Дежа Вю Уже Видел

                1. Ворона.
У вас никогда не было чувства, которое принято называть красивой французской фразой «дежа вю»? Вам не казалось, что некоторые ситуации с вами уже происходили, совершенно новых знакомых вы уже где-то встречали, какие-то слова кому-то уже говорили, даже некоторые мысли и идеи уже приходили вам в голову? Вы скажете «нет» либо «иногда». Неужели я один такой?
Ощущение «дежа вю» со мной постоянно последние два года.
Утром я завариваю себе чай, мешаю сахар в чашке. Обжигаюсь и проливаю сладкий напиток себе на майку. Грёбаное всё! Мелочь – а как раздражает! Ну ладно… И тут чувствую – сейчас в дверь постучат. Точно – раздалась неровная дробь в мою железную дверь. Только три моих знакомых не пользуются звонком: Грушник, Натка и Педро. Сплю я, как убитый, а дверной сигнал для меня – комариный писк. Открываю – Натка.
  - Доброе утро, - говорит она. – Как поживаешь?
Натка обычно говорит нечто вроде «Привет, как оно?» или «Как сам, братишка? Хорошо?» А тут снизошла до такого великосветского, по меркам нашего дружеского сообщества, приветствия. Облизнула губы и слегка улыбнулась, давая понять мне, тугодумному после сна, что не прочь зайти в квартиру.
И эту ситуацию, эту сцену я уже где-то видел!
Отодвигаюсь в сторону, давая подруге пройти.
  - Спишь, что ли, чудик? – усмехнулась она, снимая кожаный плащ и барски протягивая его мне.
Люблю её, Натку… То есть, не то чтобы совсем уж люблю, нет! Хотя, кто его знает? Она классная. Своя в доску, как говорится. Стрижется достаточно коротко – волосы вьются кольцами, закрывая больше половины шеи и уши. Носит, зачастую, парнячьи вещи: футболки, куртки, красовки, джинсы. При встрече может достаточно больно садануть по печени кулаком, со словами «Держи удар!», зная, что сдачи не получит ни при каких условиях. Из себя она красивая: кареглазая, черноволосая, невысокая, да ещё и носит чёрные шмотки – в моём вкусе, одним словом. Второе имя Натке дал я – Ворона.
  - Взбодрись, солдат!
Предательский удар под рёбра я выдержал стойко, хотя было очень неприятно.
  - Пацанка… Так у тебя никогда парня не появиться, если будешь всем пресс тренировать!
  - Мне парень не нужен, - независимо улыбнулась Натка, бросая свою сумку на стул и проходя в мою комнату.
Так... А вот это уже мне не нравиться! Иметь в подругах лесбиянку это, наверно, прикольно (для парня), но… Вообще, насчёт Наткиной сексуальной ориентации я не был уверен. Бой-френда у неё сроду не водилось, но и в танцах-обниманцах с девчонками моя подруга тоже замечена не была. Я решил, всё-таки, уточнить.
  - Как? Вообще что ли не нужен?!
  - А ты, что? – Ещё один предательский удар. – Претендуешь?
  - Не… Тебе мужчины-то нравятся?
Благо рядом стоял диван. Натка с разбегу, всеми своими пятьюдесятью с небольшим килограммами, повалила меня на него.
  - Нет. – Подруга победно уселась на мою грудь. – Мужчины -нет. А вот парни – да!
  - Слезь с меня, Ворона! Раздавишь ведь, дура!..
Мне действительно было больно.
И эта ситуация со мной тоже происходила. Да что это за…
Натка смилостивилась.
  - Будешь теперь знать, как называть меня лесбой! – нравоучительно сказала она, садясь на край дивана.
  - Я тебя так не называл.
  - Но ты так подумал! – вдруг вспыхнула она, и мне даже показалось, что глаза её блеснули слезами.
  - Извини.
  - Извини… - обидчиво передразнила моя подруга. – Я что, правда похожа на… такую?
  - Прости меня! – Почувствовал себя, по меньшей мере, сволочью. Обидеть Натку – а это очень сложно – всё равно что обидеть ребёнка. – Пожалуйста…
Давненько я так не лебезил. Это ж надо! Ранить словом можно больнее, чем ножом. Да, похоже на то. Но никогда бы не подумал, что это про нашу Натку!
  - Ладно, всё нормально… - независимо подняв подбородок, сказала Ворона.
Нет, так не пойдёт.
  - Что я могу сделать, чтобы ты меня простила?
  - Принеси мне чаю и побыстрее! – ответила моя подруга, осознавая некоторую власть надо мной. – С шоколадными конфетами. Живее, холоп!
Вот ведь человек! Но главное, что отношения восстановлены. Я пошёл заваривать чай на кухню.
Моя позабытая кружка с крепким чаем остывала, ожидая меня на столе. И всё: больше чая в доме нет. Нашёлся растворимый кофе.
  - Натка, кофе растворимый будешь?
  - Эх, попадёшь к вам в дом, научишься пить всякую гадость! Неси, что с тобой поделать…
Через пару минут я принёс подруге её заказ.
  - А молоко?
  - Слушаюсь и повинуюсь…
Принёс картонный пакет с жидкостью, которую принято называть молоком.
  - Ты что мне принёс? Сливки давай!
Я, похоже, ещё не до конца проснулся. И не поняв, что надо мной издеваются, ломанулся было опять на кухню, прихватив молоко и вспоминая, не осталось ли у меня в холодильнике немного сливок. Затем повернулся к смеющейся Натке и мрачно шлёпнул картонный пакет на стол.
       Молчали. Я допил свой чай и смотрел на подругу, задумчиво покуривая. Ворона потягивала горячий кофе с громким хлюпаньем, чтобы не обжечься. Потом сказала:
  - Я чего пришла-то… Концерт принесла.
  - Какой? – оживился я.
  - Тот самый, - проникновенно кивнула Натка.
Это было немыслимо. Новый концерт группы Карфакс! Грушнику и Педро – всё равно, а вот для нас с Вороной не было в жизни большего меломанского кайфа, чем песни, и тем более видео этой группы. Концерт Карфакса, на который мы с Наткой ходили вместе, даже снился мне несколько раз.
  - Наталья Артуровна, вы супер!
  - А то, Константин Александрович!
Ах, ну да. Меня зовут Константин Скрябин. Натка же, раз на то пошло, в миру зовётся Натальей и носит угарную, на взгляд меня и наших друзей, фамилию Блюфштейн. То есть, её так и зовут: Наталья Артуровна Блюфштейн.
Она глотнула ещё кофе и принесла свою сумку, из которой и извлекла DVD, который мы мечтали посмотреть уже где-то год. Зажужжал плейер, диск начал читаться. Вокалист легендарной группы, мега-старичок, как его ласково именовали такие ценители, как я и Натка, жёг, как никогда раньше. Гитарные рифы были неподражаемы. Одним слово – класс.
Стук в дверь. Я нажал стоп и пошёл открывать.
Это было оно. Чудовище, взращенное истфаком NГУ, динозавр, каких осталось так мало, монстр, способный загрузить своей начитанностью любого сверстника. Словом, наш друг Педро, в миру именуемый Петром Васильевичем Немоляевым. Может, я и переборщил с эпитетами в его адрес, но Петруха и впрямь фонтанировал историческими примерами по поводу любой ерунды. Как-то я не согласился идти за пивом, так он привёл мне историю, как один китайский мальчик не помог друзьям в трудную минуту только лишь из лени, и это привело к смерти всех этих друзей. Уверен, расскажи я ему, как сбежал с одной лекции, Педро расскажет мне историю, как во время русско-японской войны один нерадивый япончик сбежал с поля битвы, и порвался на куски, побывав в пасти тигра. Однако очкарик этот был хорошим парнем и тут уж все его мелкие недостатки отходили далеко на задний план. 
Чудовище было не одно. Грушник стоял от него по левую руку. Андрей Сергеевич Лефлер. Ну, везёт мне с евреями в друзьях, что можно поделать! Хотя, может, он немец, я в этом плохо разбираюсь. Итак, Андрей с первого класса звался Дюшей. Потом производным словом – Дюшес. А раз Дюшес – это сорт груши, а груши Дюша любит, то почему бы нам, придуркам, не окрестить его Грушник? Ну вот. Он так же хороший парень (других в компании не держим), хоть и убеждённый рэпер. Поясню для старшего поколения: рэперы и рокеры (к последним отношусь я) являются представителями разных молодёжных субкультур, а так же имеют совершенно разные музыкальные вкусы; в связи с этим существуют определённые разногласия и непонимание.
  - Здорово, Костян, - с какой-то бравадой сказал Грушник, крепко пожимая мою руку.
  - Привет, - С Педро я тоже поздоровался. – Чё это у тебя там за звуки? Такие звуки, наверно, разносились по Риму, когда на него напали варвары: грохот, истошные крики, вой… С Наткой видик смотрите?
  - Карфакс, - мрачновато ответил я. Ну, ничего эти двое не понимают в хард-н-хэви! А так же в пауэр и хэви мэтлах. Бог с ними! Пока есть Ворона, я не одинок. - Входите, упыри!
Чай гостям предлагать я не стал – у них было пиво. Предложили мне. Ну уж нет!
  - Куда в вас только лезет! Вам что, вчера было мало?
  - Вчерашнее пиво уже ушло в небытие… - философски произнёс Петруха. – Нат, будешь пить?
  - Нет, спасибо… - Очевидно моей сестре по оружию тоже было нехорошо. – Может, вечером, когда в парк пойдём…
  - Эх, слабый вы всё-таки народ, - снисходительно сказал Грушник. – Рокеры. Вот нам, фанатам айрэнби и рэп-культуры, всё нипочём. – Он, желая позлить Натку, стал что-то читать по-английски в своём любимом стиле, при этом жестикулируя.
  - Я промолчу, - сообщила Натка. – Но в следующий раз, когда ты снова заговоришь о своей культуре, я всё тебе выскажу! Кощей, - обратилась она ко мне. – У тебя как с деньгами?
  - Нормально.
  - Сотня найдётся?
  - Да.
  - Тогда пошли в Цитадель. Там новый завоз.
Сказано – сделано. Оставили своих друзей-алкоголиков дома, и пошли в единственный в городе магазин, где продаются DVD-концерты.               
 
                ********************************
               
Осень – моё самое нелюбимое время года, после весны. Медные листья на деревьях, листопад, а весной пробуждение природы, любовь и обострение романтических чувств… Фигня, на мой взгляд, полная. Лично я ничего весной, в частности, не чувствую, кроме отвращения, когда ступаю по чавкающей грязи и мараю свои любимые чёрные  джинсы. А осенью холодает и опять же грязно после дождей. Пусть со мной не согласятся все поэты и романтики в мире. Я – неоромантик и имею право сказать, что всё плохо, когда все говорят, что всё хорошо.
Свежий и зябкий воздух, видимо, ободрил Натку. Едва мы отошли от подъезда метров пятьдесят, она запрыгнула мне на спину, сомкнув на моей груди руки в замок.
  - Поехали!
Таких людей, как она, не способно изменить даже высшее образование. Никогда бы не поверил, что эта вечная девчонка учится на четвёртом курсе философского факультета NГУ, если бы не знал это точно.
  - Хочешь, нескромный вопрос задам? – спросила Натка, всё ещё оставаясь моим седоком.
  - Давай.
  - Я тебе нравлюсь?
Вот тебе раз!
  - Ты классная девчонка, - нарочно ответил я. – Хороший друг.
  - А как женщина?
Что бы такое ответить… Как я уже сказал, Блюфштейн хорошенькая брюнетка с живыми карими глазами, да ещё и держится правильных музыкальных предпочтений. Как такая девушка может не нравится? Другое дело – симпатия в любовном плане. После небольших возлияний мне всегда хочется её поцеловать, но в таком состоянии я испытываю некоторую нежность ко всем окружающим ( «Андрюха, братан! Ты мне, как брат… ).   
Тогда я, по началу, немного стушевался. Но потом быстро сообразил, что в вопросе Натки нет ничего страшного. Она ведь не призналась же она мне в любви и не требует ответного признания. Всё о’кей, Костян!
  - Ты красивая. У тебя глаза красивые и волосы… - Я не знал, что ещё сказать.
  Лица подруги я видеть не мог, а сама она молчала. Неужели наша железная леди влюбилась в меня? Не может того быть, думал я. Никогда не считал себя красавцем, с девчонками мне не везло. Была дружба с одной барышней, герлы кокетничали со мной ещё со школы. В принципе, с личной жизнью у меня порядок, но постоянной подруги тогда не было.
  - А с чего вдруг такие вопросы?
  - Да так. Вот думаю, то ли парня себе поискать… Раз я привлекательная на твой взгляд, то почему бы и нет?
Так, думаю, провокация. Тест на реакцию. Или нет? Я вдруг взревновал. Какой-то парняга будет лапать нашу (мою) Натку, целовать и обнимать. Ну на фиг! Не хочу! Сегодня выпьем в парке, как планировали, поцелую Ворону. И будь что будет! А что будет, то запишу в свой дневник. Есть у меня такая девчоночья привычка.
Вслух же на беспечную реплику подруги я никак не отреагировал. Натка продолжала ехать на моей спине, поддерживаемая мною под ноги сзади. Мы подошли к небольшой двухполосной дороги, и она спрыгнула на землю.
Меня поразило ужасное видение. Натка махнула мне рукой и первой стала пересекать дорогу. Там был слепой поворот! Дорога выворачивала прямо из-за угла дома. Спортивная машина появилась неожиданно из-за поворота, и на бешеной скорости пронеслась по правой стороне дороги. Маленькое тельце Натки за секунду перебросилось через всю машину и шлёпнулось на асфальт…
Больше я ничего не видел. Помню только свист ветра от пролетевшей мимо тачки и крик Натки:
  - Урод долбанный!
Она была крепко стиснута в моих руках.
  - Чёрт, он же меня чуть по дороге не размазал…
Сердце моё, казалось, колотилось о Наташкину спину. Потом я догадался её отпустить. Достал свою пачку и закурил. Офигеть…
  - Ты мне жизнь спас, Костик…
Я махнул рукой, мол, не стоит благодарности, а сам думал:
  « Это тоже со мной было! Во сне или в параллельной вселенной, но было… Я не экстрасенс – это точно. Ни на одном экзамене не знал, какой билет брать…»
Блюфштейн что-то смущённо пробормотала и обняла меня. Прижалась, как к родному. Пошли дальше.
В Цитадели ничего не купили. Настроения не было. Во всяком случае, у меня. Я слишком явственно видел, как люди из морга забирают маленькое изломанное тельце Натки с собой…
Ворона попрощалась со мной и пошла домой. В отличие от меня, обалдуя, Наташа жила с папой и мамой, и по праву считалась положительной девочкой: хорошо училась в универе, слушалась родителей и не грубила.
Что касается меня, то я, как только появилась такая возможность – мой друг Стас свалил на пару лет в Лондон, оставив квартиру мне – стал жить отдельно от родителей. Всегда мечтал о независимости и вот получил её. Пришлось устроиться на работу, чтобы есть, пить и оплачивать квартирные счета. Но это того стоило – теперь никто не ездил мне по ушам. К тому же прежние отношения с мамой и папой удалось сохранить.
               
                2. Бег.
Грушник и Педро ушли, оставив ключ от квартиры у соседей.
Суббота – это кайф. Разулся, разделся и лёг в постель. Час дня – не повод, чтобы бодрствовать. Но уснуть не получилось. Мысли, как маленькие, но активные зверьки, бегали в моей голове туда-сюда.
Так, попробую во всём разобраться без помощи психиатра. Я сегодня видел смерть Натки  и предотвратил её. Как так? Не понятно… Второе; почему то, что со мной происходит, кажется мне уже знакомым?
Есть. Слушайте все, у кого происходит подобная фигня! Каждый день нам снятся сны. Каждый день – вариант « Да мне чё-то ничего сегодня не снилось…» не катит. Просто больше половины снов мы не помним. Именно в них нам и является наше будущее!
Ну, вот. Всё и стало на свои места.
Успокоившись, я решил записать сегодняшний случай в свой дневник. Его веду с четырнадцати лет, и в нём содержится всё мало-мальски важное, что произошло в моей жизни. Открываю ящик стола – пусто. Та-ак…
Дневник исчез. Это факт. Положить в другое место я его не мог. Грушник и Педро не знали о существовании дневника, а если бы и знали, то рыться в моих вещах не стали. Ведь для них там нет ничего интересного. Короче, стыздить они его не могли. А дневника всё-таки нет. Что бы это могло значить?
       …Вечером мне позвонил Лефлер. Ну, то есть Грушник, если вы забыли.
  - Бери сотню и давай в Парк! Будут только свои…. Мы уже ждём тебя.
«Будут только свои» означает, что кроме него будут ещё Блюфштейн и Немоляев. Вот и отлично! Терпеть не могу, когда в компанию вползают неизвестные мне люди.
Доехал до ГПКиО на троллейбусе. На первой скамейке от входа в парк сидели все члены нашего преступного дружеского сообщества.
  - Привет героям! – звучно сказал Грушник, хлопая ладонью по моей руке. Подвинулся. – Падай сюда…
  - Натка нам всё рассказала, - пояснил такое шумное приветствие Педро. – Молодец, Костян…
  - Кто будет отмечать чудесное спасение Блюфштейн? – поставил вопрос Лефлер. – Раз, два, три и четыре… - пересчитал он поднятые все руки, включая свою. – Тогда скидываемся.
Получилось порядочная сумма.
  - Рыцарь и спасённая прекрасная дама остаются здесь, - распорядился Немоляев в тон Лефлеру. -  А мы пошли закупаться.
Я довольно откинулся на спинку скамьи. Хорошо… Сейчас начнётся шабаш. Каждый выходной мы собираемся в ГПКиО, пьём пиво, а потом бегаем, прыгаем, поём песни, травим анекдоты. Одним словом, балдеем. Длиться это обычно недолго. Рано или поздно появляются доблестные стражи порядка. После короткой беседы нас приглашают на огонёк в «полицейский участок». Тогда начинается следующая забава – весёлые старты с участием сотрудников милиции. Лучше всех бегает Натка, чуть хуже – я, примерно так же – Грушник. А в отделении милиции иногда  ночует «чудовище с истфака», хотя в большинстве подобных случаев Петрушу отпускают раньше. Поймут, с кем связались, и отпускают.
Конечно, с куда меньшей степенью риска можно отвисать в каком-нибудь клубе. Но музыку (если считать «это» музыкой), которая там звучит, способен переваривать только Грушник. Немоляев, кстати, предпочитает классику.
Я и Ворона сидели на скамье в полном молчании. Подруга моя была кожаной куртке и джинсах. Вид у неё был лихой, но взгляд был наполнен какой-то особой женственной грустью. Натке это было так не свойственно, что я даже не решался с ней заговорить. Она была тогда особенно красива. Захотелось её поцеловать…
Что я и сделал. Поцеловал в губы свою старинную подругу, которая мне как сестра! Коротко, но нежно…
Наступил момент истины: сейчас либо пощёчина, либо ответный поцелуй. Блюфштейн смотрела на меня с вполне понятным удивлением – я сам себе удивлялся!
  - Зачем ты это сделал? – спросила она.
  - Давно хотел это сделать…
Меня вдруг поразила мысль: только что я положил конец  нашей многолетней дружбе. Всё, теперь Натка не будет относиться ко мне, как раньше. 
  - Зачем?
  - Ты мне нравишься.
        Ничё ты дерзок, парень! Нет, вернее, ты дурак…
        Ворона, казалось, была поражена. Даже отвернулась от меня…
  - Ладно, забудь…- Я смущённо закурил. – Забудь, что я сказал! Живём, как жили…
  - Подожди…. Ты поцеловал меня по-настоящему, так?
Тут вернулись Лефлер с Немоляевым. На плече последнего висела спортивная, туговато набитая сумка.
  - Потом поговорим, - сухо и даже немного сурово сказала Натка. – Им ни слова, понял?
  - Понял…
Капец теперь нашей с ней дружбе, понял я. Вот дятел, а! Коего я вообще это сделал? Выпил бы немножко, а потом поцеловал – потом всегда можно сослаться на действие алкоголя. Так нет ведь! Дебил…
  - Так, ребзя, - Грушник оглядел парк. Он был немноголюден, только кое-где сидели влюблённые парочки да такие же, как мы, отдыхающие студенты. – Есть предложение уйти в самую глубь парка, а то до ментовского обхода всё это (Кивнул на сумку) мы выпить и съесть не успеем. Ну чё?
  - Хорошо, - равнодушно кивнул я и посмотрел на Ворону. Та уже была такой, как обычно, и ничем не выдавала прежнюю растерянность. – Погнали…
Так и сделали: все четверо перебрались в самый дальний уголок ГПКиО. Распаковали сумку – кроме двенадцати бутылок пива там оказалась уйма всякой дребедени, вроде сушёной рыбки, сухариков, чипсов и семечек.
  - Уу… - как кентервильское приведение, тоскливо протянула Натка. – Если я выпью столько, сколько здесь на мою долю получается… Домой мне будет нельзя.
  - Позвонишь и скажешь, - сказал Грушник серьёзно. – Что переночуешь у подруги.
  - У какой? – не поняла наша подруга.
  - Констанции Александровны Скрябиной…
Все засмеялись, даже я. Откупорили бутылки. Первый тост – за славного героя Костю Скрябина. Второй – за спасённую Наташу Блюфштейн. Третий – за нашу дружбу. И пошло-поехало… 
Началось веселье. Лефлеру в голову пришла идея устроить скачки. Все согласились. Как самые грузоподъёмные на роль скакунов были назначены я и, собственно, сам Грушник. В первом заезде победили наездница Наталья Блюфштейн и её конь Константин Буцефал, а Петр Немоляев вместе со своим верным Андреем Торнадо занял почётное второе место.
Радости нашей не было предела. Натка кинулась мне на шею и поцеловала. В небольшой стадии опьянения реакция человека замедляется: я не сразу понял, что меня целуют в губы и поцелуй этот неприлично затягивается. Мир, помню, в те минуты перевернулся вверх тормашками. Хотя целоваться Блюфштейн не умела вовсе.
  - Э-э-э… - раздался удивлённый оклик Немоляева. – Ребята, вы чё творите-то?
Мы не слушали. Да уж, наверно, в тот миг мы были самыми счастливыми людьми на свете. А, впрочем, кто его знает? Мы тогда изрядно поддали… 
Похоже, всё прояснилось: Натке я тоже нравлюсь. Мы уже прекрасно всё осознавали: я гладил прекрасные волосы Вороны, она, в свою очередь, ласково елозила руками по моей спине и шее.
И с этим человеком я дружу с детского сада, представляете?!
   - Вы с ума что ли сошли? – раздался с боку голос Лефлера.
   - Отвалите оба, - чётко и раздельно сказала Блюфштейн, оторвавшись от моего лица. Потом плотоядно улыбнулась мне. – Продолжаем…
Как вспомню, так мурашки по коже!
Я, кажется, уже говорил, что девчонка у меня уже была. С ней мы где только не практиковались в поцелуях: и у меня дома, и у неё дома, и в кино, и в парках, и в скверах… Но всё это не то! Наташка хоть и беспомощно шлёпала время от времени влажными губами, но была так искренна и напориста, что оторваться от неё было невозможно.
  - Так, молодые люди… - раздался веский голос. – Развратничаем, значит. И пиво пьём… В общественном месте. Сержант Прохоренко, предъявите ваши документы!
Наступило время «весёлых стартов». Первой это поняла Блюфштейн и бросилась бежать без оглядки, потащив меня за руку.
  - Атас!!! – запоздало закричал Педро. Я увидел удаляющуюся, неожиданно обогнавшего нас спину Лефлера.
  - Стоять! – раздался уже позади нас мощный окрик.
Скорость, с которой мы неслись по тёмным дворам родного города, была колоссальной. Пробежав две остановки от ГПКиО, я и Натка остановились. Погони не было, друзей то же. Видимо, Грушник и Педро сообразили, что нам всё равно не по пути и заблаговременно двинули в сторону своего района.
  - Оторвались… - Я достал сигарету, но Блюфштейн щелчком вышибла её из моих пальцев.
  - Вредно, - улыбнулась она. – Пошли!
Сели на троллейбус и поехали домой, то есть, если быть точным на квартиру Стаса Синельникова.
Едва я открыл дверь, на меня вновь напала с поцелуем моя старинная подруга. На пол упала тяжёлая кожаная куртка Натки…
И вот верите, граждане, что было дальше, я не помню. Честно! Ворона что-то шептала, мы целовались, я облобызал ей всю шею…
 
                ***************************
Проснулся утром в своей постели. Именно в «своей» - постельное бельё моё, родное. Диван, правда, Стаса. Нехорошо мне… В голову будто нагадили, а во рту неприятный привкус. Приподнялся.
Э, нет. Что было вчера, я помню отлично. Только… Приподнял одеяло – на мятой простыни длинноватый чёрный волос. На подлокотнике дивана лежали чёрные джинсы и бюстгальтер. Не мои…
Хотел встать. Чёрт!.. Наверно, я покраснел… Своё нижнее я нашёл под одеялом и быстро одел.
В комнату вошла Натка. В чёрной футболочке и трусиках...  Господи, я переспал с Вороной! Стало ужасно стыдно.
  Впрочем, она мне ласково улыбнулась, значит, всё нормально. В руке Натка держала пакет с кефиром, а с верхней губы слизывала белые «усы».
  - Доброе утро! Как спал?
  - Как младенец. А ты?
    - Хорошо, - кивнула Блюфштейн. Поставила кефир на стол и медленно подошла к постели. Села на неё, а затем на четвереньках подползла ко мне. Доверчиво положила голову мне на грудь. – Это правда, что я тебе нравлюсь?
  - Да, правда. Очень нравишься… - выдохнул я.
  - Ты мне то же. С третьего класса… А я тебе давно?
  - Трудно сказать. Лет пять уже.
  - Как? – Натка удивлённо подняла на меня глаза. – Всего?
  - Честно говоря, я долго не воспринимал тебя, как девушку. Красивый паренёк, закадычный друг. Не более того! И вдруг замечаю – у друга этого появилась стройная фигурка, глаза стали проникновенными и ещё более красивыми, губы чувственными… Слушай, может попробуем мутить?
Ну, то бишь, строить отношения. Если кто не понял… Ну да в приватной атмосфере мой лексикон оставляет желать лучшего.
  - Ты действительно этого хочешь? – Взгляд Натки стал испытующим.
  - Очень хочу. Только не держи меня за дурака: найдёшь себе кого получше, сразу говори мне! Я не обижусь…
  - Не бойся, не найду, - улыбнулась Ворона. - А если ты найдёшь себе кого-нибудь – убью… Понял?
Я кивнул.
  - Как же я рада… - Блюфштейн уютно устроилась, положив голову мне на живот. – Мы теперь с тобой, как Сид и Нэнси…
  - Только не колемся…
  - Да... Знаешь что? Я тебя, пожалуй, даже люблю! 
  - Я тебя, похоже, то же.
  - Так это же здорово! – улыбнулась Блюфштейн. - Ромео и Джульетта читал?
  - Не. Кино смотрел, книжку не читал…
  - Ну и как тебе?
  - Так себе… Актёры красивые... Романтично, конечно, но витиевато очень.
  - А мне понравилось.
Я посмотрел на подругу, не шутит ли?
  - Ну ты даешь! Правда что ли?
Вот так и болтали обо всё, что приходило на ум. Затем я поцеловал Натку, а та, как вчера, набросившись, обслюнявила мне всё лицо. Но это было так искренне, что не могло сравниться ни с каким мастерским поцелуем на свете. Натка и теперь думает, что целуется превосходно от природы. 

3. Феона.
Но вскоре нам пришлось расстаться. Тем же утром позвонила мама Натки и приказала возвращаться домой. В последний раз облобызав мне губы в страстном поцелуе, Блюфштейн обняла меня в прихожей, затем уже в дверях послала мне воздушный поцелуй, улыбнулась своей неповторимой улыбкой, помахала мне ручкой. И только потом ушла. Я чуть не сполз по стене, к которой припал спиной. Счастье… Как же меня накрыло!
Вдруг на тумбочке, возле обуви, я увидел своего старого друга – дневник. Он почему-то сильно изменился: подряхлел, обветшал, сильно располнел, обзаведясь множеством новых страниц, получил новую пластиковую прозрачную обложку. Открыл, перелистнул. Страницы были ещё более засаленными. И что самое интересное, мой дневник был заполнен до конца. Моим почерком.
Что это за фигня, дорогие товарищи? Я нашёл последнюю запись, которую помнил. « Десятое сентября. Загремел в милицию вместе с Немоляевым…» Всё точно, слово в слово. Следующая запись: « Десятое октября. Вчера, на моих глазах машина сбила Наташку… Похороны завтра, на N-ском кладбище.» 
  Сегодня десятое октября. Вчера, девятого, Натка спасена мной от смерти. Это означает, что я изменил ход событий. Завтра Натку должны были уже похоронить. Весело…
Ясно было только одно: этот дневник из будущего. Он вёлся мной до… (Я перелистнул на последнюю страницу) 2 декабря 2028 года. Как он сюда попал? Почему он сюда попал? Это я мог только гадать. Но к истине, которую скоро узнаю, я не был готов. Но не буду забегать вперёд!
Вернулся в комнату, лёг на диван. Закурил и прочитал последнюю запись.
« 2 декабря. Порадовал Грушник. Сегодня я зашёл к нему в гости на работу, а попал на приём к врачу. Он, светлая голова, диагностировал у меня рак лёгких, причём, похоже, в последней стадии. Мало мне было прогрессирующего цейроза печени, так теперь ещё и рак. Ну и (цензура) с ним! Сорок два года прожитых лет не такой уж плохой результат. Мучительно больно, конечно, за бездарно прожитую жизнь, но что поделать? Сначала ведь не начнёшь, а потому нечего и скулить. Сам во всём виноват!  Пусть это кто-нибудь прочитает – мне не жалко и по большому счёту безразлично. Прощайте! »
Яростно затушил сигарету, захлопнул дневник и отбросил в сторону, тяжело дыша… Ну ни фига ж себе! Через двадцать лет я сдохну от рака и цейроза… Так себе перспективка, не правда ли? Кстати, там ещё что-то было на последней странице.
« 10 декабря. Дневник Константина Скрябина я нашёл на столике в комнате. Он умер от асфиксии за день до того, как должен был лечь в больницу. У него никого не осталось из близких родственников, а из друзей остался только я. Ну что ж, займу сколько-нибудь денег у всех, кого знаю. Думаю, наскребу на скромные похороны своему лучшему другу. Должен же я хоть чем-то искупить перед ним свою вину. Отчасти я виноват в его смерти: надо было заставить Костю вести здоровый образ жизни…
                Андрей Лефлер. » 
 
Последний, кто у меня останется, это Грушник? А Немоляев, а родители, а сестра? Мне вдруг стало по-настоящему страшно. Значит, к сорока годам я сопьюсь, и не будет у меня ни жены, ни детей. Но это ещё не всё! Со мной произойдёт ещё куча всего плохого в следующие 20 лет…
Так или иначе, но я стал обладателем серьёзного оружия. Дневник – это знание, знание – сила!  Как и почему он оказался в моих руках, меня уже не волновало. Какая, на фиг, разница? Моя жизнь скоро начнёт рушиться! То, что там было написано, было похоже на увлекательный, но мрачный рассказ.
Действительно, моя жизнь начала постепенно рушиться где-то с 11 октября 2008 года. Вот запись от 12 числа:
«…Вчера проводили Наташу. Родители её безутешны. Они плакали навзрыд, а на меня смотрели как-то странно. И Андрюха с Петром тоже самое. И Наташкины дядя с тётей… По-любому все винят меня, что я был рядом и ни не спас Натку. Или не умер вместе с ней. Но никто, конечно, мне этого не высказал.
Потом я, Грушник и Педро напились вдрызг. Водку я пил в первый раз – дрянь неимоверная. Но как будто бы стало не так больно.
Сегодня, во вторник, утром пошёл в универ. Без тетрадей, ручек и карандашей. Да ещё и опохмелился неудачно – штормило меня страшно. Припёрся на лекцию по римскому праву с опозданием на 20 минут. Антоныч, как и весь остальной юрфак, были в курсе произошедшего (Наташа училась в этом же университете, только на философском), почему и не спросил о вчерашнем отсутствии. Впустил, слегка пожурил за подготовку к лекции. Терпение старика кончилось, когда я уснул. Выгнал меня прочь, но я нисколько не расстроился. В коридоре встретился лектор, спросил, почему я не на занятиях. Я в грубых выражениях ответил, что на душе у меня плохо и мне не до римского права.
А сейчас позвонила секретарша Иваныча и поведала мне, что на педсовете решили меня отчислить да ещё с «волчьим билетом». Плакала теперь моя карьера юриста! »
Читать мне что-то перехотелось. Я отложил Дневник и пошёл на кухню с целью что-нибудь съесть.

                ***************************************
Вечером в дверь постучали. Бросил дневник под диван и пошёл открывать. Я был почти уверен, что это кто-то из их преступного дружеского сообщества. Не посмотрев в глазок, открыл дверь.
На пороге стояла незнакомая высокая и светловолосая девушка в белом плаще. Набриалиненная причёска была уничтожена дождём и мокрая чёлка свисала вдоль лба, голубые огромные глаза смотрели на меня дружелюбно. Гостья молчала, ожидая пока я впущу её в квартиру. Ну я и впустил.
Девушка протянула мне руку. Я пожал её.
  - Меня зовут Феона, - представилась она приятным голосом.
  - Очень приятно! Константин.
Феона улыбнулась.
  - Я знаю. Я абсолютно всё о тебе знаю…
  - Вы из ФСБ, да? – криво усмехнулся я.
  - Нет, я не из ФСБ, - серьёзно ответила моя гостья, не поняв моей шутки. – Я – твой ангел.
  - Чего?! – Я хотел засмеяться, но тут же опомнился. Ведь это всё объясняет! – Вы мой ангел?
  - Да. И дневник тебе подбросила я, - Гостья сняла плащ и повесила на вешалку в прихожей.
  - Прошу в комнату… Всю жизнь думал, что мой ангел такой же, как я, только с белыми крыльями.
  - Ага… А твой демон такой же, как ты, только с красным лицом, рогами и хвостом? Ну ладно, ничего страшного в неведении нет.  – Феона уселась в кресло, стоявшее напротив дивана, жестом пригласила и меня сесть. Я повиновался, продолжая её рассматривать. – Ты уже прочитал что-нибудь оттуда? – Она указала подбородком куда-то на диванное колесо. – Всё понял? Отлично. А как собираешься использовать дневник?
Я объяснил.
  - Правильно. Похоже, я зря материализовалась. Ну, раз уж я здесь, отвечу на любой твой вопрос. Но только на один! – строго погрозила она мне пальцем.
  - Что это всё значит? Дежа вю, дневник…
Мой ангел довольно рассмеялась.
  - Так и знала, что ты это спросишь! Хорошо, слушай. Ты прожил свою жизнь крайне бездарно…
  - Это я уже понял… (Феона недовольно воззрилась на меня.) Всё, я молчу.
  - Да, так вот. Ты загубил свою душу и свою жизнь, ты почти попал в ад. Но я подала прошение о даровании Второго Шанса, и мне ответили согласием. Я взяла твою душу и перенесла в самое начало да ещё и в твоё собственное тело.
  - Вопрос!
  - Нет, только один, я же сказала! – возмутилась ангел.
  - Одно ма-аленькое уточнение, можно? (Феона кивнула) Это что же получается, я живу второй раз?
Гостья моя снова довольно улыбнулась.
  - Да, получается так.
Зазвонил мой сотовый. Натка.
  - Прошу прощения…
  - Да ничего страшного! – Мой ангел откинулась на валик кресла и вдруг зевнула. – Ничего, если я тут у тебя вздремну?
  - Да ложитесь лучше на диван! Да, - Сказал я в трубку.
  - Ты так любезен…
  - Привет… - мяукнула Блюфштейн. – Что делаешь?
  - Да так, ничего особенного… - ответил я, глядя как Феона, не раздеваясь, в футболке и джинсах, ложится на диван и укрывается моим одеялом. – А ты?
  - То же, ничего. Я сейчас к тебе заскочу ненадолго, у меня для тебя сюрприз есть…
  - Ладно, хорошо… Пока! – Положил телефон в карман и обратился к ангелу: - Феона, извините, но вам придётся уйти. Не хотелось бы, чтобы моя подруга вас здесь увидела…
  - Ладно, - согласилась та, откидывая одеяло и вставая. Потянулась. – Ты всё понял? Ты не должен загубить свою жизнь! Да и жизни твоих близких зависят от тебя на прямую… - Она сложила постельное бельё аккуратной стопкой и направилась в прихожую. Я пошёл проводить.
  - Приятно было поговорить, наконец, с тобой! – улыбнулась мой ангел уже в дверях. – Всё-таки ты мой подопечный…
  - Спасибо за всё… – спохватился я.
  - Это моя работа…
Дверь подъезда со скрипом открылась, по ступенькам взбежала моя подруга. Окинула удивлённым взглядом нас с Феоной. Ангел нашлась первой.
  - Вера, - приветливо улыбнулась она, пожимая руку Блюфштейн. – До свидания… - Незаметно для неё подмигнула мне и ушла.
  - Это кто? – слегка нахмурившись, поинтересовалась Натка, державшая одну руку у живота.
  - Сокурсница моя, - беспечно ответил я. – Конспект мне оставляла переписать, а сейчас забежала за ним.
  - А… Ну ладно, пусть живёт…
Едва дверь в квартиру закрылась, она растянула куртку и извлекла оттуда маленького пушистого котёнка. Лучезарно улыбнулась, отдавая его мне.
  - Прелесть, правда?
  - Угу…
Прелесть раскрыла ротик и пронзительно мяукнула. Затем стала пробовать на зуб мой большой палец, после чего я спустил это богатство на коврик.
  - На рынке купила, у одной бабки, - Натка пригладила рукой мокрые волосы и направилась в кухню. – Ну как ты тут без меня?
  - Соскучился.
  - Правда? – Ворона заискивающе улыбнулась.
  - Честное пионерское! А котенка ты у меня оставишь?
  Блюфштейн налила в блюдце молока и посмотрела на меня.
  - Ах да. Я домой принесла, а мама сказала чтобы духу Шнайдера там не было… Неужели ты так жесток, что выбросишь его на улицу?
  - Нет, что ты, пускай остаётся, - Я поднёс Шнайдера к молоку. – Пошли в комнату, музыку послушаем…
  - Нет, мне пора… Завтра в универе увидимся! – Она лизнула меня в щёку.
  - Кто так целует?
Ну и что? Пришлось показать Натке, как надо целоваться. По-дружески… 

4. Петя и Ангел.
Утром собрался и пошёл в университет. В сумке моей было всё необходимое. Подумав, я положил туда и Дневник. Позавтракал, варварски отнесясь к своему желудку, то есть бутерброды запил водой из-под крана, оделся и ушёл.
Проехал на троллейбусе через шесть остановок и слез на NГУ. Первая лекция – Римское право. Потом будет Гражданское право. Переживу и это…
Пришёл, как полагается, во время. Аудитория наша была огромной настолько, что я даже знал не всех присутствовавших, а познакомиться со всеми, всё как-то не было времени. Да и желания, честно говоря. Сел на свободное место, достал ручку, конспект и Дневник. Началась перекличка.
    - Андронян, - начал Антоныч.
  - Я! – ответил Андронян.
  - Артюхова.
  - Нет её, болеет.
  - Аристов.
  - Я!
  - Бугайский.
  - Я сегодня за него!
  - Как это?.. Постойте… Опять ваши дурацкие шутки, Бугайский! Вам в цирковое училище надо, что ж вы сюда пришли?
  - Не взяли, вот я и пришёл…
Я открыл хроники Скрябина. После моего вылета с юридического шла запись от двадцатого октября:
  « Петруха с другом уехал на какой-то исторический форум в Питер. Впервые за последнее время он не выглядит, как зомби, шатающееся с лекции на лекцию. Он оживлён и даже иногда улыбается. Ладно, чего там, пускай развеется! »
Ну, тут, вроде, всё хорошо. Перелистнул. Следующая запись заставила меня содрогнуться:
« 21 октября. Позвонил рано утром Лефлер: Петруха попал в аварию. Другу его ни хрена – пара переломов и ушибы, а Педро здорово ударился головой, получил черепно-мозговую и впал в кому. Дела Немоляева очень и очень хреновы. Сегодня буду за него молиться! »
  - Скрябин!
  - Я здесь! – ответил я. Коего же мне делать? Педро надо спасать. Все мы живы и здоровы, слава богу, и теперь он тем более поедет на это придурошный форум. Нужно сделать так, чтобы Немоляев никуда не поехал. Что-то мне подсказывало, что если даже он отправится в Питер на какой-нибудь другой машине, то впилится куда-нибудь всё равно. Рок он и в Африке рок.
  - Феонова. – сказал Антоныч.
  - Я.
Я посмотрел налево, откуда послышался отклик. За одной из парт в милом белом свитерочке, с очками на носу, сидела моя небесная покровительница. Феона повернула голову, подмигнула мне, слегка улыбнувшись, затем снова отвернулась. Взяла шариковую ручку и приняла заинтересованный вид.
  - Итак, начнём лекцию! Повторим. Основными постулатами Римского права следует считать… Бугайский, н-ну?
Выйдя из аудитории после лекции, я дождался Феонову. Она вышла и с независимым видом пошла по коридору.
  - Феонова!
  - Привет, Скрябин! – ответила она, развернувшись.
  - Ты что здесь делаешь?
  - Я здесь учусь, - Она гордо отвела выбившуюся прядь волос за ухо. – Что-то я не поняла, ты не рад что ли?
  - Рад… Но я думал, ты уже вернулась обратно.
  - Я присматриваю за тобой. Не бойся, я не стану мешать тебе. Просто проконтролирую кое-что и... - Ангел перевела взгляд на меня, видимо, ожидая дальнейших вопросов.
Из-за угла, с лестницы, вырулил Немоляев и подошёл к нам.
  - Здорово, - Мы с ним пожали руки. – Оу, здрасьте! Пётр. – Он с улыбкой протянул руку моему ангелу.
  - Вера.
  - Приятно познакомиться… Пшли покурим! – обратился он ко мне. – Расскажешь, как с Наткой переночевали…
  - А вот фиг тебе!
           - Меня плащом укроет ночь. Была б
    Лишь ты тепла со мной. Если ж нет,
    Предпочитаю смерть от их ударов,
    Чем долгий век без нежности твоей!
  - Красавец. А старика Шекспира-то, зачем тронул? 
Вышли на крыльцо университета. Чудовище с истфака закурил и протянул пачку мне. Титанических усилий мне стоило отказаться. Феона же неожиданно – во всяком случае, для меня – достала зажигалку, дамские сигареты и тоже закурила.
  - Ты ещё и куришь?
  - А что? – Она демонстративно затянулась. – Ничто человеческое мне не чуждо!
  - Кошмар… Дай мне из своих!
    - Держи!
Утро. Понедельник. Стою, как дурак, тяну дамскую сигаретку.
  - А у меня новость, - сказал Педро фразу, которой я опасался. – Завтра я еду в Питер, на Форум.
    - Круто… - сухо согласился я.
  - Ни фига ты не понимаешь! Там такие люди будут лекции читать! Архангельский, Николаев…
  - Вот я и говорю – круто… На чём поедешь?
  - С одним человечком, на его машине.
  - А может, не поедешь?
  - Ты что с ума сошёл? Там интересно будет…
  - Ну, ты и ботаник! Тебе здешних лекций мало что ли?
  - Это всё равно, что тебе сказать «Не ходи ты на концерт этого своего Карфакса! Тебе чего, DVD мало?» А чего ты вообще это начал?
  - Да я думал у меня завтра соберёмся… посидим, пива с рыбкой погрызём.
  - А, вот оно что….  Ну, значит как-нибудь в другой раз! Ну ладно, - Он торопливо выкинул окурок. – Сбегаю я домой – конспект по Всеобщей истории заберу. А то меня профессор с гавном съест! – Педро стал торопливо сбегать по крыльцу вниз.
Я повернулся к своему ангелу. Взгляд у меня, наверно, был молящий.
  - Феона, сделай так, чтобы он не куда не поехал!
  - Ты меня ни с кем не путаешь, нет? Я тебе джин Хоттабыч что ли?
  - Пожа-алуста!! Что мне, догнать его и по башке посильнее долбануть? Тогда, может, он попадёт в больницу и никуда не поедет. Да?
  - Это было бы нехорошо. Ладно, помогу тебе… Но только в этот раз! На шею ты мне не сядешь.
Я довольно хохотнул, щелчком пальцев отправляя окурок далеко за пределы крыльца. Сейчас мой добрый ангел сделает всё за меня – например, отменит этот злосчастный для моего друга форум. Не тут-то было! Феона сделала проще.
Педро рысцой бежал в сторону своего дома, который находился недалеко от здания NГУ. Вдруг он поскользнулся и крайне неудачно упал. Потом сел прямо на земле, держась за правую ногу. Я увидел выражение боли на его лице. Повернулся к своему ангелу.
  - Трах-тибедох! – сказала она, слегка всплеснув руками. – Что? Зато надёжно, Костик, не смотри на меня так! Ты просил, чтобы он не поехал в Питер? Пожалуйста, он туда не поедет.
Я покачал головой и побежал к бедному Петру, на ходу набирая номер скорой помощи.
 
                **********************************
Педро увезли в больницу накладывать гипс. Я вернулся обратно в здание родного ВУЗа. Там меня чуть не повалила Натка, бросившись мне на шею с приличного разбега. Всё фае ахнуло, когда мы начали целоваться. Как говорит Лефлер, были жертвы – от зависти умерло несколько человек.
Затем она обняла меня за талию, и мы вместе пошли по направлению к лестнице. Сокурсники Блюфштейн были в шоке, а сама она удовлетворённо улыбалась. Уверен, мы смотрелись колоритной парой.
  - О чём думаешь? – спросила Натка меня.
  - Да так… Петруха ногу сломал, представляешь?
  - Да?! Как так? Давно?
  - Только что. Поскользнулся и упал… Увезли в больницу.
  - И что, - Наташка заметно расстроилась. – Плохо дело?
  - Какое там? Загипсуют и всё.
На следующей лекции я более вдумчиво стал изучать свой дневник. Дальше всё шло нормально, правда, в том плане, что все мои родные и близкие были живы-здоровы. Я же, по моим собственным словам, начал бухать по-чёрному и курить по пачке в день. Кто бы мог подумать, что пройдёт всего 20 лет и здравствуйте рак с цейрозом? Радовало одно: это уже не мои проблемы, а этого пришибленного жизнью бедолаги Кости Скрябина.
Но дальше – хуже. В пьяном виде разругался с отцом и матерью, после чего у отца случился инфаркт и он умер, а на похороны я не явился. Мама всего этого мне не простила до самой своей смерти, а сестра сказала, что у неё больше нет брата. Когда же я раскаялся и попытался вымолить прощение, было поздно – у меня больше не было семьи. Да, права Феона: я сам загубил свою жизнь.
Вернувшись после занятий домой, стал собирать вещи. Решил, хорош блатовать, пора вернуться под родительский кров. Стареют родители, прямо скажем, помогать надо. Обзвонил друзей и сообщил им, что теперь меня можно найти по старому адресу. Прибрался в квартире Синельникова, пристроил под куртку старину Шнайдера и отчалил. 

5. Я, рыжая девушка и охотничий нож.

Дальше всё шло, как по накатанной. Учёба, работа, дом. Натка заходила ко мне в гости каждый день. Мама с папой в ней души не чаяли и всегда звали с нами обедать. Осчастливить их, что Натка, есть никто иная, как их будущая невестка, я собирался где-нибудь через месяц. Почему не сразу же? Я-то к примеру в этом уже не сомневался, а вот Блюфштейн натура импульсивная, порывистая и достаточно ветренная, понимаете? Впрочем, сомневался я ох как напрасно!
Вечером, в субботу, пришёл унылый-приунылый Лефлер. Ударили по рукам и я впустил его домой.
    - Братан, пшли со мной в клуб!               
Я бы его послал. Нет, ну натурально, на три советских буквы, если бы не та тихая грусть, которой Грушник говорил.
  - А один ты что же? - Сознание вновь кольнуло дежа вю.
  - Влом, Костян... Ты не представляешь, как влом! Петя в больнице и потусить не с кем. Выручи! Натке я даже предлагать это не стану - она меня пошлёт...
Я его слушал в пол уха - слишком занят был своими размышлениями. Например, таким. Дежа вю ещё со мной, а значит что-то плохое ещё может случится. И это связано с походом в клуб совместно с Дюшей. Следовательно, надо идти.
  - ...можешь даже сам место выбрать.
  - Давай тогда пойдём в “Сферу”! - ответил я первое, что пришло на ум. Чувствую дежа вю - значит, верно. - Клуб недавно открылся такой, слышал? Вчера с Наткой там были...
Так, стоп, ребзя! Никто нестыковачку не видит? Как Натка могла быть со мной в клубе вчера, в Первой жизни, если сегодня должны были отмечать Девять дней её смерти? Так, похоже я теряю ориентиры... А вы? Короче, пришло время логорифмов и теорий относительности, матформул и тригонометрических вычислений насчёт вероятности развития событий. Это моё проклятие ещё со школы - по математике с шестого класса никогда ничего выше тройки у меня не было. Зато по гуманитарным пять да четыре! Попробую разобраться сам, без Феоны. В том времени Натка умерла, тогда какого чёрта на Девять дней её лучшие друзья пруться отвисать в ночной клуб? Вот тут-то и приходит в любую мало-мальски работающую черепную коробку мысль "А что если существует ещё и третье время, где Натка жива и откуда идёт это дежа вю?" Вот тут-то и начинает мозг кипеть. Конечно же, в образном смысле...
  - А что это за клуб? – спросил между тем Грушник. – Как там обстановка, как музыка?
  - Я в этом не очень разбираюсь, но нам с Наткой обстановка понравилась...
  - Нам с Наткой, мы с Наткой... – хитро усмехнулся Лефлер. – У вас всё серьёзно или пиво той марки нам больше не покупать?
  - Да я думаю, что да... – улыбнулся я. – А музыка там балдёжная. Не жесть и не клубняк.
  - А выпить наливают?
  - Хоть залейся.
  - Тогда пошли.
Дверь в мою комнату открылась, заглянул, а затем и зашёл весь мой отец с очками на носу.
  - А, это Андрей... – Он крепко пожал руку моему другу.
  - Здрасьте, дядь Саша, - поздоровался тот. – Как ваши дела?
  - Спасибо, не жалуюсь. А я думал, это снова Наташа пришла... Слушай, Андрей, мне этот тип что-то не договаривает! Что у него с ней?
  - И мне он тоже что-то темнит...
Во, блин, заговор! Сидят оба и внимательно так на меня смотрят.
  - Мне скрывать нечего, - решительно заявил я. – Мы, вроде как, любим друг друга...
  - Вот ведь молодняк пошёл, - хлопнул себя по колену папа. – Ты ещё скажи “Мы как бы короче любим друг друга типа того”! Говори, любишь её или нет?
   - Да.
   - Ура! – Отец улыбнулся и хлопнул меня по плечу.
   - Маме только раньше времени не проговорись!
   - Уговорились, Костя.
   - Отлично, батя. Мы сейчас в клуб с Дюшей – часа в три буду дома.    - Идёт. Напьёшься – не посмотрю на двадцать два года и выдеру, как Сидорова козла!
   - Отлично... – сказал я под глумливый смех повеселевшего Лефлера. – Я сейчас.
Взял свой ранец и вышел из комнаты. Прислушался – мама готовит на кухне. Порядок! Достал из сумки Дневник, перелистнул страницы до интересующего меня времени. Но после аварии с Педро и его комы, сразу следовала запись от 15 ноября и ни слова о каком-либо походе меня с Грушником в Сферу. Скверно, похоже бедолага Костя Скрябин тогда ушёл в загул или просто потерял свой дневник, потому и записей никаких нет. Плохо...
В общем, ладно, не буду размазывать по тарелке. Оделись и пошли в клуб. Сели на автобус – до Сферы десять кварталов – и поехали.
Место нашего назначения столо метрах в ста от остановки. Музыка была слышна уже издали. У входа стояли два “бычка” и собирали деньги за вход (прошу прощения за тафтологию). Мимо них прошли без проблем. Внутри Сферы было полно народу и все, как один прыгали под ритмичный хэви. Проходим вместе с Лефлером к барной стойки сквозь толпу. Танцевать, а вернее прыгать, подобно окружающим, я пока не собирался, хотя всё к этому располагало. Вот выпью немного для куража – вот тогда вперёд!  Какая-то подвыпившая девица, видимо поскользнувшись, рухнула прямо передо мной, а я, молодчина такой, поймал её. “Спасиб!..” – улыбнулась спасённая дева и бросилась обратно в толпу.
Дежа вю! Значит, я не зря здесь...
Выпили с Грушником по коктейлю, потом пошли “отжечь”, как сказал сам Грушник. Ну и отожгли, Лефлер к примеру такие движения закладывал, что даже на меня произвёл впечатление. Я тряс башкой, дёргался, прыгал и кривлялся, что на фоне композиции группы GWD  “Shadow on Death”  более чем уместно. Потом был слэм (толкания группы людей в кругу, в ходе которого упавших немедленно поднимают с пола), где мы  дополнительно повеселились. Затем последовал медленный танец под песню группы Iron Power “You’s Dreams”.  Мой друг с еврейскими корнями, не медля, отыскал себе партнёршу, которой признался, что текущая песня, есть самая его любимая. Я тоже не терялся, тоже танцевал, хотя инициативу проявил не я, а та самая спасённая девушка. Произошла мелкая драма как раз возле нас: какая-то сильно накрашенная девчонка дала своему спутнику звонкую пощёчину, разругалась с ним в пух и прах, была послана им же, мягко говоря, на фиг и убежала куда-то в направлении туалетов.
Затем последовал задорный рок-н-ролл от нержавеющего короля Элвиса. Партнёршу мне пришлось оставить: ещё на медленном танце она, бедная, начала дремать на моём плече, а на рок-н-рольную пляску её и вовсе не хватило. Искать другую я пока не стал. Пошёл по нужде.
Нужником здесь пользовались не так уж часто. Может потому, что в основном там зависали наркоши. Но тогда для них было ещё рано. Когда я вошёл например, никого не было. Так мне показалось на первый взгляд. Вдруг я услышал какие-то всхлипывания. Это в мужском-то туалете! А, может, я ошибся? Да нет, не ошибся. Дверь одной из кабинок была приоткрыта, я без колебаний  распахнул её.
Картина моим очам предстала та ещё. Девушка, звон пощёчины которой смог перекрыть музыку, стояла вся зарёванная – чёрная краска с глаз стекала по щекам маленькими струйками – и держала в руках внушительный охотничий нож, с явным намерением вогнать его лезвие себе в «солнышко».
Дежа вю поразило меня, как удар тока, если засунуть мизинец в розетку. Я сделал движение к суицидалке – перед глазами были её конвульсии, лужа крови, внутренности и т.д. и т.п. Вдруг сильнейшая боль в правой руке. Открываю глаза, вижу: в тыльной стороне моей небольшая, но довольно глубокая рана. Испуганная девчонка шарахнулась к кафельной стене. Окровавленный нож лежал на полу. Моя рука послужила отличным препятствием на его пути к брюшной полости девчонки. Видимо она успела заметить моё движение, потому «охотник» и не продырявил мою ладонь насквозь. Если бы не проклятая инерционность движения клинка, то, может, вообще всё обошлось бы! Инерция – никогда не любил физику… Прошу прощения, я малость отвлёкся!
Как же я тогда выматерился от боли! Кровь капала на кафель, стекая тыльной стороне ладони. Поднял нож и чехол от него – он валялся у ног спасённой дуры - и крикнул ей:
   - Ты чё творишь? Ты, блин, японский самурай что ли? Харакири – это круто, жизнь – это гавно, да?
Несостоявшаяся самоубийца сползла по стене и заревела навзрыд.
   - Меня парень бросил!
   - И чё?! Всё, капец, вот моя грудь, где мой кинжал? Вот ведь дура! Так бы и смазал бы разок по фасаду…
   - Я его люблю!
   - И чё теперь?! Послушай, а ты не думала, что с твоими родоками будет, когда они узнают, что их любимая дочурка выпустила себе кишки наружу в мужском туалете, среди толчков и дерьма?! А парень этот твой? Он не Ромео, за тобой следом не вскроется, а если и да, то кому от этого лучше? Тебе уже будет всё равно, тебя уже не будет! Смерть – это не красиво, это страшно! Я видёл её, можешь мне поверить…
Юное дарование перестало плакать, и сквозь слёзы посмотрело на меня огромными зелёными глазищами.
  - Другого себе парня найдёшь, на крайняк… Это у нас, пацанов, с этим проблемы, потому что таких девчонок, как ты уже расхватали.
  - Каких, таких? – поинтересовалась моя собеседница, шмыгнув носом.
  - Красивых… Ты – красивая молодая девушка, живи и радуйся, что это так. У иных пол туловища нет по воле случая, а они живут, потому что надо. Закон такой…
  - Я – Маша, - она протянула мне руку.
Я внимательно посмотрел на неё и растопырил окровавленные пальцы. Маша отшатнулась к стене и судорожно вздохнула.
  - Маша с Уралмаша… Константин. Ножище такой для самозащиты с собой носишь?
  - Угу…
Мы, наконец, выбрались из тесной кабинки, закрыли туда дверь и пофигистски уселись на пол возле противоположной стены.
  - А ты кровью не истечёшь?
  - Не. Нормально, у меня друг с медицинского где-то здесь колбасится…
  - Прости… - Маша растерянно извлекла из валявшейся на полу сумки пачку дамских сигарет и, всё ещё шмыгая носом, закурила. 
Стал рассматривать свою новую знакомую. Да, я не польстил ей, сказав о её красоте. Не будь у меня Натки, я непременно воспользовался бы столь удачным случаем и подружился бы с ней. Волосы Маши были рыжими, черты лица приятными, а огромные глаза, повторюсь, зелёными – это ещё один тип женской внешности, от которого у вашего покорного слуги сносит крышу. Ну да, ладно, Блюфштейн мне всё равно нравится в сто раз больше!
Кровь продолжала сочиться, но тут, как по заказу, пришёл Грушник.
   - Ну ты чё здесь?... Ой, что это у тебя?.. Твою мать (это я смягчил), тебя на минуту одного оставить нельзя! – Он достал из-за пазухи бинт и вату.
   - Это ты зачем с собой таскаешь?
   - А вот. Как раз на такие случаи! Ты мне скажи, пожалуйста, тебя теперь и в толчок одного не отпускать, да? – Лефлер начал оказывать мне первую медицинскую помощь. 
   - Я объясню. Вот это милое создание хотело сделать себе харакири прямо у меня на глазах – пришлось подставить руку.
   - Да ладно? Ну, тогда… Ты у нас снова герой! Сначала Натаха, теперь…
   - Маша, - подсказал я.
   - Вот именно. Что ж вы так, Маша?
   - Нас парень бросил… - с притворной грустью говорю я.
   - Тогда, может, клюв ему начистить?
   - Нет-нет, не надо!
   - Ну, как хотите, - демократично сказал Грушник. – Кстати, Андрей Лефлер.
   - Мария Перова…
В зал вернулись уже все втроём. Остаток вечера прошёл на ура. Лично я с головой окунулся в атмосферу всеобщего отрыва и веселья. Не хватало только Натки, а так время провёл отлично. Часа в четыре ночи отправились по домам, причём мой друг пошёл провожать Машу. Я был рад за них, тем более, что эти двое неплохо смотрелись вместе.
На улице было темно, да и район был неблагополучный. Но с большим охотничьим ножом за поясом я чувствовал себя Джоном Рембо. Однако на каждого Рембо найдётся свой Тисл. В моём случае на эту роль вполне сгодился двухметровый амбал с плечами примерно такой же ширины. Абориген этот извлёк из кармана какую-то штучку (с небольшого пьяна я не сразу сообразил, что это),  нажал на кнопочку и из неё выскользнуло лезвие. Какая неожиданность – это был нож. Вышел парень из тумана, вынул ножик из кармана, «Буду резать, буду бить…» Ладно, хорош ёрничать! Намерения у субъекта были совсем не добрыми. Хриплым голосом он неразборчиво проговорил нечто вроде: «Э, парниш, выкладывай вещи…»
Я достал перебинтованную руку из кармана куртки, и, отступая на шаг назад, вытащил охотничий нож наголо. Лезвие его было раза в три шире лезвия ножика «Тисла», а кровь сквозь перевязку Лефлера была хорошо видна. Вдобавок я хищно улыбнулся, как Каннибал Лектор перед очередной жертвой, глядя на противника соответствующим взглядом.
   - Я те, падла, щас ухо отрежу… - не своим голосом пообещал я, делая неторопливый шаг вперёд.
Психопат какой-то попался, скорее всего, подумал абориген и отшатнулся. А чтобы он ещё больше укрепился в своей этой догадке, я взмахнул ножом и злобно расхохотался. Получилось придурошно и пафосно. Но ничего другого от такого психа «Тисл» не ожидал, быстрым шагом пошёл к ближайшему дому, пару раз обернувшись на меня, и скрылся в его подъезде. Я спокойно продолжил свой путь…

6. Сплошные поцелуи.
Родители, конечно, были встревожены. Я рассказал им всё, как было, и лёг спать.
Проснулся не свет не заря – в полдень. Рука болела – ещё раз вспомнил не добрым словом Машу Перову. Я на неё не обижался – на малохольных не обижаются, но, тем не менее, дырка в моей кисти появилась по её вине. Подошёл к зеркалу и рассмотрел физиономию.
Кстати, она у меня следующая: нос с горбинкой, тёмные брови, серые и, смею думать, красивые глаза. Всё это в комплексе выглядело хорошо, а не опухло, как я ожидал, памятуя три выпитые накануне кружки пива. Причесал чёрную шевелюру средней лохматости. Сам поменял повязку и пошёл завтракать, а точнее посмотреть, что осталось на кухне.
Окончив завтрак, я лёг на диван в своей комнате и стал читать книгу. Потом слушал музыку через магнитофон. Тут-то я понял, что действительно люблю Блюфштейн – мне её остро не хватает. Как Ромео Джульетты, как Сиду Нэнси, как наркоману дозы, как российской попсе голосов и нормальных песен.
Не буду Натку дёргать, пускай отдыхает дома, решил я. Попробовал отвлечься от мыслей о подруге – почти получилось. Но в небольшую щель в двери робко протиснулся Шнайдер и, мило глядя на меня снизу вверх, мяукнул, очевидно, намекая, что хочет есть. Или на руки просился, не знаю.
Ну пришёл и пришёл. Ан нет. Кто мне его принёс? Словом, меня замкнуло на мыслях о Натке. Натыкал на магнитофоне песню «Война и Смерть», в надежде разогнать мучительные на тот момент любовные раздумья.
Зашла мама.
    - Костик, к тебе Наташа пришла! – сообщила она, перекрикивая верхнее ля солиста группы Карфакс.
Вырвал шнур из розетки и, стараясь не перейти на галоп, пошёл в прихожую. Блюфштейн разувалась, куртка уже висела на вешалке. Одета сегодня она была в чёрную толстовку с крыльями на груди. И выглядела ну очень привлекательно!   
    - Привет, - сказала Натка. - Я тебе Сторксов принесла… - Она протянула мне руку. Я нежно пожал её, но Натка быстро высвободила ладонь – мама смотрела на нас.  – Ой, что это у тебя с рукой? – испугалась Ворона.
    - Да фигня… Потом расскажу. Пошли!
Я пропустил её вперёд себя. Дверь за нами закрылась. Теперь меня ничто не сдерживало. Подошёл и невинно впился губами в шею подруге. Почувствовал пьянящий запах духов.
    - Новые духи?
    - Заметил.
    - Малина…
  - Верно. Для тебя, специально… Тебе нравится?
    - Ты меня сразила. Я весь твой!
    - Так-таки весь? Хорошо… Ну так что у тебя с рукой?
Я в третий раз рассказал историю о рыжей девушке. Реакция Натки была странной.
    - Спас, стало быть, бедняжку от верной гибели? – хмыкнула она. – А она тебя поцеловала в благодарность?
    - Нет, а должна была?
    - Я бы ей губы оторвала, - отозвалась Ворона. – Не хватало ещё, чтобы тебя всякие эмо целовали!
    - Сурово… Дэсметалл больше не слушай – он на тебя плохо влияет. Ясно? Никакого больше Вархазарда, обещай мне!
    - Ладно, - Она взяла меня за пострадавшую руку и вдруг поцеловала её. Я опешил от такой нежности. – Ты сам сказал, что весь мой. Никто тебя за язык не тянул! Ты – мой мужчина и делить тебя я намерена только с несколькими женщинами, - Натка была серьёзна, стала загибать пальцы. – С тёть Дашей, с твоей сестрой Полиной и с нашей дочерью, если таковая у нас будет. Это понятно?
    - Сэр, есть, сэр!! Я-то твой, а ты?
    - Я жить без тебя не могу… Что, ты думаешь, я пришла? Сторкс принесла? Диск чистый, тот диск я не нашла… Это предлог, чтобы тебя увидеть, вот так вот!
Я почувствовал себя персонажем какой-то дурацкой мелодрамы, но никакого омерзения не почувствовал. Это было взаправду. Любовь, страсть и ревность – какой сладкий и пьянящий коктейль!
    
               *******************************
Целовались мы в тот день минут тридцать без перерыва, представляете? Блюфштейн целовалась самозабвенно и пылко. Iron Power из магнитофона задавал нам агрессивное настроение. Настолько, что я раз пять пытался стащить с подруги кофту, за что больно получал по рукам, а Натка совершенно неожиданно прокусила мне нижнюю губу. Было немного больно. Я, надеюсь, вы понимаете, что у нашей влюбленной пары не всё хорошо с головой – в положительном смысле, конечно. Именно поэтому мы и не подумали прекратить или хотя бы прервать наше развлечение.
Мне больше нечего вам поведать, кроме этой красочной сцены. Следующие пять дней прошли на редкость обыкновенно, не считая перекуров на крыльце NГУ, в компании Веры Феоновой, которые сами по себе уже являлись чудом и проходили в тайне от страшно ревнивой Натальи Артуровны Блюфштейн. (Кстати, курить мне разрешала непосредственно Феона, но только до тех пор, пока она не вернулась обратно к себе) Ну, ещё к загипсованному Петрухе домой ходили, дабы проведать травмированного товарища.
И вот снова выходные – рай на земле! И снова де жа вю. Надо сказать, теперь оно проявляется только в субботу и воскресенье, так как в той жизни из универа я уже вылетел, а, следовательно, больше ничего с NГУ  меня там связывать не могло. А раз дежа вю идёт, то, значит, опять должна случиться какая-нибудь неприятность или даже целая беда.
В субботу набрался наглости и пошёл к Натке с ответным визитом. Дверь мне открыла мадам Блюфштейн, то есть, проще говоря, тётя Юля. На вид ей лет пятьдесят, но она была ещё очень даже красива – чёрные вьющиеся волосы и карие глаза достались дочери от неё. Ко мне она относилась необычайно тепло – я был единственным другом Натки, которому она доверяла оставаться со своей дочерью наедине в её комнате, а так же сажала всё время обедать за семейный стол, мотивируя это моей, на её взгляд, чрезмерной худобой. 
    - А,  Костя!
    - Здрасьте, тёть Юль! Наташа дома?
    - Конечно, проходи! Она у себя…
Надел, предложенные мне, напрочь стоптанные тапочки и прошёл из прихожей в коридор. Из-за двери комнаты моей подруги слышались звуки Карфакса. Я толкнул её и вошёл в девичью обитель.
Обстановка в ней была своеобразная. Компьютер стол на почётном месте и через колонки проигрывал музыку. Диван-кровать стоял у стены, завешанной плакатами Iron Power, Blacktrack, Counterattack, Карфакса, Элвиса Пресли и многих других, и был покрыт кроваво красным одеялом. На нём лежали две подушки с вышитыми рукой Натки цветочками, крестиками и шипами, а так же две мягких позитивных игрушки. А на вещевом шкафчике располагалась коллекция игрушечных зайчиков – пластмассовых, металлических, глиняных, фарфоровых и бог знает ещё каких.
Хозяйка всего этого богатства кулаками, обмотанными какими-то тряпками, била по боксёрской груше. Одета Ворона была в чёрную тренировочную майку, лоб её был покрыт испариной, а волосы прилипли к нему. Но всё равно Натка в тот момент показалась мне самой привлекательной девушкой в мире.
Она повернулась ко мне, улыбнулась и, тяжело дыша, сказала:
- Привет! Как дела?
- Теперь отлично… - многозначительно улыбнулся я, закрывая дверь толчком пятки. – Ну, здравствуй, любовь моя!
- Тише ты, мама услышит… - испуганно прошипела Натка. Я схватил её за руку и поцеловал эту руку. – Чего ты делаешь?
- Ну, это я так… Откуда груша?
- Это мне двоюродный брат подарил. В счёт дня рождения. – Натка вдруг как-то странно на меня посмотрела, глаза её блеснули, как мне показалось, боевым огнём. – Ну-ка стань в стойку!
- Чего ты задумала?
- Встань-встань, не бойся! Больно не будет. Я хочу потренировать правый апперкот.
- Вот как ты меня любишь, - Я послушно принял стойку. – Доверяешь мне быть твоей запасной грушей.
- Не грушей, а спарринг-партнёром. – И моя горячо любимая подруга долбанула мне по корпусу без всякого предупреждения. Мать твою, какой у Натки сильный удар выработался! Я согнулся пополам. – Костя, Костик, ты как? – Она не на шутку испугалась, что отбила мне какой-нибудь жизненно важный орган.
Я корчился от боли, стонал – но всё это было притворно, чтобы усыпить Наткину бдительность. Она уже решила, что лопнула мне селезёнку, стала помогать мне сесть на её постель, но тут я выпрямился и ловким движением повалил Натку на эту самую постель. Обе руки её я прижал к кровати.
- Вот ты сволочь-то! – без всякой злости сказала поверженная, качая головой. – А я уж хотела скорую вызывать…
Потом, естественно, стали целоваться. Но уже с куда большей осторожность: музыку выключили, а на каждый шорох за дверью прерывали своё занятие.
- Слушай, - сказала Натка, пока я, словно вампир из какого-то фильма, целовал её в шею. – Почему мы прячемся, как малолетки?
- Не знаю… - честно промямлил я, не отрываясь от столь увлекательного занятия. – Твои родители строгие…
- Да нет…
- Значит потому, - Я серьёзно посмотрел на неё. – Что мы должны закончить учёбу, найти работу, а потом уже пожениться…
- И что, столько времени ждать? – грустно наморщила лобик Ворона.
- Можно и не ждать, - ответил я. – Хочешь, сейчас же расскажем твоим о нас? 
- Ладно, только давай сначала обговорим пункт о женитьбе…
Я не антисемит, как вы, наверное, уже догадались, но тогда в душе усмехнулся: «Вот она, еврейская деловая хватка!»
- Значит так, - ответственно говорю я. – Закончим учёбу, я устроюсь на нормальную работу…
- На какую? – живо поинтересовалась Натка.
- В одну адвокатскую кантору – там мой дядя начальник, не обидит. Не перебивайте меня, товарищ Блюфштейн! Поженимся, затем оформим ипотеку на жильё.
- А я?
- Ты будешь либо сидеть дома, либо работать, где только пожелаешь.
- И растить наших пятерых детей.
- Это целиком на твоё усмотрение – детей будет столько, сколько захочешь! Ты готовить умеешь?
- А ты не знаешь? – вскрикнула Натка и сплеснула руками. – Да я просто офигенно готовлю!
- Домохозяйкой будешь?
- Нет, скорее всего. Не хочу сидеть целыми днями дома – домохозяйки быстро жиреют, - заявила Ворона. – Детей, когда таковые появятся, распределим по бабушкам…
- Меня это всё устраивает, товарищ Блюфштейн, - Я торжественно пожал ей руку.
- Я тебя люблю! – сакраментально воскликнула она и сжала меня в крепких бойцовских объятиях.
- А понежнее, слабо?
Натка ослабила хватку и поцеловала меня в щёку. Ах, эти маленькие радости жизни!
Ну и вошла тётя Юля.
- Натка, я тебя тоже люблю…
- Ой… Ага, поняла – зайду позднее!
- Мама, мы любим друг друга! – дрогнувшим голосом выпалила Ворона.
- Как? – На слух мадам Блюфштейн не жаловалась, но решила на всякий случай переспросить. – Любите?
Я инстинктивно разжал руки, подался назад, но Натка, тоже инстинктивно, прижала меня к своей груди, как обиженный ребёнок плюшевого медведя.
- И мы поженимся, - добавил я. – Как только ВУЗы закончим…
Трогательная сцена, верно? Вот и я так думаю.
- Ну слава богу! – облегчённо вздохнув, кивнула тётя Юля. – А я-то думала, выйдет моя Наташенька за этого идиота Славика и… - Вдруг она резко умолкла.
Я посмотрел на подругу. По мимолётному выражению её лица я понял, что это она заставила мать замолчать, делая ей «страшные глаза». Но через долю секунды Натка повернулась ко мне с самой сладкой улыбкой, на которую только была способны. И я растаял – даже не стал узнавать, кто такой Славик. 
Итак, всё прошло выше всяких ожиданий. В семье Блюфштейнов меня приняли, как сына, со всеми вытекающими последствиями такими, как троекратные поцелуи с тестем и тёщей, объятия, семейный обед и так дальше.
Потом Натка отвела меня в сторонку.
¬- Я должна тебе кое-что сказать, - не глядя мне в глаза, сказала она. – С этим Славиком у нас¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬ ничего не было, мы даже не целовались ни разу! Просто когда ты дружил со своей Кристиной, я гуляла с ним под твоими окнами, надеясь, что ты приревнуешь меня…. Ты не сердишься?
Я промолчал и кротко поцеловал её в щёку.
- Пока, Натусь, мне пора!
- Не называй меня так! Наташенька, зайка, рыбка, Натка, солнышко… Как угодно, но только не Натуся, ладно?
- Как скажешь, - Я одел куртку.
- Ну-у, куда ты так рано? – капризно заныла моя подруга. – Останься, видик посмотрим, в комп порубимся, свой личный рекорд по поцелуям обновим!
Ужасно хотелось остаться – заманчиво было всё, предложенное Наткой. Однако что-то мне подсказывало, что сейчас лучше идти домой – сейчас что-то будет. Чутьё это было или преддежавюшное состояние, я не знаю. Но оно меня не обмануло. 
- Я ещё вечерком приду, Нат, - пообещал я, обуваясь. – В Андромеду хочешь?
- Угу… - совершенно по-детски вытянула прекрасные губы Ворона.
- Отлично, сходим в Сферу. Хочешь, Андрюху с собой возьмём?
- Какого?
- Знамо какого, Лефлера. Это ж я с ним в прошлый раз туда ходил.
- Да ладно? – Натка широко распахнула карие глазищи. – Наше рэперское чудовище колбасилось под Iron Power?
- Натурально, отвисало прямо-таки. Берём его с собой?
- Спрашиваешь…. Я хочу это увидеть! – азартно улыбнулась Блюфштейн.
- А что ты, Костя, уже уходишь? – спросил папа моей подруги, проходивший мимо прихожей.
- Да, Артур Сергеевич. Но мы ещё сегодня увидимся – вечером я украду вашу дочь.
- Пожалуйста, кради, мне для тебя не жалко даже этого моего самого великого богатства! – Он поцеловал дочку, обнимая за плечо.
- До вечера, Артур Сергеевич! Тёте Юле привет от меня…
- Ну, и чего мы ждём? – обратился мой будущий тесть к моей будущей жене. – Целуй, давай своего кавалера…
И последовал звонкий поцелуй.
************************************
В чудесном расположении духа выхожу из подъезда. Через дорогу – мой дом. Подхожу к дороге и как учили в первом классе: посмотрел налево, посмотрел направо и перехожу.
Не тут-то было! Вдруг, откуда не возьмись, вылетает на меня машина. Если не ошибаюсь, Ламборджини Дьябло. Я не гаишник, радара с собой не ношу, но допустимую для пешеходного перехода скорость это авто превысило раза в четыре. Увернуться я даже не пробовал - какое там! Решив, что мне конец, я предпринял дурацкую попытку спастись. Подпрыгнул от земли примерно на метр…. Аттракцион называется «Почувствуй себя спайдермэном!».
Нижней часть ног ударился о лобовое стекло и кувырком перелетел через крышу и шлёпнулся на асфальт. Ни одного перелома, ни одного вывиха! Ушибы и царапины были, но это просто ерунда. Я увидел то, что могло случиться, не подпрыгни я, как кенгуру.... Словами это не передать!
С противоположной стороны дороги услышал приближающиеся шаги. Я поднялся, отряхнул кое-как грязь с куртки, повернул голову и увидел Феону в неизменном белом плаще.
- Ну как? – Она участливо, как никто на свете, заглянула мне в глаза. – Сильно ушибся?
- Нормально. Отличная работа, Вера…
- Спасибо, - немного смущаясь, улыбнулась ангел. – Точно всё хорошо?
- Да, благодарю. У меня даже… погоди-ка! – Я прошёлся взад-вперёд, попрыгал на месте, покрутил шеей. – Вот, даже ничего не болит. Спасибо.
И я в порыве благодарности чмокнул Феону в щёку. По-дружески, ясное дело, но факт остаётся фактом: я поцеловал собственного ангела-хранителя!
- Это грех? – испугавшись своей вольности, спрашиваю я.
- Пожалуй, что нет, но ты так больше не делай! Держи себя в рамках – спасиба вполне достаточно.
- Замётано, - Перешли через дорогу на этот раз без приключений. – И что это были за (цензура) интересно знать?
- Слышишь, не выражайся! – строго одёрнула меня Феона. – Это большой грех! Некоторые ничего в жизни не воровали, не злорадствовали, не развратничали, но столько сквернословили, что в ад попали, понимаешь? Следи за языком, Костя! А люди эти, что в машине, и вправду плохие. Может быть, нарочно хотели кого-нибудь задавить…
Меня вдруг осенило. А предложу Феоне, была не была!
- Вера, пойдём сегодня с нами в клуб?
- Что?
- Андромеда, клуб такой. Там музыка такая, знаешь, металл, рок-н-ролл…
- Сатанинская музыка…
- Особенно рок-н-ролл. Не, всё вполне безобидно… или не всерьёз – позёрство.
- А дэсмэтал?
Ну ни фига ж себе что она знает!
- И он тоже… Так, показуха.  Я сатанизм тоже не приветствую! Ну так как?
- Пойдём. Я, как-никак, сегодня последний день здесь… Согласна. Где встречаемся?
- В девять приходи ко мне, сюда! – Мы уже подходили к моему дому.
- Договорились.
Браво хлопнули по рукам и разошлись.

                7. Посланцы.

В девять часов на мой сотовый пришло такое смс:
«Одевайся, бери деньги и иди в Александровский сквер, я жду тебя там. Выходи через пожарный выход.
Феона».
Хорошо, ангела надо слушаться. Предупредил родителей, взял деньги и оделся. Сделал всё, как было писано. Феона сидела на скамейке, ожидая меня.
- Что случилось?
- Ты сделал всё, как я велела? – участливо спросила она.
- Да, в точности. Да что происходит?
- Присядь! – пригласила Феона. Я сел рядом с ней. – Во-первых, наезд на тебя того Ламборджини не был случайностью – тебя хотели убить.
- Кто?
- Только не волнуйся! Посланники из ада.
- Чего? Какие ещё посланники?
- Не тупи! Тамошняя канцелярия не любит, когда прямо у неё из под носа уводят души. Посланники будут убивать...
- Тебя?
- Ну меня-то ладно. Дух мой всё равно вернётся в рай, но твоя душа в случае насильственной смерти попадёт в ад.
- А почему они раньше не пришли? Сразу после того, как не смогли меня задавить.
- В том-то и дело, что они были уверены в твоей гибели! Вернулись в преисподнюю, узнали, что душа твоя туда не поступила и вернулись обратно на землю. Потом стали обзванивать больницы, узнавая, не поступил ли туда пациент Константин Скрябин.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Я не знаю, я могу только предполагать! Я чувствую их, знаю, что они где-то недалеко, и всё. Сейчас они, наверно, уже стучат в дверь твоей квартиры и спрашивают тебя…
- Они же убьют моих… - выдохнул я, срываясь с места.
- Нет, стоп, сядь на место!... зачем им это? Им нужен ты!
- И куда же мне теперь? – поинтересовался я, садясь обратно на скамью.
- Звони друзьям и пошли в Сферу.
Такого ответа я ожидал меньше всего.
- Как так? Я сказал своим, что иду туда, от них об этом узнают и эти адские посланцы. Они придут туда!
- Ни и придут, - хладнокровно сказала Феона. – Здесь, на земле, они всего лишь люди!
- Ага, то есть плевать огнём и воспламенять взглядом они не умеют?
- Нет.
- Тогда как я их узнаю?
- Я их узнаю, об этом не беспокойся! Побегаем от них, а в случае чего примем бой.
- Значит, не зря я «охотника» с собой прихватил…. Мне нужно будет их убить?
- По возможности, да, но лучше убежать. Если они не достанут тебя до рассвета, то не достанут никогда!
- А их много будет?
- Штук десять, я думаю.
- А Натку с Грушником они не тронут?
- Вот этого я не знаю. Они сделают всё, чтобы заполучить твою душу…. Ну всё, звони своей Наташе и Лефлеру!
- Алло, Наташ. Привет…  (Это я по телефону начал разговаривать) Так получилось, что я за тобой не зайду. Подъезжай к Сфере лучше сама, хорошо? Ну и ладненько, целую тебя нежно!
Алло, Груша, здорово! Ты не занят? Во-во, я как раз поэтому тебе и звоню… Подъезжай в Сферу, ага, давай, чувак!
- Пошли быстрее, Костя! – подгоняла меня Феона.
Дворами мы добрались до автобусной остановки, сели на нужный номер транспорта и поехали.
… Мы с моим ангелом стояли у входа в клуб, ожидая друзей. Первым появился Лефлер. Я познакомил его с Верой Феоновой, а он моментально завязал с ней оживлённую беседу, вызвав во мне некоторую ревность. Минут через двадцать подъехала сногсшибательного вида Натка: вьющееся кольцами волосы оформлены в милую причёску, глаза слегка и со вкусом подведены, губы накрашены тёмно-красной помадой. И всё это при том, что в повседневной жизни Блюфштейн не пользуется косметикой вообще. Чёрный блестящий кожаный жакет, сапоги с сантиметровыми каблуками, серьги, крестик на тонком чёрном шнурочке на шее. Всё это было подобрано так, что вид у неё был не вульгарный, а по-хорошему готичный. Словом, мне всё очень понравилось.   
- Привет, - улыбнулась мне моя прелесть, потом кивнула Грушнику и Вере. – Здравствуйте… - Снова перевела взгляд на меня. – Ну как я выгляжу?
Я выпустил струю табачного дыма, пыхнув, как старинный паровоз, закашлялся, пытаясь жестами выразить свой восторг. Блюфштейн довольно улыбнулась, показав прелестные белые зубки.
- Костя пытается сказать, что ты выглядишь превосходно, - пришёл мне на помощь Лефлер. – Целиком присоединяюсь! Ну, дамы и господа, передаём деньги за вход в Андромеду…
Я выбросил сигарету и потянулся за кошельком. Натка протянула Грушнику сотню, но я перехватил и втёр купюру обратно в ладошку своей подруги.
- Сегодня снова плачу я.
- А я заплачу за Веру, - тут же нашёлся Андрюха. – Вы не против, Верочка?
- Нет, я не против.
Получив плату, «бычки» у входа расступились. Пройдя мимо них, мы попали в гардероб, где принимала одежду бабушка с ватой в ушах. 
Развлечение - или по-простому оттяг - шло полным ходом. Музыка ударила в голову, как что-нибудь алкогольное, и захотелось бессмысленно танцевать и дёргаться. Но я взял себя в руки, поймав на себе взгляд Феоны, и вместе с Наткой начал плясать вполне пристойно, хотя и не менее разнузданно. Да, всё-таки с Вороной здесь куда веселее, с удовольствием отметил я. Намного приятнее под «You’s dreams » кружиться в обнимку с ней, чем с кем бы то ни было. Да и под стариков Янгов (AC\DC) отрываться так угарно можно только в Наткиной компании.
Взглядом нашёл Веру. Моя небесная покровительница зажигала под задорный рок-н-ролл и явно от души веселилась.
Я и Блюфштейн подошли к барной стойке и заказали по коктейлю. Натке напиток похоже ударил в голову и она сейчас же полезла целоваться. Я не возражал.
- Я тебе ещё не надоела? – спросила она, томно. Я всё услышал, потому что была пауза между композициями.
- Дурочка…
- Чего?
- Глупая, говорю. Ты не можешь надоесть и твои поцелуи то же!
Влюблённые часов не наблюдают, как заметил кто-то великий. К этому я могу добавить только одно: а если ещё и музыка не даёт ногам покоя, то можно забыть обо всём земном до самого утра. Вот я, дятел опилочный, и забыл о своей насущной проблеме. О посланцах сатаны.
Когда я возвращал Натке её поцелуй и меня потормошили за плечо, я уже и думать забыл о них. Для меня в то мгновение существовала только моя ненаглядная Ворона. Потом Феона залепила мне пощёчину.
- Ну ты чего? – помнится, недовольно сказал я.
- Они! – крикнула ангел, указывая в сторону входа в танцевальный зал. Но я никого особенного не увидел из-за толпы жгущего народа.
- Ты чё это моего Костю бьёшь?..
Тут появился Лефлер. Феона взяла его под свою ответственность: взяла за затылок и, немного пригнув вниз, повела к выходу по правой стороне. Я, прижав полупьяную Натку к себе – за ней.
- Они идут по центру… - сказала моя хранительница, дотянувшись губами до моего уха, а потом почти бегом, тоже пригнувшись, как под обстрелом двинулась к выходу.
Меня охватил ужас. Вынырнет сейчас один такой враг, а я безоружен – до охотничьего ножа мне с Блюфштейн у груди не дотянуться, и сделает он со мной всё, что захочет и сможет в такой толчее. Или, что ещё ужасней, с Наташей. Точно так же было страшно за Феону c Андрюхой. Господи, только бы до двери добежать! В церковь схожу свечку поставить, пить брошу, клянусь, только помоги…
Ну и добежал. Дверь за нами захлопнулась.
- Бирки, живо!
- Да чё ж такое случилось, пожар? – сонно спросил Лефлер.
- Отдай Вере бирку, валенок! – отчаянно ругнулся я, державший дверь, которую уже дёргали изнутри.
- Костя, что происходит?
- Потом расскажу, Нат… - пообещал я, а сам подумал: - И что это я ей расскажу? Натусь, это за мной черти из ада пришли?…
- Молодые люди, перестаньте хулиганить! Я щас милицию вызову! – проявила свою гражданскую сознательность бабуля-гардеробщица.
- Отпускай! – крикнула Феона, накидывая плащ на плечи. – Бежим, ребята!
Отпустил дверную ручку и стреканул, как заяц.
- Что происходит? – спросила Натка, окончательно придя в нормальное состояние сознания.
- Не спрашивай, беги, как только можешь!! - Лефлер набегу бросил мне куртку.
Так я не бегал даже от N-ских работников милиции! Бежал наравне с Блюфштейн и Лефлером, да и Феона старалась не отставать. Бегло оглянулся – пятеро субъектов, неслись за нами, как мустанги. Но страх моё куда-то исчез – наверно, коктейль Чёрный волк делал своё дело. Я с удовольствием преодолевал препятствия, попадавшиеся мне на дороге, скользил по лужам на грани падения…
- Туда! – махнула рукой вправо Феона, и наша дружная кавалькада изменила направление. Мы свернули во дворы неизвестного мне района. Ещё метров двести пятьдесят…
- Всё, они отстали… - выдохнула ангел и остановилась. Полы её чудесного белого плаща были забрызганы грязью.
- Это точно? – спросил я. Она неопределённо кивнула.
Но тут из-за угла дома выдвинули ещё четверо.
Ясненько… Дорогу нам преграждал только один посланец – его Феона и почувствовала. А вот во дворах нас ждала засада. Можно было, конечно, свернуть налево, но там находилась стройка, а значит там забор, темно и полно всего, обо что можно переломать ноги.
Все мы тяжело отдувались, глядя, как демоны идут к нам. Бежать было бессмысленно – эти догонят нас метров через двадцать, если не раньше. Они-то не бежали только что стайерскую дистанцию! 
- Гопота? – спросила Натка меня, автоматически принимая стойку.
- Не знаю… - соврал я.
- Уходите вы, двое, - велел один из чертей, обращаясь к ней и к Грушнику. Другой демон между тем достал из кармана мобильный и сказал в него: - Они тут. Отбой!
- А вот хрен тебе! – злобно ругнулась Блюфштейн.
- Ага, вот именно! – поддержал её Лефлер.
Четвёрка вынула из карманов ножи. Хорошие такие, очень красиво выполненные финки – загляденье просто! Вот только увидеть, как они режут меня на куски, я не хотел.
- Натка, ты меня любишь?
- Ну конечно, чего ты спрашиваешь?
- Тогда беги отсюда!
- Что?!
- Груша, уводи её и спасайся тоже!
- Ты сдурел, да? – разозлился Лефлер. – Они тебя щас грохнут, а я беги, да? Пошёл ты со своим героизмом знаешь куда, знаешь?
- Это не героизм, Дюша. Они ведь сказали, что им нужен только я и Феона…
- Но почему? Кто они?
- Не знаю…
- Нет, ты знаешь! – сказал один из посланцев. – Вы тут базарьте, мы подождём…
Странно… Я думал они прирежут меня при первом же удобном моменте. Но они, похоже, действительно не желали лишних жертв. От хозяина им, что ли, за это нагорит? Не знаю, не знаю…
- Натка, уходи, я тебе сказал!! Со мной ничего не случится… - Я подошёл к ней вплотную и успокоительно погладил по плечику. - Мы тут сейчас поговорим с товарищами и разберёмся в этом недоразумении. Я тебе завтра позвоню!
- Не позвонишь, - усмехнулся демон.
- Чувак, ты можешь помолчать и не вмешиваться?
- Давай быстрее! Нам нужно заказ до утра выполнить.
- Натка, если ты меня действительно любишь, уходи!
Блюфштейн упрямо помотала головой.
И вновь я почувствовал себя персонажем какого-то фильма. Помните, наверно, едва ли не в каждом боевике перед развязкой происходит подобная сцена.  «Джэси, спасайся! – Нет! – Если ты меня любишь, беги! – Ни за что, Майкл!.. » Так и здесь. Гадость!
Вдруг Феона выхватила пистолет – как позже выяснилось, травматический – и выстрелила в упор в посланца, стоявшего к нам ближе всего.
- Бежим!!!
И снова бег. На этот раз мы вернулись туда, откуда свернули в этот злополучный двор. Бежали теперь без оглядки и, наверно, ещё быстрее.
- Стой, гад!
- Иди на!!!... – яростно прокричал в ответ Грушник.
Прямо перед нами нарисовался тот самый агент сатаны, присутствие которого ангел почувствовала раньше. Он хотел достать финский нож, но Андрюха на полном ходу снёс его ударом кулака, чем приятно удивил меня, Натку и, наверно, Феону. Бес свалился с дороги, а мы браво продолжили свой путь. На этот раз бежали с полной самоотдачей и до полнейшего изнеможения. Поверьте, шесть кругом вокруг школы – фигня, по сравнению с нашим марафоном.
Пробежали мы тогда очень много. Лёгкие кончились, в боку закололо, ноги не слушались. Но цель была достигнута: Феона ободряюще кивнула, дав понять, что больше никого не чувствует.
- Оторвались, как думаете? – спросил Грушник, опускаясь на корточки.
- Да, оторвались…
- Сколько времени? – спросила Натка меня.
- Четыре утра. Скоро рассвет.
- Как ты мог так подумать, Костя? – гневно обратилась она ко мне.
- Как?
- Так! Что я могу тебя бросить. Дурак ты, Костик… - Она обняла меня так, будто желала согреться.
- Ещё бы не дурак… - сказал Грушник.
- По домам, ребятки! – сказала Феона. – Автобусы уже, конечно, не ходят, так что пешком.
- Подожди, - Натка посмотрела ей в лицо испытующим взглядом. – Кто были эти люди?
- Я не знаю, - Ангел, похоже, приняла мою сторону обороны. – Может, они с кем-то нас спутали? Я их в первый раз вижу.
- Ну ладно… - Натка погасила свой взгляд. – Ну что ж, давайте по домам.
Она взяла меня под локоть. Я и Лефлер хлопнули по рукам.
- Пока. Вера, пока!
- Пока, Костя!
Никто не понял, что мы с ней прощались навсегда. 

                8. Всё.
И с того дня всё в моей жизни едёт превосходно. Никаких несчастий и никакого дежа вю уже пол года. Дневник мой исчез вместе с Верой Феоновой.
Натка призналась, что беременна – я счастлив. Счастлив, как ни один человек на земле! Любимая девушка родит мне маленького и это невообразимый кайф. Сразу после того, как я покрыл её тело поцелуями, я отыскал свой паспорт. Затем вместе с Наткой мы бегом прибежали к ней домой и взяли её документ. Потом пошли в ЗАГС и подали заявление. Мои родители встретили эту весть с радостью.
Позавчера было десятое декабря. Утром я обнаружил свой дневник в столе, где хранятся институтские конспекты, но этой весточке от Феоны нимало не обрадовался. Открыл и нашёл запись от двенадцатого числа сего месяца:
« Несчастия доконают меня! Стас Синельников летел на самолёте из Лондона в Москву. И этот чёртов рейс, 146, разбился! Когда это кончится, твою мать?! Сто восемьдесят жертв, в том числе и мой друг. Тело его, скорее всего не найдут – всё обгорело и разлетелось на части. Сегодня опять буду бухать в одиночку…»

Короче говоря, снова надвигается беда. И тут как раз звонит будущий труп.
- Здорово, Костя! Из туманного Альбиона тебя беспокоят… Ну как поживаешь, как моя хата, не разрушена ещё?
- Нет, всё нормально. Я оттуда съехал, прибрался там… - ответил я, стараясь сдержать нервную дрожь в голосе. – А ты как? В Русь-матушку не собираешься?
- Да, вот как раз звоню. Завтра вылетаю, вечером буду. Встретишь?
- А рейс какой?
- Сто сорок шестой.
Твою дивизию так!
- Слушай, брат! Мне сон приснился вещий. Полетишь этим рейсом – разобьёшься нахрен, понял?
- Каво?
- Таво! Мне приснилось, что рейс 146 до Москвы не долетит!
- Ты, чувак,  экстрасенсом, что ли, заделался?
- Вроде того. Я Натку Блюфштейн уже от смерти спас, прилетишь потом спроси её!
- Стоп-стоп, брат! Ты это серьёзно?
- Стас, такими вещами не шутят! Я те говорю, лети другим рейсом!! Лети другим рейсом, бога душу мать!!!
Понимаю, после всего, что со мной случилось, так говорить грешно, но других слов я в ту пору не нашёл. Ещё одна жизнь зависела от меня.
- Ну, ладно не нервничай ты так!
- Сдай билет, Синельников, умоляю тебя! Меня интуиция ещё ни разу не подводила!!
- Да ладно, ладно, сдам… Но гляди, если ты пургу гонишь и там с квартирой что-то, что ты не хочешь, чтобы я прилетал…
- Да хорошо всё с твоей хатой! Спасибо, что предоставил мне её….  Не лети рейсом 146!!!
- Хорэ орать, Костя. Ладно, послушаюсь тебя…
- Сдашь билет?
- Хорошо, сдам! Давай, пока…
Сегодня в пять утра звонок. Снимаю трубку и слышу отчаянный крик:
- Врубай Евроньюс!
Вышел из комнаты, нашёл пульт, ткнул в телевизор. Объяснять долго, что там говорилось, но смысл такой. Накануне пропала связь самолётом рейс 146. Выяснилось, что он упал где-то над Германией... Сто семьдесят девять жертв, а было бы и все сто восемьдесят, если бы один пассажир, гражданин России, не сдал билет в день перед отлётом из Лондона. 
Прикладываю сотовый к уху:
- Ну я же говорил…
- Не знаю, как ты об этом узнал, но ты спас мне жизнь, Костя! С меня, по меньшей мере, поляна…
- Пока, Стас. Я спать пошёл, у нас щас пять утра…
- Ага-ага, ну давай. Спасибо, Мессинг, блин, твою мать … Пока!
- Пока…
И с глубоким чувством выполненного долга, я пошёл досыпать оставшиеся два часа…