Джунгли

После двух недель пути «Пигмалион» достиг побережья Юкатана.  Теперь он медленно, меняя галсы, заплывал в небольшую бухту, на берегу которой пряталось маленькое испанское поселение.
Всего два десятка домиков  и церковь скрывались за низкими стенами деревянной квадратной крепости с четырьмя башенками по углам. Еще две башни охраняли ворота. Испанцы на берегу засуетились, едва завидев «Веселого Роджера» на флагштоке фрегата и приготовились к обороне. Канонерка открыла огонь по «Пигмалиону», а следом за ней заговорили и пушки форта. Но слабое вооружение не нанесло особого вреда фрегату, борта которого обшиты толстыми медными листами, и шестнадцатифунтовые ядра лишь бессильно отскакивали от меди, рвали паруса да несколько ядер ударили в незащищенную часть юта. Апдайк дал залп из четырех погонных орудий по канонерке, целясь по ватерлинии, и один из зарядов достиг своей цели. Канонерка получила пробоину в носовой части и стала зачерпывать воду. Не обращая на нее больше никакого внимания, фрегат развернулся бортом к форту и дал сокрушительный по своей силе залп. Ядра ударили настолько кучно, что стена форта, обращенная к морю, разлетелась в щепы и рухнула. Пушки на башенках ответили редким огнем, а солдаты гарнизона, напрягаясь свыше, чем это доступно нормальному человеку, снимали орудия, обращенные на континент, и разворачивали их к морю.
Фрегат развернулся и открыл беглый огонь бомбами и книппелями по несчастному поселению, подавляя всяческое сопротивление. Деревянные постройки вспыхнули во многих местах, но с пожаром никто и не думал бороться. Все силы защитников форта были направлены на оборону. Испанцам чудом удалось развернуть орудия. Они укрыли их за горящими зданиями, и открыли беспорядочную стрельбу по пиратам, прикрывая отход мирных жителей и небольшого количества солдат в лес. Капитан Квотерблад заметил обоз, из нескольких повозок, домашнего скота и примерно пятидесяти людей, и приказал Апдайку перенести огонь на них. Первым же залпом Апдайк накрыл беженцев, оставив от обоза лишь рваные окровавленные трупы и кучку щепы, и продолжил обстрел форта.
Пираты спустили на воду шлюпки и три сотни головорезов направились к берегу. Едва шлюпки коснулись песка на пляже, как матросы под командованием Хорна с воплями ринулась к беззащитному поселению. Через час на берегу не осталось ни одного живого испанца, и на берег ступил сам капитан Квотерблад со своим новым другом Мордехаем и пленниками.
- Ну что, колдун, вот мы и на месте.
- В исходной точке, точнее. Антуан, вы готовы вести нас к храму?
- Да, если вы обещаете жизнь мне, девушкам и сеньору Гарсиа.
- Мальчишка! Как ты можешь доверять этим негодяям! Они уже обманули нас однажды, обманут и вновь! – проговорил сквозь зубы дон Хуан – Как только они получат свое, они тут же убьют нас!
- Заткнулись бы вы сэр! – рявкнул Квотерблад и ударил старика в лицо – Так как, щенок, ты поведешь нас или мы выпустим вам кровь прямо здесь?
- Нет, я поведу вас, но оставьте девушек и старика на берегу. Их незачем тащить в джунгли.
- Э нет, девицы пойдут с нами, на случай если ты решишь завести нас куда-нибудь, а старика мы пожалуй оставим. Он только будет обузой. Хорн, Апдайк!
- Да капитан!
- Останетесь на корабле с сотней матросов. Двести человек и Лавуазье пойдут со мной. Эй, мальчонка, как далеко до храма?
- Недели две пути.
- Подготовьте припасы на четыре недели. Мы возьмем с собой три легкие пушки и снаряды к ним. Сколько черномазых вы захватили здесь?
- Здоровых только двадцать три человека, сэр.
- Мы заберем всех, нужны носильщики. Завтра с утра мы выдвигаемся.
Пираты потушили пожары, разбили лагерь на развалинах городка и стали готовиться к завтрашнему походу. Наутро отряд двинулся вглубь континента.
Они продирались по едва заметной тропе, которая уводила их вглубь густого девственного леса. Воздух, наполненный ароматами тропиков, густой и влажный забивал легкие, осаживался на коже, и та покрывалась холодным липким потом. По началу пираты вели себя обычно шумно, но постепенно гомон стих и были слышны лишь окрики погонщиков, что гнали негров и лошадей, да тяжелое хриплое дыхание и тихий шелест  прогнившей листвы и травы под ногами. Невидимое за кронами деревьев, увитыми лианами, солнце достигло зенита, и атмосфера в лесу стала невыносимой настолько, что даже закаленные матросы шли вперед в полуобморочном состоянии, ведомые лишь жаждой поживы. Женщин Квотерблад распорядился усадить на лошадей и крепко привязать к ним.
Так они шли до самого заката пока не наткнулись на небольшую индейскую деревушку. Квотерблад приказал своим людям остановиться, а сам с Мордехаем и двумя матросами – индейцами направился к небольшой группе воинов вышедших им на встречу. Невысокие и коренастые они были одеты в набедренные повязки, вооружены копьями с обсидиановыми наконечниками, луками и, некоторые из них, небольшими медными топориками. Особенно выделялся среди них пожилой субъект в шикарном головном уборе из разноцветных перьев. Вождь племени, как выяснилось в последствии.
Вождь потянул к ним руки раскрытыми ладонями вперед и что-то сказал на птичьем наречии. Все звуки он произносил на распев, и непривычное ухо европейца не различило в его речи отдельных слов, но интонация была вопросительной.
- Чего он сказал? – спросил Квотерблад у одного из матросов.
- Он говорит, что его имя Кецальпаоатль и спрашивает, что привело бледнолицых в его деревню. – ответил индеец.
- Скажи ему, что мы идем в священное место древних, что далеко на западе за джунглями. – Вмешался в разговор Мордехай. – Спроси у него правильно ли мы идем?
Матрос перевел. Лицо вождя странно дернулось, но в тот же момент вновь стало каменной маской, полной достоинства.
- Он спрашивает не ищут ли бледнолицые братья врата мертвых? – вновь перевел матрос речь вождя.
- Да именно так. Мы хотели бы поднести дары владыке Миктлана. – Сказал Мордехай.
- Он говорит, отрадно видеть бледнолицых, которые чтят чужих богов. Он говорит, мы выбрали правильный путь. Он говорит, что сегодня в их деревне будет праздник в честь бледнолицых братьев.
Кецальпаоатль приглашающее взмахнул рукой развернулся и что-то тихо сказал воину, что стоял справа от него, тот поклонился и побежал в деревню. Квотерблад, тем временем, позвал своих ребят и вся компания вошла в селение, в котором было даже несколько каменных зданий а главные улицы мощены крупным булыжником. Вождь вывел их на площадь перед невысокой каменной пирамидой на вершине которой возвышалось некое подобие храма. На площадь высыпала большая толпа и во всю шли приготовления к празднеству. Пиратам предложили расположиться прямо на площади, Квотерблад с пленниками, Мордехаем и Лавуазье были приглашены в дом Кецальпаоатля, где им предложили щедрое угощение. Вождь лично поил их забористым отваром из трав, от которого у всех закружилась голова. Вскоре со всех сторон слышался хохот, гомон и разухабистые песни флибустьеров. А еще через час тишина и темнота, слегка подсвеченная тлеющими углями костров, опустились на индейскую деревню. Пираты утомленные дневным переходом и вечерним пьянством  безмятежно уснули.
Капитан заворочался во сне, словно что-то беспокоило его, перевернулся на спину и открыл глаза, тревожно вслушиваясь в темноту. Вдалеке послышался приглушенный звук удара, и едва слышный стон, за тем еще несколько. Квотерблад хотел уже встать, когда услышал тихий шорох и увидел, как блеснуло лезвие топора над его головой, которое, рассекая воздух, в тот же миг ринулось вниз. Он заорал, перехватил руку врага, другой же рукой выхватил из-за пояса короткий стилет и вонзил по рукоять в грудь нападавшего. Воздух наполнился леденящим кровь воем. Ошалевшие ото сна и выпивки пираты вскакивали на ноги и тут же падали под ударами копий и топоров, но многие успели схватить оружие. Пока Лавуазье и Мордехай с мутными глазами метались среди хаоса, не понимая еще, что произошло, капитан успел убить еще двух индейцев из пистолетов и рубил на право, и налево своей саблей. Наконец очухались и его спутники. В три сабли они быстро завладели домом вождя, перерезав или прогнав нападавших. Квотерблад приказал Лавуазье и колдуну охранять пленников, а сам зажег несколько факелов и выбежал на улицу, созывая своих ребят. По счастью пираты уже сообразили, что к чему, и успели полностью очистить площадь от индейцев. Квотерблад быстро организовал их в небольшие отряды. С помощью факелов они подожгли крыши ближайших домов. По одной из улиц на них бежала, потрясая копьями, группа индейских воинов, но пираты остановили их картечью из пушек и мушкетными залпами, а потом началась резня. К утру в селении не осталось ни одного живого индейца, пираты потеряли семдесят человек. Вождю и небольшой группе воинов удалось скрыться в джунглях. Квотерблад приказал пиратам разбить лагерь у ручья неподалеку и выставил часовых. В путь они тронулись только через сутки.
И вот уже семь дней они тащились через непролазные джунгли, с трудом находя почти не различимые тропы индейских воинов. Семь дней в течение которых они не имели ни минуты покоя. Постоянные нападения, отравленные стрелы из-за кустов унесли жизни нескольких человек. Еще несколько были ранены. Короткие стоянки неизменно подвергались нападениям, и матросы были вынуждены отдыхать буквально под свист стрел и грохот выстрелов. Отдыхать не более одного – двух часов в сутки, пока товарищи собственной кровью охраняли их покой. Семь дней в течение которых они питались в основном холодной солониной, проглоченной на ходу. Семь дней джунглей и малярийных болот. Люди были измотаны до предела, и капитан приказал разбить лагерь у небольшого водопада. Место для лагеря он выбрал не случайно. С одной стороны оно было защищено обрывом, куда с шумом падала вода. С другой, широкая бурная полоса реки отделяла лагерь от джунглей, здесь пираты поставили легкие, плетенные из веток, щиты для защиты от стрел и часовые могли с легкостью обнаружить врага, если тот попытается преодолеть реку. С двух сторон между лагерем и джунглями легла широкая полоса мелких, обкатанных до гладко-круглого, камней, принесенных разливами реки. Он расставил часовых по периметру лагеря так, чтобы каждый из них был постоянно на виду, приказал соорудить небольшие редуты для пушек и укрытия для стрелков, после чего позволил пиратам немного отдохнуть, собираясь направиться в путь не раньше чем через два дня. Все семь дней люди находились в непрерывном напряжении, днем и ночью, ожидая нападения индейцев, каждый чувствовал враждебные взгляды, направленные на него из лесной чащи. Словно сам лес ополчился против нежданных пришельцев из другого, чуждого ему мира, словно деревья вот-вот сомкнутся вокруг, и гигантские вьюны протянут свои щупальца к бледнолицым посмевшим нарушить девственный покой  американского леса. И это ожидание выматывало больше, чем ратные труды, столь привычные матросам Квотерблада. Но сейчас люди, измотанные постоянным ожиданием нападения и смерти, устали бояться.
Усталость пеленой затянула глаза часовых, рассеивая их внимание, и ослабила обычно острое чувство опасности у их капитана, поэтому, когда в сумерках один из часовых все же поднял тревогу, индейцы оказались возле самых редутов.
Чаща наполнилась воинственным воем и меднокожие воины бросились в атаку на чужаков. Завязалась кровавая рукопашная, в которой белые, защищенные сталью кирас и вооруженные огнестрельным оружием, все же имели некоторое преимущество перед аборигенами, вооруженными в лучшем случае металлическим топором, а то и просто копьем с обсидиановым наконечником. А ружья белых имели явное преимущество перед луками если не в скорострельности, то уж точно в точности и дальности боя. Очень скоро индейцы были отброшены, а затем залп небольших пушек поверг их в бегство, рассекая джунгли картечью. Корсары издавали радостные вопли, но радость их оказалась преждевременной, поскольку из леса нахлынула новая волна нападавших, а с неба на них обрушился град стрел. Но до рукопашной на этот раз не дошло. Вновь загрохотали пушки и мушкетные залпы, вновь падали наземь мертвые и израненные индейские воины и лишь немногим из них удалось бежать в лес. Квотерблад распорядился держать оборону по очереди,  отправив часть матросов спать. За ночь они отбили еще двенадцать атак, за день и следующую ночь еще десять, а на утро второго дня боевым порядком, отдохнувшие и относительно свежие,  готовые к любому нападению двинулись в путь. До храма Миктлантекутли оставалось пять дней пути и сто тридцать семь живых матросов.
Они медленно, но непреклонно двигались к своей цели, день за днем преодолевая кровавые мили, отражая одно нападение за другим. Они потеряли добрую половину своих товарищей, когда вконец изможденные вышли из джунглей на обширное пустое пространство, посреди которого высилась пирамида. На ее вершине стоял великолепный, украшенный устрашающими изображениями храм. Фрески, тщательно высеченные на гладкой полированной поверхности черного камня, изображали демона с почти квадратной головой, большими глазами и широко раскрытым ртом с острыми клыками.
Единственная лестница вела к вершине пирамиды. У ее подножия, преграждая путь бледнолицым, выстроились несколько десятков индейских воинов. Они закрывали свои тела высокими прямоугольными щитами, плетеными из бамбука и щетинились наконечниками копий. Они метнули в пиратов дротики и стрелы. Матросы же дали залп из своих пушек и мушкетов и не замедляя шага прорвали их строй. Стальные сабли с легкостью разрубили кожаные доспехи и обнаженные тела. Последние защитники храма пали, все препятствия на пути преодолены, и вот уже пираты по истертым тысячами ног ступеням следом за своим капитаном и Мордехаем быстро взбираются наверх и тащат за собой пленников.
Когда они  добрались до вершины, их взору предстал темный алтарь покрытый потеками засохшей крови.  Квотерблад приказал четверым матросам помочь колдуну с пленниками. Тем временем Лавуазье с несколькими матросами осмотрел внутренние помещения храма и с хмурым лицом подошел к капитану.
- Кэп, похоже, чертовы испанцы вытащили отсюда все золото, до последней унции. Ребятам это может здорово не понравиться.
- Да, где же золото, капитан?! – спросил из-за его плеча один из пиратов, и все прочие ропотом поддержали его.
Тогда Мордехай вышел к толпе:
- Да, золото в храме украдено, но я открою дверь в иные миры, и все золото дикарских богов станет вашим. Нужно лишь провести ритуал…
- …и проклятые дьяволы накинутся на нас, – продолжил за него один из матросов.
- Не накинутся, пока я с вами. А когда мы войдем в их мир, мы станем равны богам и они будут не страшнее обычных краснокожих. И тогда все золото мира станет вашим. Ваше богатство будет несметным, а могущество безграничным. Хотите ли вы этого?!
И полсотни глоток дружно ответили ему:
- Хотим! – так громко, что крик их разнесся на многие мили вокруг, поднимая стаи перепуганных птиц. В глазах их пылало алчное безумие, капитан понял, что бунт откладывается, и отдал Лавуазье команду организовать оборону на случай нападения индейцев.
Под руководством боцмана пираты заняли круговую оборону на вершине пирамиды. Пушки расположили на единственной лестнице, что вела вниз, предварительно зарядив их картечью. А Мордехай, тем временем, приступил к обряду открытия врат. Он подробно разъяснил действо Квотербладу и нескольким матросам, которые должны были сыграть роль младших жрецов. Матросы обнажили пленников и поставили их на колени перед алтарем, лицом к западу. Маг с жертвенным кинжалом в руках, медленно кружась и ритмично распевая заклинания на гортанном наречии, приблизился к пленникам и сделал вокруг них три круга, отрезая на каждом круге по локону волос с одного из пленников. Локоны он бросал на алтарь, а на пленников сыпал странный светящийся порошок.
Когда он бросил первый локон алтарь издал утробный гул, когда он бросил второй локон алтарь начал пульсировать, словно состоял из живой плоти, когда он бросил третий локон, алтарь засветился черным светом. Движения колдуна убыстрились, стали более ритмичными, выкрики более громкими, а голос напоминал звериный рык. Он завершал четвертый круг, когда неожиданно остановился рядом с одной из жертв и широко распахнул глаза, в которых сверкало адское пламя. Он схватил девушку и рывком бросил ее на алтарь. Жертва завизжала от ужаса, но ее крик захлебнулся кровью. Кинжал вспорол ее грудь. Кровь брызнула на алтарь и непрерывным потоком потекла в глубокую чашу. Алтарь под жертвой пульсировал, словно выжимая ее. Все стояли завороженные и подпевали великому зверю. Глаза Квотерблада и других младших жрецов пылали тем же пламенем, что и глаза колдуна. Мордехай, не прекращая песнопений, погрузил руку в грудь жертвы и, вырвав теплое, еще бьющееся сердце, поднял его к небу, а затем надкусил и выпил несколько глотков крови. Он передал его Квотербладу, а тот дальше. Каждый жрец испил из трепетного кубка, и колдун бросил его в наполненную на треть чашу. Он рубил тело на куски и бросал куски толпе, а та пожирала их. Жрец продолжал петь, пока тело не исчезло в жаждущих глотках. Над чашей полетели светляки силы, образуя высокую светящуюся колонну, на вершине которой росло темное облако хаоса. Тогда он сменил направление и, распевая в другом ритме, пошел пятый круг. В голосе его и голосах хора не осталось ничего человеческого. Жрец дошел пятый круг, и юношу постигла участь девушки. Чаша наполнилась на две трети. Облако хаоса росло, а жрец вновь сменив направление, пошел шестой круг. И вновь пел сатанинский хор, и пролилась кровь третьей жертвы, и чаша была почти полна…
В этот момент из чащи выбежала толпа испанцев и ринулась к пирамиде. Пули вырвались из мушкетов. Полетел шквал свинца. И в этот миг тьма накрыла всех…

***

Педро Гарсиа стоял на мостике «Санта-Ниньо», флагманского семидесяти пушечного линкора, и с нетерпением разглядывал в подзорную трубу суету пиратов, расположившихся лагерем в развалинах испанской крепости, и беспомощно качающийся на волнах «Пигмалион». Пираты оставили на судне только нескольких матросов и сейчас, заметив входящую в гавань испанскую эскадру, спешно грузились в шлюпки и гребли к судну. Но фрегат «Эспаньола» уже спускал паруса и подходил к борту «Пигмалиона». Матросы на пиратском судне беспорядочно стреляли по идущему на абордаж испанцу, но их было слишком мало и они не могли полноценно управлять ни парусами, ни пушками. «Эспаньола» без труда стала борт о борт с «Пигмалионом». Матросы перекинули абордажные крючья, намертво сцепляя суда, и полезли на палубу пирата, где завязалась жаркая схватка. К тому моменту часть шлюпок добралась, наконец, до своего корабля и пираты пришли на помощь своим товарищам. Гарсиа приказал открыть огонь по тем шлюпкам, что еще не добрались до «поля боя» и отправил на «Пигмалион» абордажную команду с «Санто-Ниньо». Так же он приказал высадить две сотни солдат на берег, так как две шлюпки с пиратами достигли берега, удачно избегнув испанских ядер, и открыли огонь по «Санто-Ниньо» и его шлюпкам, которые направлялись к «Пигмалиону», несмотря на шквальный огонь линкора.
Битва на «Пигмалионе» продолжалась уже полчаса с переменным успехом, когда солдаты с «Санто-Ниньо» перебрались через гакаборт и пришли на помощь команде «Эспальолы». Сражение превратилось в резню. Через пятнадцать минут на палубе «Пигмалиона» не осталось ни одного живого флибустьера. Еще через четверть часа испанский десант высадился на берег, и пиратов на берегу постигла та же участь, а еще полчаса спустя дон Педро Гарсиа ступил на берег и со слезами на глазах обнял своего отца.
- Отец, ты жив! Я думал, эти звери убьют тебя. Где сестры? Где малышка Мария и наша гордячка Хелена?
- Они забрали их с собой. Эти проклятые безумцы, Квотерблад и Пустынник. Мы должны догнать их  и спасти наших девочек! Марлен ведет их к храму. Тому жуткому месту, где дикари поклоняются дьяволу. Я писал тебе.
- Марлен заодно с этими негодяями?!
- Нет, нет, сынок. Они его заставили. Они угрожали отрезать Марии пальцы. Ты же знаешь, как Антуан любит нашу малышку.
- Да, знаю. Я отдам распоряжения. Через час мы двинемся в путь.
И действительно не прошло и часа, как отряд испанских солдат в количестве четырехсот человек с восемью пушками двинулся по следу пиратов. Снедаемые жаждой мести и страхом за близких им людей отец и сын Гарсиа гнали своих бойцов через джунгли без сна и отдыха, разрешая делать привалы лишь на два часа в сутки. Они шли точно по следу пиратов, и сбиться с пути было невозможно. Их вел запах разложения и смерти. Весь лес провонял запахами гниющих трупов и наполнился стаями падальщиков. От индейской деревни, где они обнаружили следы дикой резни, до водопадов, у которых испанцы обнаружили брошенный лагерь и множество трупов флибустьеров и краснокожих. До водопадов они дошли в три дня. Несмотря на то, что ни один враг, ни дикарь, ни английский еретик пират не встретился им на пути, потери отряда были огромны. Почти треть солдат убили джунгли и истощение. Люди начали роптать, но уважение к своему адмиралу и его личной отваге, а так же цель, которую каждый из них, от офицера до последнего матроса почитал благородной и достойной настоящего мужчины, удерживали их от бунта. Кроме всего прочего адмирал обещал каждому участнику экспедиции не малое вознаграждение, а потому они ограничились просьбами снизить темп, но Гарсиа был непреклонен. Он понимал, что каждая минута промедления может оказаться роковой, а потому словно одержимый гнал своих людей вперед.
Они шли еще два дня, когда неожиданно наткнулись на большой отряд краснокожих. Те с диким воем накинулись на них, но испанцы, вышколенные и закаленные в боях профессиональные солдаты, не растерялись и вступили с аборигенами в отчаянную схватку. Разрядив в дикарей, которые уже смешались с их рядами мушкеты и пистолеты солдаты схватились с ними в рукопашную, в то время как арьергард отряда только вышел из леса, благодаря чему солдатам арьергарда удалось перестроиться, и они принялись методично расстреливать индейцев. Быстро перезаряжая они вновь давали залп. Наконец, солдаты Гарсиа оттеснили индейцев, и им удалось организовать свои ряды. Краснокожие дрогнули и побежали. Гарсиа отдал приказ преследовать индейцев, и солдаты, непрерывно стреляя дикарям вдогонку, развернули цепь и двинулись по следу отступающего противника. Они прошли четверть мили, когда вышли на поляну перед храмом. К их удивлению индейцы словно растворились в воздухе, и Гарсиа увидел пиратов на вершине пирамиды. Он обратил внимание на странное темное облако над пирамидой, но времени на размышления не было и испанцы атаковали. Они бросились к храму, раздался залп мушкетов, шквал свинца полетел в английских скотов. В этот момент облако взорвалось, и тьма накрыла всех…