Картина

Я знаю эпизоды, достойные чего-то большего,
чем просто куска сюжета…



Осень подходила к концу. Стоял ноябрь и было холодно. Температура не поднималась выше 10ти градусов по Цельсию. Меньше всего в такую погоду хотелось выходить на улицу, потому что ветрено, слякоть и постоянная сырая мряка. Все это раздражало. И, хотя на погоду в конце осени, жаловаться не имело совершенно ни какого смысла - я жаловался, жаловался сам себе, жаловался близким, жаловался знакомым, в общем, всем, кому только можно было пожаловаться. Я очень не любил такую погоду, я не любил дождь, я не любил туман и серое небо, я не любил эту бесконечную полутьму на улице из-за свинцовых туч. Все это, казалось, давило на меня, давило откуда-то сверху. И все о чем я мог мечтать, так это о прекрасном летнем солнце где-то так в середине июня. Но… Это были лишь мечты. Я прекрасно понимал, что мне предстояло пережить еще зиму и начало весны, и все это время, до наступления лета будет дождь, и мряка, сырость, туман, слякоть и полутьма. Такая вот у нас погода…


Здравомыслящий человек, оценив подобную ситуацию, давно бы уже привык к такому погодному расписанию и ко всему относился бы философски. Да, сырость и слякоть - явление неприятное, но и оно прекрасное, и его можно любить за свою особенность и неповторимость! И потом, житель таких болотных мест не должен жаловаться на подобное, он даже не станет замечать дождь сегодня, слякоть или снова дождь? Это его обычная среда обитания! Но я… я не был ни здравомыслящим философом, ни исконным жителем этих мест, и не любить такую погоду имел полное право. Правда, от этого права, почему-то никто не страдал, кроме меня самого!


 Я работал в одной развивающейся фирме и моя задача состояла в том, чтобы я каждый день позванивал кучу номеров и предлагал им услуги фирмы. Желающих принять услуги я подробно информировал о том как, где и когда их можно приобрести, а не желающих я уговаривал до тех пор, пока они не соглашались или не вешали трубку, а дальше делал тоже самое - информировал их о том как, где и когда они могут получить навязанные им услуги. Работа, на первый взгляд, очень простая. Но пять дней подряд общения с людьми - это, поверьте мне, непосильный труд. И после такого рабочего дня единственное желание, которое у тебя остается в силе - это молчать, спать и есть. В лучшем случаи, появляется еще одно - грубить людям. После несильной вежливости с неприятными клиентами, это желание всегда усиливается. У меня есть два выходных и рабочий день длиться немного короче обычного. Платят достаточно, чтобы считать себя человеком и недостаточно, чтобы считать людьми свое руководство…


Однажды я возвращался с работы домой, было около шести часов вечера, на улице все та же премерзакая слякотная погода. Темно, еще и какой-то мелкий дождь моросил по лицу. А так как он был очень мелкий, зонт открывать не было смысла, но эти прикосновения к коже казались прикосновением самых скольких и холодных призраков, тянущих к тебе тысячи рук! Одним словом, было холодно, мокро и противно. И именно тогда я пообещал себе, что немедленно зайду в первый попавшийся магазин одежды и куплю себе шляпу, чтобы больше не раздражаться по поводу этой бесконечной мряки. Конечно, это решение было импульсивно, нужно было выбирать какой-то шляпный магазин, а не первый попавшийся… Потому что шляпы продают не везде, к сожалению. И шляпа - это не зонт и не чайный сервиз с ароматическими свечками, которые можно найти в любом непродовольственном магазине. Шляпа, можно сказать - это предмет стиля, вкуса и эстетики. Хотя, в корне, шляпа - это просто шляпа, она призвана защищать голову человека, его котелок, а не его взгляды на красоту и эстетику. Конечно, возвращаясь домой с работы, никакой шляпы я в ближайших магазинах не приобрел. Там было все что угодно, от выходных костюмов - до шнурков для корсета, но только не шляпы! В конце концов, я подумал, что можно и кепку купить. Кепка тоже защищает лицо от противной мряки, если ее надвинуть поплотнее. Да и где-то в разделе шапок, которые продаются почти везде, можно отыскать парочку кепок. Потому что кепки модные, а шляпы - нет.


И так как в кармане моем была месячная зарплата, я был настроен крайне расточительно. Мне было все равно, что брать, хоть шнурки для корсета, чтобы улучшить себе настроение и отвлечься от мыслей о несносной погоде. Я зашел в какой-то большой магазин, где по обыкновению, совмещаются несколько отделов с канцелярией, посудой, техникой, пастельным бельем и обувью, и еще с кучей всего, где под час всегда можно заблудиться и запутаться где право, где лево и в какой стороне выход. Моя цель была яснее ясного - купить шляпу, но… на самом деле - потратить деньги на собственное удовольствие, в чем я себе, лично не признавался, теша надеждами на то, что я человек все таки здравомыслящий и экономный.


Я быстро пробежался по отделам посуды и какого-то белья, заглянул в раздел техники и долго изучал пылесосы и кухонные комбайны из пластика, по своему виду напоминающие пришельцев из космоса или этих роботов из Звездных войн. Нет, техника меня не интересовала вовсе… Да она мне была и не нужна. Я снимал комнату в одной квартире старушки и конечно же, никакие новинки в виде пылесосов ей не были нужны… Нет, вернее, они ей нужны, но покупать мне, совершенно чужому ей человеку, пусть и тому кто снимает у нее комнату, пылесос не имело совершенно никакого смысла. Если, конечно, я не решил заняться благотворительностью, чтобы искупать свои грехи. Хотя… какие грехи? Я жил достаточно размеренной, рутинной жизнью, весьма спокойной и однообразной. Меня достаточно хорошо воспитали и потому я, даже если и хотел когда-то, просто не смел красть или вредить из-за собственных моральных принципов, которые я получил от родителей. Конечно, как у всякого человека это бывает, мне есть в чем раскаиваться и о чем жалеть, но так чтобы прямо грехи - я бы не сказал. Впрочем, причем здесь это, когда я зашел смотреть технику, я все равно о ней не думал. Я просто ходил по магазину, глазел на все подряд и радовался, что там было светло, сухо и тепло.


И как-то сами собой ноги привели меня к разделу, где продавалась разная мелочь, созданная для декора любого большого дома. Конечно, я прекрасно понимал, что этот декор в виде высушенных листьев и различных подделок старинных сундуков - эта самая бесполезная вещь, почти хлам, которую только можно держать в доме и уж тем более в моей жалкой комнате, которую я снимал. Но, как я уже сказал, я просто спасался от мерзкой погоды, которая преследовала меня с самого начала пути от работы домой.

 
И тем не менее, я рассматривал предметы, предлагаемые там с таким жарким интересом, с каким это делают только самые привередливые покупатели, выходцы, так сказать, денежной элиты. Миловидная девушка, продавщица, приметив меня, незамедлительно поспешила материализоваться рядом с безупречной улыбкой американской рекламы на лице.


- Вам что-нибудь подсказать? - вежливо заворковала она. И я, оглядев ее с ног до головы, заранее задуманным жестом презрения, как это и подобает привередливым покупателям, лениво ответил:
- Да… будьте добры, я… - я задумался, чем же таким нагрузить эту девчонку? - я бы хотел приобрести… картину…


Я произнес первое, что пришло мне в голову, а поскольку никаких картин я пока не наблюдал среди декорной мишуры, я был уверен, что девушка просто извиниться за то, что картин у них нет и моя роль привередливого покупателя будет завершена превосходным цоканьем языка и фырканьем, которое будет означать не иначе как - «Фу, какое убожество». Но меня ожидало фиаско. Девушка оживилась, и ее глаза расширились в заранее продуманном жесте удивления и какого-то восторга.


- Картину? - переспросила она, - вы не поверите, сегодня нам только что завезли целую партию! Понимаете, обычно в нашем разделе не продаются картины, но один художник заключил контракт с нашим менеджером… Он сказал, что хочет их продать и не на каком-нибудь художественном базаре, а именно в магазине, потому что свои картины он считает достойными украшения любого дома!


Она говорила это так быстро и так увлеченно, с таким живым интересом, что я даже не успел понять и половины того, что она сказала, меня осенила лишь одна мысль - картины у них есть, и их привезли именно сегодня. И вот еще что… Я проиграл. На моем лице сразу возникло несколько странных выражений, которые никак не подходили к выбранной заранее роли.


- Да, - только повел я плечом, чуть передернувшись, - ну тогда… ведите меня к ним…


И девушка с удовольствием повела меня через прилавки с декоративными куклами к дальним полкам. Не удивительно, что я их не заметил. Во-первых, они размещались слишком далеко, а во-вторых - полученный товар в виде картин даже не был разобран! И продавщицы только работали над этим. Стопки запечатанных полотен стояли рядом, как гигантская пачка пластинок, прислонившись к полкам. Я заметил, все полотна были одного размера - ни меньше, ни больше, как клепанные на заводе. И я почему-то подумал, что они машинные, а не авторские, и девушка мне слегка приврала.


- Одного размера, - заметил я.


- Да, - осведомилась девушка, - вам не подходит?


- Нет-нет, дайте взглянуть что там? - успокоил ее я, с интересом листая запечатанные в белую бумагу полотна. Они слегка шуршали, перетянутые веревками.


- Вы подождете пару минут? - поинтересовалась девушка - я развяжу вам их.


- Да, разумеется, - вежливо ответил я, - хотите я вам помогу?


И откуда во мне взялось столько учтивости, после трудного рабочего дня? Похоже, эта продавщица и впрямь была обаятельна, даже очень обаятельна для своей работы.


Девушка посмотрела на меня и протянула мне полотно:
- Да, пожалуйста, если вам совсем не трудно…


Одно полотно было приблизительно по семьдесят сантиметров в длину и столько же в ширину. Что уже говорило о стандартах масштаба работы художника, почти по метру. Продавщица вручила мне канцелярский ножик и мы вместе, молча стали разрезать веревки и разворачивать картины одну за одной. На той, что попалась мне была изображена лежащая полосатая кошка. Рыжая и лежала она на зеленом шелке, вытянув вперед свои пушистые лапы. Довольно точно и четко, я бы сказал. У художника был тонкий почерк и это не могло не восхищать.


- Да, - задержался я взглядом на кошке, - неплохо…


Продавщица отвлеклась от своей работы и посмотрела на картину, жадно обежав ее взглядом.
- Вам она подходит? - тут же поинтересовалась она. Ничего не упустит!


- Нет, я бы хотел посмотреть что там есть еще, - с неподдельным интересом заявил я. Мне спешить было некуда, в комнате меня никто не ждал, меня вообще никто не ждал. В кармане была месячная зарплата, а за окном надвигающийся вечер со всей своей мрякой и отвратительным сырым холодом.


Продавщица вернулась к своим картинам и продемонстрировала мне пару натюрмортов и какой-то тоскливый пейзаж, шурша бумагой. Я без особого интереса отметил их для себя и покосился на оставшиеся. Меня манил интерес, интерес человека, который видит перед собой кучу запакованных подарков. И вопрос «А что внутри?» - не давал мне покоя.


- Давайте, еще развернем вот эту и… может последнюю, - я вытащил самую крайнюю и быстро разрезал веревки, разворачивая жутко шумную бумагу. Постепенно мне открылось очередное полотно. В глаза бросились синие, зеленые и смежные краски и еще белый, брызгами прилипший к полотну медовой краской и так и закостеневший там, выпуклый, шершавый. Конечно, я сразу понял, что это - картина моря в шторм. Волны на ней вздымались со всем переливом цветов, которые только могут быть присущие ему, и белая пена бурлила на их концах и во впадинах причудливой сетью скользила по морской глади. На кривом горизонте, взрыхленным штормом, форсировал корабль с парусами. Тот самый корабль, какие любили описывать в романтических приключениях семнадцатого столетия. И я видел людей на нем, в безумстве метавшихся по палубе, они кричали, тянули канаты. Паруса рвало от сильного ветра и заливало водой. Волна, бегущая прямо на корабль была готова его накрыть и погрузить в пучину жестокого моря. Жесткого и невероятно прекрасного в своей стихии. А небо, с игрой свинцовых туч, затянувших солнечный диск, как будто потешалось над происходящим и танцевало в своем коварном торжестве, раскинувшись острыми вывихами и черными узорами… Я был поражен этой картиной. Она была настолько тонкой и настолько пронзающий, что я смотрел на нее минут пять, забыв про все: и про дождь, и про свою работу, шляпу, мряку, вежливую продавщицу, магазин, и даже свою жалкую комнату. Все что во мне осталось - это только картина, только море, шторм, стихия…


- Вы будите ее брать? - поинтересовалась продавщица, но я не сразу услышал ее, - будите брать?


Я очнулся и понял, что она уже несколько минут пытается до меня достучаться, дергая за рукав. Кажется, я в самом деле выпал в небытие.


- Да, - промямлил я, - да… я возьму ее…


- Вам ее завернуть?


- Да, конечно…


Я огляделся. Что я только что сказал? Я совершенно не понял, что только что сказал, и что она спросила у меня! Заметив, что девушка заворачивает картину, я подумал, что она собирается поставить ее на место и поспешил, чтобы покинуть этот отдел, здесь становилось невероятно душно…


- Эй, мистер! Мистер, постойте же! - окликнула меня продавщица. Я нервно развернулся:
- Да!


- А картина? Вы забыли?


Я посмотрел сперва на нее, затем на полотно штормового моря в ее руках. Кажется, я только что согласился его купить, вдруг понял я.


- Да, сколько она стоит?


- Товар очень новый и к тому же авторский, - начала очень отдаленно продавщица, на лету подчеркивая все достоинства этой, вобщем-то бесполезной вещи, - не больше ста…
Не больше ста? Это, значит сто?


- Сто? Пятьдесят?


- Картины по сто, - наконец, внятно объяснила она


Я пошарил в кармане. И зачем я это только делал? Зачем я ее брал? Куда я ее буду вешать?


- Вот, держите, - я вручил ей стольник и забрал полотно, за которое отдал половину своей зарплаты. Но в тот момент, когда «шторм» оказался в моих руках, я об этом как-то не подумал, я был счастлив, меня переполняла радость красивой покупки. Красивой и совершенно бесполезной покупки… Лицо мое просияло, глупая улыбка так и растягивалась на губах. Я взял завернутое полотно подмышку и вежливо распрощавшись с продавщицей, легкой походкой запорхал к выходу. Это были минуты моего неосознанного счастья. Чему я радовался? Я не мог понять, но мне было весело… Весело и легко, точно сейчас середина июня и жарко светит солнце на чистом голубом небе.


Но, к сожалению, всякое счастье, как оказывается, длиться очень не долго. По настоящему счастливы мы можем быть всего одно мгновение. Всего одно мгновение, когда в груди разворачивается и горит это странное щекотливое чувство абсолютной радости! Пик превознесения, когда мир кажется безумно прекрасен и безупречен…
Мое счастье тоже длилось недолго, как только я вышел из магазина и прошел несколько шагов в сторону остановки я вдруг за считанные секунды сделался самым несчастным человеком на земле. Не осталось и следа от восторженной радости безумной покупки. Я уже начал терзаться мыслями «Зачем?»… Зачем я потратил столько денег на эту картину? Что я с ней буду делать? Куда повешу? Это половина моей зарплаты… Зачем я ее отдал? Столько денег… На что теперь жить…


И я сидел на автобусной остановке с этой картиной подмышкой, и дождь моросил перед моим лицом, и я был несчастен, я был очень несчастен. Наверное, это было настолько ярко написано на моем лице, что люди как-то обеспокоено поглядывали в мою сторону. Наверное, думали, что у меня кто-то умер. Конечно, деньги на ветер это не смерть близкого человека, но по крайней мере смерть - это закономерность. А выброшенные деньги - это глупость. И я бы не стал так несчастен из-за смерти, сколько несчастен был сейчас из-за этого совершенно необдуманного поступка!


Приехал мой автобус и я загрузился в него вместе со своей горе-покупкой. Стало совсем темно, ночь. Но город не спал, потому что было еще не так поздно, как думала природа, затянув небо ранней тьмой. Я ехал, уставившись в окно и думал ни о чем. Так, растворялся головой в мелькающих огнях за окном и шуршащей бумаги у меня на коленях, в которую было завернуто полотно. Потом я вышел на своей остановке и пошел домой. К тому времени дождь усилился и пришлось открывать зонт, держа полотно перед собой, потому что так оно рисковало намокнуть. В квартире горел свет, вероятно, старушка еще не спала и смотрела телевизор, по своему обыкновению… Точнее, она, конечно, спала только перед включенным телевизором, как это случается каждый раз по вечерам. Я старался не шуметь, потому что спящая старушка меня больше устраивала чем говорящая. Я не выносил ее болтовни. Совершенно несвязной и безрассудной. К тому же она никогда не упускала возможности со мной поговорить, а настроение мое было таким прескверным, что лучше ей было спать при включенном телевизоре, чем говорить со мной… Не раздеваясь, я проскользнул в свою комнату и там закрылся. Моя комната была не очень большой, так… письменный стол, кровать и комод помещались. И еще оставалось немного места, чтобы повертеться по сторонам. Под кроватью и на комоде я держал стопки книг, так как книжной полки у меня не было, а читать я любил. Над комодом висело небольшое зеркало. И кровать, и комод и это зеркало - было в комнате до меня, все это мебель старушки. Я не стал ничего менять, да и не имел на это никакого права, нельзя сказать, что этот комод меня устраивал… Письменный стол я делал под заказ. Мне нужно было место, где временами можно посидеть и почитать. На столе тоже лежали книги и всякая прочая мелочь, которая по своему обыкновению заветривается на всех местах, куда можно что-то положить… Вроде простых карандашей, ручек, наручных часов, каких-то записок.


Я включил свет и вздохнул, оглядывая стены комнаты. Да, я думал куда примостить полотно. В конце концов, лучшим местом оказалось место над кроватью. Там были какие-то потеки на обоях и их нужно было закрыть. Я поставил картину у комода и стал снимать пальто, повесил его на вешалку, которая крепилась к стене рядом с письменным столом. Развязал шарф и раскрыл зонтик, чтобы тот высох, оставил его на полу. Неудобно, конечно, но что поделаешь…

Наконец, я мог взяться за полотну - причину моей радости и печали. Снова перерезал веревки ножницами и развернул шуршащую бумагу. Все то же штормовое море смотрело на меня. Я снова отметил для себя художественную тонкость пенной сети на скользкой морской глади и паникующих людей на корабле, поднявших руки вверх. «Странно, - подумал я, глядя на кучку матросов на палубе, которые просто стояли с поднятыми руками, - что они там делают? Тянут невидимый канат?»


О чем, интересно, думал художник, изображая эту катастрофу кораблекрушения и шторма?


Я хмыкнул и встал на кровать, примащивая картину к стене. Нужно было прибить какой-то гадь или что-то вроде того. Пошарившись в верхних ящичках комода, я нашел молоток и затерявшийся толстый гвоздь. Он был немного кривоват, но весьма мог подойти. Мне оставалось только осторожно его вбить в нужное место так, чтобы старушка не проснулась. Хотя… она была немного глуховата и включенный телевизор исправно делал свое дело, что не могло не радовать.


Я несколько раз ударил себя по пальцам, прежде чем картина повисла на стене над моей кроватью. Потом еще минут пять я потратил на то, чтобы выровнять ее в нужном направлении. Стены были неровные и кривизна картины относительно потолка и относительно быльца кровати казалась разной. Если ее сделать параллельной кровати, она будет кривой относительно потолка, если ее сделать параллельной относительно потолка - она будет кривой относительно кровати. В конце концов, я нашел компромат в том, что картина стала кривой относительно и кровати и потолка, но с минимальной долей и вобщем-то походила на висящую ровно. Полюбовавшись на свою работу, я, однако, не мог не отметить, что с появлением этой картины вся комната переменилась, стала насыщенный и как будто больше. Точно ей добавили второе окно, окно с видом на штормовое море.


Затем я сложил зонтик и повесил его на спинку стула. Настроение мое немного улучшилось. Я больше не думал о деньгах. Разделся и выскочил на кухню заварить себе чая. Чай был очень сладкий, я переложил сахара и потому от него слегка подташнивало. После чая я почистил зубы и как следует умылся. Я думал, что было бы неплохо убить остаток вечера на Стендаля или Цвейга. Обоих этих авторов я читал почти неделю и все никак не мог осилить. Наверное, что-то в их сюжетах меня не устраивало. Может, конечно, дело было вовсе и не в сюжетах, но вечер мне так и не удалось убить книгами, я заснул. И мне снилось море. Огромное, бескрайнее море в летней лазури, блестящее, сверкающее и ароматное. Пахнущее солью и водорослями, дышащее в своей глади. Море, которое приносит покой. Моря, на которое можно смотреть часами. Оно завораживает и затягивает взгляд в свою сине-зеленую пучину. Такое чувство, что туда можно упасть и утонуть с головой, пойти на самое дно и лежать там бездыханным, наблюдая как над головой резвятся косяки рыб и проплывают плоские скаты, временами закрывая блестящие солнечные лучи, просачивающиеся в море с самой небесной высоты. И чувствовать как водоросли колышутся над головой и щекочут лицо и шею своими прикосновениями, точно марлевая ткань. Волшебное море… Мне снилось волшебное море.


Я проснулся где-то посреди ночи от чувства ужасного холода. Я лежал на кровати, а на груди покоился Стендаль со свои Красным и Черным. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Как это всегда бывает в ночном пробуждении - мне не хотелось вставать. Я еще подумывал доспать остаток ночи так, в обнимку со Стендалем. Но потом, наконец, понял, что очень холодно и спать дальше так будет просто невозможно. Пошатываясь и ворча, я сполз с кровати и принялся ее расправлять. Тут я понял, что у меня что-то со слухом. Правое ухо как будто заложило. Наверное, я просто его отлежал. Я попытался его прочистить пальцем, встряхнул пару раз, пораскрывал рот - ничего не помогало, ухо оставалось заложенным. Я был еще сонным и вялым, соображал я плохо, потому решил, что с этим нужно будет разобраться завтра утром, а сейчас - как следует выспаться. И забрался под одеяло, на подушку, почти мурлыча от удовольствия и предвкушения теплого долгого сна. Но так крепко заснуть мне удалось, увы, не сразу. Мое заложенное ухо продуцировало какие-то странные звуки, которых просто не могло быть в комнате! Мне казалось, что в ушную раковину вливалась вода. И я отчетливо слышал ее журчание. Я несколько раз подскакивал на кровати и начинал судорожно вытряхивать воду из заложенного уха. Но никакой воды там не оказалось. Может, пока я умывался, она как-то затекла в ухо и так там и осталась где-то очень глубоко и теперь не может выйти? Я стал нервничать. Мне хотелось спать. Я несколько раз затыкал ухо и снова оттыкал, ничего не изменялось - в нем журчала вода. Когда я в конец вымотался и был уже готов прочищать ухо ватными палочками - звуки внезапно прекратились. На часах секундная стрелка показала ровно шесть утра и я снова заснул.


Больше мне в ту ночь ничего не снилось, и с ухом все было в порядке. По крайней мере, на работе оно меня совсем не беспокоило. И я, завертевшись в повседневной суете, напрочь забыл про все то, что случилось со мной ночью. И совершенно зря, потому что на следующую ночь все повторилось… мне снова снилось море, и я опять проснулся посреди ночи. Только на этот раз, мне заложило оба уха и в обоих я чувствовал шум переливающейся воды. Это настолько обеспокоило меня, что я бросился искать вату и спички, чтобы попробовать их прочистить. Может, я как-то совершенно неправильно спал? Или что-то было не так с моей подушкой? Или быть может мне давно надо было отправляться к врачу, потому что вся моя работа была, по сути, связана с ушами и вся эта «водная канитель» всего лишь результат моего перенапряжения? Хотя, какое там перенапряжение? Если бы я часов по 12 в день сидел в наушниках, в которых транслировался звук вливающейся воды тогда еще понятно было откуда у меня это! Я был просто уверен, что вода попала мне в уши пока я мылся или умывался. Это было весьма возможно… По крайней мере, для меня это было единственное объяснение. И я свято поклялся себе днем непременно посетить врача, сверля в кромешной тьме себе уши ватными самолепными палочками, конечно же, безрезультатно… Только спустя несколько часов все это кончилось. И когда я ложился спать электронный циферблат мне показывал шесть утра…


Я проспал еще не больше часа и, конечно же, ни о какой работе в тот день больше не могло быть и речи. Первым делом, я взял больничный и записался на прием к врачу. Меня согласились принять после обеда и все утро я потратил на детальное изучение самочувствие своих ушных раковин. Но, как оказалось, я был в полном порядке. По крайней мере, мне так действительно казалось. Старушка, у которой я снимал комнату, заметив меня дома в рабочий день крайне обеспокоилась и, конечно же, не упустила момента подсесть на мою личную жизнь с глупыми расспросами.


- Вы сегодня не на роботе? - осведомилась она, заглядывая на кухню, где я готовил себе яичницу.


- Нет, миссис Олд, - протянул я, не оборачиваясь, - я сегодня не на работе… и не тороплюсь туда попасть…


- Это почему же? - удивилась она так, как будто имела на это право.


- Иногда в нашей жизни появляются причины, по которым, мы просто не можем выполнять свой государственный долг, миссис Олд, - издевался конечно я.


За этим моим изречением последовало ожидаемое молчание. Конечно же миссис Олд так ничего и не поняла. Но любопытство осталось при ней, ведь она так и не получила четкого ответа на свой желанный вопрос. Почему же я сегодня не работал?


- Вы уклоняетесь от государственного долга? - осведомилась она.


- Нет, миссис Олд, это государственный долг уклоняется от меня, - спокойно объяснил я, - ведь ему, как оказывается, совсем не угодны покалеченные люди…


- Ах, вы меня пугаете! - воскликнула старушка и, наконец, вся просочилась на кухню и плюхнулась на первую попавшуюся табуретку.


Я окончил с готовкой и поставил свою горячую яичницу на стол.
- Ну, что вы, миссис Олд, именно вас это должно пугать в самую последнюю очередь!


- Это почему же? - еще больше забеспокоилась она.


- Потому что вас, - положил я ей руку на плечо, - мое отсутствие на работе совершенно не касается…


С такими словами я забрал свою яичницу и пошел есть в своей комнате, оставив миссис Олд в полном недоумении сидеть на табуретке.


В комнате было немного душно и я открыл окно, рискуя впустить внутрь влажный и холодный воздух конца осени. Затем я посмотрел на недавно приобретенную картину и заметил, что ее край как-то слегка перекосился. Ох, уж эти кривые потолки! Я принялся снова ее поправлять, но сколько я не старался - картина все равно висела криво. Наконец, я плюнул на это все и стал собираться к врачу.


Очередь к отоларингологу была совсем небольшой. Это к терапевту или гинекологу выстраиваются в три ряда. Нельзя сказать, что меня это должно было радовать, в любом случаи, поход к врачу никогда не должен быть радостным.


Меня принимал мужчина средних лет, но седоватый. Отоскоп на его лбу неприятно поблескивал своей кругляшкой от того что врач все время вертел головой по сторонам, поправляя свои здоровенные очки. И еще у него дрожали руки.


-Да, да… - бормотал он, не отрываясь от своих дел, - на что жалуетесь…


- Заложенность в ухе, преимущественно в ночное время, - ответил не колеблясь я.


-Да? - казалось, удивился врач, - и что же?


- Ничего, - пожал я плечами, - меня это беспокоит и все…


- Как регулярно вы чистите уши? - пробормотал он, сверяя какие-то записи.


- Ну как… - развел я руками, - каждый вечер, когда умываюсь!


- А не слишком ли это часто? - хмыкнул он.


- Та, Господи, не чаще, чем я мою лицо! Быть чистым - это полезно…


- Да, верно, - согласился как-то философски врач, - ну, давайте, я вас посмотрю…


Я подсел подле него и позволил обследовать свои уши. Врач несколько раз покивал головой, затем пожал плечами:
- Как я и ожидал, - произнес он, - ничего особенного и опасного у вас нет. С вашими ушами все порядке. Вы меня сейчас хорошо слышите?


- Да, - признался я, - все совершенно четко… Но, понимаете…


- Конечно, я все понимаю, - перебил меня врач, - вы вот кем работаете?


- Да какое это имеет значение?! - возмутился я, - да, я работаю агентом одной фирмы и моя задача состоит в основном, в общении с клиентами по телефону… Но это…


- Это все объясняет, - хлопнул он меня по плечу, - вы хотите, чтобы я выписал вам больничный? Вы же не будите бежать ко мне ночью, когда ваше ухо в самом деле вас беспокоит. И ночью я не смогу вас обследовать. Поэтому-то оно и беспокоит вас именно в это время! Скажите, я прав?


- Послушайте, мне правда нужна помощь, я вас очень прошу! Что-то там есть! Обследуйте еще раз! У вас есть более мощные приборы какие-то, машины! - настаивал я, - со мной, действительно, не все в порядке!


- Простите, но если с вами действительно не все в порядке, может вам стоит обратиться к психиатру?


- Да что вы несете?! - вскочил я.


- Да вы сядьте, сядьте… - успокоил меня врач, - не нервничайте, что вы нервничаете? А то это становится похожим на паранойю…


- Да, здрасьте, как это мне не нервничать! - всплеснул я руками, - вы только что сказали, что у меня паранойя! А меня, между прочим, беспокоит мое ухо!


- И как же давно вас это беспокоит? - осведомился он, снимая очки.


- Пару дней всего, - как-то быстро остыл я.


- Ах, пару дней, - протянул врач, - ну, знаете ли, уважаемый, свое заключение я уже сказал, ваши уши чище, чем сувенирная раковина, а если вас беспокоит то, что с вами не все порядке, так вам не ко мне, а дальше по коридору надо, там есть специалисты, которые помогут вам куда больше, чем я…


Вердикт врача был яснее ясного. С моими ушами все было хорошо. И он, конечно, не соврал, что мне нужно обратиться к другим специалистам, потому что в эту ночь все снова повторилось, но гораздо хуже…


Я лег спать около десяти вечера. Обычно, я ложусь не раньше 12ти, но это был особый день. Я не пошел на работу, нагрубил старушке, поругался с врачом и в общем-то мне было больше нечем заняться в тот день. Читать Стендаля я как-то совсем не хотел, книги стали наводить тоску и я решил, что будет намного лучше, если я лягу спать раньше обычного. Да, я решил спать. Я хорошенько умылся, почистил зубы перед сном и достал второе одеяло, так как ночами уже становилось холодно.


Сразу, конечно, мне не удалось провалиться в крепкий сон, я ворочался в кровати, сминая оба толстых одеяла вокруг себя. Было темно и даже немного душно. Когда мне надоело заниматься этой йогой вместо того, чтобы спать, я решил, наконец, просто лечь ровно и замереть. Так я и сделал. В комнате наступила гробовая тишина. Только часы тикали на столе и иногда трещала оконная рама из-за порывов ветра, которые гуляли на улице. Я попытался полностью расслабиться и сделать вид, что очень устал, очень хочу спать. Обычно, это помогало. Но как только я начал расслабляться, как в голову мою совершенно наглым образом ворвалась мысль о шумящем море, не просто море, а… шторме! Я вздрогнул всем телом и открыл глаза. Что это было? Почему я внезапно подумал о шторме? Я сделал пару глубоких вдохов, немного успокоился и снова прикрыл глаза, готовый уснуть… Но и в этот раз все повторилось. Внезапно, мое воображение так четко нарисовало штормовое море в моей голове, что зазвенело в ушах от шума этой стихии! Я снова вздрогнул и на этот раз не на шутку испугался… Огляделся по сторонам и услышал как вода журчит где-то над моей головой. Это открытие ввергло меня в настоящее оцепенение. Я знал, что это мне не мерещится, вода в самом деле текла! Я резко вскочил на кровати и развернулся к стене, что стояла у изголовья. Что я надеялся увидеть в этой кромешной тьме? Одно я понял точно - вода стекала по стене над кроватью! Я кинулся к настольной лампе и зажег свет. Нет, это было не ведение…


Вода бежала по моей стене неистовым потоком, текла под кровать и заливала пол. Я должен был броситься к соседям, узнать причину потопа или хотя бы… застелить свой пол какими-то тряпками! Но я не смог даже сдвинуться с места, потому что вода текла вовсе не от соседей… Она хлестала из моей картины над кроватью! Как хлещет вода через край переполненной чаши! Я точно оцепенел. Я не верил свои глазам и, конечно же, совершенно не знал, что должен делать… Потому что в ту ночь картина ожила… Я видел шторм за рамой, разбушевавшийся во всей своей красе и морская пена кипела на гребнях гигантских волн, которые захлестывали корабль. Я не слышал всего, что там происходило, но был уверен, что люди на корабле сейчас кричат и падают в воду. В воду, которая везде, от края до края, внизу и вверху. Потому что в такой мешанине перепуталось небо и земля.


Не помня себя от удивления и ужаса, я приблизился к картине и хотел сорвать ее со стены. Но она оказалась невероятно тяжелой, как целое живое море. Я промок, соленая вода попадала мне на лицо и в рот. Бросив это дело, я побежал к двери. Нужно было позвать на помощь. Но кого? Старушку? Это была бы далеко не помощь… «Соседей, наверное, затопило, - понял я, наблюдая лужи воды на полу, - нужно бежать к ним!»


Так я и сделал - бросил свою комнату с обезумевшей картиной и побежал вниз, на ходу натягивая пальто, чтобы не явиться перед соседями в спальной одежде. Конечно, время было уже позднее и они, вероятно, спали, но… было лучше предотвратить беду вместе, чем потом разгребать ее в одиночку! К тому же, я совершенно не знал, что делать… Я нервно нажал на звонок раза три или четыре. И давил до тех пор, пока мне не открыли. Соседи снизу - большая семья. Отец работал инженером, мать - заведующая на швейной фабрике. Старший сын учился в университете, младшая дочь - школьница. Они были достаточно милыми и тихими. Я точно знал, что они были из числа тех семей, которые всеми силами стремятся сохранить видимость своего благополучия и гордость. Хотя к чему было последнее?


Мне открыл отец семьи, он был в бордовом домашнем халате и тапочках, с всклокоченной копной волос на голове. По его лицу я сразу догадался, что он крайне раздражен. Отец резко надел очки и оглядел меня сверху вниз и обратно.


- Вы хоть знаете который час, черт возьми? - резко спросил он, исчерчивая лицо морщинами в недовольной гримасе.


- Может быть еще не поздно! - заявил я, - вас должно затопить! Вашу комнату, позвольте… у меня потоп!


Я хотел было проскочить в квартиру, чтобы осмотреть комнаты, но он меня, конечно, туда не пустил, одним резким движением отпихнув обратно.


- Так почему вы его не остановите?! Что вы в мою квартиру ломитесь в первом часу ночи!


- Я не могу его остановить! - закричал я, - там вода повсюду!


- Трубу что ли прорвало? - наконец, серьезно спросил сосед.


- Прощу вас, помогите, или нас всех затопит!


Сосед крепче завязал пояс своего халата и вышел на площадку.
- Ладно, пошлите, - согласился он.


Все время, пока мы поднимались, я думал как ему объяснить причину этого потопа. Мне было лучше ему ничего не говорить. Рассказы о ожившей картине могли только усугубить дело, и я решил, что он должен все это видеть своими глазами. Но когда мы вошли в мою комнату - там ничего не было. Картина висела перекошено, но… никакой воды! Ни капли!


- Это что шутка такая? - оскалился сосед за моей спиной, оглядываясь по сторонам, - вы какого черта меня среди ночи подняли?!


-Я… - я не мог поверить свои глазам. Там всюду была вода! Я же был мокрый! Я пощупал свою одежду, но она была такой же сухой как и когда я ложился спать! - но… здесь был потоп…


- Потоп?! Потоп?! - повторил сосед, - где? Покажите мне хоть каплю воды! Вы ненормальный!


- Вы должны мне поверить, эта картина - тыкнул я в картину над кроватью, - ожила и стала хлестать водой! Вам это все кажется невероятным, но так оно и было!


- Вы ненормальный! - заявил он, - обратитесь к врачу прежде, чем будите звонить в мою дверь!


В комнату заглянула старушка. Видимо крики соседа разбудили ее.
- Что здесь происходит? Что случилось?


Сосед больше не произнес ни слова, он был слишком горд, чтобы объяснять что-то старушке. Он только развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.


- Что случилось? - все так же обеспокоено повторила миссис Олд.


- Ничего, миссис Олд, ничего, - провел я руками по голове, прекрасно понимая, что случилась самая ужасная вещь, которой только можно опасаться - я сошел с ума…


- Тогда я пойду спать, это, конечно, ваше дело в препираниях с соседями, но не забывайте, что вы тоже часть моей репутации в этом обществе, - заявила она весьма недовольным тоном. Конечно, у нее были причины злиться на меня. Ведь я никогда не потакал ее прихоти лезть в чужую личную жизнь. И ее, вероятно, безумно злило то, что я ей совершенно ничего не рассказывал. Но тем не менее, она была согласна с тем, что я живу в ее квартире, пусть и не бесплатно. А это могло значить только одно. Ее репутация и без меня была уже порядочно подпорчена и клиентов к ней палкой не загнать!


- Да, разумеется, миссис Олд, - пробормотал я и упал на кровать.


«Значит, все это мне привиделось», - подумал я. Миссис Олд тоже вышла, тяжело вздыхая. А я остался сидеть.


Не было сомнений в том, что эти странные события стали происходить со мной с самых тех пор, когда эта картина попала в мои руки. Даже сама покупка этой картины была странной! До этого у меня не было ни видений, ни проблем с ушами, это уж точно. Просто дьявольщина какая-то. Хотя… быть может, эта картина была заражена каким-то вирусом, который вызывает кратковременные нарушения слуха и сильные галлюцинации? Но тогда я болен и мне нужна срочная госпитализация. Но что если это вовсе не вирус, а какое-то химическое вещество? Это могло быть что-то в самой краске, что-то ядовитое, что действует на ЦНС и опять так… вызывающее сильные галлюцинации? Тогда картину срочно нужно было сдать на обследование. Что если, этот художник какой-нибудь террорист, решивший погубить людей своим ядом или заразить неизведанным вирусом через эти картины, которые он… О, да! Продавщица сказала, что художник ради этого специально договаривался с менеджером отдела, чтобы продать там свои картины! И не даром они все были так герметично упакованы! Чтобы вещество в краске не выветривалось и сохранялось там как можно дольше! Конечно, на художественном аукционе или рынке такие картины никто продавать не станет. Картины художников стоят большие деньги и могут лежать в забытье годами. Но ему это было не нужно… Он хотел, чтобы его картины купили, он хотел их поместить в место большого скопления людей! И поместил их в этот универсальный магазин, а ведь в магазине не так ветрено как на улице, на базаре! И даже если картины распечатают, а их… непременно распечатают, вещество выветрится куда медленнее и его успеют вдохнуть сотни покупателей, которые будут заходить в этот отдел!


«Да это же… коварный план, - прозрел я, - нужно что-то делать… Но что?»


Продавщица! Она распаковывала картины вместе со мной! Именно она должна быть поражена в первую очередь. Мне нужно было вернуться в этот магазин и чем скорее, тем лучше… Хотя, в эту ночь я туда уже опоздал. К тому же, мне нужно было выспаться, я достаточно пережил за сегодняшний день.


Я метнул взгляд на картину. Она не двигалась. Тогда я осторожно снял ее со стены и, замотав в простынь, спрятал в шкафу. Так было надежней. Как я и ожидал, это сработало. Картина больше не беспокоила меня, и я проспал до утра как младенец.


На следующий день, после работы, я зашел в тот самый роковой магазин, где приобрел штормовую картину. Как я и ожидал, продавщица в отделе декора была другая. Мне жутко захотелось спросить, что произошло с той девушкой, которая продала мне картину три дня назад? Не заболела ли она? Может, у нее тоже начались галлюцинации или страшные видения? Ведь, на меня действовала только картина шторма, а на нее - все остальные работы художника! Значит и увечье она получила куда больше, чем я!


Я подошел к продавщице в отделе и ненавязчиво спросил.


- Скажите… три дня назад, у вас кто тут работал?


Продавщица сперва обворожительно улыбнулась, но затем ее улыбка покисла.
- Простите, что?


- Как звали ту девушку, которая работала у вас здесь… три дня назад?


- Катрина, - ответила продавщица, - простите, а… что-то случилось?


Я достал блокнот и сделал серьезный вид, точно записывал туда что-то катастрофически важное.
- Да, - кивнул я, - случилось… я из отдела расследования, частный детектив Марко, - назвался, конечно, соврав, я, - расследую дело… о пропавшей картине…


- Дело о пропавшей картине? - испуганно переспросила продавщица. И я тайком ухмыльнулся, потому что моя роль была сыграна безупречно, а эта женщина на нее клюнула, - чем… чем я могу вам помочь?


- Катрина, вы сказали, так ее звали? - почиркал я что-то в блокноте.


- Да, Катрина, я же сказала… - закивала взволновано она и огляделась, - послушайте, я не хочу неприятностей на работе, если вас интересует Катрина, то она сегодня не работает…


- А что с ней? - как будто ненавязчиво спросил я.


- Она… взяла выходной. Мы все временами берем выходные…
- Она не заболела?


- Нет-нет, что вы, она взяла выходной и поехала навестить мать.


- Это далеко?


- Послушайте, я не знаю, я не настолько хорошо общаюсь с Катриной. Мы очень редко видимся, у нас обычно… разные смены, - ответила продавщица, теребя свой рабочий галстук.


- Вот как… - протянул я, - так… что насчет картины… До меня дошли сведения, что вы продаете здесь картины некого художника, и что ваш менеджер заключил с ним сделку на продажу его работ здесь. Я прав?


- Картины художника? - очень удивилась она. А затем точно размякла, вздохнув - ах, эти! Эти? Господи, ну кто же вам наговорил такого?


Она спокойно прошла меж стеллажей и указала на те самые картины, которые я распечатывал три дня назад. Правда, теперь они были полностью распакованы и уже стояли на полках.


- Ну какого же это художника? - засмеялась она, - простите, но наш менеджер не настолько поворотлив, чтобы договариваться с кем-нибудь. Эти картины - работы учеников художественной академии. Понимаете, там в академии у них было какое-то благотворительное собрание, я не знаю, вобщем, что там к чему. Но академия договорилась с магазинами, чтобы те купили у них картины их подопечных… Конечно, юные художники тоже получили выручку и все такое… Вот мы и продаем их работы.


- То есть, - оторопел я, - это работы не одного автора?


- Нет, ну, конечно, нет, - засмеялась она, - вы думаете, где-то среди наших картин затесалась какая-то… краденная?


- Возможно, - пробормотал я, не совсем поняв, что она имела ввиду. Мысль о моей роли следователя как-то вылетела у меня из головы.


- Послушайте, так что насчет Катрины… Вы знаете где она живет?


- Нет, простите, я не могу вам помочь… - покачала она головой.


- Тогда кто? Может, ваш менеджер?


- Она взяла выходные всего на два дня, после завтра - она должна быть уже на работе. Спросите ее, может, она знает больше. Ведь… это она распаковывала картины.


- Да, непременно, - согласился я, но уходить не спешил, - а что за художественная академия поставляла вам картины? Где она находится?


- А… это… - задумалась продавщица, - это… Арт-академия… честно, я не скажу вам где она находится, я не знаю…


Я, наконец, закрыл свой блокнот и внимательно посмотрел на нее:
- А кто знает? Ваш менеджер?


Продавщица только покачала головой.
- Простите…


Мне оставалось только вздохнуть. Больше мне здесь делать было нечего. Но я не был удовлетворен тем, что узнал. И мне совсем не хотелось уходить. Видения и тайна той работы, которую я здесь приобрел заставляла меня выведать о ней все, что только можно. Я задержался взглядом на оставшихся картинах. Рыжая кошка, пара натюрмортов, чей-то портрет, даже какая-то сцена и пейзаж. Нет, эти картины не были такими впечатляющими, как роковой Шторм! И один взгляд на них вгонял меня в тоску. Я должен был узнать автора «штормовой работы», я должен был его знать…


- Простите, - обратился я снова к продавщице. Она оживилась, так как почти позабыла про меня.


- Да…


- Скажите… - медленно проговорил я, - у вас не было никакого странного чувства… Ну, может быть… оно у вас было, когда вы находились рядом с этими картинами…


- Простите? - конечно, ничего не поняла она, не снимая с лица эту милую улыбку. И почему продавщицы всегда такие милые?


- Нет, ничего, - покачал я головой и ушел.


Я вернулся домой. Конечно, можно было еще отыскать менеджера этого отдела и узнать у него какая именно академия сдала им картины, а дальше все было просто. Но в тот день я очень устал и совершенно не мог больше ни о чем думать, кроме как не о теплой пастели и горячем ужине…


Когда я вошел в квартиру, хозяйки не было. Вероятно, она пошла к соседке обсудить свежие сплетни. Миссис Олд иногда так поступала, когда я ей совсем надоедал своей молчанкой или не многозначительными фразами. Я не слишком расстроился ее отсутствием. Сразу заглянул на кухню и поставил греться чайник. Потом пошел к себе. Нужно было переодеться и повесить все вещи в шкаф (они уже порядком подпортили состояние моей комнаты своей разбросанностью). Я снял пальто и включил свет. Комната наполнилась желтоватым цветом от электрической лампы и за окном все резко померкло, стало каким-то сплошным черным пятном. По пути собирая разбросанные вещи, я подошел к своему шкафу и задумчиво его распахнул, точно собирался созерцать какую-то художественную работу. Кстати о художественной работе, я вспомнил про картину и тут же посмотрел вниз, на места обуви в шкафу, куда я ее упрятал вчерашней ночью. То, что я увидел там, или точнее чего я там не увидел, заставило меня резко оглядеться. Картина пропала! Но еще больше я поразился тогда, когда увидел ее на прежнем месте над кроватью! Она висела так спокойно и безмятежно, точно полноправная хозяйка этого места! Когда я только вошел в комнату, я не обратил на это внимания, так как уже почти привык к ее положению там. И вот теперь она чудным образом переползла на мою стену… Снова… «Бессмыслица какая-то», - пробормотал я, чувствуя как все пересохло во рту. Я медленно закрыл шкаф и подошел к «висящему шторму», разглядывая его с таким интересом, точно заметил на ней свое собственное отражение. Картина же молча смотрела на меня, демонстрируя все ту же сцену коварной и неприступной стихии. «Может, миссис Олд повесила ее на место, - вертелось в моей голове, - хотя она никогда не рылась в моих вещах, она вполне могла это сделать, став свидетельницей моего вчерашнего умопомешательства…» Я Посмотрел на себя в крохотное зеркало, что висело на дверце шкафа и задал своему измученному лицу очевидный вопрос «А, может, я в самом деле тронулся умом? Помешался?». Отражение мне не ответило, только безукоризненно повторило шевеление моих губ. «И нет никакого злого умысла отравить посетителей или покупателей магазина, нет никакой галлюцинации, я все это себе придумал… Не может же нормальный человек видеть как картина движется. А с другой стороны, что если это в самом деле действие еще неизведанного человечеству яда? Как я могу быть уверен на все 100%, что я не сошел с ума, если оба эти варианта так же бессмысленны и нелепы, как и все эти вопросы, которые я сейчас себе задаю?!». Я провел рукой по волосам, погружаясь в свои мрачные мысли и вдруг вспомнил, про чайник. Мне не хотелось больше не пить, ни есть в тот день. Мои мысли все время вертелись вокруг злосчастной картины…


«Нужно расставить все точки над И», - бродил я по комнате, держа в руках кружку остывшего чая и бессмысленно болтая в ней ложкой давно растворившийся сахар. Миссис Олд так и не вернулась, хотя время уже близилось к полночи. Я решил, что она поехала к своим родственникам. Она обычно поступала так, правда, всегда предупреждала меня об этом. Не было ничего удивительного в том, что в этот раз, ей перехотелось это делать. Да, она верно считала меня теперь сумасшедшим. Возможно, мне даже придется съехать. Я никогда не выражал особой привязанности к старой женщине, я даже подозревал, что она может тайно меня недолюбливать за то, что я пресекал всякие наши разговоры…


Наконец, я поставил чашку рядом с кроватью и присмотрелся к загадочной картине. «Хочешь проверить меня на прочность? - задал я ей вопрос. Конечно, картина промолчали и я продолжил - Ты проверишь… только я просто так не сдаюсь. Я тебя купил в конце концов за свою же зарплату…» Эти слова должны были меня подбодрить. Я был хозяином этой картины и именно мне предстояло разрешить ее загадку.


Я не стал ничего делать. Отбросил все самые бредовые и навязчивые мысли прочь, точно ничего загадочного не произошло. Допил свой холодный сладкий чай и стал готовиться ко сну. Эта ночь обещала быть долгой… На всякий случай, я положил свою маленькую библию под подушку. На всякий случай…

Через час или два, я стал засыпать. В каком напряжении бы я не находился, мое тело безотказно клонило ко сну. Но мысли мои не отступали ни на минуту, они возвращались к картине над моей головой. Я прислушивался к каждому шороху и даже самому мелкому звуку вокруг, ожидая что где-то потечет вода или заложит ухо…

Время тянулось отвратительно медленно. Но ничего подобного не происходило. Наконец, я понял, что уже почти сплю. И в этой сонной маре, мне привиделось море. Не бушующее и не в шторме, а спокойное, огромное море, гладкое, как стекло, цвета бирюзовой лазури. Оно медленно подносило свои волны к белому песку, лизало берег и плескалось, точно играло со мной. А над ним загорался оранжево розовый рассвет. Эта картина покоя, представшая передо мной, вызвала у меня дикое желание искупаться, войти в эту спокойную гладь и почувствовать ее всем телом. Но когда я скинул башмаки и побежал к берегу мое сердце так бешено заколотилось, что я проснулся.


Темно. Часы отмеряют щелкающим звуком время. Я откинул одеяло, потому что стало невероятно душно. И глубоко вздохнул. Ничего. Воздух вокруг оказался каким-то слишком горячим, слишком влажным. От такого состояния стало немного подташнивать и я поднялся, чтобы открыть окно. После такого глубоко сна, тело едва слушало меня. Я едва удержался, чтобы не шлепнуться обратно на подушку.


 

Продолжение следует...