Отдел для мелких монет

Спасибо Кириллу за советы как бы навскидку.







После работы я заехал домой и захватил фирменное издание Hound Dog Taylor. Сел в автобус.  Живот под майкой покрылся липким потом, ноги пульсировали, глаза закрывались.
Я ехал на другой конец города, туда, где по вечерам гуляет гопота, а по ночам слоняются наркоманы.
Мы договорились, что она встретит меня на остановке.
Там зелёная лавочка, и на этой лавочке сидит девушка, высокая, с длинными волосами, которые я постоянно неуклюже прищемляю локтём в постели.  У неё день рождения, и я еду к ней в своих воняющих носках, с наждачной щетиной, ключами от домофона и диском нахер ей ненужного блюзмэна.
В автобусе жара, я растекаюсь на сиденье и слушаю в наушниках Пантеру. Музыка даёт мне хоть какие-то силы, я притопываю ногой в такт ритму и подпеваю Филу Ансельмо.  Странно, не люблю трэш, но когда мне нужно принять  сильное решение, или вот как сейчас – держаться на последнем дыхании – тогда на выручку приходят эти старички. С ними я морально перехожу в лидирующую позицию.
Улыбаюсь себе под нос: мои взаимоотношения с Пантерой – тема отдельного психиатрического исследования.
Да простит меня Чак Паланик, но сейчас я – раскалённая городская яичница Джека.

-- Привет, Настенька, с Днём Рождения!
Ей есть чем похвастать. Ухоженные тёмные волосы, лёгкая сексуальная косметика, зелёные глаза, длинные ресницы, а ноги… ноги, мать твою, у неё – это что-то… Это точка бесконтактной эрекции, солнечный удар, но только в голову.
Очень длинные, очень красивые ноги.
Она морщится. Конечно. Всему виной моя щетина. Моя прилипшая к животу майка и опухшее от работы лицо… пришёл, бляха-муха. В последнее время дела у меня с ней идут не очень хорошо: я ухожу на репетиции и пропадаю на работе, а она злится на то, что у меня почти нет времени для неё. А ещё из-за того, что эта долбаная жизнь выпивает из меня все соки и я не могу заставить как следует скрипеть пружины нашей кровати.
Этот день рождения -- мой путь к реабилитации в её глазах, и свою ложку дёгтя мне, пожалуй, уже уже получилось засунуть ей в рот.
-- У меня сейчас мама дома, но она скоро уйдёт. Хоть познакомитесь…
Мама. Что она говорила обо мне? Все музыканты становятся рано или поздно алкоголиками? Лучше подумай дважды, Настенька. Хуже могут быть только писатели…
Вообще-то я пишу, но никто об этом не знает.
Короче, как ни посмотри, – говно перспективы, и жизнь моя – болото бесполезное.
Тяжело быть дерьмовым музыкантом в городе Иркутск.
--Настя…  я даже не знаю… я невыбрит, и футболка у меня с потом…
-- А что же ты так? Каждый день, что ли, приезжаешь на день рождения к своей девушке? Выглядишь как бомж… -- я молчу и иду рядом. Она говорит про то, что я её не ценю, что мог бы подготовиться, что на свои концерты я выряжаюсь в рубашки и галстуки, а на ЕДИНСТВЕННЫЙ день рождения ЛЮБИМОЙ девушки приезжаю так… как будто живу на помойке, жру дворовых котов и хожу по нужде в штаны.
Я молчу.
Мы поднимаемся по лестнице на пятый этаж.
Дверь квартиры открывает мама.
Невысокая женщина в годах, короткая стрижка, деловые очки «хамелеон», затемняющиеся на солнце. Платье, скрывающее располневшее стареющее тело. Наверное, она милая и приятная, но со мной её голос сух:
-- Здравствуйте.
-- Здравствуйте, -- ответил я и смущённо попытался по-детски спрятать руки за спиной. Два желания: понравиться  маме, показать себя с лучшей стороны, или же оттаскать её на ***х за это сухое нездоровое «здравствуйте».
Я молчу и стесняюсь снять туфли, боясь запаха носков.
Мама осматривает меня скользким оценивающим взглядом, разворачивается и устало топает куда-то в комнаты.
Настя прошмыгивает за ней.
-- Не пейте много, -- слышится голос  мамы. – И оставь поесть отцу, он придёт голодный с работы, грязный. Ночуешь дома. Куда ты собралась завтра?
-- Коля! -- кричит мне из комнаты Настя. – Куда там?
-- Новый клуб, новое место,-- мой голос осип. На пробу скидываю один ботинок. В нос бьёт запах тухлятины. Я поспешно стягиваю с ноги носок и прячу его в только что снятый ботинок.
-- Надеюсь, приличное место… а где ночуете?
Я снимаю второй ботинок, так же прячу внутрь носок. Смотрю на свои распухшие пальцы. Как же жалко вас, родные, но, ****ь, работа…
-- У меня дома, кхм… -- откашливаюсь.
Мама вполголоса начинает  что-то советовать, в ответ раздаются Настины возражения.
Ботинки аккуратно стоят на половике. Наверное, мама говорит дочери, чтобы она не разрешала мне трахать её, потому что человек я хер пойми откуда, а девичью честь надо беречь.
К тому же музыкант.
Да не волнуйся ты так, мама. Твоя девочка захотела попробовать со мной анальный секс. Но он ей не понравился,  и я не собираюсь настаивать.
Это моя забота о её чувствах.

Настя приготовила гору всякой еды. Крабовые палочки в кляре, салаты, яйца, фаршированные рыбой, домашние роллы с лососем и сыром «Дружок».
Сначала я ел палочками, но они вываливались из рук, поэтому попросил вилку. Густо замешал васаби с соевым соусом и макал туда всё, что можно было съесть.
Настя смотрела на меня и улыбалась, говорила, что могла бы приготовить лучше, но где-то денег не хватило, где-то  нужных продуктов в магазине не было.
Она так много размышляла о еде, что на секунду мне показалось, что это жратва на столе пришла поздравлять её с днём рождения, а не я.
Кивал  и продолжал есть.
Вкуса вообще не чувствовал, голод перебивал вкус.
-- Я купила шампанское, открой его, милый… -- попросила Настя.
Вилка выпала из рук на стол. Пережёванные яйца с рыбой зависли в горле. В глазах потемнело, я заёрзал на стуле.
****ь, шампанское!
Я с самого начала сказал ей: если хочешь встречаться со мной – никакого шампанского. Даже не смотри на эти херовы бутылки в магазине. Для меня они как гигантские мохнатые сороконожки.
Да, ****ь, боюсь!
А если в руках взорвётся?
Вытаскивай потом осколки из запястий…
Делов-то, мой дядя лет 10 назад зашивал руку из-за шампанского, что взорвалось на моём Дне Рождения.
Настя открывает холодильник и достаёт оттуда  тёмно-зелёную бутылку «Российского».
С накрученной сверху фольгой, с броуновскими пузырьками, с хищно смотрящей на меня проволочной петлёй.
Мне резко захотелось в туалет, причём опорожниться и отлить одновременно. Поблевать.
-- Настя… -- говорю. – Настя, я не могу, я их боюсь… я же говорил тебе…
-- Ну, милый, у меня же ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ! Ну, пожалуйста!
Нет, Настенька, это не «пожалуйста». Это «делай, мать твою».
Хер ли тут поспоришь.
Я встаю из-за стола и беру в руки бутылку. Липкая.
Какого ты числа, бутылка? Месяц прошёл от даты изготовления… получается, тебя тысячу двести раз могли перетрясти вдоль и поперёк… Тебя распирает изнутри, только дёрни пробку – всё разлетится осколками по квартире.
Сглатываю.
-- Так. Дай мне полотенце. Попробую.
Настя победоносно встаёт, ищет в кухонных шкафчиках полотенце, даёт мне старое вафельное, внимательно наблюдает.
Я жалок.
Снимаю фольгу с пробки, сердце колотится на каждой секунде. Бутылка на столе, я исследую её как заложенную взрывчатку в торговом комплексе.
Снимаю фольгу, под ней пробка, перетянутая проволокой. 
Сука!
Сука!!! Сука!!!  Сука!!!  Сука!!!
Накидываю сверху вафельное полотенце и останавливаю дыхание.
Эти осколки будут доставать из нас обоих.
-- Я попробую в туалете…
Настя показывает мне дорогу в туалет, я захожу внутрь, ставлю бутылку на крышку унитаза. Здесь полы с подогревом, ногам тепло,- они приходят в себя от темноты носков.
Жизнь прекрасна, на улице лето, поют птицы, работает сливной бачок.
Почему моя жизнь должна закончиться в сортире любимой девушки? Бутылочные осколки распорют мой живот, я буду подбирать с пола кишки и говорить, что всё в порядке.
Всё в порядке, милая, просто вызови скорую.
Всё отлично, дорогая, подай мне двенадцатиперстную, посмотрю поближе, когда ещё случай подвернётся…
Как только мои пальцы зажимают петлю на пробке, я размышляю о том, что лопнувшая бутылка разрежет мне кожу, и что воняющие носки – это всё, что достанется от меня этой семье.
Выхожу из туалета и виновато смотрю на Настю.
-- Ты… ты пришёл грязный, потный, всё съел, и даже не можешь открыть шампанское для своей девушки? Хотя бы разок?
Отрицательно качаю головой и сажусь за кухонный стол. Моё дыхание тяжёлое, я ковыряюсь вилкой в остатках салатов и боюсь поднять на неё глаза.
Настя смотрит на меня.
Потом говорит «****ь» и уходит в туалет открывать эту ****ую бутылку.
Сама.
Она никогда не материлась до этого момента.

-- Мама сказала мне закрыть для тебя доступ к телу.
Мы уже выпили и сейчас лежим в её комнате.
На постели.
Чистые подоконники. Книжные полки завалены маленькими игрушками: медведи, зайцы, белки. Покрывало с цветами. Напротив компьютер.
Я подарил ей диск Хаунд Дог Тейлора, она вежливо поблагодарила, а я засунул его в дисковод и сказал, что сейчас она услышит охерительное буги -- Ain't Got Nobody. И невероятную гитару. Потом стал рассказывать про технические детали этой песни.
Она слушает меня вполуха, а сама рассматривает Космополитен.
-- Они такие смешные, -- говорю я. – Мамы…
Пытаюсь привлечь её к себе, но она не отвечает.
Или стесняется плюшевых зверят, или всему виной мой растрёпанный вид и потное тело.
А ещё неоткрытое шампанское.

Она выпила бокал.
Я всё остальное.
И что тогда здесь делать?

-- Мама говорит, что ты ненадёжный… работаешь продавцом компьютеров. Вместо карьеры занимаешься музыкой…
-- А тебе нравится наша группа?
-- У вас хорошая группа, но ты же знаешь: я слушаю другое…
Мама права.
Ненадёжный.
Ничего не отвечаю, вместо этого развязано начинаю подпевать Хаунд Догу. Прикрываю глаза, слушая гитару. Господи, какие экспрессивные слайды! Как вкусно инструмент вспарывает ритмическую ткань.
-- Знаешь,  тут к нам вечером Серёжа приходил… бывший мой, который ещё рисунки с эльфами не отдаёт… который два года назад… ну… ну, ты помнишь…
Помню.
Номер один в списке людей, которым я хочу поколотить ****о.
-- Он вчера приходил, рассказывал как живёт… Говорит, что работает  администратором в сети МТС по городу. Мама очень радостная была, называла его сынком. Он так изменился, повзрослел…
Эх, Хаунд, братан, вовремя ты запел She’s Gone. Вовремя.
Надеюсь, что только я знаю название этой песни, а для моей девушки это всего-лишь ещё один блюз…
-- Эй, Настенька!
Она отрывается от журнала и смотрит на меня.
-- Помнишь, когда ты в первый раз приехала ко мне? Я напоил тебя водкой с колой. Ты не знала как себя вести.  Испуганно смотрела – а вдруг я маньяк?
Настя улыбается.
-- Ты, гад такой, заставил меня приготовить тебе ужин в третьем часу ночи!
-- Ну, я был голоден… А потом…
-- …у тебя горели глаза, ты подорвался как ошпаренный и сказал, что тебе надо помочь. Потом стал напевать: «Пам, па-пАм-пам, па-пАм-пам, па-пАм-пам, па-пА-А-Ам»…  Говоришь – повторяй за мной эти «пам-пам-пам».
-- Что ты чувствовала?
-- Мне было страшно. Я сижу, никого не трогаю, а тут ты, - чёрт пойми чего просишь. Я стала напевать, как ты сказал, а ты: нет, здесь не так, здесь длиннее, вступай сразу после конца… конца… чего там конца?...
-- Конца такта.
-- Вот-вот. Я такая – хоу, что же делать, сижу как дура, повторяю за тобой… И тут ты начал петь, и слова так красиво совпадали с тем, что делала я… так забавно…
Я откашлялся, прочищая горло.
-- Кенч ю си, ам изэли,  батзерд бай перзистэнс…
Настя хлопает в ладоши. «Космополитен» вываливается из рук и поражённым солдатом падает на покрывало.
-- Да! Она!
-- Пантерка, "The Walk"… -- говорю я нежно. – Ну так... что ты подумала обо мне в тот момент?
-- Я была слишком пьяна, чтобы что-то подумать. Мне просто хотелось раздеться и затащить тебя  в постель.
Теперь улыбаюсь я.
-- Знаешь, я сейчас загляну в кошелёк, там должно быть рублей двести… будешь разливную медовуху?
Она задумалась. Потом кивнула.
Деньги были на месте. Я решил посмотреть мелочи, мало ли чего там с ценами…
Из отдела для мелких монет торчит язычок варгана.
Это тот самый чукотский инструмент, что издаёт смешные щёлкающие звуки.
Не помню, играл ли я на нём для Насти…
-- Настя, а я тебе про свой варган рассказывал?
-- Это та штука, которую ты как-то интересно в подарок получил?
-- Угу. Знаешь, я на нём умею играть ту песню…
Настя показывает мне поднятый вверх большой палец.
Понял, молчу, пошёл в ларёк.

***

НУ и куда всё это? Сраная рубашка, галстук этот полосатый, белые кеды,  джинсы?
Я стою у входа в магазин «Цезарь». Размышляю – что купить?
Может, пошли они все, возьму водки и ухлопаюсь как в старые добрые времена на первом курсе?
Вечерний воздух  бодрит, асфальт остывает от дневной жары, неизвестные пацаны на крыльце магазина уже распаковали пивные баллоны.

Когда она позвонила мне, я не сдержался:
-- Где ты?! Твою мать, Настенька, вечеринка уже давно идёт! Ты пропустишь "Odd Man Out?". Я… я жду тебя уже полчаса!!!
На той стороне трубки:
-- Я… я не могу сесть на автобус… их нет здесь… я жду, но их нет, я уже целый час стою…
-- Чёрт, ты могла выйти пораньше? Ты могла сесть в эти ****ые автобусы пораньше? Как так?
-- Я могу приехать на такси… правда, у меня нет денег…
-- У меня тоже нет! Настенька, ну почему у тебя всё хер знает через что идет?! Почему.
Я вырубил телефон и остался наедине с этим замечательным вечером.
Уже стемнело, зажигаются фонари, очертания автомобилей размываются, превращаясь в фары.
Зашёл в магазин, купил Сангрию . Присел во дворике рядом с детской горкой, стал рисовать носком узоры на песке.
Потом позвонил ей и извинился. Назвал себя сволочью, соврал про то, что подрался с гопниками, дескать,  именно поэтому был на взводе.
Среагировал на твой звонок как мудак.
Она ничего не ответила, но выслушала меня.
Вызов оборвался.
Я пошёл на вечеринку один.

Именно здесь. Новое место. Какая-то кирпичная постройка. Рекламные щиты очередной пивнушки с невысокими ценами и мочой вместо спирта. Вокруг люди, - одни пьют, другие курят, третьи ждут кого-то.
В голове гудят алкотромбоны. Ссора с Настей и бутылка Сангрии  сделали из меня мудака. Я выцепил среди разношёрстной толпы бывшую однокурсницу и завёл с ней разговор о днях былых. Говорил ей, что у неё не было настоящего мужчины, и что я бы сейчас раздел её, и, если бы она захотела, трахнул на глазах у всей толпы.
Однокурсница курила и ждала, когда Сангрия в бутылке закончится, а я успокоюсь, и мы вместе наконец-то пойдём на эту долбаную «Шишка-пати».
Да, всё верно, «Шишка-пати».
Даже не так. «Шишка-пати два».
Первую «Шишка-пати» я пропустил: на меня напала лень, закончились деньги и появилась девушка.
Мы переписывались в интернете, она рисовала мои лица с фотографий и присылала на страницу «в контакте».
Тогда мне очень хотелось любить девушку из сетевого мира.
Ту самую, которая через пару недель после нашей первой встречи запустила меня в свободное плавание своим каблучком.
А потом появилась Настя, но я её проебал.
А ведь у неё есть всё, что мне нравится -- она не задаёт мне вопросов о искусстве, она не пытается навязать свою религию... она поддерживает меня, и всё, что ей необходимо, -- моя заинтересованнось.
А я равнодушен, как ковбой-одиночка, - прихожу к ней домой, как будто на свалку...
Я её проебал  и сейчас, пьяный, пытаюсь найти следующую точку маршрута.

Сюда пришли хипстеры. Кажется, они считают себя прослойкой между бомондом и интеллигенцией. Пьют шампанское.
Если убрать шампанское, то на деле всё это, -- толпа журналистов-неудачников и менеджеров дерьмовых магазинов, рассуждающая о Velvet Underground.
А может, поговорим про «Берлин» Лу Рида?
Нет, давай лучше про то, как Энди Уорхол привязал кисточку к своему члену и нарисовал им картину.
Иди на ***.
Я шагаю дальше. Мудаки они все, и "Венера в мехах" для них равноценна группе Битлз.
Захожу внутрь, на третий этаж. Здесь звучит смесь фьюжна и «тумц-тамц».
По залам рассыпаны люди: сидят на подоконниках, толпятся рядом с коктейль-баром, читают друг-другу отрывки из работ Фуко, смеются. Ещё можно увидеть пьяных девочек, которые сидят на полу и рисуют маркерами узоры на кусках картона.
Да похуй… пускай они весело проводят время, зато я – долгоиграющее дерьмо с бесконечным потенциалом.

-- Колян, сто лет тебя не видел!
Серёга трясёт мне руку и улыбается.
Он не спортсмен, не актёр, не модель для рекламных роликов, он просто хороший парень из соседнего двора.
Он настолько добр и хорош, что согласился подбросить Настю на эту вечеринку: посадил её в свою великолепную машину и под аккомпанемент "Offspring" прокатил по великолепному ночному городу с неоновыми огнями и восковыми объятьями влюблённых, заныкавшихся на протараканенных кухнях.
Настя любит  "Offspring", любит ночной город, любит торчащие вверх коротковолосые чубы и машины, на которых её могут покатать.
А Серёжа добр... так, сука, добр, так щедр, так надёжен.
Я жму ему руку и говорю «спасибо».
-- Пойду-погляжу, может здесь есть мои подружки, -- говорит Настя.
Серёга провожает её взглядом. Потом поворачивается ко мне:
--Ну что, Колян, пойдём/буханём. Здесь бар дешёвый.
Действительно, - отличные цены.
Перед нами покупают 0,33 Белого Русского за 140 рублей.
Долбанный коммунизм. 
Серёга платит.
Мне не верится,  что несколько лет назад он был размазнёй с гнилыми яйцами в штанах.
Всё-таки в психушках умеют править мозги.
-- Дайте Атомную бомбу.
Так у них называется смесь абсента и коньяка.
2 порции.
Жалко бармена. На его месте я бы завалил матом ублюдков, которые покупают такие коктейли, а потом приходят за льдом, за трубочками, за дополнительными стаканами, за дополнительным пересчётом денег.
Но бармен мило улыбается.
А я бы схватил пятилитровую химическую колбу с кока-колой и отхуячил бы ею этих дебилов.
Но я не бармен. Я продавец компьютеров.
И музыкант.
Мы с Серёгой неторопливо пьём.
Привкус полыни забивает рот, я морщусь. Серёга рассказывает про то, как он недавно купил машину, как гнал её из Владивостока. Про то, как его три раза тормозили менты, а он откупался от них деньгами.
Я расслабляюсь, пытаюсь сконцентрироваться на аромате полыни.
Интересно, какая мелодия смогла бы выразить вкус полыни?
Мои пальцы стали перебирать невидимые струны, я проигрывал в голове кислотный мотив, превращающийся в запылённый придорожный стебель зелёных фей из солнечного детства.


Я попросил Настю нарисовать что-нибудь для меня.
Она рассказывала как-то, что любила рисовать эльфов.
-- Да, посади свою девушку на грязный пол, с какими-то обрыганобабами, и заставь её рисовать на грязной картонке…
-- Ты же как-то рисовала на асфальте мелом… а асфальт не чище…
-- Да ну не чище… К тому же я умею рисовать только эльфов.
-- Эльфы – это прекрасно.
-- Но... я давно не рисовала. У Серёги осталась папка с моими набросками, он хранит её как память…
-- Эти рисунки надо было сжечь или вернуть тебе…
-- Твою мать, Коля, в кого ты такой умный? Серёга не смог пережить нашего расставания и выбросился из окна третьего этажа! Он расклеил по комнате мои рисунки, он через психушку прошёл,  а ты… ты приезжаешь на мой день рождения как… как бомж с улицы! И ещё оскорбляешь меня... А я целый час ждала твоего автобуса!
Я молчу.
Атомная бомба в голове гудит и отсчитывает последние минуты моих замечательных отношений. Мосты с треском разваливаются, и я не вижу под собой спасательного круга.
Все девушки, которые хотели поиметь меня сегодня вечером, жёстко обломались – я хожу не один. Я ловлю взгляды знакомых и незнакомых дам, вижу как они напиваются в баре.
Я всем своим видом говорю: «Пошли на хер».
Они пьют горькую и смотрят по сторонам.

Настя рисует.
Изобразила на картоне редкостную херь.
Очень плохо.
Я не верю в то, что она училась в художке. Работа настолько ужасная, что я никогда ей об этом не скажу. Полезное умение – заменять слова "дерьмово" и "бездарно" словом "своеобразно".
Я сажусь на пол, беру маркер, рисую значок Apple, заключаю его в пентаграмму, рисую по концам пентаграммы когти, рисую глаза и пупок.
Напоминает что-то из фильма «Нечто».
Настя фыркает и собирается уходить, но я задерживаю её.
-- Посмотри, – будет интересно…
Перед нами настраивают инструменты музыканты банды "Odd Man Out?".
Хорошие парни.
Организаторы вечеринки любят их.
Как-никак чуть ли не единственный авангард-джаз коллектив в городе…
Я их знал раньше. В одном подвале репетировали.
Я помню как вот этот бородатый парень по имени Антоха играл на бас-баяне, а его друзья стучали молотками по циркулярным дискам на металлическом штыре.
Заебатые времена были...
Почти ничего не поменялось: Антоха овладел саксом, парни купили МакБуки, микшерский пульт и рэковую стойку с эффектами.
Звучат отлично, правда, для кого звучат – неясно.
Антоха играет импровизацию по блюзовой гамме, чередует её с восточным ладом, а парни вылавливают отдельные звуки из его мелодии и заставляют их зависать гудящим эмбиентом через рэк и МакБуки.
Получается красиво, но только понимаю это один я, - остальным побоку: хипстеры бухают, Настя ушла болтать с кем-то.
А я ничего не замечаю: я слушаю звук.
Здесь не Германия, Антон.
Мы с тобой нахер никому не нужны.
Он удивлён тем, что я подошёл к нему и пожал руку.
Тем, что сказал – молодцы, парни.
Будете играть ещё? Мне понравилось.
"Нет".

-- А давай с тобой знаешь как: я на варгане, а ты на саксофоне.
-- Да хрен знает, как это…
Антон очень одинок.
Я ощущаю пустоту в его взгляде. Отсутствие вектора.
Он - виртуоз, в совершенстве умеющий играть Баха, но неспособный из-за этого импровизировать. Пианист, всю жизнь растягивавший пальцы для максимального интервала между клавишами; но в какой мелодии есть этот интервал?
Я хочу заразить Антоху своим дурачеством.
-- Очень просто. Варган – это ж чукчи придумали! Я задаю ритм, ты играешь импровизацию, всё круто, смотрим в глаза, помогаем друг другу переходить по тональностям. Всего-то надо, – обговорить где вверх мелодия пойдёт, а где вниз.
-- Ритма нет…
-- У Майлза Дэвиса тоже нет.
-- Есть!
-- Есть, но он спрятан, да и…
-- Это в каких альбомах?
-- В тех самых.
-- Каких?
-- Начала семидесятых.
-- А-а-а…
Надеюсь, я не соврал… или хотя бы просто молод и смешон.
У меня куча аргументов: я рассказываю Антохе про немецкий дум-джаз бэнд "Bohren and der Club of Gore", про то, как они записали свой первый альбом всего за несколько часов в студии, про то, какая у них сложная и интересная ритмовка. Про "Meshuggah", про то, что нужно слушать эту группу, потому что хорошо звучащие полиритмические коллективы – явление куда более редкое, чем визит кометы Галлея…
-- ****ь, они же пьяные, Антоха! Просто достанем инструменты и поиграем…
-- Не хочется налажать…
Вот так всегда.
Я всю жизнь ищу людей, которые хотят играть, не задумываясь над тем, что они могут что-то сделать неправильно.
А нахожу тех, кто боится взять три ноты, не отрепетировав их дома.
Надо бы рассказать Антохе про варган.
Очень хороший варган.

Я его не покупал, даже желания никогда не было.

Был День Рождения знакомой девушки.
Я очень хотел эту девушку, помнится, мне нравились её кудрявые волосы. Я позвонил, поздравил её, - она попросила приехать.
Обрадовался, согласился, прихватил из фонотеки очередной ненужный мне диск.
Купил бутылку дешёвого вина и приехал по адресу.
А там… там было много людей.
Сплошь незнакомые лица.
Они не курили и не пили, у них была всего одна бутылка "Мартини" на восьмерых. ****ь, всего лишь 0,7 на восемь человек! Это не вечеринка, это…
Они разговаривали о качестве концертов Марайи Кэри, о поездке автостопом в Сочи.
Это редкостное дерьмо .
Я наплевал на всех, выпил залпом половину привезённого вина, пнул болтающуюся под ногами домашнюю собачонку и взял в руки гитару.
Сыграл Битлз, Смитс, Кьюр, Оазис… весь набор для публики.
Когда порядком нахлестался, то перешёл на Пёрфект Циркуль и Чета Бэйкера.
Когда перестал попадать в ноты, – убрал гитару, лёг на пол и стал ловить пролетающие перед глазами вертолёты.
Как раз тогда ко мне подошёл этот парень. Спросил: играю ли я где-нибудь?
Да, есть группа.
5 лет играем.
Вокал.
Гитара.
Отвечал без желания: такие вопросы часто задают, не в первый раз показывать аккорды на "Wonderwall", не в первый раз горланить "Baby One More Time"…
Оказался тусовщиком из Красноярска. Достал из нагрудного кармана рубашки варган, сказал, что он мне нужнее. Я даже не ожидал.
Не могу сказать, что мне не было приятно: лучший подарок за все 25 лет жизни… И, думаю, в будущем ничего круче мне не подарят.
В тот день я взял из его рук варган, достал из кармана кошелёк и положил этот варган в отдел для мелких монет.
Прошло хер знает сколько времени, но чукотская погремушка находится там до сих пор. Иногда я достаю её и что-нибудь наигрываю.

Но сегодня вечером  я был пьян и не смог рассказать Антохе эту историю, не смог её вспомнить.
Да и Антоха тоже был пьян, - мы поболтали и, шатаясь, разошлись в разные стороны, пытаясь найти глазами своих подруг.

Настенька, где ты?
Чёрт, я потерял свою девушку. Может, она курит с Серёгой.
Он смешит её, говорит про то, какие у неё прекрасные глаза. Какой приятный запах у её волос. Какая тёплая и мягкая кожа.
Она обожает шампанское, а я боюсь его открывать…
На втором этаже её тоже нет. Здесь все пьяны. По полу разложены разноцветные маты, на них лежит прогрессивная молодёжь, элита города.
Я представляю вместо них лежащих бомжей: вонючих, грязных, заплывших от сивушной спиртяги.
Один из них свешивает задницу через перила второго этажа и начинает срать вниз, на музыкантов, на коктейль-бар, на расчерченный маркерами картон.
Она нарисовала для меня эльфа, а я ушёл слушать свою грёбаную музыку.
Растворился в этой музыке, потерял всё, что люблю.
****ец, я ненавижу себя, ненавижу.

Я отсматриваю машины, припаркованные у входя в клуб. Что он там пригнал из Владика? Тойоту, Ниссан? Может, Субару? ****ь, я не разбираюсь в этих долбаных марках!!!

Они уехали.  Точно уехали.

Я нахожу однокурсницу и спрашиваю её – была ли здесь девушка с длинными волосами , такая высокая, стройная… я не знаю, смогла ли она разобрать мои вопросы, - может, я просто мычал и нихрена не было понятно, может, я выглядел как конченный аутист, дрочащий на фотографии Саши Грей?
Они уехали, а я остался один.

Братишка, ты наломал достаточно дров, время жечь костры.

Музыка, шум, грохот, смех.
Я достал из штанов кошелёк, открыл отдел для мелких монет и положил на ладонь варган.
Небольшая стальная скоба с лёгким прыгучим язычком посередине.
Металл потускнел, состарился, но выглядел вполне сильно.
Не знаю, как правильно прикладывать его: к губам или зубам. Мне давали противоречивые советы, - в итоге я попробовал оба способа, и оба оказались рабочими.
Однако, чаще я прижимал варган к губам, – так  получался объёмнее, - по крайней мере, у меня было такое ощущение.
Когда я заиграл, ничего не произошло. Меня не было слышно.
Я дёргал язычок внутри варгана, слышал в голове ритм, но в общем шуме мой звук потерялся. Слишком громко звучал бит с первого этажа. Слишком внимательно люди слушали друг друга. Они не смотрели туда, где стоял я и играл для них мелодию.
Вышел на улицу. Погулял по двору. На меня никто не обращал внимания.
Они курили, пили, разводили друг друга на трах, им было наплевать.
Наплевать!

Прикладываю к губам варган и опускаю вниз челюсть, стараясь создать максимальный объём воздуха во рту.
Потом в неторопливом шагающем ритме начинаю дёргать большим пальцем язычок. Важно чуть-чуть уменьшить объём воздуха. Самую малость. Чтобы расстояние в звуке поднялось ровно на полутон.
Пам. Па-пАм-пам. Па-пАм-пам. Па-пАм-пам. Па-пА-А-Ам.
Пам. Па-пАм-пам. Па-пАм-пам. Па-пАм-пам. Па-пА-А-Ам.
Так, отлично, получается.
Потом я делаю невозможное.
Я делаю пробежку по тональности вверх и вниз, ускорив движения пальцев в два раза, сыграв восьмыми нотами вместо четвёртых.
-- ****ь, да это ж Пантера! "Walk"!!! – послышались голоса со стороны.
Ко мне начинают подходить.
Улыбаются и подбадривают, говорят: «Прикольно».
Я продолжаю играть, перехожу на партию вокала. Ошибки есть, но мелодия узнается, я слышу, как кто-то начинает подпевать: «на-на-на-на, ю андер май скин, энд колл ёрсэлф а фрэнд»…
Вокруг меня собираются девушки. Они смотрят горящими глазами, создают заинтересованность.
Девушки на любой вкус: и высокие, и блондинки, и зеленоглазые, и с большой грудью, и с психопатичным взглядом, – есть из чего выбрать.
Я ощущаю текущие под их юбками феромоны.
Поверх всех ритмов и звуков слышен сухой щёлкающий голос моего варгана, движущийся узором через линии уличного шума. Открывается вселенная, наполненная звуком.
Пылевыми туманностями, слитыми в галактики ритмов. В центре – я, творец мира, - точка отсчёта, старт линий с миллиардом развилок.
Движения моего большого пальца становятся ровнее и чётче, - больше чувства, больше драйва.

Кто-то схватил  меня за руку и потащил в сторону. Земля зашаталась под ногами, я едва не выронил варган из пальцев. Постарался не упасть на бетон. Неуклюже затопал разваливающимися пьяными шагами.
Настя.
Серёга купил ей шампанское, - они стояли вместе, курили. Разговаривали о прошлом. А тут мой силуэт.
Потерянный дикий человек: двигается, спотыкается, идёт куда-то. Засунул в рот кусок железа, смочил его слюной и старается не прищемить кончик языка металлической скобой.
Она поблагодарила Серёгу за то, что он привёз её на эту вечеринку. Помахала ручкой на прощанье и пошла ко мне.
Серёга докурил сигарету, сел в машину и уехал.
 
На моей шее висли женские взгляды,  я тонул в них, пока Настя не достала меня, схватив за яйца и дёрнув изо всех сил.
Она говорила, что меня нельзя оставлять одного, что за мною постоянно следят юбки. Говорила, что самое худшее -- это то, что она влюбилась в меня.
Я спотыкался, падал.
Выпивка фоновым гулом разрывала голову, хотелось проблеваться.

Счастлив!

-- Пошли в магазин.
-- Ты купишь мне шампанское?
-- Нет, не куплю. Мы возьмём два литра клубничного коктейля.
-- Ты очень красиво играл.
-- Я могу лучше… были ошибки…
-- Ты странный.
-- Зато у меня есть ты.

Мы обнимаемся. Она успокоилась.
Женщины действительно любят ушами.
Рано или поздно это доходит до любого мужчины.
Им не обязательно знать правду.
Я осторожно прячу варган в задний карман джинсов.
Всё хорошо.
В воздухе пахнет дождём и сиренью.

-- Пойдём во дворик, я не хочу обосраться перед мужиками…
Стоят тут, курят...
Напротив магазина пустой дворик, огороженный иссохшим деревянным забором. Ставлю на землю только что купленную бутылку шампанского, матерюсь. Называю эту бутылку сукой.
Смертью в стеклянных носках.
Какой мудак изобрёл тебя, ****ое шампанское?
Мои руки дрожат, пальцы онемели. Дыхыние замедляется.
Достаю наушники, включаю Пантеру. 
Зазвучала "Yesterday Don’t Mean Shit". Я начинаю подпевать Филу Ансельмо, сначала в нос, потом вполголоса, потом громче.
Говорю ей: терпи, сама захотела эту херову бутылку, - терпи.

Я сделаю это для тебя. Хоть раз что-нибудь для тебя.

Стал раскручивать фольгу.
Фольга - нечто мерзкое и дрянное.
Долго.
Проволоку кручу минут пять.
С мандражем вытаскиваю пробку.

Щёлкнула, шваркнув по нервам хлопкОм.

Настя визжит от радости.

Она обнимает меня и говорит: «Какой ты молодец! Ради меня шампанское открыл! Я даже статус в контакте поменяю».
Говорит – ты такой смелый и сильный, настоящий герой, настоящий мужчина. Говорит – давай выпьем и возьмём ещё одну.
Ты ведь больше ничего не боишься, милый?
Я наклоняюсь и выливаю полбутылки шампанского себе на волосы.
Липкие струйки затекают за воротник, по спине пробегают мурашки.
Галстук испорчен, рубашка липнет к телу.
-- Теперь меня можно облизывать, – отвечаю я.