Замкнутый круг остывшего солнца

Из цикла «Спрятанные истории».


               
                Человеческая душа живет не только в теле, но и рядом…








       Небо слегка качнулось под ногами, словно вздохнуло.
       Из-за кружевного, накрахмаленного облака пробился тонкий луч. Еще немного и ветер сдвинет с солнца хрупкую завесу.
       Дина прищурилась.
       Солнце под ногами… Так не должно быть. Точнее – должно быть не так. Впрочем, в ее жизни последнее время стало слишком много «не так». Предчувствие неправильности, какой-то искаженности уже давно поселилось внутри, но сегодня стало по-настоящему страшно. Эта женщина… Этот плавящий кофейный взгляд с осадком гущи… Эти слова: «Ищи, ищи…»
       Дина вдохнула прохладный воздух, плотнее запахнула плащ и подняла голову. Там наверху тоже было небо. Почти такое же, как под ногами, но настоящее, а не отраженное неподвижной водой реки. Почти такое же… Как неуловимо-тонка и хрупка грань реальности. Вот хотя бы эта река... Где-то там, под яркой пленкой ненастоящего неба есть другой глубинный мир. Мир, в котором нет осеннего шороха листьев и весенней грозы, нет любви и предательства, нет смога городов и шелеста денег. Лишь тихо и чинно плавают рыбы, даже не догадываясь, что совсем  рядом существует иной мир.
       Иногда Дина ощущала себя такой рыбой: плывущей по течению, медленно шевелящей плавниками и навсегда лишенной чего-то очень важного. Она чувствовала, что где-то тут, за невидимой стенкой аквариума есть иная жизнь, но упрямое стекло никак не желает исчезнуть, заставляя смириться с доступным.
       Надо идти. До электрички полчаса, а станция далеко.
       Деревянные доски моста всхлипнули в такт шагам, будто запели старинную протяжную песню. Грустную, но очень нежную.
       Что эта женщина сказала на прощанье? «Ищи... Иначе круг не разомкнуть». А где искать?..



       Платформа небольшой пригородной станции пестрела выбоинами асфальта и рекламными листовками. Несколько человек нетерпеливо высматривали поезд, остальные откровенно скучали. Дина старалась не вспоминать недавнюю встречу, но не могла.
       – Зачем пришла? – знахарка стояла на пороге своего дома и заглядывала в самую глубь испуганной души.
       Зачем? Разве так просто ответишь. Дина переминалась с ноги на ногу и прятала глаза. Может потому, что больше не к кому?.. Может потому, что начала бояться себя…
       – Мне говорили, что вы можете помочь, – голос стал чужим и хриплым.
      Женщина смотрела неподвижно и строго, словно вгрызалась взглядом в самую толщу разбегающихся прочь мыслей. Вдруг повернулась, освобождая дверной проем:
       – Ну, заходи.
       «Зачем я здесь?» – голова слегка закружилась, но отступать не хотелось. Она перешагнула порог.



       В доме пахло свечами и сухими травами. Стало не по себе, и мелькнула противная мысль о логове колдуньи. Да и хозяйка больно колоритна: лунные нити смешаны со смолью волос и забраны на затылке в тугой узел, темное платье в пол, взгляд, как раскаленный металл у виска.
       Женщина оглянулась и хмыкнула:
       – Не бойся. Колдовство выдумали люди... со страху, а я – обычная баба. Только вижу чуть больше, – она остановилась в центре комнаты, не сводя глаз с гостьи. – Говори, чего пришла.
       Дина замялась. Что говорить? Как?.. Она переступала с ноги на ногу – присесть не предлагали – и ждала, пока хозяйка продолжит разговор. Та молчала.
       – Сон… – выдохнула с трудом.
       – И что ты видишь?
       – Круг. Холодный белый круг. Он преследует меня… Сны бывают разные, но круг всегда один и тот же… Я пытаюсь дотронуться до него рукой, но там, внутри, пустота… Холод и пустота. Это очень страшно… потому что во сне я знаю, что рано или поздно окажусь в этой пустоте.
       – Мы все там будем… когда-нибудь, – женщина усмехнулась. – И это все?
       – А разве мало? Для меня каждая ночь – пытка!  Я не могу заставить себя лечь в постель, горстями пью снотворное, чтобы не видеть снов… Не помогает! Я все равно вижу этот проклятый круг, – голос сорвался на крик. – Что мне делать?!
        – Надо найти начало. У каждого круга есть начало. И у твоего тоже…
       Дина вдруг успокоилась и внимательно посмотрела на странную женщину.
       «Чушь. Какая чушь! И зачем я пришла сюда?..» Имея высшее техническое образование, Дина точно знала, что у круга не бывает начала. Ей стало даже немного смешно: «Собрались... Одна – шарлатанка, вторая – дура».
       – Я, пожалуй, пойду, – повернулась к выходу.
       – Не веришь мне… Понимаю. Только прежде, неж уйти, сюда погляди, – она указала на висящее зеркало в потрескавшейся деревянной раме.
       «А чего не посмотреть? Зеркало, как зеркало», – Дина подошла к стене и взглянула на гладь стекла. – «Раз уж выставила себя идиоткой, придя сюда, – играй до конца».
       – Что видишь?
       – Ничего.
       – А точней?
       – Комнату вижу, вас вижу…
       – А еще?
       – Больше ничего.
       «Ничего?!» Сердце в груди так больно ударило в ребра, что в глазах потемнело.
        Дина искала взглядом свое отражение, которого не было. НЕ было!
        Вот тогда ей и стало по-настоящему страшно. Так страшно, что все сны о каком-то круге показались невинной детской шалостью.
        Сколько времени прошло: минута или час, Дина не знала. Она стояла перед зеркалом и боялась пошевелиться. Только голос продолжал жить какой-то своей жизнью:
       – Что это значит? Почему меня… нет?
      Хозяйка усмехнулась, подошла к столу и налила себе в чашку воду.
       – На самом деле ты есть, – отхлебнула с удовольствием. Синий фарфор откликнулся сочным бликом в зеркальной глубине. – Просто ты себя потеряла. Вот и не видишь.
       – И что теперь?
       – Ищи, ищи... У тебя не так много времени. Круг почти замкнулся. Найдешь себя –найдешь и начало... Только так! Иначе круг не разомкнуть.



       Истеричный свист приближающейся электрички заставил вздрогнуть. Состав остановился, глухо поскрежевая металлом, и, распахнув двери, пустил заждавшихся пассажиров в свое голубое брюхо. Дина прошла в полупустой вагон и выбрала место у окна. Потертые до глянцевости деревянные сидения были твердыми, но на удивление теплыми.
       «Ищи!» – назойливо крутилось в голове.
       Хорошо, когда знаешь, где искать и что. «Ищи начало»… Начало чего? Что-то поменялось. Не где-то там, а в ней, и так сильно, что не заметить нельзя… Значит, надо понять, когда это случилось. Мысли накручивались, толпились, возвращались, словно надоевший любовник, который, сколько не гони, приходит, стоит под окном, смотрит и говорит, что любит. Врет, конечно, и от этого становится еще противней…
        Дина устроилась поудобней и, чтобы хоть как-то отвлечься, стала рассматривать попутчиков. Их было немного: женщина с пузатыми сумками и отрешенным лицом; мужчина с газетой в узловатых руках работяги; бабуля в ярком платке и непоседой-внучкой на коленях; парень, скорее всего студент… Обычные люди, живущие своей обычной жизнью. И нет в них ничего. Хотя… Дина внимательней посмотрела на «студента», который что-то чёркал у себя в блокноте. Оранжевый шарф накручен на тощую шею, поверх него разметаны лохмы давно не стриженых волос. Может, мода такая? Этот точно не хочет быть «как все»: красная куртка, штаны цвета хаки заправлены в грузные армейские боты. Да… наверно, мода.
       Парень, почувствовав взгляд, оторвался от блокнота и пристально взглянул на Дину, сканируя от макушки до носков запылившихся сапог. Ухмыльнулся, поправив наушники, и вновь стал что-то чёркать.
       «Чего я уставилась, в самом деле, – она повернулась к окну, где мелькали полуголыми ветками деревья. – Вспоминай. Вспоминай, когда этот чертов круг начал сниться! Зимой? Да, зимой. Где-то после Рождества. Господи… Неужели!»
       В горле мгновенно пересохло. Деревья за окном слились в размазанную детской ладошкой картину.



       Рождество в этот год пришлось на среду. Как нельзя кстати – лишний выходной посреди недели.
       Утро было ярким, зимним, с хрусткой корочкой узоров на окнах. Дина не спеша помешивала молочный суп, одновременно прихлебывая из чашки терпкий горячий чай и наслаждаясь утренней тишиной.
       Тишина?.. Почему?
       Взглянула на часы – девять. Еще ничего не понимая, осторожно прошла по коридору, приоткрыла дверь маминой спальни и подошла к постели.
       Вроде ничего не изменилось, вот только… Испуганный взгляд и еле слышное: «М-м...», вместо привычного: «Динка, зараза, где тебя носит? Забыла, что матери пора памперс менять и рожу мыть!»
       Тихо.
       – Сейчас, мам, – Дина вернулась на кухню, села за стол и обхватила голову руками. Врач предупреждал, что рецидив вероятен. Сначала руки и ноги, теперь речь… Надо позвонить этому, как-там-его, доктору.
       «Успокойся! Вначале послушай, что он скажет». Дина набрала номер, договорилась о приезде, остудила чудом не пригоревший суп и вернулась к матери.
       – Вот и супчик, – влила ложку в приоткрытый рот. Мать покривилась и плотно сжала зубы, она не любила молочное. – Ладно, как хочешь. Отдыхай. Скоро придет наш доктор.
      Когда позвонили в дверь, Дина сидела на кухне, рассматривая медленный танец снежинок за окном, и не думала ни о чем. Открыла, проводила, рассказала, вернулась в коридор – все как во сне.
       «Что он скажет? Что скажет?..» – стучало в висках.
       – Похоже, процесс необратим, – доктор вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. – Я вас предупреждал. Но сердце сильное, при вашем-то уходе она еще долго поживет.
       – А речь?      
       – Не думаю… Болезнь зашла слишком далеко, – он взял протянутые купюры, крякнул, сверкнул в полумраке коридора лысиной и подошел к входной двери. – Рекомендации прежние, если что изменится – звоните. До свидания.
       Дина закрыла за доктором, прижалась спиной к холодному дверному косяку, дождалась, пока смолкнут шаги на лестнице, хлопнет подъездная дверь, и… засмеялась.  Громко, заливисто, от души.
       Свободна!
       От криков «Динка-а-а!», от вечного недовольства, от проклятий в свой и чужой адрес, от пожизненной тяжести дочернего долга, от… Сво-бод-на.
       Она вошла в материну спальню, склонилась над неподвижным телом женщины, тиранящей ее с рождения своей гипертрофированной любовью, и улыбнулась:
       – С праздником тебя, мамуль. Теперь будет так, как хочу я.
       Дина была почти счастлива, она не знала, что скоро ей начнет сниться круг.



       Поезд дернулся, притормаживая. За окном мелькали домики какой-то деревеньки, бегали собаки и кое-где, степенно вымешивая грязь, брели коровы.
       Дина не понимала деревенской жизни, впрочем, и не стремилась понять. Все равно с кесарем случится кесарево, а с быком – бычье. И сколько не пытайся заставить себя любить нелюбимое, понять непонятное и поверить в неверуемое – ничего не выйдет. Научишься улыбаться, кивать головой и тихо отворачиваться от чужих идолов и кумиров. Выходит, как не крути, а не быть розе бифштексом?..
       «Какой бред лезет в голову!» – Дина не верила в судьбу. Она вообще ни во что не верила… и никому. Давно.
       Люди, боясь не успеть, проходили ближе к выходу и были очень заняты своей жизнью. Никто не замечал сидящую у окна женщину. Словно не было её… Не было или нет?..
       «Может, меня вправду нет? Но тогда кто это сидит на сидении, смотрит в окно и думает... о чем? О том, когда все началось».
       Круг стал сниться после Рождества. Но почему? Да, мать замолчала. И что? Дина-то осталась прежней. В ней ничего не менялось. Лишь легче стало говорить, не ожидая ответа, и дышать без постоянных окриков, упреков и оправданий. Без жесткого привкуса металла на прикушенном языке. В их тесном мире-театре двух уставших друг от друга женщин одна превратилась в бессловесного зрителя, а другая… просто продолжала играть. Причем здесь круг?..      
       «Ищи начало».
       Нет, начало не здесь. А где?..
       Поезд вновь набирал скорость, пытался отвлечь сменой картинок за стеклом, но Дина видела лишь мелькающие столбики у насыпи: первый, второй... десятый. Похожие, как братья-близнецы. Похожие, но безликие. Как все последние годы до материной болезни.



       – Никогда не верь мужчинам.
       Эту фразу Дина выучила с детства. Эффектная, даже красивая, мама всегда была одна. Наверное, она просто никому не верила. Даже отцу, о котором Дина так ничего и не узнала, кроме: «Он умер».
       – Я единственный человек, который сможет тебя любить по-настоящему, – частенько повторяла она дочери.
       Дина верила, терпела и временами задыхалась от этой любви, в которой было все: от идолопоклонничества до жесткости тирана. С годами грани стерлись, стали мягче и привычней. Тихая жизнь двух женщин, живущих друг для друга, начала походить на медленно вращающуюся детскую карусель: работа, дом, выходные, работа,… Что может быть лучше постоянства? Дина была уверена, что мир, поделенный на двоих, самодостаточен, пока не поняла – есть и другая жизнь: яркая, сочная, где каждый следующий миг непредсказуем. Она не стучится в дверь, не спрашивает разрешения войти, а накрывает внезапно, словно цунами, рушит все на своем пути и зовется «большая любовь».



       Поезд вновь сбросил скорость.
       Дина отвернулась от окна и тут же наткнулась на взгляд. Парень-студент смотрел не мигая. В прищуре глаз любопытство и  еле уловимая улыбка. Стало неловко.
       «Чего это он?..»
       Пассажиры повставали с мест и потянулись к выходам из вагона – скоро очередная станция. Парень вырвал листок из блокнота, сложил его конвертиком, поправил наушники и поднялся.
       – Это вам, – слегка наклонился, протягивая белый прямоугольник, улыбнулся и пошел к дверям.
       Зажав бумагу кончиками пальцев, Дина проводила взглядом красную куртку, исчезнувшую в провале тамбура, и оглянулась на соседей: мужчина по-прежнему терзал газету, а внучка – бабушку. Никто ничего не заметил. Едва дождавшись, пока электричка тронется, осторожно развернула листок. На белом, словно заснеженном фоне, графитовый портрет женщины, смотрящей в окно.
        «Неужели это я?» – она не могла оторвать взгляд от рисунка, рассматривала каждый штрих, каждую полутень своего лица. – «Не может быть. Это чужое лицо, чужое, чужое...»
       Дина знала, что врет себе.
       Она каждый день видела эту женщину в зеркале. Парень оказался неплохим художником. Портрет притягивал, заставлял ждать – вот-вот, еще миг – и женщина обернется, посмотрит в глаза, и тогда станет ясно, что в ней не так. Возможно, именно это «не так» больше всего и пугало. И еще что-то… Оно пряталось в рисунке, ускользало и хитрило.
        «Ищи!» – Дина не отрывала взгляд от портрета. Она чувствовала, что-то важное совсем рядом, здесь, на картинке…
       Вдруг в груди екнуло: «Что это?» Всмотрелась внимательней в карандашный штрих-код: тонкий ободок на пальце слегка блестит в оконном свете. Кольцо? Но у неё никогда не было колец. Только обручальное.
       Обручальное?.. Не может быть. Или может?
       Дина медленно сложила рисунок и аккуратно утопила его в кармане плаща. Неужели, она нашла то, что искала?



       Виктор появился в Дининой жизни нежданно-негаданно. Выскочил, словно черт из коробочки. Такой же обворожительно-веселый и дьявольски самоуверенный. Она сдалась без боя. Вот так – вышла на дорогу, положила белый флаг под ноги победителю и в одночасье стала абсолютно счастлива. Её «большая любовь» была не просто большой – огромной и, самое главное, взаимной.
       Мама была против.
       Не дочкиного счастья, нет. Просто «про-тив», без объяснений и комментариев. Она недовольно бубнила, рассказывая, что все мужики козлы. Просто одни – козлы хорошие, а другие – плохие. Дина не слушала, а готовилась к свадьбе, и маме пришлось сдаться, нехотя причислив Виктора к стаду «хороших».
       Уже были куплены платье и кольца, приглашены гости и составлено свадебное меню, когда беда прогремела громом средь ясного неба.
       Теперь не угадать, рок это был или случай, но Дина услышала то, что слышать не должна была. Просто она неожиданно вернулась, а там оказалось не заперто, и… Дина застыла у приоткрытой двери. Она слушала, и каждое слово, произнесенное Виктором своему другу Саньке, выжигало в Динкиной душе черные рубцы. Дослушав до конца, медленно вошла в комнату и, натыкаясь на испуганный взгляд и невнятное «ты все не так поняла», молча влепила пощечину. Потом еще и еще...
       Что было дальше, она не помнила. Возможно, память просто стерла ластиком сострадания ненужное, оставив лишь шрамы от выжженных слов. Тех слов, о которых Дина так никому и не сказала.
       Свадьбу отменили. Виктор исчез, а Дина осталась.
       Мама стенала, что «перед людьми стыдно», хаяла плохих козлов и непутевую дочь, радостно твердила о том, что всегда оказывается права. И было не понять, рада она дочерней трагедии или наоборот.
       Дина ничего не слушала и молчала. 
       Большая любовь уходила медленно и неотвратимо, как большая вода: вот она уже не накрывает с головой, вот даже не доходит до горла, и постепенно становится возможным посмотреть вокруг, увидеть незамеченное ранее, посмеяться чьей-то шутке без «оглядки на», перестать ждать стука в дверь и стрекота телефона. Просто жить. Так же, как «до того». Почти так же.
       Схлынув, любовь оставляла после себя мусор и мелкий хлам, которых раньше было не рассмотреть. И чем дальше она уходила, тем больше становилось вокруг этого хлама, среди которого теперь предстояло жить. Но Дине было все равно. Она вернулась в прошлое, в свой мир без красок и раскаленных добела чувств, в привычное и удобное женское царство, где нет места пришельцам извне. И все возвратилось на круги своя. Почти всё… Потому что вернувшись, она построила вокруг себя высоченную дамбу. Чтобы не накрыло вновь это большое и неотвратимое. Подпертая изнутри страхом, дамба оказалась на удивление прочной – так и не пропустила даже скромные поползновения немногочисленных Дининых поклонников. Единственный человек, которому позволялось изредка заглянуть внутрь, была мать.



       Поезд монотонно стучал колесами. Вот у кого наверняка не бывает проблем…
       Воспоминания о Викторе лезли в душу скользкими щупальцами, впивались жадно в остывшее и забытое, тормошили и пугали своей живой настойчивостью.
        «Неужели это и есть начало?.. Не может быть».
       Дина не хотела верить, что сама очертила вокруг себя проклятущий круг, который вселял в нее ужас. Она перебирала в памяти события последних дней: документы готовы, все выписки и медкарта на руках, вещи собраны. Осталось только как-то сообщить о своем решении матери. Как?.. Да просто сказать и все. В любом случае ответа не будет… Круг! И в этом холодном круге ей будет так хорошо и уютно одной.
       Динамик порадовал знакомым названием станции, и Дина пошла к выходу.
       На платформе ветер гонял клочки бумаги и целлофана. Люди спешили кто куда, и она плавно влилась в городскую суету: поскучала в метро, купила продукты  в ближайшем супермаркете и поднялась на свой этаж.
       Квартира встретила ставшей уже привычной тишиной.
       Дина заглянула к матери, проверила памперс, поправила одеяло и включила телевизор:
       – Сейчас сериал начнется.
       Она знала, что мать любит, когда ей читают, чтобы не бездушный ящик, а родная дочь, чтобы поговорить… Теперь говорить стало не о чем.
       Дина прошла в коридор и сняла плащ. Из кармана выпорхнул сложенный листок и плавно приземлился к ногам. Она наклонилась, развернула рисунок и посмотрела на сидящую у окна одинокую фигуру. Где-то в груди защемило, вскрикнуло болью и замерло.   
       «Это не я! Не я».      
       Отложив рисунок, Дина прошла в свою комнату, долго что-то искала и, найдя, подошла к окну. Разжав ладонь, внимательно посмотрела на маленький обруч цвета солнца – единственное, что осталось после ухода «большой любви». И еще шрамы, конечно, как же без них… Резким движением она распахнула раму и с силой швырнула осколок прошлого прочь.
       «Неужели я сама заперла себя в тесном кольце одиночества? Зачем? За что?..»
       Где выход? Ведь должен он где-то быть!.. Конечно, начать жизнь заново – проще всего. Гораздо сложней продолжить с того места, где остановился вчера.
        Она подошла к телефону, набрала номер и представилась. На другом конце провода вежливый женский голос:
       – Да, мы оформили ваш запрос. Можете привозить больную на следующей неделе.
       Ветер ворвался в окно весенней свежестью и по-свойски пробежался вдоль стен.
       – Я передумала, – телефон слегка дрогнул в руке, а где-то в груди жалобно пискнуло: «Может не надо?» Дина вдохнула глубже. – Я оставляю её дома. За документами заеду завтра.
       Голос в трубке слегка смутился:
       – Ну, как хотите. Это ваше решение...
       – Да, мое.
       Дина положила трубку, еще раз вдохнула уличную прохладу и уже спокойно выдохнула: «Я не дам тебе сомкнуться». Она прошла к матери в комнату, улыбнулась своему отражению в трюмо и выключила телевизор.
       – Ну его, этот сериал. Правда, мам. Давай лучше я тебе почитаю.