Бойка

Бойка – не наша собака. Её хозяйка – моя мама. Она её взяла у деток, плакавших навзрыд в её парадной, потому что родители не пустили их домой с на улице найденной собакой.  Мамочка просто пожалела -  и детей пожалела, и собачку. У меня была добрая мама. Она всех людей жалела.
Щенку было месяца три или четыре. Это всё случилось в ноябре того же года, когда в августе мы встретили Грету. Они вместе у нас появились. Их судьбы переплелись тесно. Они жили вместе и умерли вместе. Жили они столько лет, сколько месяцев в году, сколько Апостолов Христовых.  Утешая меня, врач говорила, что собаки не живут дольше, что у них была счастливая жизнь, и что больше они б и  не прожили, если бы были здоровы. Но ведь это же сущая глупость! Здоровые разве умирает? Если только, конечно, случайно, от разных злобностей мира. И я знаю, что это не правда, собаки живут гораздо дольше. Есть собаки – живут лет по двадцать, а один бессмертный долгожитель (я его сама лично знала) прожил 34 года, хоть такого и не бывает.
Мама – невнимательна к людям, она – невнимательна к собакам. Единственное, что про щенка она знала – это, что щенок – мальчик.  Она назвала его Боем (от английского слова). Но Бой оказался Бойкой, когда разродился ночью. Принёс восьмерых малюток и превратился в Бойку. Это случилось не сразу, Боем он жил три года. Как это мама могла так? Просто удивительно даже! Мама щенков утопила в зелёном ведре в ванной. Бойка любила маму, она ей трагично покорилась. Только потом долго выла, выла осенними ночами, выла на луну с балкона, чем раздражала соседей.
Бойка была похожа на огненную волчицу с рыжей густою шерстью, с красно-чёрной пятнистой пастью. Она была очень злая, кусачая и своенравна. Очень любила свободу, на поводке не гуляла и не носила намордник. С мамой она выходила, всюду её сопровождая, но иногда убегала, впрочем, всегда возвращалась. Бойка была похожа на ненецкую лайку. Тоже возила санки, когда мы приезжали в гости. Сыночек любил кататься – Грета так не умела.
Родителям важен был статус, особенно моей маме. Папа много работал, но не сделал карьеру, а мама хотела власти, и её добивалась. Они завели догиню, породистую собаку. Купили дорого в клубе, с хорошею родословной. Папа её – чемпион мира, мама – английская принцесса. Это была мраморная догиня метр двадцать в холке. Она была очень доброй, спала на диване в гостиной, но никого не рожала, чтобы не портить породу, ведь не нашлось ей принца. Бойка приняла её сразу. Кормила бездетной грудью, грудью от утопленных деток, лизала ей спинку и брюшко, воспитывала и любила. Догиня была Дэзирада, или попросту Дэзи, названная так папой в честь «Бегущей по волнам» Александра Грина. (Папа любил Грина, у него тоже жена – геолог). Когда подросла Дэзирада, она стала с Бойкой драться и выяснять кто главнее. Бойка была её старше, у ней проходила под брюхом, а всё норовила отшлёпать и обучить её жизни. Дэзи этого не стерпела и чуть не загрызла Бойку, разодрала ей страшно горло, чуть не откусила ухо, чуть не выбила глаз.  Мама тогда сказала:
- Ты забирай её, Ира, она такая драчунья, что невозможно с ней жить.
Я ответила маме:
- Но у меня же Грета! Вдруг они будут драться? Что тогда буду делать?
- Ну тогда придётся Бойку мне усыпить. Некогда мне возиться и искать ей хозяйку. Да и кому, подумай, может она быть нужна?

Ну и забрали мы Бойку. Не убивать же тварь божью только за то, что миру злому она не нужна. Бойка была недовольна. Она бунтовала круто. Скандалила, не гуляла, не слушалась – к маме хотела. Меня она не признавала и больно кусала зубами. Муж её бил и шваброй, и поводком, и тапком… только всё это без толку – Бойка хотела домой. На поводке не гуляла, грубо тянула, срывалась. В общем горе, а не собака! Горе и просто беда! Она два дивана разрыла, кости там зарывая, туфли испортила, книги сгрызла из стеллажа. Я как увидела это – просто в голос рыдала, Грета меня утешала, собрала зубами страницы, сложила их в толстую кучку, в комнату мне принесла. Словно она говорила «Что ты, не плачь, хозяйка, всё ещё можно поправит, книга цела – смотри!» Муж сказал: «Ну и собака! Жить с ней совсем не возможно! Мерзкий такой характер – прям как у матушки твоей! Ты ей найди хозяйку. Или я её в лес отведу»
Я стала искать хозяйку, дала объявленья в газеты, развешивала объявленья на телеграфных столбах. Мне по телефону звонили. Я рассказывала о Бойке. Ей нужен хозяин в деревне. Ей нужно жить в конуре. Она - дворовая девка, не может себя держать.
С Гретой они тоже дрались, но только слегка, не сильно. Мама меня учила как их разводить. Мама мне говорила: «Всегда наказывай Бойку. Грета у вас хозяйка. Не разбирай кто прав. У животных законы другие  - там кто сильней, тот и прав». Но я – непослушная дочка. Я не слушала маму. Я разбирала конфликты и выясняла кто прав, что бы была справедливость, чтоб воспитать собак. Тогда они перестали драться и стали жить мирно.
Бойке нашёлся хозяин – он позвонил из деревни, он прозвонил и приехал на Бойку посмотреть. Разве звери слова понимают? Телефонные разговоры? Наши разговоры с мужем? Разве доступен им смысл? Бойка живо смекнула, что теперь происходит, и изменилась сразу – попросту не узнать. Она перестала драться, она перестала кусаться, не трогала больше диванов, обуви, книг и одеял. Она подходила тихонько, когда я на кухне сидела, голову на коленки ласково так клала, подсовывала под руку – «погладь, мол, меня, хозяйка, смотри, я ни с кем не воюю, не отдавай меня». И мы не отдали Бойку. Она стала жить с нами дальше.
Она нам детей рожала, много детей пушистых. Сначала, помня погибших первых своих малюток, она никого не пускала к новым своим щенкам. Но после она привыкла, что нечего опасаться. Давала мне брать их в руки, прикладывая к соскам. Щенки ведь глупы ужасно – они всё время дерутся, толкаются и не могут никак поделить соски. Сосков у собаки восемь, а их, глупых, шесть всего. Так что – нечего драться – хватит всего на всех. Бойка тягалась  с Гретой кто из них лучшая мать. Таскали щенков друг у друга. Кормили, лизали щенков. Так мы и не поняли кто же из них лучше как мать.

Так бы мы жили и дальше, когда б не случилась беда.
Когда заболела Грета, Бойка была здорова. Она мне так помогала с Гретой беду пережить. Потом я легла в больницу, и там мне приснился сон.  Я очень просила Бога, чтоб  маму во сне увидеть, мама ушла уж два года, и мне никогда не снилась. А тут мне приснился сон. Во сне я лежала в больнице  и  ожидала смерти, глядя в дверной проём. Вдруг в палату въехала мама, въехала сама на каталке. Она, как всегда, сердита и громко ругает меня: «Чего это ты разлеглась тут?! Это моё ведь место! А ну-ка иди отсюда! Скорее! Давай! Давай!» Я вскочила с кровати, хотела бельё поменять, но мама опять закричала: «Оставь всё как есть и уйди! От вас ни минуты покоя! Дай мне полежать хоть здесь-то! Боже, когда же проблемы научишься ты решать!» Я скучала по маме и просилась побыть с ней, побыть хотя бы немного, но мама была непреклонна: «Смотри, забери свои вещи, они мне совсем не нужны! Смотри – забери с собою, и ничего не оставляй!» Я выгребла вещи из больничной тумбочки и вышла из больничной палаты. Проснулась я в холодном поту и тщетно пыталась разгадать сон. Онкология не подтвердилась, меня выписали из больницы. Когда я домой вернулась – Бойка была больна. Больна тем же, чем и Грета. Грета жила с этим пол года. Бойка сгорела за неделю. Сгорела как молния, ярко, страстно, как и жила. Тогда поняла я только, что это была моя мама. Второй раз меня родила, а Бойку с собой забрала. Бойка любила маму. Меня не считала хозяйкой. Она помогала Грете от смерти меня защитить. Не ради меня – ради мамы, которой была послушна. Но мы благодарны Бойке и помним её и чтим. Едим в честь неё апельсины – солнечные плоды, рыжие, как наша Бойка, кислые, как наша Бойка, сладкие, как наша Бойка, живые, как и она…