Платов на ассигнации. Главная картина

 Улица встретила Матвея Петровича темнотой и мелким, холодным дождем. Скорее бы добраться домой, прижаться к круглому боку "голландки". Настю он проводил засветло. Успела наверняка по хозяйству похлопотать. Несмотря на стремительно дорожающие продукты, ухитрялась кормить отца. Сама-то худенькая, ест как птичка. Но руки и глаза его, давыдовские. Держит инструмент правильно.

 Дела в типографии тоже налаживались. Эмиссионное право увеличилось в два раза. Набрали новых сотрудников. Рабочий день продлили до восемнадцати часов. Не выключали станки даже в воскресенье. Наладили выпуск крупного номинала.

 Но не дела Экспедиции занимали сейчас мысли литографа. Волновала та дремучая, пробужденная недавно, темная жестокость окружающего мира. Эта чехарда в руководстве города. Две волны, сшибаясь и расходясь, стремились занять не только  тихие улицы. Они проникали в душу неуверенностью в завтрашнем дне. Ещё этот  корнет Анастасий со своими националистичекими идеями. Матвей Петрович вдруг осознал, почему молодой человек неприятен ему. Настя. Она внимательно слушала его. И с видимой заинтересованностью участвовала в создании рисунка новой купюры. А главные детали предлагал он, Анастасий.

 Кому сейчас дело до этих деталей? Главное-давай больше. И большевикам, и "красновцам". А ради чего? Иллюзия стабильности. Которую создал Эдуардович. Подлаживаясь и под тех, и под других. Осознавая, как и мастер, что число нулей на ассигнациях будет стремительно расти. И нет силы, которая сдержит этот рост. Кроме более-менее налаженной Гульбиным финансовой инфраструктуры иного стабилизирующего фактора не было.

 Матвей Петрович сам не заметил, как добрался до дома. На ощупь вставил большой ключ в скважину, осторожно вошёл в маленькую прихожую. Перекусив наскоро оставленным  на кухонном столе, пробрался в свой угол. Прислушался к дыханию дочери за ширмой. Не за себя беспокоился. Не унес бы мутный поток эту маленькую жизнь. Да и кто сумеет сберечь жизни молодых людей, ровесников века? Пришедшие в город белогвардейцы? Покинувшие его в спешке большевики?

 Мысли не давали уснуть. Как всё быстро всё изменилось. Стоявшая веками монархия не выдержала испытания войной, не откликнулась на внутренние перемены. На подъеме общего развития рухнула, увлекая за собой миллионы жизней. И нет сейчас здесь, в Ростове, силы, цементирующей стремление раздробленных движений встать на пути красной волны. Нет даже общей идеи. Есть только лозунг "За Единую Россию". А что будет со страной дальше?

 Матвей Петрович вспомнил подробности гибели одного из главных первопоходников-Лавра Георгиевича Корнилова. Об этом много говорили в городе, как и о самом "Ледяном походе".  Передавали услышанное от вернувшихся. Может и изменила ход российской истории граната, оборвавшая жизнь Главнокомандующего Добровольческой армией.  Но уж точно бы не вернула, останься он жив, монархию. Даже после смерти вождя Белого движения приверженцы династии не простили ему арест императрицы. "Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли"-писал позже по поводу гибели своего боевого товарища Деникин. Чья была эта неведомая воля, остается только предполагать.

 Тревожная явь незаметно перешла в сон. Перед внутренним взором мастера возникло лицо жены. Он оставил отдающий болью в сердце образ на своей главной картине. Только для себя. Неприметной для остальных деталью купюры. В зеленой раме, обрамляющей композицию с Платовым и двумя девами-воительницами. На поверхности античной, удлиненной вазы. Пусть они, вожди красных и белых, оставляют за собой могилы и людское горе. Он, маленький человек, никак не может повлиять на ход истории. Но он оставил в ней свой, незаметный и непонятный остальным след. В виде виньетки на кусочке бумаги. В виде образа любимого, ушедшего ранее, человека. На своей главной картине.

 Она неслышно подошла к нему зыбким, ночным образом. Наклонилась, шевельнув предутренним ветерком седые волосы. Коснулась нежно сухих губ. И растворилась в заре. Матвей Петрович открыл глаза. Настя уже хлопотала на кухне. Пора в цех, где без устали копируется его главная картина.