Зевуны

- Знаешь, как я с ней познакомилась?
- На вечеринке какой-нибудь?
- Нет, ты даже не представляешь. Иду я вся такая задумчивая, зевнула чего-то. Закрываю рот после зевка, смотрю перед собой. Стоит девушка, тоже зевает. Да так мило. Ну, кому я рассказываю… Кто не видел, как кона зевает?
- И что, зевуны?
- Да мы с ней вдвоем кааак засмеемся, за руки дру друга схватим и побежим. Ух!
- Куда?
- Не знаю, бежали лишь бы бежать. Вместе.

Но Ирчи понять этого не могла Как так получается у Аньки со всеми всегда устанавливать контакты еще до произнесения слова. Хотя ей-то, по большому счету, слова были не нужны.
- Опять глаза?- осведомилась Ирчи, помня, как действует Анькин взгляд на парней.
- Да нет же, глупыха! Я же только что рассказала! Рот!

Лиля ревновала Аньку. Не к ее многочисленным подругам, как ни странно. Обычно девочки – жуткие собственницы и сильно парятся, если остаются продинамленными. Но не к этому.
Ирчи попросту завидовала Аньке. И тоже не потому, что круг ее друзей-знакомых выходил за рамки Садового кольца. Чтобы тебя любили люди, на них придется тратить свои силы, время, вживаться в их трагические обстоятельства, постоянно что-то выслушивать. Ирчи была равнодушна к проблемам окружавших ее. Взамен она о своих никому не рассказывала, даже в кратком пересказе. Ни к чему всё это.
А Аньке было как-то все равно. Она светила людям в глаза позитивом, завязывала невидимой шелковой ниткой знакомства, увеличивала штат парней и девчонок, интересных ей и в ответ ею интересовавшихся. Улыбалась направо и налево, обнимала людей, хватала их в охапку и везла за город, развлекала.
Сегодня эта развлекала в своей стране, глаза закрыл, открыл – она на самолете опередила время. Другой часовой пояс, другие люди, но мысли у всех те же: «Ну, каааак? Кааак так можно?»

Большой вкусный пирог, от которого каждый отламывал кусок, растягивал, смаковал, съедал, был счастлив от этого. А к следующему приему пищи пирог вновь был свежим, нетронутым и готовым к употреблению.
Загадка века. И отгадку не знал никто. Может, кроме нее самой. Но обломаю тебя, мой читатель: и она не знала.
Анька была пчелкой, с цветка на цветок носящей радостные вести, чуть-чуть подпитывая ими себя, пыльцой будоража друзей и призывая их сменить бездействие на действие. И все очухивались, будто на скорости в 220 по ним проехались, расправляли галстуки и брали всё в свои руки. Анька причмокивала губами, глядя на энтузиастов, скручивала удочки и назавтра стояла с будильником у новой компании.
Где она брала незнакомцев, в миг становившихся лучшими корефанами, - большой вопрос. Ирчи удивленно заглядывала Аньке в рот, когда та рассказывала ей новую историю, которые завернули девушку в толстый рулон обоев чужих жизней, так их было много. И опять спрашивала: «Как?»
Анька лопала жвачный пузырь, зевала и говорила: «Да вот так, Ирчи, вот так, зевая! Зевай чаще, да не прозевай щастье! Carpe diem, чо!»
Пузырь без следа исчез в Анькином рту, челюсти привычно задвигались, будто ничего не произошло.
А Ирчи поняла, поняла, кажется. А вот Вы поняли? Или прозевали?