Лагерный Кроха

            Это было в 1943 году. Осуждённый по статье 58-1г* Михаил Жаров отбывал срок в Котласе Архангельской области. Разговорившись как-то с Николаем, узнал, что тот тоже попал в лагерь по недоразумению: обвинён в предательстве после побега из фашистского плена. В Подмосковье у Николая семья, сынишке скоро должно исполниться  4 года. Только неизвестно, жив ли – слабеньким родился, часто болел. 
        - А давай твоему Вовке книжку сделаем! С картинками, - неожиданно предложил Жаров.               

                До войны Михаил работал художником  по костюмам в одном из московских театров. В лагере ему иногда поручали рисовать плакаты к праздникам, а однажды, когда приезжало начальство, Михаил оформлял сцену для выступления участников самодеятельности. Но хотелось настоящей работы, для души. И вдруг эта внезапная мысль – сделать детскую книжку. Конечно, никто не разрешит, а если увидят – не поздоровится. Однако идея уже не отпускала. Постепенно она обрастала всё более конкретными деталями. Это будет его любимый Маяковский: «Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха…». Как всё просто и понятно в этих стихах! Взрослым бы разобраться, «что такое хорошо и что такое плохо». Да, видно, и сам  поэт  в этом запутался.

               Формат книжки и рисунки Михаил решил сделать наподобие «Советской азбуки» Маяковского, которую иллюстрировал сам автор. Именно такую плотную желтоватую бумагу художнику выдавали для плакатов. И он стал прятать обрезки этой бумаги. «Чернильницы-непроливашки» Михаил делал из хлебного мякиша, глины и киселя, в который повара  добавляли казеиновый клей. Для изготовления «чернил» разбавлял щепотки земли баландой. Вместо ручек и карандашей, использовал щепки, которые удавалось заточить, когда поручали работу на шлифовальном станке. Оставлять «чернильницу» с остатками «чернил» было нельзя: могли найти. Поэтому каждый раз после работы съедал её, совмещая, таким образом, «приятное с полезным» - и вещдок был уничтожен, и позаимствованная часть пайки возвращалась по назначению. Для получения разных оттенков серого и коричневого Михаил подбирал подходящую по цвету  землю, добавляя в раствор щепотки песка и растёртую в порошок глину. Зелёную краску пытался сделать из травы и листьев, но не получилось, так и пришлось раскрасить кроны деревьев коричневым цветом. Зато следы красной и жёлтой краски, специально оставленные им на руках после рисования плакатов, стали настоящим сокровищем: размазанные пальцами по картинкам, они напоминали акварель, и в рисунках всё больше чувствовалась рука художника.

               Даже те, кто поначалу скептически отнёсся к идее Жарова, стали помогать ему: кто кусочком хлеба, кто заточенной щепочкой, а кто и просто советом. Люди-то были с творческой жилкой: профессор Московского Университета  Гурген Улабобян, солист Большого театра Анатолий Смирнов, да и Николай, хоть и не имел тогда учёной степени,  был до войны рационализатором и не последним человеком в своей области – гидравлике.
               Как ни удивительно, Михаилу удалось не только скрыть от лагерного начальства изготовление книжки, но и передать её на волю, и к ребёнку она попала.

               Вот уже несколько лет, как не стало тех, кто был причастен к этому уникальному изданию тиражом  в один экземпляр. А книжка сохранилась и стала семейной реликвией.


   * Статья 58-1г. Недонесение о военных изменниках: лишение свободы на 10 лет.
      Жаров не донёс на соседа, который использовал для  тушения возникшего на кухне
      пожара портрет одного из военачальников.