Часть шестая. Крылья

    - Миром правят четыре стихии. Смешиваясь, они создают благоприятную среду обитания для живых огоньков в клетках из плоти. Но есть и те, кто управляет стихиями. Маги, демоны, ангелы, драконы, морские девы, гигантские крылатые создания, подземные монстры.  Магам дано все и ничего, ведь они могут преобразовывать, создавать и уничтожать из уже готового материала, растрачивая на это свою душу. Они искажают реальность. Им открыты все стихии, но подчинять они могут только их компоненты, смеси и незначительные части. Маги никогда не овладеют стихией полностью, скорее она поглотит их, уничтожив плоть и забрав огонек. Чародеи меняют реальность, и сами меняются под гнетом своей магии. По существу, они обманывают сами себя, думая, что всесильны.
    Мир населен множеством существ. Как правило, люди сравнивают их, руководствуясь собственным примером. Чем менее существо похоже на человека, тем оно страннее и опаснее. Далеко не все люди хотят править миром, но очень многие судят по общественному мнению. Самыми мудрыми и сведущими считаются создания, именуемые Совершенными. Возможно, в  других концах мира их называют иначе. Эти прекрасные телом и душей, очень похожие на людей, но во многом превосходящие их создания вызывают восторг и зависть. Их трудно понять, посему их не очень-то и любят, невзирая на красоту и мудрость. Только шибко охочие до знаний ищут с ними встречи. Так происходит в этом конце мира. Потому здесь живет мало Совершенных. Чаще всего они предпочитают дороги постоянному месту обитания.  Возможно, одним из Совершенных был и Аланар. Никто не знает, являются ли они детьми этого мира, или же пришли извне.Вечные дети дорог.
    Совершенные не стремились подчинять стихию, а стремились с ней подружиться. Они находили существ, которые обладали уникальными талантами управлять стихией, и налаживали с ними контакт. Создания эти столь же загадочны, но они-то уж точно принадлежат нашему миру. Одни считают их богами, другие - детьми богов, а самые прозаичные думают, что они - всего лишь еще одно чудо нашего мира.
    Сейчас эти существа, повелители стихий, встречаются скорее на страницах легенд, чем в реальности. Я даже не мог подумать, что в нашей стране можно встретить их представителя, - приглушенный голос Марека чаровал, завораживал, заставлял жадно ловить каждое слово. Завуалированный смысл раскрывался легко, и понимание приходило куда раньше, чем колдун давал пояснение. Но слушать его все равно хотелось не перебивая.
    - Раньше многие люди считали этих созданий врагами Бога и нещадно уничтожали. Они не слушали других собратьев, мнивших повелителей стихий богами. Из-за этого между людьми вспыхивали кровопролитные воины. Но то, что явлено миру, не имеет права быть уничтожено полностью, ведь если бы это не было к месту, оно не появилось бы вовсе. Теперь… теперь неизвестно, как относиться к повелителям. То, что редко, обычно ценят. Но ведь эти создания не ценные руды и не сорт яблок. Они разумны и даже похожи на людей. И намного их сильнее. Люди из зависти могут истребить целый народ, не задумываясь, правы ли они. Уверенность в своей правоте – вот одно из главных благ и пороков человечества.
    Марек отвел взгляд и замолчал надолго. Маленький шарик тускло освещал каменное жерло колодца, в которое нас поместили. Выбраться отсюда, не имея крыльев, было невозможно.
    - Есть на свете странные создания, повелевающие огнем. В нашей области их называли салмиями, Потомками фениксов и Родичами саламандр. Хотя, я лично сомневаюсь, что салмии появились позже фениксов.
    - Называли? – выдохнула я, ощущая себя на волосок от истины. Той самой Истины, которую так упорно искала.
    - Да, - колдун вздохнул. – Их уничтожили. Полностью. Одни люди видели в них угрозу и стремились от нее избавиться. Другие же, наоборот, искали дружбы салмий, чтобы использовать их талант в корыстных целях.
    - Какая же это дружба! – возмутилась я. Марек поморщился.
    - Не напоминай мне о моем проступке, пожалуйста, - тихо попросил он и продолжил свой рассказ. – Салмии умели летать на восхитительных огненных крыльях. Я видел их изображения на картинках. Они преобразовывались в невиданных птиц и чувствовали себя в воздухе не менее легко и свободно, чем на земле. И все же небо – не их стихия. Легко и покорно подчинялся им огонь. Салмии, как и многие их родичи, любили подражать людям. Они и внешне могли превращаться в существ, чей облик подобен человеческому.
    - Облик, подобный мне? – с замиранием в сердце перебила я, хотя ответ был и так очевиден.
    Юноша слабо улыбнулся.
    - Все-таки я безумный везунчик. Многие ученые маги отдали бы весь их дар, чтобы лишь дотронуться до тебя, Оа.
    Эти слова вызвали в моей душе волну отвращения и горечи. Сколько же нужно тянуться к людям, чтобы они приняли тебя не как удивительное явление природы?
    Воцарилось молчание. Лишь слышно было, как ползет, перебирая тонкими лапками, по каменным плитам какой то жучок, да огонек нервно покачивался на распахнутой ладони. В голове моей, цепляясь одна за другую и сменяя друг друга, скользили липкие мысли. Они выстраивались в разнообразные цепочки полуразмытых образов, кружились вокруг окутанного темной дымкой загадочности и неясности ответа, чтобы потом медленно погрузиться в омут отчаянья. Все они завязывались путаными узлами вокруг одной простой и болезненной, как и все правдивое, Истины – я была единственной выжившей салмией, возможно, во всем мире.
    - Марек, ты не знаешь… Почему Оарлайт? – наконец, пересилив душевные терзания, глухо спросила я.
    - Дитя Пожарищ… Я не знаю, почему тебя так зовут. Существует предание, что фениксы, умирая, сгорают и возрождаются из собственного пепла. Я не знаю, правда ли это. У меня было недостаточно книг, - покачал белокурой головой Марек, и вдруг в карих глазах его вспыхнула ясная искорка. – Но теперь ты знаешь, кто ты, а значит, тебе не нужно больше искать главного ответа. Благодаря твоей силе, мы выберемся отсюда! Только вспомни, как летать!
    Я вздрогнула. Летать? Как это?
    - Люди не могут летать…
    - Но ты же не человек, Оа! Прошу тебя. Попытайся вспомнить! – голос Марека дрогнул. В карих глазах застыла дикая мольба. Холодные пальцы колдуна вдруг стиснули мое запястье. – Я верю в тебя!
    Я прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, всем внутренним существом обратившись к засыпанным золой воспоминаниям. Только пепел. Только серое небо. Только то, что было после. Как картинки с перелистываемых в судорожной спешке страниц, мелькали перед глазами образы недавнего прошлого. Долгая дорога и полузабытая песня на двоих, дом, который домом не считался, книги, огород, огонь… «Не уходи!» Зов ветра отдается в ушах, будоражит кровь, достигает самого сердца и зачаровывает его, почти подчиняет своей переменчивой воле. За спиной золотистые крылья из развивающихся язычков яркого пламени.
    Я громко выдохнула. Все мое тело забилось в предвкушении того полупотерянного чувства, когда огонь подарил мне полет. Надо только расслабиться, соединиться с маленьким шариком на ладони, почувствовать в себе его силу, и крылья сами собой раскроются за спиной. Надо только полностью ощутить себя собой, отдаться пленяющему зову стихии и позвать в ответ. Тогда ветер откликнется на зов, примчится и ударит по крыльям, чтобы те пылали еще ярче.
    - Ты сделала это! – где-то далеко-далеко послышался дрожащий от восторга голос Марека. Я повернула голову. Отсветы моего огня осветили измученное лицо колдуна. В глазах его ужас перемешивался с благоговением. Я протянула ему руку, и он с осторожностью сжал мою ладонь. И тут же закричал от боли. Лицо его перекосилась, в глазах промелькнуло отчаянье.
    - Лети! Лети же скорее! – прокричал колдун, хватая ртом воздух.
    Не понимая, что твориться с Мареком, я отчаянно заставила крылья работать. Взмах. Еще один.  Алые блики падали на каменные стены нашей темницы, а далеко вверху мерцал потусторонними огоньками звезд вожделенный темный овал неба. Путь к свободе.
    Вдруг перед глазами засверкали красные полосы, а из горла вырвался нечленораздельный то ли стон, то ли хрип. Легким стало не хватать воздуха, а невидимые крылья за спиной захрустели, зашуршали и стали медленно рассыпаться хрупким серым пеплом.
    - Нет! – прижимая к груди покалеченную кисть, Марек отпустил мою ладонь и в отчаянном рывке схватился за небольшой уступ почти у самого края ямы. Я почувствовала, как медленно начинаю падать вниз и протянула к колдуну руки. Кружочек фиолетового неба все отдалялся и отдалялся Слышалось, как отдалялась и упорно карабкающаяся наверх златокудрая фигурка.
    - Марек!  - в панике закричала я. Страх овладел моим телом, вывел из под контроля крошащиеся крылья, задул огонек на ладони. Пытающийся спастись огонь больно жег спину, глаза застилала пелена из слез.
    Он даже не обернулся на мой крик. Добравшись до края, с трудом перевалился через него и пропал, оставив лишь безразлично блистающий полог звезд на завуалированном дымкой легких облаков небе.
    - Нет! Марек! Вернись! Не оставляй меня! – мой горестный вопль с издевкой пародировали каменные стены, в чрево которых я медленно, но неизбежно опускалась. Звезды все так же сияли с небес, боль и тяжесть разливались по всему телу, а сознание поглотило горькое понимание того, что меня снова предали.
    Опустившись в горстку пепла сгоревших крыльев на колючей соломе, я бессильно сжалась в комок и уткнулась носом в колени. Слезы безудержно текли по щекам, а дальнейшая судьба казалась размывчатым черным пятном. Ледяная рука отчаянья сжала сердце, распространяя губительный холод по всему телу. Было страшно и очень одиноко.
    - Алан…, - онемевшими губами позвала я. – Алан, мне плохо… Алан…
    Я все еще шептала его имя, когда проваливалась в забытье тревожного сна. Шептала я его, в испуге убегая от кого-то по коридору с красными от крови стенами, пробираясь по колено в мутно-серой жиже, в которой гаснут огоньки, задыхаясь от летящего в глаза пепла. Вдруг в темном мареве золы закружилась, завертелась, и, наконец, появилась знакомая фигура. Серая. Взмах руки, и пепел осел, припорошив волосы снежными хлопьями, оставив свой причудливый узор на серебристом плаще, прилипнув к мокрым от слез щекам. 
    - Алан? – я бросилась в его объятья, ища в них утешение и защиту. Друг нежно погладил меня по волосам и прошептал, наклонившись к самому уху:
    - Так ли сладок вкус Истины, Оа?
    Я подняла голову. В глазах его нежность сливалась с мягким укором. Сам вопрос прозвучал как жестокая насмешка, но я не верила, что Друг способен насмехаться надо мной.
    - Я… Я нашла ответ, но не чувствую себя счастливой, - призналась я. Взгляды же наши вели свою беседу, куда более откровенную, чем беседа при помощи слов. Слова не могут выразить и половины чувств и мыслей.
    Друг вздохнул.
    - Я не могу не осуждать тебя. Хоть и знаю, что выжить в этом мире, не испачкав руки в крови, очень сложно. Как же я надеялся уберечь тебя от этого…
    «Если бы ты остался» - хотела было крикнуть я, но не смогла, лишь снова зарылась лицом в складки его серого плаща. Аланар все понял по взгляду и крепче прижал меня к себе. Длилось это объятие всего лишь мгновение, но за это мгновения я сумела рассказать Другу обо всей боли и сладости полета.
    - Тебе надо внимательней прислушиваться к моим словам. Ты сильней их всех, Оа! Ты должна сохранить в сердце доброту, любовь и благородство, и тогда твои крылья никогда не станут пеплом, – Аланар отстранился и шагнул обратно в серое марево. Оно закрутило, завертело его и унесло куда-то далеко-далеко от меня.
    Я открыла глаза и проморгалась, избавляясь от липкой паутины сна. На далеком овале неба проступили бледные полосы рассвета.
    - Я сильнее их всех, - громко сказала я и с трудом поднялась на ноги. Заставила тело распрямиться во весь рост и протянула руки к рассвету.
    - Я сумею выбраться отсюда, - прошептала я сквозь стиснутые зубы. Вера белым пламенем взметнулась в сердце. Подражая ей, из моих ладоней вырвался ярко-алый сноп огня и покорно застыл в воздухе. Упиваясь своей надеждой, я откинула голову и позвала ветер. Пусть вновь горит мое тело, пусть вновь взметнуться вверх огненные крылья. На этот раз мне хватит душевного пламени. Я долечу!
    Рассвет полыхал над деревьями, разливая медовое золото по изумруду зелени. Ветер ласково целовал лицо, игрался в волосах и поддавал скорости огненным крыльям. Я была свободна, сильна, и сердце мое горело ярким пламенем на распахнутых ладонях, а душа вторила песне ветра. Я подставляла шею его порывистым поцелуям, торжествуя и радуясь своей свободе, своей силе, своему счастью. Полет оказался еще прекрасней, чем нашептывала небесная стихия. Это было как часть существования, нечто родное и естественное, как горение свечи или шелест листвы. И в то же время это переполняло восторгом и всесилием. Открывались все пути, были доступны все дороги, сброшены в грязь оковы.
    Я покружила над бывшей тюрьмой и из озорства сбросила с пальцев небольшие снопы пламени. Послышался веселый треск горящей соломы, и вскоре на каменной кладке заплясали в диком танце алые тени. Поймав струю ветра, я полетела прочь, будучи полностью уверена, что теперь мои крылья в пепел не обратятся.

                ***

    Рассвет только-только осветил макушки стройных елей на окраине деревни, а внизу уже наблюдалось заметное оживление. В этом не было бы ничего странного, ведь деревенские жители работали с раннего утра до заката, но сегодня деревня напоминала разворошенный муравейник. Селяне нестройным потоком стекались на главную и единственную площадь, где прямо посередине располагалось нечто вроде огромного снопа сена. Похожие снопы люди сооружают летом во время сенокоса, но, по моим наблюдениям, время это еще не наступило. Поведение селян разбудило во мне любопытство. Торопиться было некуда, и я решила спуститься пониже и посмотреть, что происходит.
    Увиденное настолько поразило меня, что я еле удержалась от падения, с трудом подавив чуть было не вырвавшийся крик.
    То, что с высоты казалось копной сена, на самом деле являло собой гигантскую поленницу с воткнутым в нее железным столбом, обложенным соломой. К столбу грубыми веревками был примотан человек. С подбородка его стекала струйка крови, а на разбитом лице влажно блестели карие глаза. Грязные кудри слиплись багрянцем, но в лучах восходящего солнца все еще слабо блестели штрихи того золота, что придавало юному колдуну особое очарование. Теперь он выглядел жалко и уродливо. Еще более жалким и уродливым Марек казался в моих глазах, ведь сердце еще не забыло тот миг, когда я доверчиво вложила свою ладонь в его в самый первый раз, а в горле еще стоял крик мольбы, когда фигурка колдуна исчезла из виду, оставив меня под пристальным взором безразличных звезд.
    Хотелось немедленно покинуть это место, но крылья снова отказывались повиноваться, и я застыла в воздухе яркой полыхающей точкой. Суета на площади увеличилась. На деревянную трибуну взгромоздился тучный пестро разряженный мужчина и повел проникновенную речь низким глухим басом. Слов было не разобрать с высоты, но наитием я понимала, что этот человек перечисляет все мыслимые и немыслимые грехи Марека. Люди послушно внимали обвинительной речи, но многие души отказывались верить произносимым словам. Кто-то питал к молодому колдуну искреннюю симпатию и очень сожалел о столь трагической судьбе милого и обаятельного деревенского знахаря, кого-то он излечил от страшной болезни, а кому-то просто было приятно поболтать с ним за кружечкой пива. Но были и те, кто завидовал красоте и талантам колдуна, и теперь их огоньки злорадно подергивались. Иные же просто застыли в предвкушении какого-то увлекательного зрелища.
    Тучный мужчина между тем закончил свою речь и покинул помост. Кто-то из крестьян поднес ему факел, и он, не мешкая, бросил горящую головешку на поленья. Толпа заволновалась, закричала, переполненная самыми разнообразными чувствами. Смешались в этой людской массе злорадство и печаль, интерес и легкое сожаление, страх и даже азарт зрелища.
    Зрелища? Так вот как расценивают люди уход жизни одного из своих односельчан. В груди моей заворочался огненный зверь гнева. Кулаки невольно сжались, а в душе встрепенулось чувство несправедливости. Уверенность в ней все возрастала с каждым мигом, с каждым взглядом на ревущую толпу. Одновременно рождалось презрение к тем «сожалевшим» и «печалившимся», кто не может сделать и шагу против народного мнения. Марек спасал им жизнь, а они? Что они могут дать взамен? Только лишь горечь, стираемые воспоминания да несколько соленых слезинок.
    Взгляд невольно упал на скорчившуюся у столба фигурку. Огонь еще не добрался до босых ног Марека, но вскоре колдун начнет задыхаться от дыма. Он  не боялся, напротив, в душе его читалась отчаянная готовность встретить смерть.
    Вдруг, будто почувствовав мой взгляд, колдун запрокинул голову. С секунду мы смотрели друг на друга, а потом в застланных пеленой карих глазах юноши блеснул яркий огонек надежды. Душа его затрепетала от предвкушения избавления от физической муки, запекшиеся губы дрогнули и прошептали что-то, что я все равно не могла услышать. Но этого и не нужно было. Колдун смотрел только на меня, и взгляд его притягивал, умолял, требовал спасения. Непослушными губами он шептал молитву, неслышимую слухом, но доходящую до самого сердца. Марек искренне верил, что я не брошу его, и вера эта добавила ветра в крылья.
    Не совсем понимая, что творю, я потянулась к колдуну. Откуда-то сверкнули острые когти. Молниеносным движением они разорвали грубые веревки. Задыхающийся и кашляющий юноша повалился было на горящие поленья, но те же когти бережно подхватили его, как пушинку и подняли в воздух. За спиной зашумели крылья, и жуткая площадь с пожирающим дерево костром начала стремительно удаляться.   
    Глоток свежего воздуха очистил сознание от удушливого дыма, в котором оно задыхалось при спасении Марека. Глаза мои слезились, но на душе стало тепло и легко. Я не позволила своей стихии совершить убийство. Я спасла живой огонек, и не важно было, какую боль он причинил мне ранее.
    Марек закашлялся где-то внизу, и тут пришло запоздалое осознание, что когти, сжимающее хрупкое человеческое тело, принадлежат мне. Я преобразилась. Стала сильнее и быстрее. Никакие безбрежные небесные просторы теперь не были преградой.
    - Оа? Я знал, что ты меня не бросишь…, - благодарно прошептал колдун. Он вовсе не боялся моего нынешнего облика. Но я еще не забыла его предательства. И уверенность в своем прощении в его голосе сильно оскорбили меня. Я не собиралась его прощать.
    Снизившись почти до самой земли, я разжала когти, бросая обожженное тело на мягкую зеленую траву.
    - Прощай, Марек! – прокричала я, перед тем как раствориться в облачной синеве. Ни видеть Марека, ни слышать его благодарностей не хотелось. Пусть себе живет на благо мира, наши дороги уже ничто не сведет вместе.
    И тут пришло внезапное озарение. Я спасла жизнь этому человеку, следуя наставлениям учителя.
    Теперь вопрос, куда лететь, исчезал сам собой.
    - Я найду тебя! – прокричала я синей безбрежности неба, и, показалось, что откуда-то снизу раздался ответный возглас до боли знакомого хриплого голоса.
    - Я найду тебя!
    А, может быть, так вздумала пошутить над моим воображением воздушная стихия