена. Догадываешься, о чём речь?
- И вы предлагаете мне этот пост? – я догадался. И как могло быть иначе, если Усов уже три месяца на Кузьмовну «зубы точит».
- Молодец, - удовлетворённо воскликнул Усов. – Понимаешь суть момента. Так ты согласен?
- Да сразу и не ответишь, - замялся я. Не умею решать вопросы сразу. В этом плане я – тугодум. – Подумать бы надо, Василий Васильевич. С женой посоветоваться. Дело для меня новое. Раньше политикой не увлекался. Этой сферы не знаю.
- Так это и хорошо, Сан Саныч. Время идёт другое, новое. Страна, жизнь – всё меняется. По - новому жить будем. Свободно, демократично, богато. Сами себе хозяевами будем. Слышал последнюю речь Бориса Николаевича? Считай, новая революция на пороге. Конец приходит тоталитаризму. И вот по - этому сейчас нужны новые кадры – молодые, энергичные, прогрессивные. А то, что не работал в этой сфере – не беда. Научим. Поможем.  Так как, Сан Саныч?
- Можно, я завтра дам ответ? – попросил я отсрочки.
- Хорошо! – согласился Усов. – Тогда я назначаю на послезавтра внеочередное собрание депутатов. А чего тянуть?... Время не ждёт. Двенадцатого июня выборы президента. Первого президента новой России. Понимаешь значимость момента? И мы должны этот день встретить с новыми, прогрессивными кадрами. Уяснил?... Ну, ладно: я побежал. Дел много. Очень много дел. До завтра!...
Усов умчался обустраивать новую Россию…

Как-то выпивал я с одним из местных мужиков. И рассказал мне тогда Николай Викторович такую историю…
Несколько лет назад Василий Васильевич занимал пост секретаря местной коммунистической организации. А его супруга – директора клуба. И вот надумала Агния Семёновна сделать в клубе ремонт. А на сцене висел портрет Ленина. Портрет сняли и поставили у стены. И рабочие поставили его вверх ногами. Ничего в этом крамольного никто не увидел. И посетил клуб Василий Васильевич…
Дело чуть до развода не дошло. Вот  такая маленькая история.

И вот как люди умудряются  «перекрашиваться». Теперь Василий  Васильевич – рьяный демократ. А может политикам и не нужна совесть? А нужна только целесообразность? А зачем мне туда? Ради спортивного интереса? Будущей карьеры? Или: «рыба ищет,  где глубже, а человек – где лучше»? И за  вечерним чаем  я поделился своими мыслями с женой.
- Конечно,  соглашайся, - не раздумывая,  заявила супруга. – Зачем тебе этот клуб?  Ты  - не мальчик. Все праздники, все вечера, все выходные  - на работе. Вон, Маринка Шапкина рвётся – вот  и пусть работает.
- Но ты знаешь моё отношение к политикам… Я  не хочу быть популистом и обманщиком. Не хочу говорить одно, а делать другое.
- Работай значит по совести, - резонно сказала жена.
- А получится?
-  Это Горбачёва, Ефремова,  да других  «шишек» мы видим только по телевизору, да на трибунах. А здесь: тебя видят каждый день, да неоднократно. Тут соврёшь – старухи сходу съедят.
-Значит, ты считаешь, что надо соглашаться?
- Да. И люди не будут против, потому что мы – приезжие. И родственников у нас здесь нет. Мы – нейтральные.
- А ты у меня ещё и умная, - улыбнулся  я.
- А то…
Ночью снились какие-то пакости: то я на трибуне мавзолея, то на охоте на правительственной даче, то ещё невесть где… Да, видимо, на подсознательном уровне  власти-то хотелось. Хотя, что лукавить: власти  хотят все. И  ещё одна глупая мысль забралась под «корку»: а вдруг я стану гениальным политиком? Да ещё и справедливым… Да, что не придумаешь на трезвую голову. Но, утром, рассудив, что – все политики люди, что – жители  укажут на ошибки, если что не так, что - … Короче: я  направился к Усову.
- И какой будет ответ? – поздоровавшись, спросил Усов.
- Я согласен, Василий Васильевич, - коротко ответил я.
- Вот и прекрасно, Саша, - Усов, по-приятельски, хлопнул меня по плечу. – И ты справишься, я уверен. Придёт к власти Ельцин – всё будет по-другому. На местах командовать будем мы. Так сказать самое первичное  управляющее звено. Потому что мы не в высоких кабинетах, а рядом с народом. От нас всё будет зависеть. Эх, хорошая жизнь настанет, Саша. Мы будем распоряжаться нашей территорией и всем, что на ней находиться…
«А может, он действительно верит в то, что говорит? - подумал я. - Увлекающийся просто человек. И такие люди ведь бывают».
- Я, - продолжал Усов, - сегодня же собираю депутатов и завтра  тебе всё  будет известно. Да всё будет отлично: не сомневайся.
Я не сомневался. Конечно, будет слегка обидно, если «прокатят», но  ничего не потеряю…
Может и потерял я что, или приобрёл, но на следующее утро я стал Председателем  Исполнительного Комитета Летнеречинского сельского  Совета Народных Депутатов.
……………………………………………………………………………..


Третий. ИЮНЬ. 1991 год.
                Прошла неделя вживания в новый образ.  Но  вот и первое задание.
- Саша, - с утра по телефону звонит Усов, - ты ведь у нас ещё и в комиссии по выборам пока числишься. Менять тебя некогда, поэтому собирайся завтра на Остров. После обеда меня найди, я  тебе всё подробно объясню. Хорошо?
- Хорошо, Василий Васильевич. Понял…
На территории сельсовета был ещё и небольшой островок. От деревни час хода на катере. Население там было: восемь человек на маяке, да три десятка сезонных рабочих – сборщиков водорослей. А ввиду того, что состав комиссии был мал,  то туда надо было  съездить раньше 12-го числа.
И после обеда я отправился искать Усова.
Василий Васильевич ставил новые столбы для изгороди.
- Быстро сгнивают, - посетовал Усов,  устало присаживаясь на лежащий столбик. – Три года – и новые надо… Присаживайся… 
Я  присел рядом. Василий Васильевич задумчиво почёсывал подбородок. Я терпеливо ждал, когда моего, теперь главного начальника, посетит мысль.
- Вот какое дело, Саша, - наконец изрёк Усов. – Как-то  надо сделать  так, чтобы на Острове все проголосовали за Ельцина. Но вот как это сделать? Ты человек молодой: подскажи…
- У нас ведь свободные выборы, Василий  Васильевич. Каждый сам определиться должен.
- Да понимаю я, Саша. Всё понимаю. Но надо,  чтобы все проголосовали за Ельцина. Только он выведет нашу страну из коммунистического кризиса. А люди не всегда это понимают. Не всегда…  Ты понимаешь меня? - упрямо спросил Усов.
Да понимал я его.  Но так не хотелось начинать новую работу с обмана. Но, залез в кузов – так не чирикай…
И  зачем я согласился?
- Каждому, кто проголосует за Ельцина, подарить бутылку водки, - изрёк я.
- Как это -  «подарить», - не понял Усов. – Или ты – миллионер?
- Да не так вы поняли меня, Василий Васильевич… Не подарить, а продать  с шуткой – прибауткой: «кто за Борю – тому бутылка без талона».
- О!  Это мысль, Саша… Замечательная мысль…  И вот когда будешь выдавать бюллетени говори: «Кто за Ельцина – тому водка без талона». Только что б это выглядело как шутка… Да ты сумеешь. Всё же артист… И сколько надо бутылок? Сколько  там сейчас народу?
- С «маячниками» - около сорока. Я так насчитал.
-  Это значит, два ящика… Ну, проблема решаема….  Я сейчас тогда к  Молоковой, а  ты бюллетени пересчитай… Ха! А  это ты здорово придумал, - удовлетворённо хмыкнул Усов и, прислонив лопату к стене дома, начал  быстро спускаться с угора, направляясь в сторону продовольственного магазина, на встречу  с председателем местного кооперативного  сообщества – Людмилой Борисовной Молоковой.
«Обеспечить высокую явку на выборах. Постараться сделать так, чтобы проголосовали за нужного кандидата. А в чём смысл выборов? Всё равно придут к власти те, кто нужен в данный момент. И восхвалять избранника  будут те, кто надеется получить от этого момента власть, деньги, привилегии. И я один из них. Да?... Да, Саша, да… Не обманывай себя… Только здесь урывать-то нечего…»
На другой день мы погрузили в «Прогресс»  опечатанную урну для голосования, коробку с бланками бюллетеней, два ящика водки.
Пока несли ящики со склада на берег, встречные мужики тяжко вздыхали, видя такое богатство. И, не стесняясь, завидовали Коле Молокову и Степану Носову. Один был в составе комиссии, а другой исполнял роль капитана нашего судна.
Сборы закончились. Катер шустро двинулся к устью речки, вырываясь на морской простор.
Погода была по-летнему ясной, тёплой и безветренной…
И – этого следовало ожидать – как только катер лёг на курс, оба мужика повернулись ко мне.
 - Саныч, - начал Коля, - может, пропустим по стаканчику?  Всё равно там четыре бабы, да и Лёша Шаркунов не употребляет.
- Давайте хоть до вечера подождём, - слабо воспротивился я. - Вернёмся и спокойно выпьем. А то: мало ли что…
- Он мечтает, чтобы мы подавились слюной, - с притворным сожалением повернулся к Николаю  Степан. – Он хочет нашей смерти. Да, Саня?
- Ну, вот куда вас денешь, - сдался я. А что оставалось делать? Быть принципиальным? Ради чего? Корчить из себя святого  и трезвенника?  Словно вокруг все дураки…
- Только одну бутылку, - предупредил я.
- Само собой, - Коля полез к ящику, а Степан попросил: - Саня, садь за штурвал.
-  Я не умею, - качнул я отрицательно головой.
- Да тут ничего сложного… Сиди, держи штурвал, да правь на ту вон точку. Это маяк виден, - Степан  указал на маленькую точку на горизонте.
Я перебрался на переднее сиденье, взял в руки штурвал, представляющий из себя обыкновенный автомобильный руль.
А мужики принялись накрывать стол.
- Ты-то примешь? – спросил Степан.
В ответ я молча  протянул руку…
Всё же что не говорят про водку, а иногда она приносит и пользу: пусть и видимое, но единение. Как говорит тот же Вова Весёлкин: «Если в нашей стране ещё и не пить – совсем с ума сойдёшь».
Итак: бутылку мы уничтожили. Коля было полез за второй, но я остановил его порыв: - Всё! Пока хватит, - сказал я твёрдо.
Коля посмотрел на Степана, но Степан не поддержал товарища. Коля тяжко вздохнул и полез в карман за сигаретами…
На причале нас ждали:  «семёра» - ЗИЛ-157, и староста Острова. Пока грузились, водитель машины вожделенно смотрел на водочные бутылки и почёсывал затылок.
- Это что: нам в подарок? К выборам?
- Да. Только за деньги.
- Но всё равно – подарок. Праздник, всё же…
Избирательный участок мы разместили в красном уголке общежития. Я выдавал бюллетени, Коля стоял рядом с урной, а Степан бойко торговал алкогольной продукцией и приговаривал, посмеиваясь: - Так, голосуем правильно. .Кто совсем правильно проголосует, тому водка со скидкой будет.
- А правильно – это за кого? – интересовались мужики.
-А это думайте сами, решайте сами, - почти пропел Степан, - иметь или не иметь…
- А кого не выбирай, а всё равно нас иметь будут, - сказал кто-то. Сказал просто, без злобы. Как само собой: разумеющееся…
А может выборы – уже архаизм? Дикая трата денег, да возможность депутатам жить без забот. Всё равно они ничего не решают…
Не могу сейчас уже вспомнить: сколько процентов проголосовало  тогда за Ельцина. Помню другое:  как мужики после процедуры голосования устроили себе большой праздник. И пока мы ездили к «маячникам», Красный Уголок превратился в очень большой стол. Мои помощники запросились тоже туда. Я было воспротивился, но решил, что от народа отрываться не надо и корчить из себя «шишку», тем более, не стоит…
Естественно, у народа были и свои запасы. И праздник получился бурный.  Вот, на вскидку,  несколько моментов…
           …- Вот послушай… Тебя, ведь, Сашкой зовут?... Угу… Значит: тёзка… Вот извини, но всё это ерунда. Это всемирная дурь – эти выборы. И трата денег. Больших денег…  Или их нам девать некуда?... Сам понимаешь, если не дурак, что  они тратят сейчас государственные деньги, чтобы пробиться  к власти и жить как боги… И ничего тут не изменить!... Пусть все не придут голосовать – всё равно ничего не изменится. Они голосами своих прихвостней из научных академий всё равно докажут, что надо выбирать. Мол, это - демократия… А!  Давай, выпьем…
-   Ну, а вы сегодня за кого голосовали?
-  А ни за кого… Я четыре года как не хожу на выборы. После того как «Горбач» гласность  объявил, да с американцами целоваться начал… Нашёл  тоже «корешей», едрёна вошь…
… - Ну, ваша Молокова тоже хороша… Нам продукты привозит с наценкой. Это что за дела?... Ты, паренёк, разберись в этом вопросе. Да мы бы и сами к вам скатались – да работать надо… Уж уважь рабочий класс…
- Так вас, ведь, «водорослевый» обязан продуктами снабжать?
- Да он не против… Только  его продукты уже поперёк горла встали – мука, макароны, да морская капуста в банках. Вот и подумай: что Яковлевне каждый день изобретать?... А с Люськой  Молоковой  разберись: мы тоже на вашей территории находимся. Нечего самоуправством заниматься… Давай стакан-то… Меня Вениамином зовут. Ну, будем…
… - Вот за что я Горбачёва не взлюбил: так это за мягкотелость… Да эстонцев тогда надо было к ногтю прижать. Да и киргизов тоже… Против власти  идти  вздумали… Так и страну развалить недолго…За что же тогда мой батя воевал? И инвалидом вернулся?... Да я бы этих фрицев до сих пор убивал бы… Фашисты!... Давай за Победу…
Мужики разошлись. Каждый хотел выговориться, разделить свои сомнения и надежды с новым человеком. Тем более считая, что я – власть. Местная власть. Я тоже, по наивности, думал, что это так. И можно было бы сидеть до утра, но день плавно перетекал в вечер, и надо было собираться домой. Тем более, что мои спутники переходили в стадию средней степени опьянения.
Но в «Прогресс» мы загрузились без  лишних трудностей, оставив на причале прощальные возгласы провожающих. И, взмахнув рукой, Степан повернул катер на обратный курс.
Водочные запасы у нас ещё не иссякли, благодаря заботам Николая, и два моих спутника уместились на корме, посадив меня за штурвал, и повели бесконечный разговор о качестве рыболовных сетей, тракторах, заготовке дров, охоте и о многих других аспектах сельской жизни.
А вечер тем временем уступал место бледной белой северной ночи. На море стоял полный штиль. Слева по борту темнел берег И всё было хорошо…
Но вскоре меня начали терзать некоторые сомнения, и я окликнул Степана: - А мы не прозевали устье реки? Что-то долго идём.
Степан и Коля начали пристально вглядываться в ночной силуэт береговой  полосы.
- Вот там Косой Мыс, кажется… Или нет?
- Нет-нет. Мы только Лопатку прошли… Во-о-он,  видишь, Седая Отмель видна…
- Похоже… Тогда ещё минут десять до нашего устья. Не волнуйся, Сашок, всё в порядке.
И мужики вновь погрузились в свои проблемы…
Но вскоре мне пришлось вновь потревожить моих спутников, так как на берегу показался белый конус с горящей лампой на вершине.
- Степан! А это что? – спросил я, указывая на незнакомое сооружение.
Степан вгляделся в конус и,  ошарашенный увиденным, проговорил: - Колька, это же Пушлахотский маяк!...
- Точно… Так мы что: наше-то устье проскочили? Ничего себе…
- Ну-ка, Сашка, пусти меня, - Степан начал пробираться на водительское место. Усевшись за штурвал, он аккуратно повернул катер к берегу, положил его на обратный курс и, пристально вглядываясь в полоску берега, повёл катер. И вскоре «Прогресс» уже входил в устье нашей речки.
Так закончилось наше путешествие на Остров с миссией выборов первого президента России…
………………………………………………………………………….


         Четвёртый. АВГУСТ. 1991 год.
                В середине августа жена уехала к матери. Я остался в доме один.
В воскресенье,  как всегда, в клубе  танцевальный  вечер. Молодёжь веселилась, мужики постарше, скрывшись за углом ДК от любопытных глаз, не спеша попивали водочку. На следующий день надо было уходить на дальние сенокосы и вот они «заряжались» на неделю. Присутствовал в компании и я – а зачем отрываться от коллектива? Говорили обо всём по  немножку  - просто обычный мужской трёп, который никого ни к чему не обязывал. И домой я вернулся уже во втором часу ночи. Улёгся спать – с утра начиналась новая рабочая неделя…
Будильник верещал долго и противно, но вставать не хотелось… Но пришлось. И не от механического трезвона, а от стука в окно.
«Что ещё стряслось?» - я выбрался из–под одеяла и отдёрнул занавеску. У окна нетерпеливо топтался Усов.
- Что случилось? – прокричал я.
-  Открывай дверь! – возбуждённо  прокричал  он в ответ.
Едва я распахнул входную дверь, как Василия Васильевича «понесло».
- Спишь?!... Эх ты!... В стране бунт, коммунисты опять к власти рвутся. Хотят всё обратно повернуть.  Опять в брежневские времена мечтают народ загнать… Нет, господа – товарищи, ничего у вас не получится: не дадимся!... Я на десять часов срочно собираю депутатский корпус. Быть тебе обязательно!
- Так что случилось – то? – наконец остановил я его вопросом.
- Так ты точно не знаешь? – недоверчиво посмотрел на меня Усов.
-  Да нет, Василь Васильевич: точно.
- Вот с такими как ты – мы всё демократию проспим, - удручённо качнул головой Усов. – Некогда мне с тобой тут  болтать. Включи телевизор – и всё поймёшь. А я побежал… Не забудь: в десять сбор! – уже на ходу прокричал он.
Я вернулся в комнату, натянул «спортивки», поставил чайник на электроплитку и включил телевизор…
На экране танцевали маленькие лебеди. Транслировали балет «Лебединое озеро». Если так, то в нашей стране точно что-то случилось. Может Горбачев умер? Или Ельцина отравили? Ответа пришлось ждать недолго: на экране появились дикторы ЦТ и замогильными голосами начали зачитывать  Обращение к советскому народу Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению в СССР от 18 августа 1991 года.
«Соотечественники! Граждане Советского Союза!  В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам!
Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!  Начатая по инициативе М С Горбачёва политика реформ, задуманная  как средство  обеспечения  динамичного развития страны и демократизации  общественной  жизни, в силу ряда причин зашла в тупик…»
Я слушал и пытался понять: что это? Военный переворот? Начало очередной гражданской войны? Политическая подковёрная  возня или очередной хорошо поставленный спектакль?  Короче: надо завтракать и идти слушать Усова. Может он больше знает. Хотя, откуда? Один канал ТВ у нас тут. И радио…
О! – меня осенило: у Вовки Весёлкина есть хороший приёмник. Он-то наверняка уже всё знает. Я посмотрел на часы: до «большого сбора» было ещё около полутора часов. И я направился к Весёлкину…
В избе у Весёлкиных, как всегда, шумела маленькая перебранка. И как всегда мать отчитывала сына.
- Эх, Вовка ты Вовка… Опять ведь бригадир прогул поставит. И что тебе этот переворот? До нас от Москвы и так далеко. Работать-то при любом строе надо будет… Иди на работу! Кому сказано!
- Да никуда работа не денется, - невозмутимо отвечал Вова. – Работа не волк – в лес не убежит. Хотя, лучше бы убежала… Правда, Саня?
- Александр Александрович, хоть вы бы на него повлияли. Никакого сладу не стало, - поспешила ко мне за помощью Анфиса Петровна.
- Эх, Анфиса Петровна, какая сегодня работа, - Вова нужен был мне сейчас здесь. – Усов полдеревни на митинг собирает, что бы демократию защищать. Все депутаты на ушах уже стоят с утра.
- И что за жизнь у нас, - всплеснув руками, Анфиса Петровна ушла за перегородку.
-  Что «выловил» из эфира? -  я подсел к Вове, который неистово крутил ручку настройки.
- Да никто ничего толком не говорит… Горбачёв где-то у моря, на даче. Говорят:  заболел и править страной больше не в состоянии. Про Ельцина тоже никто ничего толком не знает. Янаев требует, чтобы страна слушалась только его и этот самый ГКЧП. Короче: бардак.
- А ты что думаешь?
- Я?- Вова прикурил сигарету. – Я думаю, что это спектакль. Всё придумано для того, чтобы  привести Борю к власти, так как два больших начальника для нас – это война, а Горбачёв мягкий по характеру… Вот его и выкинут из Кремля.
- Отравят?
- Да ну… Зачем им лишние проблемы. Снимут как Хрущёва – и всё. И будет в стране торжество  демократии, - хмыкнул Вова. – Да нам-то, собственно, что? Правильно моя мамка говорит: нам при любой власти вкалывать придётся. Золотом меня не засыплют, а воровать я  не умею.
- То есть? – не понял я.
- А то, чтобы ухватить свой куш – одного таланта мало. Нужны связи, наглость, кому-то что-то лизнуть, хихикнуть в тему…
- А ты умный, однако…
- Когда есть желание слушать радио ежедневно, да не только наше – невольно поумнеешь.
- Ну ладно, - я поднялся со стула, - пошёл я на «сходку». Хоть послушать, что депутаты скажут. Потом расскажу.
- Дерзай, - Вова протянул мне руку…
В зрительный зал ДК набились не только депутаты, но и рядовые жители: всем хотелось  знать – что, зачем и как? Первым на сцену, естественно, поднялся Усов. Шум в зале утих: ситуация была серьёзная. По правде говоря: решалась судьба страны, а значит и наша…
- Товарищи, - торжественно начал свою речь Василий Васильевич, - сегодня в Москве, в нашей стране случилась беда – власть пытаются захватить горстка людей, которые решили устранить от руководства товарища Горбачёва и повернуть ход истории вспять. Они хотят скинуть в пропасть все завоевания перестройки, уничтожить гласность и ускорение. И снова установить тоталитарный режим. Что предлагаю сделать я? Я предлагаю выработать резолюцию, поставить все наши подписи и отослать её в Москву. Мы обязаны громко заявить о своей поддержке курса перестройки и гласности… Я предлагаю выбрать президиум, обсудить создавшееся положение, оценить его объективно и, как я уже сказал, создать нашу резолюцию… Итак: кого мы выберем в наш президиум? Прошу вносить предложения…
- Извините, Василий Васильевич, но как мы сможем оценить положение объективно, если кроме постановлений ГКЧП мы ничего не знаем? Что с Горбачёвым, где Ельцин?… Может быть подождать чуток, узнать всё лучше, а потом только резолюции писать?
- Вы забываете, Елена Викторовна, что промедление смерти подобно. Вспомните слова Ленина в семнадцатом году. Нам ясно главное: Горбачёв отстранён от власти. Отстранён наш лидер, который выбран нами, который ведёт нас к подлинной демократии. И мы обязаны защитить Михаила Сергеевича.
- А если Горбачёв на самом деле болен? А Янаев – вице-президент. И ему виднее… Нам-то из нашей тьмутаракани очень мало что  понятно… Так может, на самом деле: подождать?
- Как вы не можете понять одного, товарищи, - начал горячиться Усов, отстаиваю свою линию, - что  мы  обязаны защитить Горбачёва. Нам известно главное: жизнь нашего руководителя под угрозой. Вот что главное. Остальное – частности!
Говорили много и долго: Усов предлагал чуть ли не послать представителей в Москву – своеобразный отряд от деревни для защиты демократии. Часть депутатов предлагала дождаться определённости в этом происшествии и только потом принять окончательное решение. Основная же масса присутствующих молчала, ожидая выгоды для себя. Я не осуждал их за пассивность – человек всегда хочет счастья и уюта себе, своей семье. Любая революция – это разруха, экстремизм, горе и смерть. Эволюция благоразумнее, логичнее и более прогрессивна… А время революций уходит.
В конечном итоге решили: до прояснения обстановки никаких шагов не предпринимать, жить как жили, не выполнять никаких решений ГКЧП…
Колхозники уехали на дальние луга, я  занялся подготовкой школы и детского садика к новому учебному году. Первые два дня в деревне ещё обсуждали московские события, а на третий – личные дела перевесили политические. Горбачёв вернулся живой – хорошо, Ельцин разгромил и упразднил КГБ – замечательно.  И запретил российскую коммунистическую партию. И Горбачёв предал коммунистов – на следующий же день он снял с  себя функции Генерального секретаря ЦК КПСС. М-да…
И коммунисты начали выбрасывать свои партийные билеты. Тогда понятно, почему такой слабой оказалась эта организация и так быстро сдалась – значит держалось всё на надеждах урвать себе куш с партийного стола. Нет-нет, не все были пришлыми – были и идейные члены партии…
У нас на другой же день после ельцинского указа местные коммунисты собрались на своё собрание.
- Хочу всех поставить в известность, - говорил со сцены  Виктор Юрьевич Носов – председатель партячейки, - что вчера Борис Николаевич  Ельцин подписал указ о роспуске российской коммунистической партии. Поэтому я слагаю с себя обязанности Председателя.
И с этими словами Носов выложил на стол свой партийный билет. И словно по команде к столу президиума потянулись рядовые коммунисты. И только на время остановил их голос председателя колхоза
- Как же вас просто напугать, товарищи… Какие же вы были коммунисты, если так легко согласились  предать идеи партии, идеи коммунизма. Разбежались от одного слова. А если завтра ситуация изменится? Опять в рот очередному правителю смотреть будете? Эх вы…
Владимир Александрович поднялся со своего места и направился к выходу. За ним ушли ещё двое. Остальные, кто демонстративно, кто стыдливо, положили свои билеты на стол и тоже покинули зал. На столе осталась лежать  небольшая горочка красных книжечек.
- Куда их теперь девать? – спросил Носов.
- Может в архив? – неуверенно предложила секретарь собрания.
- Забери к себе домой, - подумав, сказал Носов. – Убери подальше: кому потребуются, потом отдашь.
- А может,  вы сами заберёте?
- Нет-нет, - поспешно заотнекивался Носов. – Лучше ты, - и быстро сбежал со сцены…
Вот так-то… М-да… А мне с тех пор стал очень симпатичен председатель колхоза…
В стране учредили новый, стряхнув нафталин десятилетий, трёхцветный флаг. И Усов  заставил найти материал и сшить новый государственный стяг. Над зданием сельсовета затрепетал российский триколор, скинув в вечность  красное знамя. Хотя у нас слово «навеки» всегда сродни «временно».
Помните:
Китайский и советский народы – братья навеки.
Союз нерушимый республик советских навеки сплотила великая  Русь.
Ленин жил, Ленин  жив, Ленин будет жить.
Ну и так далее…
……………………………………………………………………………


Пятый.  ДЕКАБРЬ. 1992 год.
                Летом девяносто второго вся деревня бурлила:  главное слово, не сходившее с языков – ваучер! Документ, дающий право каждому на долю государственной собственности. И все пытались уяснить для себя: что делать с этой  «долей»?  И вот: до середины декабря возбуждение не угасало, до самого того момента, когда к нам прилетела представительница  Банка – миловидная девушка лет так около тридцати… И тем же рейсом: два «коммерсанта», с ящиками сигарет, чая, мясных консервов и коробками со спиртом «Ройял».
А на другой день девушку надо было доставить в соседнюю деревню – километров за двадцать по берегу моря. И вот я с утра «запрягаю» сельсоветский «Буран» в небольшие санки, усаживаю в них «представительницу», закутываю в тулуп и – вперёд! А «коммерсанты» арендуют в колхозе лошадь, сани,  кучера и следуют за нами…
Накануне «коммерсанты» поработали хорошо – много ваучеров перекочевало в их карманы в обмен на сигареты, «тушёнку» и спирт. Только некоторые (и я в том числе) решили обменять  свои ваучеры, впоследствии на акции фондов.

А я так и не дождался обещанных дивидендов от «Армейских Инвестиций». Лучше  надо было тогда обменять его на спирт…

Итак: добрались мы с девушкой до пункта назначения. Расположились в колхозной конторе. Следом прибыли «коммерсанты» - разложили свои товары.
Короткий зимний день закончился незаметно: «представительница» выдавала ваучеры населению, люди меняли их тут же на продукты. Мужики располагались в соседней комнате, несказанно радуясь такому событию. Ну а я решал свои административные вопросы. В обратный путь мы собрались только к девяти часам вечера…
- Послушай, командир, - подошёл ко мне один из «коммерсантов», возьми нас с собой. У нас товару мало осталось: теперь все поместимся. А то ехать ночью на лошади  - долго. Да и  Лёня – кучер не горит большим желанием в путь отправляться…
Я передал эту просьбу своей пассажирке – она согласилась…
«Коммерсанты» на радостях выкатили бутылку «Ройяла». Я было отказался, но… Ночь, зима, холодно… Конечно, надо бы было подождать до утра, но что у пассажирки, что у «коммерсантов» - самолёт был утром. А авиация ждать не будет.
Хорошо… Чуть выпили, перекусили, разместились, поехали…
Но, видимо, кто-то из нас нагрешил в этот день: на шестом километре путешествия «сдохла» свеча на правом цилиндре. Если бы я был один, то повернул бы обратно, или даже до дому бы добрался потихоньку – не впервой такая беда у «буранов». Но с тремя взрослыми людьми, да грузом – для одного цилиндра многовато будет.
Пришлось лезть под кожух – менять свечу. Заменил, но результат остался прежний: правый цилиндр работать не желал.
Ситуация складывалась очень неприятная: надо было возвращаться за помощью. Но оставлять пассажиров одних в зимнем ночном лесу? А сколько я проезжу? Случись с людьми что – проблем хватит надолго.
После непродолжительных дебатов решили следующее: развести костёр и продолжить ремонт. И ждать рассвета. А там… А там: утро ночи мудренее.
Пассажиры занялись разведением огня. Пассажирку завернули поплотнее в тулупы, заставив принять стаканчик спирта. Девушка согласилась и не роптала, глядя как мы добываем из-под снега еловые ветки. Но развести огонь мы не успели – есть, всё же, и приятное на свете: послышался, нарастая, шум тракторного мотора и впереди заплясали по деревьям  отблески фар. И вскоре из-за поворота показались и два ярких тракторных глаза.
Оказалось, что это возвращались два колхозника: тракторист и его помощник. Они отвозили коровьи шкуры на центральную усадьбу.
- Чего стоите? «Буран» крякнул? – из кабины выпрыгнул Венька Елизаров. – Здорово, Саныч… Чего?... Свечка наебнулась?
Следом за Венькой выбрался из кабины и его брат – Лёша.
- О, какие знатные у тебя люди, Саныч… Поехали обратно. Утром всё отремонтируем и доберётесь по-нормальному. Грузитесь в наши сани.
Трактор тащил за собой большие сани.
- Самолёт у них утром, Лёша… Так что желательно к утру дома быть, - сказал я. – Может, вы довезёте моих пассажиров? А я потихоньку и сам доберусь.
- Да ну…, - заартачился Лёша. – Опять к вам пилить? И так за день накувыркались… Говори с братаном, а я – пас…
- А если «подмазать» этот вопрос? – вкрадчиво предложил я. – Буль, буль – и порядок. У?
- А чего? У них спирт остался? – живо заинтересовался Веня.
- Да есть немного, - вступил в беседу один из «коммерсантов». – Пару бутылок хватит за услугу?
- Это два литра получается? – переспросил Лёша. – Заманчиво, конечно… Что скажешь, братан?
Веня, сдвинув шапку на лоб, чесал затылок.
- Три, - чётко проговорил второй «коммерсант».
- А! – решившись, махнул рукой Веня и полез в кабину. – Сейчас развернусь. Готовьте аванс!... Лёша, смотри чтобы санки никого не зацепили…
Вскоре трактор развернулся в нашу сторону, братья опустошили половину бутыли неразведённого спирта, пассажиры и пассажирка перебрались на тракторные сани. Туда же перекочевали и мои санки. И я поехал впереди, чтобы в случае поломки меня не потеряли в ночном лесу.
«Буран», хоть и на одном цилиндре, но пустой бежал всё же весело и вскоре  треск трактора за спиной затих.
Где-то через полчаса пути я решил остановиться и подождать остальных сопутешественников. Заодно и двигателю дать передышку. И остановился на развилке, на открытом возвышении, на месте существовавшего когда-то здесь посёлка ссыльных «кулаков» с юга России.
А теперь о том, что здесь произошло. Что я увидел. И это  не фантазия…

Итак: ночь с 21 на 22 декабря 1992 года. Недалеко от берега Белого моря. Напротив Соловецких Островов.
Я сидел на сиденье снегохода и дымил сигаретой, когда прямо передо мной, над тёмным силуэтом стены леса, на фоне сумрачного беззвёздного неба зажёгся жёлтый фонарь. Совершенно неподвижный, чётко очерченный круг. Светил он около пяти секунд, затем погас и секунд через десять появился вновь. На том же самом месте. Покрасовавшись ещё секунд несколько, погас вновь и уже навсегда. Не буду комментировать свои фантазии и предположения по этому факту, только скажу, что направление на «круг» было прямо на север. И до Жижгинского маяка было далековато. И свет от маяка совершенно другой… Вот так-то…

Вскоре пристрекотал трактор. И я, не удержавшись, поведал сопутешествнникам об этом факте. Реакция оказалась у каждого своя…
- Да ну, - усмехаясь, проговорил Веня. – Это, Саныч, тебе с пьяных глаз показалось. Да нет никаких инопланетян. Не верю.
- А я верю, - не согласился с братом Лёша. – Я прошлым летом тоже видел похожее.  У нас, через речку.
- Конечно, тут что-то инопланетное, - поддержали Лёшу оба «коммерсанта». – Помните статью «Ровно в 4.10»?  В «Труде» ещё печатали.
Только пассажирка ничего не сказала. Девушка сладко дремала, завернувшись в два тулупа…
Остальная часть путешествия прошла без происшествий: мы добрались до места назначения. Девушка ушла отдыхать, мужики звали меня на продолжение банкета. Я отказался. Просто устал. И, тепло, попрощавшись со всеми, уехал домой. Вот такой эпизод жизни…
………………………………………………………………………


Шестой. ОКТЯБРЬ. 1993 год.
                После выдачи ваучеров, до октября девяносто третьего, значимых событий, которые бы запомнились, в жизни деревни не произошло.
Кажется, в тот день была суббота. Но насколько я помню, у меня в семье тогда был банный день. Пришёл из бани, включил телевизор. Первый канал молчит. Маленькое возмущение, так как у нас тогда, вообще, был только один канал. Через какое-то время на экране появились кадры РТР, что само по себе удивило и насторожило. Ну, а вскоре пришёл и ответ, в лице ведущего «Вестей».
Что запомнилось из тех событий?...
Атака «восставшими»  здания телецентра. Противостояние перед входом в телецентр, выстрел из гранотомёта со стороны защищавшихся и после этого грузовик вламывается в стеклянную стену. Но в последующих выпусках новостей гранатомёта уже не было…
Выступление Егора Гайдара с просьбой к жителям столицы выйти на улицы и защитить порядок и демократию, так как милиция с улиц исчезла. М-да, здесь комментировать нечего…
Раненый милиционер, лежащий на тротуаре перед мэрией. Над ним склонилась женщина, одна из числа «восставших».
- Ничего, - говорила она, - рана не опасна. Жить будешь. Сам виноват: надо было быть с народом…
Генерал Макашов на балконе мэрии:
- Мы победили! И больше никогда у нас не будет ни мэров, ни пэров, ни херов…
А потом танки. Прямая трансляция: танковые пушки лупят по Белому Дому. Великолепное шоу…
Видимо в те дни кому-то очень хотелось гражданской войны. И не только со стороны «восставших». Но не удалось. Зачем нашему народу война?
На нашей деревенской жизни это событие мало отразилось: люди работали, гуляли, вели домашнее хозяйство. Депутатский корпус поволновался, конечно, но у нас не Дума – привилегий от «депутатства» никаких. Одни «головные боли», потому что каждый божий день депутаты сталкиваются со своими односельчанами. А те запросто правду-матку в глаза выскажут. Вот такие пироги…
…………………………………………………………………………..


Седьмой. ДЕКАБРЬ. 1993 год.
                И опять выборы и принятие новой Конституции. На нашей территории три основных населённых пункта, где создавались свои избирательные комиссии. И, после процесса голосования все бумаги свозились в «центр», то есть ко мне. А я их, с помощью секретаря, складывал, скомплектовывал и отвозил в райцентр. Так было и на этот раз…
Самолёт, который был арендован для доставки меня и ещё двух Глав администраций соседних территорий, запоздал и в Город мы прилетели поздно. В аэропорту  нас уже ждала машина. И через полчаса мы поднимались на крыльцо районной администрации…
Марина Александровна Прахова приняла у нас все бумаги, посетовав на задержку – так как областная комиссия ждать не будет – и отправила нас в буфет выпить чаю и съесть по паре бутербродов. И только я расположился за столиком, как в буфет вбежала она.
- Александр Александрович, - с порога закричала Марина Александровна, - пойдемте быстро со мной. Что ж это вы так?
Опять я что-то сделал не так. И это «не так» выяснилось в кабинете у Праховой. Оказалось, что в соседней деревне местная комиссия напутала в цифрах в итоговом протоколе: количество проголосовавших за отдельные партии не соответствовало общей сумме проголосовавших. Арифметику, видимо, они плохо там учили. И я в спешке этот момент проворонил. Да и Пелагея Кузьмовна тоже.
- И что теперь делать? – удручённо спросил я.
- Переписывать Протокол, - ответила Прахова.
- А подписи членов комиссии?
- Распишешься сам.
- ???
- Да-да. Не обратно же лететь… Вот тебе бланки, пиши. Аккуратно только. И с подписями потренируйся вначале. Чтоб хоть немного похоже было.
Что делать: через полчаса новый Протокол был готов.
- Ну, кажется, теперь всё нормально, - сказала Прахова, внимательно изучив мою «работу». – Отдыхай, Саша… Завтра с утра зайдёшь, скажу точно про обратный самолёт. Предварительно на час дня заказан. Всё. До завтра…
Вот так невольно пришлось подделать важный документ. После этого случая я уже не верю в итоговые цифры любых выборов. Ведь так можно наисправлять что угодно и в чём угодно…
…………………………………………………………………………..


Восьмой. МАЙ. 1994 год.
                Не могу понять: почему я оставил этот пост? И добровольно. Смена впечатлений? Не желание быть постоянно сидящим на двух стульям? То есть выполнять распоряжения районной власти и соответствовать их исполнению на вверенной территории. Не знаю. Но я ушёл…
Что нравилось в первые дни после ухода с Поста… То, что стал обычным человеком. Можно было посидеть с мужиками на бережку за бутылочкой, зайти в магазин без боязни, что люди опять будут требовать своё и, вообще, просто пройти по улице…
Испугался Власти?  Может… Власти и Ответственности. Значит не каждому дано: ВЛАСТВОВАТЬ. А, возможно, были и другие причины. Не знаю. Я очень плохой психолог…
………………………………………………………………………..
Долматово. 2011 год.