Костыль из Шепетовки

 


Сын моей подружки, двадцатипятилетний мужчинка, в своей комнате о девя-ти квадратных метрах организовал… музей. После первого же посещения этого музея мне стало понятно, что я стану время от времени приносить что-нибудь для этого доморощенного музея, поскольку  сама по натуре я- кол-лекционер. Если бы было у меня помещение, в которое можно стаскивать всякое барахло, я бы даже мебель коллекционировала!
Костик - так звали «директора» этого музея собирал вещи прошлого столе-тия. Бидоны для молока из алюминия, примусы и керогазы, плакаты  допере-строечные и перестроечные,  чайники и самовары, облаченные в плохонькую петриковскую роспись. Здесь можно было увидеть патефон, проигрыватель, радиолу – весьма редкостные для сегодняшнего дня предметы, ну а вилки, ложки алюминиевые, мисочки и кружки - этого добра было просто навалом, и он знал, где все это лежит - на кухне у мамы ,папы в кухонном столе,-дома, у бывших советских,  всегда было вдоволь ложек и вилок из самого легкого металла "люмения " на случай большого количества гостей.
Я очень уважаю коллекционеров и всякого рода собирателей. А все пото-му,что понимаю их натуру, - сама люблю систематизировать предметы, рас-кладывая их для пользования, или же для хранения. Сама за свою жизнь не раз принималась что-нибудь коллекционировать. Вначале это были, конечно же фантики от конфет.
Как тут не вспомнить далекий 57-й год!.. Конфеты в доме появлялись только в день получки папы, раз в месяц. Это был «Золотой ключик», «Кис - кис». «Весна», «Ренклод» и «Кара - кум» - шоколадные, а, стало быть, дорогие конфетки – родители покупали нам на Новый год, ко Дню Победы и ко Дню Великой Октябрьской Социалистической революции. А в другое время папа приносил просто «подушечки» с повидлом, без фантиков. «Золотой ключик » и «Кис - кис» папа покупал только для поощрения, и мама за особо хорошее поведение к положенным четырем в день «подушечкам» добавляла еще и «тянучки» молочные «Кис - кис» или «Золотой ключик».Как все нормальные дети того времени мы с сестрой собирали фантики. Слово "коллекциониро-вали" мы узнали позже, когда ничего уже не коллекционировали.Наши пух-лые стопки фантиков были бы только от конфет, что покупали нам родители, если бы мы
не высматривали на улице, на земле фантики от других конфет. Особенно много можно было их собрать в праздничные дни, когда народ выходил  в парки, на улицы, в кинозалы. Мы с сестрой собирали в такие дни щедрые урожаи! Брали все фантики без разбору, - ведь потом их можно было менять на те, которых у нас не было. Дома мы разглаживали их утюгом, через газету, бережно раскладывали между страницами отцовских книг, помня, - в какой из книг лежат те или иные фантики.
Время шло, на смену фантикам пришли спичечные этикетки. Собирать их можно было тоже на улице, в людных местах, особенно много их лежало возле мусорных урн. Нам, девочкам, было непросто поднять спичечный ко-робок! Осмотревшись по сторонам, чтоб никто не увидел, мы с сестрой, при-крывали друг - друга телом, или подолом платья, чтоб поднять коробок с земли. Дома его замачивали в воде, через время этикетка отлипала, теперь, осторожно смыв с нее остатки клея, прилепляли лицевой стороной к оконно-му стеклу. Так однажды добрый десяток этикеток, прилепленных нами к концу зимнего дня, оказался утром «в плену» льда, что нарос на оконном стекле за ночь. Накрепко припаялись наши этикетки к стеклу месяца на два. Мы с сестрой время от времени посматривали на них, ждали, когда лед рас-тает… Растаял, наша «драгоценность» плавала в луже, на подоконнике. Су-шили на газете, затем вклеивали в тетрадочку клеем, что сами же и делали из… вареного картофеля. Если кусочек вареного картофеля положить на та-релку и долго месить его, растирать кончиком ножа, или ложкой, получался прозрачный, не дающий пятен - клей. Таким клеем мама клеила фотографии в семейном альбоме. А мы с сестрой - этикетки со спичечных коробков.
Сын мой начал коллекционировать винные этикетки, когда ему было лет де-сять. Я стала ему помогать. Поднять бутылку тридцатилетней женщине ока-залось значительно трудней, чем семилетней девочке спичечный коробок. Да и отрывать винную этикетку труднее. Технология простая, то же отмачива-ние, но вскоре бутылки, что постоянно «мокли» в моей посудной мойке мне надоели, потеснила сына в ванную, и когда он разбил бутылкой из-под шам-панского керамический умывальник, был скандал еще тот. Заметьте, скандал устроила не я, а мой муж. Он не был коллекционером!
После винных этикеток пришла очередь открыток с цветами. Одноклассницы моего сына - вот кто поставлял в его коллекцию новые экспонаты. Вскоре и к открыткам сын «остыл», как я когда - то, сначала к фантикам, затем - к спи-чечным этикеткам.
Многое остается у нас за спиной, - к чему - то мы возвращаемся, к чему - то никогда, но чувства радости от собирательства в нас живут очень долго, бы-вает, перерастая в иную страсть…
Организовав художественную студию, я стала собирать картинки с журна-лов, конечно - же, открытки, альбомы, обучающие рисовать. За десять лет существования моей студии на стеллаже в мастерской появились, кажется, сами собой, толстенные папки с надписями, позволяющими быстро найти нужную картинку или открытку.
«Море, пейзажи, деревья, силуэты, дети, женщины, овощи, фрукты, грибы, фрукты, цветы, вазы, кувшины, коты, рыбы, птицы, ежи, динозавры, улитки, собаки, мыши, черепахи» - вот такие темы можно найти в этих папочках.
Все свои способности коллекционера я применяла, чтоб заполучить из книги, из альбома, из журнала то, чего для моей студии не хватало! И просила и клянчила и просто воровала. В приемных стоматологических кабинетов, из журналов, в библиотеках, в командировках, поездках за границу - мысль бы-ла направлена только на то, чтобы не пропустить картинку, бумажку, которая, конечно – же! -станет лучшим украшением моих тематических папочек.
Как - то родилась у меня идея: в уголке маленького морского пейзажика, вы-полненного акварелью, прикрепить настоящее перышко птички. Висит пей-зажик в рамочке на стене, ты ходишь мимо, перышко шевелится, боковое зрение это улавливает… Эффект должен был быть интересным. Стала я кол-лекционировать перышки. Сначала поднимала перья голубей, не разбираясь в них, каждое перо казалось мне очень красивым. Когда собрала их большую коробку, спохватилась, стала поднимать те,которые поменьше и не просто черно - белые. Охристые, белые с зеленым отливом - таких находилось мало, но тем ценнее они были. Следующую коробку я забила перьями воробьев, синиц, сорок, соек. Дошло дело до курей, чаек, куликов, уток диких и свой-ских, а также бакланов, дятлов, куропаток и даже тетерева! Но, ни одного пейзажа морского, вставленного в рамочку я так и не оформила перьями ...За перьями я продолжаю ухаживать. Приходится проветривать их, чтоб моль не истребила, перекладывать бумагой...
Наверное Костик, находясь вначале пути организовывая свой музей так же шарил жадным взглядом и по предметам и по утвари, попадая в дом к знако-мым и друзьям. Что - то просил, что - то сам брал. Так однажды он чуть не конфисковал у своей бабушки сохранившиеся чудом пресловутые теплые женские рейтузы - как же советская женщина могла обойтись без рейтуз! Без секса - да, а вот без рейтуз прожить на нашей широте, в нашем климатиче-ском поясе - никак! Бабушка колебалась, с одной стороны она хотела помочь внуку, а с другой, после того, как он показал ей место, где собирался устро-ить рейтузы -между алюминиевым четырехлитровым бидоном для молока и украденным из ленинской комнаты в своей бывшей школе, небольшим фла-гом, на алом шелке которого золотом было написано «СССР», бабушка наот-рез отказалась «добровольно передать в дар музею» свои желтые фланелевые рейтузы. Ей показалось, что внук издевается не только над флагом, но и над… ней!
Однажды имела я такое счастье собирать грибы в прекрасном ровенском ле-су. О том, как это замечательно собирать грибы я рассказывать здесь не буду - не та тема моего рассказа. Рассказать хочу о том, как, выйдя из лесу на из-вестную по роману Николая Островского узкоколейку, огибающую извест-ную на постсоветском пространстве станцию Шепетовку, я подумала, при-сматриваясь к полусгнившим шпалам, что неплохо бы извлечь из них кос-тыль, привязать суровой ниткой или старой бечевкой, или алой лентой…да! именно алой лентой к бессмертной книге и преподнести Косте в подарок его музею. Идея была прекрасная и требовала немедленного воплощения. Но, к моему величайшему удивлению из таких старых-престарых шпал вытащить костыль при помощи ножа не удалось. Жаль! Сдаваться не хотелось. Не при-выкли мы, коллекционеры, так просто и так быстро сдаваться! Шаря внима-тельным взглядом по шпалам, я скоро заметила ма-а-ахонький, непохожий на другие - костылек! Только я собралась приступить к его извлечению из почти столетней шпалы, вдали послышался гудок и перестук колес. Приближался состав, - узкоколейка работала! По ней перевозили доски, окоренные стволы свежесрубленных сосен. Под тяжестью состава шпалы вибрировали, костыли тоже стали подпрыгивать, выставляя свои расплющенные кованые головки из шпал. Заметила я, что один больше других был ослаблен. И как только состав прошел, подцепила я его и вытащила! Положила в пакет с грибами, была счастлива и за себя - будущий «момент дарения» уже теперь приподнял мне настроение! И за Костю я радовалась наперед, - подарок должен был быть интересным по сути. Книгу «Как закалялась сталь» я решила купить тоже в Ровно, чтобы все было отсюда, с места подвига героев романа Островского.
...Стали мы с сестрой перебирать грибы, сортировать их, мыть. Я шарила ру-кой в опустевшем пакете, но костыля, моей в скором будущем, музейной драгоценности там не оказалось. Костыль не захотел ехать в Днепропетровск, Захотел остаться на земле подвига бессмертных героев – корчагинцев. Он проколол пакет и навеки теперь уже остался лежать все - таки на ровенской земле…
Идти за новым костылем в тот же день не получалось - осень, стемнело бы-стро, куда ж на ночь глядя соваться в лес! А завтра рано мы уезжали в Ровно, - дача находилась в пятидесяти километрах от города. Но идея требовала во-площения. Я взяла у соседки велосипед а у ее мужа ломик и помчалась, крутя педали  и освещая себе дорогу фонариком.
В лес.
К узкоколейке.
За костылем!
Не стану рассказывать, как было дело, говоря коротко, костыль я добыла при помощи ломика и какой–то матери... Косте подарила томик Николая Остров-ского, крест – накрест перевитый атласной красной лентой, что прижимала к обложке книги ржавый костыль, возможно даже, побывавший в руках герои-ческого Павки Корчагина, то бишь, Николая Островского! Не знаю, кто из нас больше радовался. Наверное, все – таки я. Хоть Костя тоже был доволен.
Попала я как - то в Апостолово - небольшой городок Криворожской области. Решила скрасить подруге в общем неблизкое и не очень приятное путешест-вие, - надумала она проведать далеких престарелых родственников своей, давно умершей тетки.
Сначала зашли к самой молодой, шестидесятилетней Сашеньке. Так ее звали в детстве, так звали в школе, и к пенсионному возрасту Александрой она не стала. И ее мама, и знакомые, и родня продолжали звать ее Сашенькой. Са-шенька не протестовала. У Сашеньки мы остановились и уже от нее совер-шали визиты ко всем по намеченному плану, оставляя старикам кому шоко-ладку, кому новое белье, кому - что. Визиты были невеселые - смотреть на больных, одиноких, радостно встречающих тебя стариков очень грустно. Чем помочь? Как поддержать? Как забыть потом эти слезящиеся, эти светящиеся радостью глаза, что смотрят тебе просто в душу. Ничего не просят, стараются чем-то угостить, не хотят отпускать, - ждут теплого, участливого слова. Я долго не могла их всех потом забыть. Я долго не смела после той поездки «скулить», жаловаться на жизнь, помня полупарализованного дядю Ваню, на коленях перекопавшего свой огород, посадившего там все, что полагается сажать в огороде… Тетю Таню, тетю Надю, дядю Жору… Одинокие, боль-ные, по большому счету никому не нужные, отказавшиеся ехать с детьми в города, чтоб там «не упасть крестом» им на руки. Добровольно остались умирать в одиночестве…
Обойдя всех, вернулись к Сашеньке. Осталось переночевать у нее ночь, ут-ром в шесть мы должны были уезжать обратно, к своим домам, делам, к сво-им детям, от которых теперь мы  знали, чего в старости ожидать.
Хозяйство Сашеньки состояло из большого дома и кухоньки во дворе, где готовили еду, купались, имели погреб. Собачонка в маленьком дворике бега-ла вдоль проволоки, протянутой вдоль забора по земле. Мы с подругой жен-щины совестливые, - с пустыми руками не приехали в гости. И мясца прику-пили и всего, чтоб нормально прокормиться сутки.
Хозяйка к вечеру стала хлопотать, у плиты,собиралась что-то готовить. Объ-явила нам, что поставила варить супчик. Велела за варевом присматривать, а сама, сев на велосипед, уехала за хлебом.
Заглянула я в кастрюлю, там кипела вода, на дне лежало нечто. Поддела по-ловником, оказалась маленькая, совершенно «голая» косточка. Запах был плохой, видать эта косточка давно ждала своего часа  в дальнем и самом теп-лом уголке Сашенькиного холодильника.
- Бедность! - вздохнула я.
- Скупость! - возразила подруга и продемонстрировала нутро холодильника. Морозильная камера была забита мясом, рыбой. Полки тоже не были пусты-ми.
В кастрюлю мы бросили горсть вермишели, остудили и вылили собаке. В ту же кастрюлю положили кусок купленного нами мяса, похоже, Сашенька «упекла» его в холодильник надолго и не для нас. Нашли муку, пока я месила тесто на варенички, подруга колбаску нарезала, картошечку сварила, суп за-правил, стол накрыла. Тут хозяйка приехала, стала суетиться, приговаривая, что вот сейчас она супчик доварит…
Но, увидела стол накрытый, метнулась в погреб, банки доставала, выклады-вала на тарелку помидоры, огурцы.
Простая еда, маленькая компания. Поели, стали посуду мыть. Ночь еще не настала, как скоротать время? Я, моя посуду, все возвращалась в мыслях к старикам…
Тягостные мои мысли исчезли, как только я увидела один предмет, - это был то ли небольшой половничек, то ли большая глубокая ложка, вылитая из алюминия. На ручке были видны цифры, год изготовления: 1944 - й. Вот это экспонат для музея Кости! – первое, что я подумала. Вторая мысль была по-хуже: «Как же его заполучить?». Характер у меня плохой, я из тех, что про-сить не станут - вроде стыдно просить! Стыдно, что скажут: «нет», еще стыднее, если скажут: «бери». А вот взять тайно почему - то не стыдно. И что это за черта такая - не знаю, может даже болезнь… Я думала часто об этой особенности своей натуры в детстве, и потом, в зрелые годы, - ответа я не нашла. Даже причисляла себя к клептоманам! Половничек лежал на столе, когда хозяйка открыла ящик, куда хотела положить эту ложку - половник. Я заметила, что там было таких еще несколько штук. Мне стало легче на душе. Я в этот миг решила, что «уведу» его с собой, раз он тут не один! Но тут я сделала ошибку, непростительную для клептомана. Я спросила у Сашеньки, что это за такое алюминиевое чудо? Сашенька охотно рассказала мне, что эти ложки лили в Апостолово во время войны. Делали это очень просто: в плотно утрамбованной земле вырезали форму нижней части ложки, заливали туда вымерянное количество расплавленного алюминия, а сверху укладывали деревянную форму, обмазанную глиной, повторяющую форму внутренней поверхности ложки. Хоть металл и горячий, однако глина не позволяла заго-реться дереву, металл «выдавливался», излишки потом напильником снимали с изделия. Каверны на ложке точно повторяли песчинки. Она была такой приятной для руки. Я ее рассматривала с вниманием коллекционера. Са-шенька взяла у меня ложку из рук и положила на место, сказав только:
- Население их хорошо покупало.
Ложку я сперла втайне от подруги. Тяжелый осадок от посещения стариков постепенно растворялся в памяти, душе легчало, мысль о том, какой шикар-ный экземпляр я везу в музей Кости, меня веселила. Стыдно мне не было, - побеждал азарт и радость дарения.
По приезду мне захотелось позвонить ему, порадовать, поинтриговать. Хо-рошо, что не успела этого сделать. Явилась вскорости ко мне подруга, сказа-ла, что Сашенька звонила, плакала, у нее пропала алюминиевая ложка, она ей очень дорога, помня, что я ею интересовалась, расспрашивала, - не знаю ли я, куда она могла деться. Как же я (про себя, конечно) возмутилась! Ну, это ж надо! В ящике таких штук шесть лежит! Нет, ей именно эта нужна! Чем она лучше? Да что она без нее - никак? Но все это было проговорено про себя. Подруге ничего не сказала. Поняла, что надо ложку вернуть. Но - как? А точнее  «под каким соусом»?
Воры - народ изобретательный. Может я - не совсем и вор, но я - женщина, и выкручиваться, выходить сухой из воды я должна уметь. Подумав немного, я нашла выход из положения, ровно через пару секунд я сказала подруге зали-ваясь натуральной краской стыда: врать даже вору стыдно! Я сказала:
- Ты меня сейчас убъешь! Ложка - у меня!
-Да ты что?!! Как она у тебя оказалась?
- Ты не поверишь! Вынимаю вчера рыбу из морозилки, ту, что купила в Апо-столово на рынке, - помнишь?
- Ну?
- А в рыбу вмерзла эта самая ложка. Я сама чуть не рехнулась, ну откуда ,думаю, она тут взялась?
- И откуда?
-Я вспомнила: ложка лежала на столе, а мы, когда упаковывались, рыбу на стол ложили, рыба подмороженная была вот, видать, и приcтала ложка к хо-лодной рыбе. Прихватило ее! Ну, знаешь, как руку теплую к холодному ме-таллу… - плела и плела я. Наконец замолчала, вспомнив, как кто - то из ве-ликих людей сказал своему другу : «Чем больше ты меня в чем - то заверя-ешь, тем меньше я тебе верю!».
Подруга поверила, да она меня ни в чем и не подозревала! Запаковали ложку в коробейку, я, как виноватая, прикупила к ложке приличную коробку кон-фет, отослали Сашеньке в Апостолово с извинениями. Жаль, конечно, с лож-кой было раставаться, но пришлось! Так музей Кости не получил экземпляра, надпись под которым гласила бы: «Ложка из алюминиевого сплава, вылитая в земляной опоке в г. Апостолово кустарным способом. Год 1944 – й.» Цены такому экземпляру бы не было! Это вам не желтые, фланелевые рейтузы ба-бушки Кости!
Что поделаешь, видно суждено было той ложке разливать скудные супы да борщи в Сашенькином флигеле города Апостолово.