Из главы Павел - в штаны наплавил

          …На улице гогочут ошалевшие от весны подростки, гуляющие до полуночи.

          Это всё Май. У всех весеннее обострение. На улице май, прохладный май, безумный май, и как же мне его не любить! Как мне не любить его? Как не быть хмельным, если пьянящим напитком любви становится сам воздух цветущего майского дня? Сама атмосфера вселенского праздника.
          В голубой тетради можно писать: Как безумно классны парни по весне! Весна снимает с них одежды, слой за слоем обнажает их, и сказочен мир, в котором происходят эти метаморфозы. Моя болезнь любви позволяет обнаруживать здоровье их любви! Сексуальные парни шалеют в мае от бурлящего в них желания и силы. Потрясающе, как меняет людей весна! Каждую весну это можно наблюдать, летом – забывать, осенью – грустить, зимой – скучать, а по весне вновь шалеть, как будто и не было всего остального: лета, осени, зимы, трезвых времён года, когда не было, казалось, возможным и вообразить себе весеннего потрясения чувств.
          Сегодня на остановке ГАИ я ждал автобуса на Западный. За остановкой в сени деревьев стояли импровизированные из толстенных пеньков "стол" и "стулья" вокруг. Нас было всего трое на остановке, а у пеньков резвились двое мальчиков: один лет 16 с хорошо различимым признаком половой принадлежности в трико, и джинсовой куртке, другой лет 12, в джинсовом костюме. Они резвились вовсю. Побегами, очищенными от листвы они сшибали листья с деревьев, полуфехтовали-полудрались, разносили в клочья какую-то картонку. Потом маленький подошёл к двоим парням лет 30 на остановке, они о чём-то лукаво, с подколкой поговорили, потом, смотрю, мальчики уже курят, отбирая по очереди друг у друга одну сигарету. Раскованные сексуальные и – похоже – ничейные пацаны, ищущие приключений. Повернувшись к ним лицом, я наблюдал за ними. При внешней агрессивности игры, они не были садистами, и их юная, раскованная сексуальная красота радовала мои глаза. Я знал, что если долго побуду здесь, маленький пойдёт на контакт и со мной, и, не будь вокруг никого, я бы с удовольствием завязал с пацанами разговор, и теперь-то я уже понимаю всю гомосексуальную неинтактность таких мальчишек, более того, их откровенно провоцирующее поведение в отношении попадающих в поле зрения мужчин. Вот это был, возможно, единственный случай, когда со мной могло произойти то, что мне рассказывали голубые, а я мог это представлять только теоретически, а не реально: "- Дядя, дайте сигарету" – "Дашь на дашь!" – "Ха-ха, согласен". Мальчик курит сигарету, мужчина делает ему миньет. Все довольны и счастливы.
          Здесь вот я абсолютно реально увидел мальчиков, которые попросят сигарету, и я скажу им спокойно: Ребята, а заработать? – А как? – А пошли вон туда за ларёк. Пачку сигарет и ещё по …рублей сверху.
          Разговор был бы чуть длиннее, результат был бы именно этот: и выход на тему секса, и дотрагивания, и разглядывания, и объятия, и онанизм. И взаимный интерес, и возможное дальнейшее продолжение отношений, знакомства.
          Это были именно такие мальчики, с которыми такое было вполне возможно.
          Сердце моё горевало, видя доступных мальчиков, к которым я не подойду сам.
          Но всё обернулось иначе, несколько неожиданным образом, но оставило мне память – зарубку на сердце: мы заметили друг друга, а не разошлись чужими.
          Вот уж классно: взглянув в очередной раз на мальчиков (больше никто не интересовался ими, а я уже принадлежал им), я увидел между деревьев, как маленький сидит на пеньке напротив большого, а большой увлечённо, держа свою палку между ног торчком вперёд, усиленно делает символические фрикции в пространство. Похоже, парня самого возбуждало это действие, и штаники его немного оттопырились впереди. Младший тоже впился в него глазами и был мысленно с ним.
          Большой увидел меня, остановился и улыбнулся. Маленький тоже посмотрел на меня. Я полуулыбнулся им. Отведя взгляд и вернувшись обратно, я увидел, что уже оба возбуждённо улыбаются и смотрят на меня. Я снова улыбнулся. Так в течение короткого времени я несколько раз смотрел в их сторону, и с каждым разом их реакция была всё более бурная, на каждый мой взгляд и улыбку они отвечали дружным смешком, смехом, хохотом, потом специально ржали на мой взгляд и улыбку. Я отвернулся на какое-то время – а то наше поведение начинало становиться неприличным.
          Когда я вновь посмотрел в их сторону, старший втыкал, как ножик, свою палку в землю, а маленький коротко ржал на мой взгляд и потихоньку-потихоньку двигался в мою сторону. Потом он сделал медленный круг вокруг меня, стараясь привлечь к себе внимание, и на каждый мой взгляд и улыбку демонстративно коротко и радостно ржал. Они были моими, это было ясно. Пачка сигарет из моей сумки и две бумажки уже со всей очевидностью принадлежали им. Но было одно радикальное "но": я был на остановке не один. Мы не были втроём наедине. А, значит, я уже не мог подойти к ним по своим внутренним тормозам. Я бы не остался, я ехал, как всегда это у меня бывает, по важному делу и ограниченный во времени. Теоретически, я бы много отдал, чтобы пообщаться с мальчишками, но даже теоретически остановка не могла опустеть: здесь ждали разных автобусов.
          Мы трое нашли друг друга, мы тут были уже со всей очевидностью только ради друг друга, и больше никто нам не был нужен. Но снова вокруг были люди и обстоятельства. Я знаю, почему дети тянутся ко мне: потому что я на них обращаю благосклонное внимание. Очень многие дети это моё внимание ценят очень высоко, много выше, чем взрослые. Юра при нашей встрече сказал об отношении взрослого мужчины с голубым подростком: "Это можно назвать развращением, но это можно назвать и воспитанием". Вхождение с пониманием взрослого в детскую проблему – это и есть воспитание. Но Юра филолог, и я, как врач, скажу – это есть лечение. Речь не о сексе. Речь вообще о доверительных отношениях взрослого и подростка (Это включает в себя и сексуальное воспитание безусловно, потому что сексуальная проблема для подростка – она актуальна, как мало у кого другого).
          Подошёл автобус, и я в хвосте других потянулся к нему. Я ещё вертел головой, высматривая мальчиков, а они были уже здесь, оба рядом со мной.
          - Ну, что, палки выбрасываем? – спросил младший у старшего.
          - Выбрасываем, - неуверенно ответил старший.
          Они собирались садиться в автобус, но в последнее мгновение не сели. А, может, они ждали, что все уедут, а я останусь с ними, ради них, и они подошли уже ко мне, но я уехал.
          Грустно было, когда дверь закрылась, а среди севших их не было.
          Как же сильно это упущенное знакомство меня мучило! Когда я возвращался через несколько часов, их там уже, конечно, не было.

          Весной безумно радостно жить юным и здоровым. Но умирающий человек не замечает времён года.
          У последнего моего родного дяди, пока ещё остающегося в живых, острый миелолейкоз, миелобластный лейкоз, протекающий бурно, как и положено острому лейкозу, начавшийся всего несколько месяцев назад вроде бы не очень серьёзным предлейкозным состоянием в виде недостаточно мотивированного угнетения эритро-гранулоцитарного ростка. А сейчас уже бластный криз в разгаре, и, кажется, он почти погибает: от иммунодефицита, анемии, геморрагического синдрома, бесконечных переливаний крови, химиопрепаратов, гормонов, суперантибиотиков.
          Исколотый, под капельницей, безногий с юности, уставший душой и телом, теряющий надежду. Я ехал к нему в Областную больницу.
          Но опять же гениальный Бертолуччи – оставив умирающего деда под деревом, внук учился онанизму вместе с приятелем, укрывшись в поле пшеницы! – я уже шёл по территории областной больницы, а сердце моё ещё горевало о несостоявшемся знакомстве с раскрепощённо-сексуальными мальчиками, откровенно готовыми взять меня в свою компанию. В детстве я не мог о таком мечтать! Зрелость возвращает мне долги детства. Это и есть закон справедливости в приложении к моей судьбе.
          И только войдя в обитель скорби – гематологическое отделение – я постепенно, проникаясь тяжестью беды близкого мне человека, отодвинул моих мальчишек на второй план.
          Из отделения я ушёл каким-то обессилевшим. Побродил по базару, делая покупки, заказанные из дома. Потом добрался до поэтического кафе и там сидел молча, время от времени поглядывая на новичка – симпатягу Стаса, с кольцом в левом ухе и пишущего национально-патриотические и женственные стихи.
          Мои нереализованные мальчики сидели во мне, как заноза. Я глотнул пива, какого-то высококлассного, и какое-то слегка сонное оцепенение снизошло на меня. Так я и ехал домой, так я и приехал, так я и лёг. И мальчики мои – нет, никак уж не "кровавые" – мальчики голубого семяизвержения – стояли в моих глазах и в сердце. Жажду можно утолить, испив воды. Я не открываю ни для кого секрета, и давайте отбросим ханжество. Жажду по утраченному возлюбленному можно утолить, только доведя своё воображение до реализации желаемой близости и получив реальный оргазм на этой сконструированной воображением высоте.
          Если откровенно: много было мальчиков в моей жизни, с которыми я получал оргазм именно так. Иначе утраченные возможности истерзали бы мою душу и свели бы меня с ума. Я знаю большее, которое может показаться моим вымыслом, но что на самом деле более чем реально. Я знаю, что со многими мальчиками у меня был контакт малоосвещённого пока в прессе виртуально-синхронного порядка. Возбудив друг друга взглядами, намёками, мы расходились, не позволив себе сблизиться, и когда я, вернувшись домой, получал мастурбационный оргазм, воображая рядом с собой в постели уже меня, получали мастурбационный оргазм мальчики, возбудившие меня.
          То есть, мы оба доводили до логического конца в реальности не осуществившееся.
          И я не удивлюсь (к сожалению, конечно, не узнаю), если в тот вечерний час, когда я онанировал в одиночестве, вспоминая моих мальчишек, где-то на одной из окраин города мои мальчики удовлетворяли себя, воображая и меня находящимся в их кругу.

          Да что же выдумка, если это выводится из моего опыта и рассказа других ("Она ему не дала, и он, говорит, со злости, по пути домой зашёл в поле вздрочил и кончил сам").
          Это стереотип возбудимого мальчишеского, подросткового, юношеского, мужского гиперсексуального поведения. А гомосексуальные чувства они как раз и отличаются от гетеросексуальных тяготением к симметрии.
          Чего стоит одна Андрюшина реплика, когда мы с ним обнимались в парке, осенью …года, моего знакового голубого года: "…А то я буду идти домой, вспоминать, что у нас было, и он снова будет у меня вставать!"
          Симметрия в реализовавшихся голубых вариантах заставляет предполагать симметрию и в их недореализовавшихся, но начавшихся симметрично вариантах.
          Это материал для отдельного исследования, но я знаю, что при необходимости могу набрать достаточно юношеских сексуальных откровений в качестве доказательной базы для существования виртуально-симметричного гомо-секса.
          Возбудились друг от друга, вернулись по домам, вздрочили поодиночке, но одновременно. Это правда.

          Весна. Май. Каждый день новое впечатление. Одно сильнее другого.
          Был я у Юры. Уже вторая весна побуждает меня к этому.
          В парке кучкуются голубые юноши, половина незнакомых, но на удивление приветливых и компанейских. Это весна.
          Я отпечатал фотографии, и у меня есть очень тёмные, но всё же есть фотографии моего Серёжи-скворчонка. Тоже целое, огромное событие.
          Ох! В моей комнате среди другого на полу вот уже полтора года стоит бутылка шампанского. С особенной горечью я вспомнил о ней по весне. Тогда я пришёл на день рождения к Серёже, надеясь застать хоть мать. Серёже исполнялся 21 год. А в этом будет уже 23 года! Как всегда – 8 ноября. И девочка-соседка, выглянув из перестроенного тамбура, почти удивилась: Лена продала квартиру, уже почти год, и странно, что об этом ещё кто-то из их знакомых не знает. Так и стоит бутылка. А я временами прохожу по Островского и смотрю в дворик, где жил когда-то Серёжа. И не знаю даже – жив ли он сейчас, где он, как. Он с самого начала очень плотно сел на опиаты. А было ему тогда 19. Часто представляю, как встречу его в городе, исхудалого, исколотого, огрубевшего. Обниму, прижму к груди и скажу: "Господи! Что же с тобой сделалось, маленький мой…" И вытащу из кармана дежурную купюру: "Как давно я тебя не видел! Купи себе что-нибудь…"
          Я не просто воображаю эту встречу, я часто, идя по городу, ловлю себя на том, что всерьёз жду её, даже, может быть, тоскую о ней. Ни на одно торжество не поднялась моя рука открыть "Серёжину" бутылку шампанского. Так она и стоит, хотя, рано или поздно, я её, конечно, открою. А найдётся Серёжа, найдутся деньги и на другую.
          Уехал Дима. Это не нанесло мне столь большой душевной травмы, но опустошило мои дни. Пока он был, было как-то всё по-другому. У меня был мальчик. При всех привходящих моментах, я всё-таки был не одинок в голубом мире. Алла Александровна выбила почву для наших встреч из-под наших ног, для того отчасти и старалась. Диму забрал на Север какой-то осетин, Витя, забрал очень искренне и с любовью, и, похоже, Дима не горюет. Но это уже другая история. История о том, как мы с Димой были вместе, любили друг друга, как умели, а потом расстались, как неизбежность, как вырывается из рук Карандышева Лариса Огудалова, как уходит Манон Леско, как ускользает Маргарита Готье… Эта история не для этого отступления, и, вероятно, она была бы написана уже давно, если бы не требовала настоятельно своего завершения моя повесть с медицинским названием "Больница".