Юрий Баранов. Мон Руж. Русские хроники

 
Вышла книга Юрия Константиновича Баранова, члена Союза писателей России, автора семи сборников стихов и шести книг прозы. Юрий Баранов (1933 г. рожд.) — человек, много повидавший, испытавший и правдиво, искренне, без прикрас об этом рассказывающий. Жаль только, что вышла книга тиражом всего 150 экземпляров и не попадёт в руки многих читателей, особенно молодёжи.
В предисловии к одной из книг Юрий Баранов говорит: «Если вас не волнует, как живёт обычный человек, работающий в огороде, в мастерской или в лаборатории, если вас не волнует изматывающая борьба этого человека с властью, старающийся так или иначе ущемить или обобрать его — вам не нужно раскрывать мою повесть».


I
«Мон Руж» — Красный Холм — это аллегорическое произведение. Красный Холм — вся Россия. В повести прослеживается наша история: до революции на холме был храм Живоначальной Троицы, затем его снесли, и это святое место превратилось в приют алкашей, уголовников, но также влюблённых парочек и художников. Потом на Красном Холме построили дом для передовиков производства с огромным палисадником (прямо по Маяковскому: Здесь будет город-сад!). Но в «эпоху развитого социализма» вид Красного Холма был неприглядным: мусор вывозился два раза в год: «накануне Седьмого ноября да в Ленинский субботник перед Первомаем». «А уж в середине восьмидесятых, в горбачёвскую разруху, вывоз мусора вообще прекратился», — с горечью повествует автор.
А позже дом для передовиков производства снесли, жителей поселили в девятиэтажке, стоящей «во впадине, примыкающей к территории химического завода», а на Красном Холме, красивейшем месте над Волгой, выросла вилла с иностранным названием: «Мон Руж».
Автор щедро, с юмором использует «говорящие» фамилии: бывший замполит полковник Хабалов, ныне владелец секс-шопов; Хрюкин, «Горбачёв» рифмуется с фамилией первого секретаря горкома партии — Трепачёв, отставной капитан Разгромов, журналист Вонидзе… Сатирически изображена сцена суда, поведение нового русского — владельца особняка Фирина, «перевоплотившегося» в «истого христианина» и своей речью так разжалобившего сидящих в зале женщин, что они даже всплакнули.
Едко высмеивает автор всех Преображенских-Перевёртышевых, и больше всего достаётся их потомку — Вальду Раж;ну (Владимиру Ильичу), забывшему, что он русский, кичившемуся своей «деловитостью» и богатством.
Привлекает образ учителя истории Алексея Ивановича. Он прекрасно знает прошлое Красного Холма и в опасное время не боится раскрывать правду своим ученикам. Языком учителя говорит как бы сама История, которая мудро расставляет всё на места.
Конец повести вселяет надежду в сердца читателей: убрался восвояси представитель иностранной фирмы, потенциальный покупатель заволжского заповедника. Никто теперь не отнимет у народа первозданной красоты и простора за великой Волгой. И церкви Живоначальной Троицы на Красном Холме — быть, а значит — быть и России!

II
Действие второй хроники, «Топ-манагер типа колобок», происходит в девяностые годы ХХ века, когда появляются «… частные торговые точки, не охраняемые милицией, …». В мутной воде перестройки «ловят рыбу», и иногда крупную, предприимчивые отморозки.
Среди них крутится Эдик-колобок: выбирает «клиентов» со знанием дела, облапошивая в основном интеллигентных пожилых людей.
«Но всё-таки он попался… Уже в камере Эдик узнал, что из настоящих воров не пострадал ни один (свои менты предупредили братву)…»
В перестроечном хаосе действует неразбериха, потому стражи порядка заодно с преступными элементами. И этим пользуются такие предприимчивые «колобки», как Эдик, явно в своих интересах.
«Эдика быстро вычислил умный спец…» и предложил стать его «информатором». Появился у «колобка» и второй шеф — Старш;й, главарь криминала. Он человек с юмором. «Если где-то на людях нам придётся разговаривать, — поясняет Старш;й Эдику, — называй меня Борис Николаевич. (Первый шеф Эдика, Мент, просит называть его Михаилом Сергеевичем).
От мелкого уличного жулика «докатился» Эдик-колобок до депутата горсовета. Оба его хозяина донельзя довольны: «пребывание Эдика во власти устраивало и того, и другого».
В финале повествования сын Мента женится на дочери Старш;го. Самое почётное лицо на свадьбе — Эдик-колобок. Да и как же иначе: он — сват! Это на его «даче» — вилле в Барселоне познакомились молодые. Здесь же пышно празднуется торжество.
А что происходит в России? Сияют фальшивой облицовкой прогнившие внутри дома посёлка Шанхай, снесён добротный Сталинский район… Да много ещё чего в перестройку наворочали!
Но весело катится Эдик-колобок по дорогам Смутного времени — аж в столицу, «… на весьма ответственный пост в правительственном аппарате нашего государства».

III
Если две предыдущие повести — «Мон Руж» и «Топ-манагер типа
колобок» как бы связаны между собой (из первой во вторую «перекочевал»
продажный журналист Вонидзе), то третья — «Гретхен» — стоит особняком. Эта повесть автобиографична. Она написана от первого лица и, в отличие от предыдущих двух, наполненных сарказмом и горькой иронией, звучит печальной романтической симфонией не любви ещё, но волнующе-трепетного ожидания её.
Довоенная жизнь шестилетнего Юры дана в светлых тонах: «… я видел просторную, с высоким потолком, комнату моего учителя. Мебель в чехлах, Альфонса Оскаровича у рояля, Оскара Фридриховича в кресле, портрет Моцарта на стене». В этом волшебном мире музыки витает, словно ангел, его сверстница Грета в белом кружевном платьице. Она мечтает стать балериной, он — пианистом… 
Но над этим возвышенным миром — внезапно, как гроза, — война. Эвакуация… Голодные дети и подростки опустошают ташкентские огороды и сады, проникают в отсутствие хозяев через окна в их квартиры, ради куска хлеба, а разъярённые хозяева пойманных за воровство ребят забивают насмерть на глазах их сверстников.
На Урале, в Ирбите, столичный мальчик Юра «приобщился к лаптям». «Мы жили в деревне примерно в двух километрах от города; зимним утром, ещё затемно, школьники собирались кутком, чтобы идти в школу вместе: опасались волков».
Автор с горечью вспоминает: «… когда бабушка так неожиданно напомнила мне о прежней жизни, я вдруг подумал, что, может быть, и хорошо, что Грета умерла ещё до войны. Ей, всегда такой чистой, аккуратной и нарядной, было бы невыносимо тяжело оказаться в положении ссыльной».
Мрачные следы оставила война в сердце мальчика. «Теперь, в 1944 году, я был совсем другим человеком. Три года эвакуации, несколько дальних переездов из одного конца страны в другой, лишения, порою жизнь на грани голода, соприкосновение с неведомыми ранее человеческими мирами изменили и закалили меня. Между тем благовоспитанным мальчиком … и теперешним подростком, покуривающим чинарики и склонным насыщать свою речь блатным жаргоном, пролегла пропасть. В ней было много чего, ранее неведомого для меня. И прежде всего — жестокости».
После войны Юрий отказывается заниматься музыкой: «… я как бы похоронил Моцарта вместе с Гретой, её отцом и дедом. Я не мыслил себе Моцарта и ему подобной музыки вне связи с этими людьми». Но автор не очерствел душой, не угасла в нём тяга к прекрасному, рождённая в далёком довоенном детстве.
Спустя несколько лет после войны, уже будучи студентом, Юрий в сумерках  сидел перед открытым окном «… и слушал по радио вокальные ансамбли Моцарта. Один из них оказал на меня сильнейшее воздйствие. Помню название — «Сетовать буду молча». … Примечательно, что только тогда я осмелился мысленно назвать подругу своего детства не Гретой, а ласкательным именем Гретхен, как это принято у немцев. В тот синий ленинградский вечер Гретхен окончательно воскресла и осталась со мной навсегда».
Волнующим душу стихотворением «Памяти Гретхен» заканчивается книга.

                *     *     *
Все три произведения Юрия Баранова поражают своим высоким уровнем повествования. Прежде всего волнует доброта и широта души автора, его острый глаз, уверенное перо, смелость, решительность, тонкость текста. Так пишут люди, много повидавшие и ничего не забывшие. Так создают мастера. Слова складываются крепенько, кирпичик к кирпичику, образ к образу — не расшатать. И герои-то — все русские люди, понятные, и жизнь у них не сахарная, полная всяческих тревог, волнений и переживаний. Книга очень полезна, особенно для молодого поколения, которому, слава Богу, не привелось прожить эти тяжёлые времена.