Глава 1. Дверь, зеркало, фонарь

РАЗНОЦВЕТНЫЙ МИР



АННОТАЦИЯ

Из отдельных случаев складывается жизнь, из эпизодов – романы. Разные стёклышки калейдоскопа создают красивую цельную картинку. Из всех нас и каждого в отдельности  состоит мир, а вся вселенная – всего лишь наш дом. Шесть миров разбросанных по вселенной, шесть историй, шесть героинь, но судьба распорядится так, что однажды они встретятся.   


ПРЕДИСЛОВИЕ

Какое солнце тебе светит? Желтое? Красное? А может, миллионы лет назад твои глаза провожали на закате совсем другое солнце? Бирюзовое? Синее? Может жил ты не только на этой планете? И, путешествуя по вселенной, просыпался под лиловыми или зелёными лучами? Мир полон красок. Мир непредсказуем. И кто знает, что там – за голубым дневным покрывалом, укутывающим Землю… за горизонтом… Заглянуть в дальние дали порой интересно, подчас страшно, но мы всё равно заглядываем… Вот так и героини романа отправились однажды в путь, который стал для них судьбой…
К сожалению, сказать вам, когда именно случились эти путешествия, я не могу. Его величество Время за рамками нашей планеты так же непредсказуемо, как и сама Вселенная. И никому ещё с уверенностью не удалось сказать, что было, а что ещё только будет в волшебном мире. 


СОДЕРЖАНИЕ:

Часть 1.   ФЕЯ
Часть 2.   КЛЯТВЫ И ЗАКЛЯТИЯ    
Часть 3.   СИРЕНЕВАЯ ПЛАНЕТА   
Часть 4.   НА ЧЬЕЙ ТЫ СТОРОНЕ?    
Часть 5.   АНГЕЛ ДЭН   
Часть 6.   ПТИЧИЙ ПЕРЕПОЛОХ      
Часть 7.   СТРАННИКИ
Часть 8.   ПРАВИТЕЛИ


ФЕЯ


В маленькой избушке, стоящей среди леса, сидел его хозяин. Леший, никогда не имевший никакого пристанища, поселился теперь в славном, уютном домике, перешедшему ему по наследству. Куда делась хозяйка, он не знал и мог только предположить, что она, оседлав свою метлу, отправилась в другой мир. А Лешему, кроме домика со всем его скарбом, досталась ещё и большая рукописная книга. Перелистывая страницы, разглядывая красивый, на удивление аккуратный почерк, Леший вспоминал прошедшие дни и вздыхал - в лесу стало совсем скучно. Читать новоявленный хозяин, конечно, не умел. Но стоило открыть волшебную книгу, как перед глазами появлялись картинки. Смотреть их было настолько интересно, что все дела откладывались на завтра, потом на послезавтра… Тут  даже попадались картинки про него - Лешего, поскольку разглядывал он записи своей бывшей хозяйки, пропавшей неведомо куда. 



ДВЕРЬ, ЗЕРКАЛО, ФОНАРЬ


Дверь приоткрылась, остановилась в раздумье: стоит ли открываться совсем; и снова продолжила движение. Чуть скрипнули петли – выражая недовольство. Признав свою безответственность, дверь вновь неожиданно замерла, как мгновение назад, когда только еще думала открываться или нет. Из полутемного прохладного коридора стала видна залитая утренним солнцем комната. Розовые и золотисто-желтые цветы разбегались по голубому полю обоев, создавая впечатление брызнувших во все стороны лохматых звёздочек. Большое зеркало без рамы, стоящее в углу напротив двери, расширило пространство и без того казавшееся распахнутым.

Из темноты коридора я смотрела в отражение: кресло-качалка с голубой бархатной обивкой; кружевная салфеточка на спинке и голубая подушечка, прислоненная к подлокотнику. Тут же, прижавшись к подушке, устроились разноцветные, пушистые как цыплята клубки ниток. Поблёскивали воткнутые в них спицы и круглые стеклышки очков. Теплая, уютная, радостно-домашняя картинка зачаровывала. Вот только что-то не давало отдаться этому уюту полностью, что-то мешало…

Оторвав взгляд от зеркала, я тут же уткнулась в это «что-то». Рядом, на подоконнике открытого в сад окна, замер большой старинный фонарь. Фонарь, в который сбоку, открывая маленькую стеклянную дверцу, вставляют свечу. Берут за отполированное прикосновением рук кольцо и выходят в ночь. Этот реликт до такой степени был неуместен здесь, что я растерялась. Взгляд метнулся обратно к креслу… И вдруг, вот именно – вдруг, я поняла, что этому креслу не меньше сотни лет: бархат только что сиявший голубизной, перестал прятать потёртости и следы штопки; очки, своими смешными круглыми на концах дужками, заговорили языком позапрошлого столетия; и спицы, длинные медные спицы, объявили мне, что я таких никогда не видела.

Внезапно дверь резко захлопнулась, оставив меня в полутьме коридора.

- Живая она, что ли… эта дверь, - подумала я и медленно пошла по коридору.

 Спустившись по лестнице со второго этажа в сад, я решила рассмотреть фонарь с улицы. Завернув за угол веранды, увитой плющом, пройдя по дорожке чуть вглубь сада, я подняла глаза на окна второго этажа. Где-то с этой стороны, по моим расчетам, должно было быть открытое окно со светильником на подоконнике. Но меня постигло разочарование - все окна оказались закрытыми. Прогулявшись вокруг дома, я опять вернулась к парадному входу, так и не обнаружив открытого окна.

- Что ж… нет, так нет… - подумалось мне, когда, обойдя крыльцо, я опять очутилась под окнами заинтриговавшей меня комнаты. То, что она именно с этой стороны – сомнений не вызывало. Оглядевшись вокруг, я нашла невдалеке скамеечку под липой и, удобно устроившись на ней, принялась разглядывать дом. А неугомонные мысли закрутились вокруг его обитателей.

- Кому же может принадлежать эта комната? – раздумывала я, вспоминая вчерашний ужин, на котором познакомилась со всеми обитателями этой маленькой загородной усадьбы.

Я приехала сюда отдохнуть на пару недель к родным новой подруги. Натали сегодня утром вернулась в город, оставив меня на попечение своих близких и пообещав заглянуть к нам через неделю. Приехали мы вчера вечером. Гости в доме бывают редко, потому встречали нас парадным ужином. Давно мне не приходилось видеть столь изысканной обстановки. Вроде и ничего особенного, но в то же время понимаешь, что такая «простота» доступна немногим. Массивный длинный стол вдоль окон и двери, выходящей на веранду; десять стульев с высокими прямыми спинками вокруг него; белая хрустящая крахмалом скатерть; тонкий почти прозрачный фарфор; серебряные приборы с витиеватыми вензелями; салфетки с такими же вышитыми монограммами – всё подобрано весьма тщательно. И каждая вещь именно на том месте, на котором и должна быть. Ужинали мы впятером. Извините, я не представилась. Меня зовут: Яра, от полного – Ярославна. Странное почти магическое имя, необычное для нашего времени и веющее какой-то первозданной древностью. Но полным именем меня никто никогда не называет, я всегда слышу в свой адрес: Яра… С Натали мы познакомились две недели назад, но так успели подружиться, что я нашла возможным принять предложение: погостить у её родственников пару недель за городом.

Итак, за столом сидели: я, Натали, мама Натали – Луиза, младшая сестра - Кэт и бабушка Натали – Мэри. Удивительный мир удивительных женщин. Я смотрела на них, и они мне казались одинаковыми. Их разделял только возраст. Да и тот, сдавалось, пощадил старшее поколение. Глядя на Кэт, легко представлялось, какой она будет девушкой, женщиной и даже бабушкой. Светлые подобранные вверх волосы, большие серые глаза, абсолютно прямые (без малейшей горбинки или курносинки) носы, маленькие подбородки, точёные шеи, плавные округлые плечи, тонкие запястья, тонкие талии – вот слова, идущие на ум, когда смотришь на этих женщин. Хотя можно всё выразить ещё короче: блондинки, поколениями не видевшие яркого солнца и знающие свою родословную до тридцатого колена.

Почтенное семейство, очень радушное и доброжелательное. Мне хотелось представить мужчин этой семьи (не могло же обойтись без них), но почему-то не получалось. Как будто они никогда не существовали или существовали в совершенно другом измерении.

После знакомства и ужина мне отвели «жёлтую» комнату на втором этаже - уютную, комфортную, предусматривающую всё необходимое для отдыха.

И вот, сегодня я сижу в саду, напротив меня на веранде Кэт и Луиза накрывают стол для завтрака. А я, щурясь на теплом утреннем солнышке, гадаю, кому принадлежит «голубая» комната. И чего тут гадать? Конечно, - это комната Мэри! Хотя представить её в очках и со спицами в руках – практически невозможно… А вот со светильником… пожалуй, как раз самое то… Как же мне хотелось потрогать этот фонарь… Подержать его в руке, ощутить тяжесть, холод кольца, зажечь в нем свечу и почувствовать… Что вот только почувствовать – непонятно.

Я поднялась со скамейки и отправилась на веранду. Мы с Луизой и Кэт расположились в плетёных креслах вокруг стола, ожидая Мэри к завтраку. Солнце сквозь листву рисовало затейливый узор на скатерти, в саду щебетали птички, и, если бы не артефакт, так заинтриговавший меня, утро представлялось бы идиллическим. Мэри не заставила себя долго ждать. Дверь из столовой на веранду распахнулась, и мадам появилась в проёме. Поприветствовав присутствующих, она  прошла к столу, села на своё место, положила сахар в чашку с кофе, добавила в него сливки, взяла чашку в руки, поднесла её к губам и подняла на меня глаза.

Я почувствовал, как у меня вспыхнули щёки. Чудилось, что Мэри знает, чем заняты мои мысли; знает, что я не далее получаса назад разглядывала её комнату.

- Это зеркало… зеркало рассказало ей, или дверь наябедничала… - испугалась я. А чего испугалась и сама не поняла.

Мэри чуть заметно кивнула, как бы отвечая на мою нахальную мысль, поставила чашку и спросила Кэт, как та спала сегодня ночью. Разговор потёк вокруг погоды, распустившихся в саду цветов, а я нет-нет да поглядывала на Мэри. Сейчас, при утреннем солнечном свете, она выглядела особенно загадочно. Мне никак не удавалось определить её возраст. Лет, по идее, ей должно было быть много, не меньше шестидесяти, но выглядела она поразительно молодо… И никакая цифра к возрасту этой дамы не подходила. Скорее представлялось, что ей двести или триста лет…

После завтрака все отправились в сад, а я решила подняться к себе за книгой и, очутившись в коридоре перед дверью «голубой» комнаты, опять остановилась. Дверь медленно открылась, петли в этот раз промолчали, и я снова увидела на подоконнике открытого окна фонарь. Желание взять в руки эту диковинку было настолько велико, что я еле сдержалась, чтобы не броситься в комнату и не схватить его.

- Нет, - сказала я сама себе и заспешила по коридору. Быстро отыскав нужную мне книгу, прижав её к груди, пронеслась в обратном направлении, специально отвернувшись от двери. Даже глаза закрыла, чтобы её не видеть. Петли скрипнули, дверь хлопнула, как будто фыркнула, но я уже спускалась по лестнице. Решив, что всё - с меня хватит, я устроилась с книгой под той же липой. Попробовала читать, но перед глазами вместо букв стоял фонарь. В ушах то скрипела, то хлопала дверь. Настроение портилось. В довершение всего закапал дождь, и пришлось спрятаться от него на веранде. В это время к парадному входу подали крытый экипаж. Со ступенек, придерживая подол платья, под раскрытым зонтом спустилась Мэри. Кучер помог ей сесть. Щёлкнул кнут. Застучали копыта. А когда всё стихло, книга вывалилась у меня из рук. Не решаясь пройти еще раз мимо «живой» двери, я просидела на веранде до обеда. За обедом выяснилось, что Мэри уехала на два дня и вернется только послезавтра к вечеру. Дождик не переставал капать. Прогулка по мокрому саду не привлекала и, поболтав немножко с Кэт, я оправилась по веранде к заднему крыльцу, в надежде, что там есть еще одна лестница, и мне не придется идти мимо «провокаторши». Так оно и получилось. Очутившись в своей комнате, заперев дверь на защелку, уютно устроившись в желтом кресле напротив камина, я замечательно провела остаток дня за чтением. Правда, утренние события нет-нет да всплывали в памяти.

Ужин мне принесла наверх Кэт, и, когда её шаги, удаляясь по коридору, затихли, дом погрузился в безмолвие. Тишина нарастала вокруг, она становилась шире и глубже. Я сидела и думала:

- Как может тишина нарастать? Не может она – нарастать.

Но она нарастала… Сидеть на месте стало невозможно. Я открыла дверь и вышла в темный коридор. Осторожно ступая, боясь нарушить тягостное молчание, затаив дыхание, я остановилась пред дверью, разжигавшей весь день моё любопытство. Дверь резко, но совершенно бесшумно отворилась, и мой взгляд упёрся в фонарь. За его стеклом горела свеча. Не думая больше ни о чем, я прошла в комнату, подошла к окну и положила руку на кольцо, подняла светильник и повернулась к зеркалу. Кольцо лежало в руке так, как будто мы с ним были единым целым. Словно я только и делала в жизни, что держала этот фонарь. Зеркальная гладь дрогнула и картинка потеряла свои очертания... Вместо моего отражения медленно проявлялось лицо, а затем и вся фигура Мэри… Она чуть отступила, потом ещё, сделала мне приглашающий жест… И я шагнула за расступившееся стекло…

Один шаг, и ночной сад, скорее похожий на лес, обступил со всех сторон. Мэри пропала. Воспоминания о ней остались где-то на самом краю сознания, позволяя чувствовать себя спокойно и уверенно – не испытывать страха. На передний план пытались пробиться мысли о чём-то давно забытом, родном, не утерянном по прошествии лет. А лет тех, сдавалось, минуло невероятно много. Я чувствовала себя мудрой, всё понимающей, всё знающей, видевшей столько, что и представить трудно. И главное – мой фонарь был со мной. Тропинка под ногами позвала в путь, и ноги заспешили по ней. Освещая себе дорогу, я быстро шла уже по лесной стёжке. Сад остался позади. Кругом все казалось знакомым… настолько знакомым, что я даже не удивлялась происходящему. Шла себе и шла. Лес вокруг молчал. Он стелил под ноги влажный туман, припорашивал землю мягкими листьями, убирал с пути колючие ветки и ласкал тишиной. Не издавая ни единого звука, чаща умудрялась создать вокруг меня атмосферу доброжелательности, чуткого покровительства и задушевного покоя. Только дома себя так чувствуешь. Этот лес и был моим домом, по крайней мере, мне так представлялось. Стёжка оборвалась. Деревья расступились. Огромные ели, уходящие далеко в небо, обступили стеной большую поляну. Сверху сквозь плывущие облака поглядывала зелёная луна и своим светом давала разглядеть впереди очертания дома.

- Как на дне колодца, - подумала я и, осторожно ступая по росистой траве, перешла поляну, поднялась на крыльцо. Дверь передо мной открылась сама…

- Опять эти штучки, - хмыкнула я и вошла в дом. Еще одна дверь, теперь уже в сенях, поспешила пропустить в просторную комнату. Поставив фонарь на стол, я села на лавку. В доме топилась печь, тепло обволакивало, дурманило, глаза закрывались сами собой. Только сейчас стало понятно, что в лесу было довольно холодно. Не став ни о чем размышлять, я нашла за печкой перегородку, отделявшую кровать от общей комнаты, и утонула в пуховой перине.

Фонарь остался гореть на столе. Дверь скрипнула, хлопнула, свеча погасла, но я этого уже не слышала и не видела. Я спала.

Проснулась я, как будто вынырнув из другого мира. Вокруг стояла абсолютная тишина.

- Так бывает глубоко под водой, - подумалось сквозь дрёму. Перевернувшись на другой бок, почувствовав нежную мягкость постели, я решила не открывать глаза, а еще хоть чуть-чуть предаться утренней неге. Поразмышляв немного о тишине под водой, удивившись этому пришедшему в голову сравнению и поняв, что уснуть - не получится, я поднялась. За окном еле серело раннее утро. Ночь только-только начала добавлять краски на небо. Как на дне колодца - вспомнилось вчерашнее сравнение.

- Наверно, поэтому и тишина под водой пришла на ум... Чего это мне не спится в такую рань, - крутилось у меня в голове, когда я покинула маленькую спаленку. Я стояла в проёме между стеной и печкой и рассматривала почти квадратную комнату. Благо, свеча в фонаре горела, и света хватало, чтобы всё оглядеть. По одной стене, справа от меня, уже знакомая дверь. За ней два небольших окна – синие в предрассветных сумерках. Под окнами лавка, отполированная до блеска бессчётным количеством прикосновений. Кто только на ней ни сидел… Напротив - на стене резные полки, заставленные склянками с тёмными жидкостями. Кувшинчики застыли, как солдатики, выстроились по росту рядом с разномастными бутылочками. Полотняные мешочки, подвешенные на верёвочках, так пахли сушеной травой, что аромат через всю комнату щекотал нос. Ниже ещё одна лавка, стол, а в самом дальнем углу бочка, доверху наполненная водой. Возле бочки, чуть левее в стене напротив, проем в такую же комнату. Только я собралась шагнуть, чтобы всё получше рассмотреть, как что-то вдруг зашевелилось возле меня. Скосив вправо взгляд, я рассмотрела, что между проёмом и стеной есть угол, и там стоит метла. Шевелилась именно она. Я дотронулась до черенка рукой, и мне показалось, что мы знакомы. Метла замерла, а я отправилась рассматривать комнату поближе. На столе лежала большущая книга в старинном кожаном переплёте. Фолиант… пришло на ум слово… Книгу я оставила закрытой, решив, что почитаю её потом. Лишь прикоснулась к ней, ощутила тепло переплёта и перешла к бочке с водой. Почти черная, застывшая в неподвижности поверхность отражала потолок. И тут через проём, ведущий в другую комнату, я заметила, что там кто-то есть.

- Мэри? – подумала я и подошла ближе…

Оказалось, что это вовсе и не проём, а большоё, почти до потолка зеркало… И передо мной в нем стоит старуха. Седые волосы заплетены в косу, уложенную короной на голове; длинный крючковатый нос; черные глубоко посаженые глаза; серое льняное прямое платье до пола; костлявые тонкие руки. Я отступила шаг назад – старуха сделала то же самое. Я шагнула к зеркалу… она повторила моё движение… И тут до меня дошло, что это моё отражение. Ничего ужаснее я представить себе не смогла бы… Передо мной стояла баба яга… И этой бабой ягой была - я. Переведя взгляд с зеркала на своё платье, я обомлела. Вчерашнее весёленькое светлое платьице с пышными оборками и кружевными нижними юбками сгинуло - до самого пола спускался серый лён. Отступая, я добралась до стола, схватила фонарь и, всё еще не желая верить в произошедшую метаморфозу, метнулась к зеркалу. В облике старухи, смотревшей из-за стекла, ничего не изменилось. Она держала в поднятой руке мой фонарь и рассматривала меня. Вдруг по зеркалу из центра пошла волна, изображение исчезло. Пропало и само стекло, оставив полупрозрачную дымку. Думая лишь о том, что так не бывает, я шагнула в это марево и оказалась в «голубой» комнате Мэри. Пулей вылетела из неё, пронеслась по коридору в «жёлтую» и, захлопнув за собой дверь, прижавшись к ней спиной, перевела дух. Чуть успокоившись, я стала ощупывать себя. Фонарь, зажатый в руке так, что побелели косточки запястья, мешал, но я видела, что это мои руки, мои косточки, а вовсе не старушечьи. Платье с оборками привычно облегало тело, подол оставлял открытой щиколотку, остроносые туфельки поблёскивали пряжками – никакого серого льна до пола… Вздохнув с облегчением и поставив на подоконник свою ношу, я упала в кресло, не зная, что и думать обо всём случившемся. За окном сияло солнечное утро, небо дразнило голубизной, а мне казалось, что со вчерашнего дня пошла целая вечность.