Женские истории

Предисловие
                Женские истории – это особая  часть  человеческой истории, которая не может быть объяснена ни одним историком, но без которой, безусловно, не было бы ни одной истории…   Часто  эти  маленькие  истории кажутся «умным» людям банальными и ничего не значащими. Так ли это?..  В  этих  историях совершаются радостные  и горестные  события, проливаются слёзы, рождаются новые люди, накапливается энергия общечеловеческой жизни. Никто ещё не ответил на вопрос: что управляет энергией общества. Но все уже знают: никакая энергия не исчезает в никуда – она перевоплощается.  Энергия жизни закладывается  женщиной.
                Рассказывая эти «банальные» истории  из  реальной жизни, я не преследую цели кого бы то ни было  поучать, тем паче  мне  не  хотелось  бы  быть обвинённой  в  феминизме – никаких амбиций, а  простое лишь "собирание":пусть они(эти истории о неизвестных никому женщинах) станут  маленькими зёрнышками в копилке человеческого опыта.   Это  не  истории  «великих»  женщин,  не  интригующие  истории  королев и  актрис – это истории  самых  обыкновенных  женщин, о которых  не вспоминают  «великие», но  которые  так же  любят, страдают, живут  и создают  энергию  общечеловеческой  жизни.   Я лишь хочу  отдать то, что мне не принадлежит, а попало ко мне случайно.

Лидия
                Ей тогда и шестнадцати не было. В семье она была старшей, потому считалась взрослой. Младшие братья и сестрёнка были на её ответственности, да и по хозяйству матери во всём помогала. В школе тоже хорошо училась, сообразительной девочкой учителя называли.  Времени свободного не было, кроме воскресного вечера, когда её в кино отпускали. Вот там-то она и познакомилась с ним – новым киномехаником.   Его  недавно   прислали к ним в село, взамен старого – тот совсем спился.
                Новый киномеханик  был молодым, непьющим и довольно весёлым человеком, с развитым чувством  юмора – часто шутил, чем и привлекал внимание девушек.  В его «кубрике», как называл он свою комнатку, откуда крутил кино, всегда  было  весело перед началом фильма: заходили девчата поболтать,  посмеяться над шутками Николая.
                Лида, как и другие деревенские девушки,  стала  заходить  перед  фильмом  к  механику  «поболтать», семечки полузгать.  Николай сразу обратил внимание на совсем юную Лидочку: она отличалась от всех деревенских девчат своими необыкновенными глазами – в них была какая-то необъяснимая глубина.  С  ней  он  никогда не острил, а разговаривал с какой-то особой нежностью – как с младшей  сестрёнкой.   Лиду  это сначала даже обижало: с  другими  девчатами  шутит, когда  они явно с ним заигрывают, а к ней,  как к ребёнку,  обращается,  то конфеткой угостит, то  посоветует фильм  не смотреть «слишком взрослый». А  вот с  Бертой Беккер, с этой немкой,  так сам заигрывал, хоть она и была всего на полгода старше Лиды.  Совсем  не нравилось  ей такое  «неравноправие»: хотелось, чтобы этот весёлый молодой человек, не похожий на их деревенских парней уже тем, что  всегда был трезвым, а потому привлекавшим к себе внимание девушек, обращался к ней как к равной.
                Николаю же Лидия сразу понравилась,  и он выспросил у местных парней о ней всё. Она была из работящей,   уважаемой  в селе семьи, отец её был не последним человеком в этом селе. Но была она ещё совсем юной: на десять лет младше Николая. Он понимал, что  родители  Лидии вряд ли одобрят его ухаживания за их дочерью.  Когда он заметил, что бездонные  глаза Лидочки сверкают на него совсем неравнодушными взглядами, он и обрадовался и испугался одновременно, понимая, что чувство его к этой  девочке растёт с каждым днём всё сильнее, а её интерес к нему только усиливает их.   Его забавляло,  когда  Лидочка явно сердилась на него за то, что он  шутил  с кокеткой Бертой, обмениваясь с ней  словесными  остротами.   Берта  была приёмной дочерью директора детдома, знала об этом, и вела себя всегда вызывающе, как бы демонстрируя свою независимость.  Подруг близких у Берты не было, а вот с парнями она дружила.  У  Николая с Бертой вроде бы стали  складываться более чем дружеские отношения,  но Лидочка  не выходила из головы Николая,  и он оставил  свои  ухаживания  за Бертой.
                Подруги Лидии стали говорить ей о том, что новый киномеханик влюблён в неё, но она  этого не замечала: ей, как и всякой юной особе хотелось явных доказательств своего приоритета. Когда он вызвался проводить её после двухсерийного фильма, ей это польстило, потому что подруг  её всегда  провожали парни, а она с ними по пути  доходила до своего дома. И вот теперь её тоже будут провожать.  Всю дорогу они  разговаривали и хохотали. Такие провожания  стали почти регулярными, и когда  однажды Николай поцеловал Лидочку, она даже не удивилась, хотя сильно испугалась: в этом поцелуе было что-то запретное, ещё неведомое  ей.  Он  шептал  ей  какие-то   слова, которых она почти не слышала в том полуобморочном от страха состоянии, называл её почему-то   своей   королевой, а ей было жутко страшно и любопытно  одновременно.  В  следующее  воскресенье она  не  пошла  в  кино.  Но когда из клуба после фильма стали расходиться люди, она вышла во двор и стала всматриваться в проходивших по улице людей. Николая она не увидела.
                Когда Николай поцеловал Лидочку и увидел в её широко раскрытых глазах испуг и что-то ещё, неотвратимо  манящее, он понял, насколько чиста эта девочка и насколько сильно его чувство к ней, чувство, которое он не в силах преодолеть.  Следующего воскресенья он ждал уже с нетерпением, понимая, что никогда он не сможет отказаться от неё.  Лидия не пришла в кино и его это обеспокоило. Он попытался исподволь узнать у её подружек, почему её нет, но они ничего не знали. Лидии не было в клубе и в следующее воскресенье.
                Лидия  боялась идти в клуб, потому что не понимала,  что  с ней происходит: Николай ей нравился, и она даже представляла, что когда-нибудь он её поцелует, но когда это произошло, у неё возникло необъяснимое чувство страха перед чем-то неизведанным, перед какими-то взрослыми отношениями, о которых она знала только из фильмов, но не имела о них жизненного  представления. Сейчас она интуитивно понимала, что между ней и Николаем  начинаются  эти взрослые  отношения и она не знала, хочет ли она продолжения этих отношений.  Её любопытство заглянуло   чуть  дальше  того, о чём она могла предполагать: поцелуй Николая был  каким-то  необъяснимо  пугающим  и тревожащим  своей  страстностью.  Может быть, надо  оборвать начавшиеся отношения   и не  заглядывать  дальше  в  неведомое? Лидочке хотелось по-прежнему  видеть Николая, слушать его весёлые шутки, быть  в  центре внимания,  ощущать  себя  избранной,   но  она  боялась новых его поцелуев, зовущих и пугающих.
                В клубе Лида появилась лишь  через месяц после того, как Николай впервые поцеловал  её.  Николай  сам  подошёл  к  ней и мягко спросил, почему её так долго не было.  Она ответила, что дома было много работы.  Он внимательно посмотрел в её большие зелёные глаза и заметил, как она смутилась от его взгляда.  После  фильма  он  спросил, может ли он её  проводить, она  согласилась.  Был  июнь, вовсю  заливались  соловьи, которых  влюблённая парочка   слушала  на лавочке.   Они снова целовались,  но  Лидочка  уже  не боялась, потому что Николай был  осторожен  и  не пугал  её  своей мужской  страстью.
                Однажды Лидия не вернулась после кино домой. По  деревне  понеслись слухи, что новый киномеханик   силой  увёз  Лиду в  соседнюю деревню к своей матери.  Отец  Лидии  собирался  подать в  суд  на  Николая.  Но  слухи не оправдались: молодые  до утра  заслушались соловьёв, а когда спохватились, что  уже рассветает, Лида  побоялась  идти домой:  по  деревне уже провожали  коров в стадо.  Так и осталась  жить у Николая,  став его  женой.  Судьбу  Лидочки  решили  деревенские  предрассудки. 
                Из деревни Лидия и Николай уехали  всё-таки: отец Лидии не мог смириться с тем, что его дочь, которой все прочили высшее образование, не  закончив  школу  вдруг выскочила замуж за обыкновенного киномеханика, на десять лет старшего её.  Да и пересуды деревенские не давали покоя.  Молодые отправились  на  строительство  Братской ГЭС – там можно было и денег заработать и жильё получить от государства.  Николай устроился водителем (гравий из карьера возил), а Лидочка  пошла ученицей в  штукатурную бригаду.  Жили трудно: непривычно было среди чужих людей, суетливо как-то, но Лидия изо всех сил старалась быть настоящей женой – готовила ужин для мужа, бегала по магазинам, добывала продукты, а Николай брался за любую сверхурочную работу, чтобы заработать лишнюю копейку. Сначала жили на квартирах, потом получили собственную комнатку в бараке. Когда родилась  первая  дочь, в семье Лидочки появилось солнышко радости – суетясь  вокруг  ребёнка,  Лидочка  почувствовали глубокую привязанность  к семье.  Потом, с рождением сына,   Николай  добился двухкомнатной квартиры.  Появились друзья, семья обжилась на новом месте, и окружающие считали её образцовой семьёй: непьющий, любящий муж и красавица-жена, прекрасная хлебосольная хозяйка.
                Когда через много лет Лидочка полюбила по-настоящему и поняла, что такое любовь, - для неё это   стало  трагедией.  Она теперь знала, что никогда не любила Николая, жила с ним по привычке да ещё потому, что он её очень  любил.   А теперь полюбила она, но не его, своего мужа, с которым прожила уже двадцать лет, а чужого…   И тот, чужой мужчина, теперь кажется ей самым любимым, желанным,  о нём она думает каждый день, без него не будет у неё радости в жизни.  Лидия страдала и была счастлива одновременно: она мучилась от осознания того, что   не  сможет жить  по-прежнему: спокойно, но не любя, и благодарила судьбу за то, что в её жизни  появилось это чувство, переполнявшее   её   новыми, неизведанными ощущениями.  Она  любила!  Какое  это  счастье – любить!
               Николай почувствовал, что с его Лидочкой что-то происходит: она изменилась. Нет, она не изменяла ему пока, она  всё делала по-прежнему безупречно хорошо: готовила ужин, встречала детей из школы, провожала мужа на работу, но душа её  и  её бездонные  зелёные глаза  были где-то  далеко.  Где?..
Послесловие
              Поняв, что Лидия любит другого, Николай ушёл из семьи, ничего не объясняя.  Лидия вышла замуж за любимого человека,  который   тоже  оставил свою семью ради неё. Но  Лидочка  не испытала  всеохватывающего  полноценного  счастья,  потому  что   чувствовала  себя  виноватой перед своими и чужими детьми – она  оставалась  всё той же  совестливой   шестнадцатилетней   Лидочкой, которой  было стыдно  за  своё   личное  счастье.  До  конца  дней  своих  она  будет  просить  у  Бога  прощения  за  своё, так  неожиданно  свалившееся  на  неё  счастье.


Зосенька

                У неё были пронзительно синие глаза.  Таких синих глаз  Григорий  ни у кого  никогда не видел.  Когда  она  взглянула  на  него  в  первый раз, он  оторопел  от  неожиданности  их  синевы:  даже  самые  яркие  васильки  казались  тусклыми  мазками  кисти  природы  по  сравнению  с  этими  глазами.
                Первый раз он увидел  Зосеньку,  когда случайно с другом зашёл  к  знакомой  девушке, где та  жила, снимая комнату  в  квартире  барака.  На  строительство  ГЭС  съезжалась  молодёжь  со  всего  Союза, в том числе из  деревень.  Общежитиями  обеспечивали лишь тех, кто приезжал по комсомольским путёвкам, а деревенские сами находили себе «койку»  на  съёмных  квартирах: жили по 3-4 человека  в комнате – это  всё-таки лучше, чем в общежитии по 5-8 человек.  Из  деревень  бежали  от  бесправности и бедности: хотелось уже забыть военное лихолетье и  работать  за  настоящие  деньги, а не «за палочки».   Григорий  тоже  жил  на  квартире, вдвоём  с матерью, приехав на стройку с Дальнего  Востока, кое-как распродав деревенское хозяйство и уплатив все фантастические налоги, чтобы выправить паспорта себе и матери. После того, как в  тридцать  седьмом  забрали отца, а мать-инвалидка с одной рукой  не  имевшая  возможности  сохранить большое хозяйство, потерявшая  4-х детей от тифа,  осталась с двумя сыновьями-подростками, Григорий  не  знал  ни дня отдыха, работая в колхозе от зари до зари,  не  зарабатывая  при этом  даже себе на одежду. Повзрослев, он прислушался к советам взрослых мужиков и отправился на заработки,  благо зацепка была  выбраться: отца  не расстреляли,  а определили на поселение близ Иркутска – вот туда и решил ехать Григорий.  Мать взял с собой, потому что оставлять её в деревне было не на кого: брат был ещё в армии, а других родственников у них здесь не было.  Оказавшись в большом городе и заработав за месяц столько, сколько в колхозе и за год не видел, Григорий не удержался от соблазнов, хотя и слыл рассудительным парнем: стал захаживать к девчатам, которые не очень-то гордились перед парнями с деньгами. Вот и на этот раз договорились с другом сходить развлечься после тяжёлой смены, зашли на квартиру.
                В комнате, куда они с другом  постучали, была лишь одна молоденькая девушка, которая полулёжа на кровати читала книжку и никак не отреагировала на то, что Григорий  приоткрыл дверь.  Когда он поздоровался, она вскинула через голову на него свой пронзительно-синий взгляд и ответила: «Здравствуйте, дяденька». Этот  взгляд  ударил по нему и ошарашил какой-то невероятной внезапностью: он вдруг почувствовал себя застигнутым врасплох за чем-то непристойным, будто он намеревался совершить что-то нечестное, и его уличили в этом. Впервые за  всё время, как он обосновался в городе,  он смутился, и причиной этого смущения была какая-то малолетняя девчонка с длинной русой косой, удавом сползающей с её головы на кровать, да синие, небывалого цвета, глаза.  Он  с  какой-то  жадностью  смотрел  в  эти  глаза  и  не  мог  от  них  оторваться, как в  жаркую  погоду  невозможно  оторваться  от  воды, когда  пьёшь  из  чистого  светлого  родника.
                Зосенька (все называли её именно так) жила на квартире  всего  неделю. Она  приехала  из деревни  с  троюродной сестрой: та уговорила её ехать в   далёкий город, так как ей надо было везти троих маленьких племянников,  и справиться с ними в  поезде в дороге было не так-то просто, да ещё  чемоданы…  Сестра  пообещала  устроить  в  городе  на работу с хорошей зарплатой, и Зося, натерпевшись нищеты в деревне, бросилась на поиски лучшей доли как в омут с головой: отец и два старших  брата  погибли на фронте,  один брат остался на сверхсрочной службе,  ещё два брата женились и едва  могли прокормить свои семьи, старшая сестра вышла замуж и устраивала личную жизнь, младший брат был ещё школьником, а мать, никогда не вступавшая в колхоз по религиозным соображениям отдавала младшую дочь в работницы, чтобы  сама себя прокормить могла.  Отдавала её мать  «в люди»  как няньку, но Зосе приходилось выполнять всю работу в чужих домах: доить коров, готовить еду, полоть огород, нянчить чужих детей,  полоскать в холодной воде бельё.  За всю эту работу Зосю только кормили, да и то не досыта.  Становясь девушкой, Зося  хотела, чтобы у неё было настоящее платье, туфли и боты,  как  у других,  но денег на всё это  заработать было негде.  И когда приехала из города сестра  Зинка, в шифоновом платье и туфлях на каблуке, Зося смотрела на неё как на невиданную красотку, потому и согласилась ехать с ней не раздумывая.
                Сначала  Зося жила  у Татьяны,  сестры, чьих детей они с  Зиной везли из деревни.  Неделю она пыталась устроиться на работу, но нигде её не брали, потому что ей не было ещё шестнадцати лет,  а выглядела она и вовсе на четырнадцать – такая тростиночка худенькая была.  Татьяна стала всем своим поведением показывать, что нахлебники ей вовсе не нужны.   Работала она в яслях, иногда приносила оттуда  остатки манной каши, чем и кормила Зосю.  Зинаида  работала  на  стройке учётчицей, домой приходила поздно и  считала, что Зося должна сама о себе позаботиться.  Кое-как Зося устроилась в школу уборщицей.   Оказавшись в большом городе без поддержки,  Зося растерялась: раньше она никогда дальше районного центра никуда не ездила.  Теперь она мыла полы в школе, а в промежутках забиралась под лестницу в каморку с вёдрами и тряпками  и ревела белугой, причитая как маленький ребёнок: «Ма-а-ма, ма-а-мочка!» 
                Так Зося прожила почти  полгода. Потом её разыскала подружка Мария, с которой они вместе ещё детьми  в деревне пололи свёклу, собирали табак, шили кисеты для фронта. Мария от кого-то услыхала, что приехала Зося, и сразу же начала её разыскивать. В тот же день, как нашла, увела к себе на квартиру, где она снимала комнату  у тёти Поли – их деревенской землячки, переехавшей в город лет десять назад.  Этот день Зося запомнила на всю оставшуюся жизнь: Мария в тот же день отдала ей одно из своих двух настоящих,  по-взрослому сшитых платьев из какого-то необыкновенно весёлого ситца, а потом накормила по-царски – белыми батонами, намазанными толстым слоем маргарина.  Зосе показалось, что ничего вкуснее этих батонов на свете быть не может.  Тут же решили, что Зося останется жить здесь на квартире у тёти Поли, которая жила в маленькой комнатке, а большую сдавала  под жильё  приезжим.  Такое  предложение  показалось  Зосеньке  подарком  судьбы, и она  быстро перевезла  свой  скромный  узел  с  вещами   от  Татьяны.
      Григорий, наконец опомнившись  от  вспышки  синевы  глаз  Зоси,  спросил  её:
- Ты здесь  живёшь?
На его  вопрос Зося не ответила, молча повернулась лицом к стене, передвинув при этом туда же книжку и перекинув через плечо  толстую косу.
- Девушка…, - начал было Георгий.
- Тамарка сейчас придёт,  - прервала его  Зося  и  продолжала  читать  свою книжку.
- А почему  ты решила, что я к Тамаре? – попробовал возразить Георгий.
- Хм, так к ней только тут гости ходят, - Зося привстала  на  локте, опять выплеснув  на  Григория  синеву    глаз.   
- А  ты  с  нами  пойдёшь  на  танцы? – осторожно спросил  он  её.
- Нет, не пойду. Мне книжку дочитать надо: завтра отдавать,  -  быстро ответила Зося.
- А что читаешь? – спросил  Григорий.
- «Воскресенье» называется. Вы бы, дяденька в коридоре подождали, а то читать мешаете, - недовольно ответила Зося.
                Григорий  послушно  вышел, прикрыв  дверь комнаты. Вскоре пришли Тамара  и Вера, проживавшие здесь же у тёти Поли, быстро переоделись в нарядные платья и ушли.  Потом  пришла  Мария, принесла  молоко  и  хлеб.  От неё  Зося узнала, что Тамарка с Веркой  ходят на танцы  с  Костей и Григорием. Костя – шалопай и картёжник, а Григорий – парень серьёзный, работящий, начальство его на стройке хвалит. Тамарка, побывавшая уже три раза замужем, теперь  пытается увлечь Григория:  он не  пьёт, хорошо зарабатывает,  - и по всему видно, что ей это удаётся.
                Григория с Тамарой познакомил  Костя, компенсируя свой долг, который он не отдавал  Григорию уже три месяца. Григорию нравилось бывать в компании  весёлой  хохотушки  Тамары, всегда  нарядной  и  жизнерадостной, но  серьёзных чувств он к ней не испытывал:  он  видел, что  Тамара  нравится многим  парням, со всеми она шутит  одинаково  весело, но  почему-то  отдаёт  предпочтение  ему.  Из  всех  ребят, работающих у них на участке, он был единственным, кто  не  употреблял  спиртного вообще: не шло  оно ему никак.   И  хоть  не  был  он  особенным  красавцем, но  вниманием  девушек не был обделён.  И сегодня, когда он увидел  эти  синющие-пресинющие  глаза, он  ожидал, что  сразу  познакомится  с  поразившей его девушкой, но она назвала  его  дяденькой и разговаривать с ним явно не хотела. Это его обескуражило, и он весь вечер  ходил  с  думой о Зосе.
                Зося  с  Марией  тоже  стали  ходить  на  танцы: за  Марией  заходил  её  ухажёр, Сёма, и втроём  они отправлялись  танцевать.  Мария  с  Семёном  танцевали, а  Зося  смотрела  на  них.  Иногда  её  тоже  приглашали,  но  чаще  всего  она  не  танцевала: парни  приходили, как правило,  подвыпивши, а  Зося  терпеть не могла запах спиртного.
                Целый  месяц  Григорий  и  Костя  не  появлялись  у  тёти Поли, потом  как-то зашёл  подвыпивший Костя, один, без Григория.  К  Тамаре  стал  приходить  Мишка  Кирюхин, бригадир с  соседнего участка.  Было  понятно, что увлечь  Григория  Тамаре  всё же не удалось.   Однажды  Мария  загадочно  сказала  Зосе:
 - А  к  тебе  сегодня  гость  придёт.
- Кто? Из деревни приехали? – всполошилась Зосенька.
- Да нет, местный. Ты его  знаешь, Гриша  Чижов.
- Ко мне? – удивилась  Зося.
- К тебе,  говорю же, к тебе! – подтвердила  Мария.
- Зачем? Я его  не приглашала, - опять удивилась Зося.
- Да  познакомиться  он  с  тобой  поближе хочет – что тут непонятного-то?
- Да я уже  с  Кузьмой  Полухиным  познакомилась, - не понимала Зося  вести  о  приходе нежданного гостя.
- Зоська,  ты дура?  Да у Кузьмы  ни кола, ни двора и пять сестёр-нахлебниц!
- Мань, ты чего? Причём тут сёстры-то?
- Да притом! Тётя  Поля говорит, что Гриша ей дров на  всю зиму  завёз, угля  помог привезти, двери вон все отремонтировал…  Хозяин!
- И что с того? – недоумевала Зося.
- Да ради тебя он всё это делает! Вон,  все уши промозолил тёте Поле: всё уж повыспросил про тебя, только в гости всё не решался напроситься.
- Мань, да он же старый!
- Да, не пацан, какой-нибудь Кузька, конечно. Он в бригаде в своей больше всех зарабатывает.  И не пьёт!  В  общем,  тётя  Поля  попросила, чтобы  ты  его  встретила  как гостя: ну, чаем что ли напоила…
-  Маня, я одна его чаем поить не буду!
- Ладно-ладно, я посижу тут с вами, попью чаю.
                Зося  даже  опешила  от  такой  новости: после того как Григорий заходил к Тамаре  прошло  довольно много времени, и Зося ни разу не видела больше его у них на квартире.   Да и Тамара  съехала с  квартиры  куда-то в  центр города. Когда он успел привезти уголь и дрова, да ещё с тётей Полей  разговоры  вести? Она помнила, что Тётя Поля переживала, что не сможет  запастись  углём и дровами, но потом замолчала – так вот, значит, почему…   Перед  тётей Полей и  Марией  Зося чувствовала себя должницей и отказать им ей было  трудно – придётся  поить  этого  дяденьку  чаем.
                Григорий  пришёл  в гости  к  ужину. На нём был  тёмный двубортный костюм,  белая в полоску рубашка.  Густые   чёрные  волосы  были  пострижены под полубокс,  и он выглядел в этот раз  моложе, чем в первый   свой визит.  Зося  с  Марией  налепили пельменей  с  капустой, гость принёс  шоколадных  конфет.  Тётя  Поля  благодарила Гришу за  помощь, расхваливала его, как могла. Григорий  деловито спрашивал, не надо ли ещё чем помочь, поглядывая  при  этом  на  Зосю.  Мария шутила: «Коль понадобится, только тебя, Гриш,  звать будем на помощь!»
                После  этого  вечера  Григорий   стал  заходить  к  девчатам: предлагал билеты в филармонию, конфет вкусных приносил, помогал починить   утюг или плитку.  Зося  не оставалась  с  Григорием наедине, хотя он явно  показывал, что интересна ему именно  она.  Тётя  Поля убеждала Зосю, что из Григория получится хороший муж,  а Кузька её только на гармошке мехи  растягивать  умеет.  Но  Зося  по-прежнему  ходила на танцы с Кузей, пела  под его гармонь  весёлые песни про любовь, а к Григорию относилась как к общему  со всеми  другу.  Рядом с  Кузьмой  она  чувствовала  себя  легко   и  свободно,  ей  казалось,  что  жизнь  её  теперь  будет  светлой  и  радостной.
                Однажды,  когда  Григорий, получив  зарплату,  пришёл  с  конфетами,  а потом  стал   чинить  электроплитку, на  которой  готовили все  по  очереди,  в  квартиру  тёти  Поли  ворвался  Костя  и  стал  кричать:  «Зарезали!Зарезали  подлюки!»   Оказалось,  что  зарезали  Кузьму, который тоже  получил зарплату  и  возвращался  домой после второй  смены.  Девчата  подняли  крик, тётя  Поля  запричитала:  «Что ж они, окаянные,  делают! Уже третий раз ведь у нашей кассы  дежурят!»  Зарплату  у  рабочих, действительно,  отбирали  уже  третий  раз, избивали  ребят,  но убийств  не  было  давно.  Известие об убийстве  Кузьмы  быстро  облетело  рабочий  посёлок.  Зося  проплакала  до  утра.  После  похорон  Кузьмы  она  стала  тихой  и  задумчивой, в  разговоры  ни с кем почти не вступала.  Тётя  Поля  стала   убеждать  Марию, что  Зосю  надо  сосватать  за  Гришу. Зося  часто  стала  уходить  к  реке  и  сидеть  там  на  берегу  одна.
-  Ты бы,  Гриша,  сходил  к  ней  на  берег-то,  - сказала  как-то  тётя  Поля.
                С  тех  пор  Григорий  следовал  за  Зосенькой  всюду.  Их  постоянно  видели  все  вдвоём,  поэтому  когда  Григорий  объявил  всем, что  женится, никто не сомневался на ком.  Зимой  Зося  родила  семимесячного мальчика.  Григорий  радовался  так, что  впервые  в  жизни  напился:  у  него  родился  сын!  Ему  выделили  собственную  комнату,  где  они  поселились  вчетвером: он, Зося,  сынок  и  мать  Григория.   Через  год  у  Зоси  родилась  дочь, чёрноволосая и черноглазая, как папа. Вскоре  Григорию  выделили  отдельную  двухкомнатную  квартиру  с  санузлом  и  водопроводом.  Жизнь  Зоси  наполнялась  невиданными  удобствами, у неё  теперь  было несколько  красивых  шифоновых  платьев, боты  и  туфли  на  каблуках.  Позже  в  её  квартире  появился  первый  во  всём  доме  настоящий  телевизор!   
                Только  песни  Зосенька  пела  всё  больше  грустные…  Исчезла  пронзительность  синих  глаз,  в  которых  появился  оттенок  серого  цвета.



Берта

                Берта  появилась  в  деревне  ещё  ребёнком: пришёл очередной  состав эвакуированных  детей  и  стали  распределять  по  детским  домам.  Как  только  дети  оказались  на  платформе, девочка, выскочившая из последнего  вагона,  побежала  по  платформе  от  вагона  к  вагону, заглядывая  в окна и крича:  «Роберт!  Роберт!»   За  ней  следом  бежала  девушка  в  военной  форме  и звала  её: «Берта, вернись!  Вернись, Берта!  Твой  брат  уехал    с  другим  составом в  Ташкент!»
                Состав  прибыл  из  Латвии и должен  был быть освобождён  от  детей  за  три  часа, чтобы  можно было  заполнить  его  солдатами  и  отправить в обратную  сторону.  На  фронте  ждали  пополнение, а  дети  ждали  тепла, еды и  неба, с которого не сыпались  бомбы.   Берта  искала  брата Роберта, с  которым  вместе  они  были  на  экскурсии,  когда  вдруг  с  неба  посыпались  какие-то  чёрные  предметы  и  земля  стала  выворачиваться под  ногами  людей  наизнанку, а сами  люди стали  пропадать под  вывернутой землёй.
                Берта  схватила  братишку  за  руку  и  побежала  вслед  за  какой-то  женщиной,  когда  их  с  братом  подхватили  под  руки  и  почти  понесли  к  машине, кузов  которой уже  набит  был  детьми.  В  соседнем  городке  их  стали  пересаживать  в  вагоны, в которых  они  очень  долго  ехали.  Иногда поезд останавливался и им приносили  в  котелках  воду и  варёную  картошку.  Берта  выпустила  где-то  руку  брата и  они  потерялись.  Но  её  успокаивало то, что едут они  в  одном  поезде, а значит.  Найдут  друг друга.  Так  Берта  оказалась  сначала  в  далёком  провинциальном  сибирском  городке, а потом  в  деревне, расположенной в ста пятидесяти километрах от этого городка.  Брата  она  так и не нашла. В  детдоме  она  не могла  прижиться, потоиу что из-за  её  имени  её  все  дразнили фашисткой. Она  никак  не  могла  объяснить  этим безмозглым  детям, что она  латышка, а не немка.  В  конце  концов  её  приютил  директор  одного из филиалов детского дома в деревне,  сказав  детям, что она его дочь.
              Берта  повзрослела  за  один  день. Когда  она  поняла,  что  брата  увезли  в  другом  составе  и  совсем  в  другую  сторону, она поняла и то, что искать его она будет  теперь всю жизнь, как искала бы мать своего ребёнка.  Сергей  Петрович, её приёмный отец,  убеждал  её, что после  войны  они обязательно  найдут  её  брата.  Но  Берте  хотелось  начать поиски  сейчас же. Наконец, Сергей Петрович  не  выдержал и сказал: «Люди кровь проливают  за  тебя, чтоб ты выжила, а ты тут концерты устраиваешь! Кто сейчас тебе искать будет твоего брата?!»  После  этих  слов  Берта  перестала  говорить о поисках брата, но  характер  её  резко  изменился: она  стала  вызывающе  нахальной, требовательной, даже циничной.  В двенадцатилетней  девочке, казалось, проснулись сразу все инстинкты выживания.
……………………………………продолжение следует