Кампания 1941 года. Глава 348

                Глава ССCXLVIII

 
  Прежде, чем выехать из леса на занесённое снегом поле, генерал Белов выбрался из заглушившего мотор штабного вездехода, размял затёкшие ноги и, осторожно раздвинув еловые ветви, окинул взглядом горизонт и прислушался. Занималось серое пасмурное утро 23 декабря. Всё было тихо. Убедившись, что самолётов над полем не было видно и не было слышно, генерал вернулся на дорогу и стал забираться обратно в вездеход, когда рядом послышался стук копыт, и мимо проскакал конь, несущий верхового связиста с катушкой телефонного кабеля за спиной. Связист торопился в Одоев. Не прошло и минуты, как над полем слева от дороги появился «Мессершмитт». Истребитель летел так низко, что, казалось, выпусти он шасси, - обязательно заденет за высокий сугроб.  Связист пришпорил коня и помчался галопом. Дав короткую очередь, истребитель пронёсся над всадником, взмыл в небо, развернулся и стал заходить на повторную атаку.
  - К лесу, к лесу давай! – кричал вслед всаднику, высунувшись из вездехода, старший лейтенант Михайлов. Но всадник его не слышал: он был уже слишком далеко. Впрочем, связист и сам понимал, что оставаться в открытом поле небезопасно. Свернув с дороги, он направил коня к припорошенному снегом кусту. Самолёт быстро приближался. Конь на полдороге увяз в снегу и перешёл на шаг. Теперь промахнуться было невозможно. Расстреляв коня и всадника в упор, «Мессершмитт» улетел в поисках новой цели. Конь повалился в снег вместе со всадником. Спустя три минуты старший лейтенант Михайлов, остановив вездеход среди поля, отправился через сугробы узнать, жив ли связист. Вскоре он вернулся и отрицательно покачал головой.  Вездеход двинулся дальше. Активность немецкой авиации выросла ещё накануне, когда были атакованы с воздуха маршевые колонны артиллерии и обозы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. По команде «Воздух!» бойцы успевали  зарыться в снег в стороне от дороги, но лошади в упряжках были лишены этой возможности. К концу дня в корпусе не осталось тяжёлых артиллерийских лошадей, пришлось запрягать скаковых, но те плохо справлялись с новой для них работой. Тачанки и артиллерия отстали, кавалерийские полки Белова были вынуждены остановиться, прекратив преследование противника. Зенитные артдивизионы были изъяты из состава кавалерийских дивизий директивой Генштаба ещё в середине лета. Лишь в полках остались взводы счетверённых зенитных пулемётов. Однако они были неэффективны против бомбардировщиков, идущих на большой высоте. Зато теперь, когда из-за плохих метеоусловий бомбёжка дорог была затруднена и немецким истребителям приходилось штурмовать дороги на бреющем полёте, пулемёты пригодились. За три дня зенитчики сбили шесть самолётов. Но противника это не остановило и на наглости немецких пилотов никак не сказалось. Необходимо было прикрытие с воздуха. Оно было поручено Жуковым 28-й авиадивизии, усиленной полком самолётов У-2. Однако прямой связи со штабом авиагруппы у Белова не было, базы авиации находились далеко, а попытки  Белова вызывать авиацию через штаб фронта чаще всего оканчивались ничем. После неоднократных жалоб Жукову к Белову приехали штабисты 28-й авиадивизии и полка У-2. Разговор был нелицеприятным. Лётчики оправдывались тем, что фронтовая авиация была нужна теперь везде, и что они едва справлялись с теми вызовами, которые можно было обслужить быстрее, а до остальных просто не доходили руки. Лётчики уехали, оставив свои позывные для связи и пообещав не оставить кавалерию без защиты. День проходил за днём. Ничего не изменилось. Советских истребителей генерал Белов в небе так и не увидел. Ему пришлось запретить все передвижения по дорогам в дневное время и потребовать от командиров частей осуществлять в полном объёме все положенные мероприятия по маскировке войск в лесополосах. Это помогло свести потери от налётов авиации к минимуму, но крайне негативно сказалось на темпах наступления. 
  Неподалёку от Одоева дорога круто спускалась в низину. Вездеход Белова остановился возле одиноко стоящего на обочине крытого грузовика. Рядом была воронка от взрыва авиабомбы, вокруг лежали чёрные комья вывороченной взрывом земли. Два красноармейца стояли возле лежащего в снегу трупа офицера. Генерал узнал его. Это был гвардии капитан Богданов, командир радиоэскадрона. В кузове грузовика была радиостанция.
  Улицы Одоева были пустынны. Красноармейцы отсиживались в укрытиях. Немцы бомбили Одоев и четыре дороги, выходящие из него, с утра до вечера, истребители гонялись за каждым грузовиком, за каждым всадником. В парке Одоева бомбёжкой повалило вековые деревья; проходящее рядом шоссе было засыпано ветками, обломками досок, щепками, битым кирпичом. В морозном воздухе ещё стоял запах недавней  бомбёжки. Генерал решил не продолжать путь до темноты, тем более что короткий зимний день клонился к вечеру.
  Наступила ночь. Взошла яркая луна. В морозном воздухе кружились редкие снежинки. Оставив вездеход в Одоеве, генерал Белов отправился верхом в село Подкопаево. За ближайшим поворотом он увидел разбитый авиацией обоз. Трупы людей были уже убраны, раненых отправили в медсанчасть, на дороге во множестве лежали убитые лошади, перевёрнутые сани, обломки повозок, разбитые ящики с боеприпасами. Чаша терпения генерала переполнилась. В сильном возбуждении он отправил генералу Николаенко, командиру авиагруппы, резкую радиограмму открытым текстом. Отправляя её, Белов не особенно рассчитывал на практический эффект, но случилось иначе. Радиограмму перехватили в штабе Западного фронта. На следующий день генерал Николаенко лично прилетел на У-2 в Подкопаево, чтобы на месте координировать действия своей авиации.  Следом в штаб Белова прибыл дивизион 20-миллиметровых зенитных пушек и рота крупнокалиберных зенитных пулемётов. Посадив «уточку» на лесной поляне, генерал Николаенко пересел в сани, высланные за ним из штаба Белова
  - Ну, как добрались? – приветствовал гостя хозяин.
  - Насилу жив остался. Ведь это чёрт знает что!
  Оказалось, что на подлёте к Одоеву генеральский У-2 атаковали два «Мессершмитта». Николаенко едва увернулся, спикировав и прижав машину к самой земле.
  Белов посадил гостя обедать. В это время послышался нарастающий гул. Это летели немецкие бомбардировщики бомбить Одоев. Погреба в штабной избе не было. Когда за окном послышался свист падающей бомбы, два генерала бросились за печку. Взрывом в окнах избы выбило стёкла, по стенам и кирпичной печи застучали осколки. А над головами генералов уже свистела следующая бомба. Сориентировавшись по звуку, генералы успели перебежать на другую сторону печки – и как раз вовремя. На этот раз стёкла и осколки влетели в избу с противоположной стороны. Так генералы маневрировали ещё несколько минут. Изба скрипела, тряслась и, казалось, вот-вот готова была развалиться. Наконец бомбардировщики улетели. В разбитые окна избы вливался холодный воздух. Генеральский обед лежал на полу.
  - Фу, жарко! – сказал, утирая пот, генерал Николаенко.
  - От печки, что ли? – спросил генерал Белов.
  - И от печки тоже.