Он сказал Поехали!

Зеленовато-бледный свет луны пробивался сквозь ветви старинных вязов, широкими полосами расчерчивая усыпанную гравием дорожку. Время от времени в светлых полосах появлялась  маленькая фигурка – и тут же исчезала в полумраке, чтобы, не приведи Валары, не заметил кто-нибудь из деревенских, изредка пробегавших мимо низенькой ограды.

Впрочем, народу на улице становилось все меньше и меньше – последние жители деревеньки, дольше всех собиравшиеся и теперь опаздывавшие к началу праздника, негромко переругиваясь, прошли наконец за околицу, на Луга, где гремели салюты и водили хороводы в честь Праздника середины лета. Последние голоса поглотила ночная тишина.

Молодой хоббит Мерри, встретивший в нынешнем году свою шестнадцатую весну, тихонько пробрался к дому. Да, именно к дому. В норах хоббиты не жили уже, почитай, лет триста, и считалось это нынче признаком крайней бедности. Среднего достатка семейство, к которому принадлежал Мерри, обитало в добротно выстроенном каменном трехэтажном доме: на нижнем этаже помещения для торговли, на втором – комнаты дядюшки – главы семейства, его брата – отца Мерри, их жен и деда, который вроде бы от дел уже отошел, но пока еще зорко присматривал – не наделают ли сыновья глупостей, не продадут ли чего по дешевке. Деда боялись, впрочем, даже отец и дядюшка. Там же располагалась и недосягаемая мечта Мерри – библиотека. На третьем этаже были общие комнаты для молодежи – одна для парней, другая для девушек, родных и двоюродных Мерриных братьев и сестер. Вставали вместе с первыми петухами, спать ложились, едва садилось солнце,  – поэтому остаться наедине с книжкой у Мерри получалось разве что в такие вот редкие моменты, как сейчас, когда все семейство хоть ненадолго покидало дом.

За холмом, на Лугах, вспыхнуло алое зарево, высветило ненадолго прижавшуюся к стене фигурку хоббита – но это оказалось лишь взмывшее над холмом огненное чучело дракона, которое сжигали в небе каждый праздник в знак того, что драконы больше не властны над этим миром.

Последний дракон умер пятьсот семьдесят три года назад.

Мерри вздохнул и повернул ключ в замочной скважине.


В узком коридоре второго этажа скрипнула половица, и Мерри по привычке вздрогнул, но потом одернул себя: бояться некого, все ушли. Ближайшие двенадцать часов никто не будет на него кричать… Мерри был очень тихим по природе своей, никто не увидел, когда он шагнул в сторону с дороги по пути на праздник и притаился в овраге – и теперь, наверное, родня не скоро заметит его отсутствие…

Дед Мерри, Сэмуайз Дэвенпорт, не был заядлым любителем книг. Ни он, ни его сыновья, пожалуй, ни одной книги в жизни, кроме своих «журналов учета товаров», и не прочитали.

Нет, дед был коллекционером. Он вкладывал в книги свои сбережения, потому что редкие рукописи и фолианты не дешевели – напротив, только поднимались в цене. Он хвалился своей коллекцией библиографических редкостей при каждом удобном случае – но всем членам семейства строго-настрого запрещалось к ней прикасаться: «Попортите еще! Один масляный след от пальца – и пятьсот золотых как не бывало! А если порвете? Да за такую книгу вам никто и медной монеты не даст!»

Мерри искренне не понимал, зачем когда-нибудь может понадобиться продавать книги, но с дедом лучше было не спорить: сошлет еще в город, в торговое училище – потом вообще книг не увидишь, и как они выглядят-то, забудешь. Вместо этого он предпочитал изредка пробираться в библиотеку и там, под покровом темноты, медленно разбирая слова в свете тускло горящей свечи, узнавать о других людях, городах, мирах…

Мерри тихонько пробрался к своей любимой полке, подписанной рукой деда умным словом «ФАНТАСТИКА». Что значило это слово, юный хоббит не знал, спрашивать боялся. («А где это ты его вычитал, а? Опять в библиотеку лазил? А ну марш на кухню картошку чистить!») Сам для себя он выводил его от слова «фантазер», которым его окрестил дядюшка. И действительно, на этой полке стояли самые интересные книги: фантазии, ни дать ни взять, но какие! Такие, что верить хотелось всем сердцем! Как будто мир наш – не один в Арде, а вроде бы каждая звезда на небе – огромный огненный шар, и вокруг каждой вращаются такие же миры, а книги были о людях, которые живут в этих мирах, а то и о тех, которые – вот счастье то! – умели путешествовать между этими мирами! Они садились в огромные «Космические корабли» и летели в пространстве между мирами, где нет воздуха. (Мерри не понимал, как они не задыхались: ведь если выйдешь на палубу корабля, а там нет воздуха – задохнешься, и все тут. В книгах это объяснялось какой-то «герметичной железной обшивкой» или еще чем, но это казалось Мерри еще более глупым: железный корабль, по его разумению, был бесполезен, ибо потонул бы сразу же, а уж от земли оторваться, как в книжках, с такой тяжестью вообще было бы невозможно). А иногда эти люди просто входили в дверь в одном мире, а выходили в другом. Мерри нашел как-то книжку, где все это объяснялось по-научному, бился-бился, разобрал по слогам слова «че-ты-рех-мер-но-е прост-ран-ст-во», порассматривал непонятные картинки, а на главе «Основы геометрии Римана и теории относительности Эйнштейна в приложении к теории гиперпространственного перехода» расстроился и захлопнул книжку.  Уже потом он краем уха подслушал, как дед хвастался очередному «ценителю редкостей», что книга эта, мол, вместе с другими попала к нему от переводчика, знающего языки других миров, а к тому – страшно подумать! – от человека, умевшего входить в одну дверь, а выходить в другую! Мерри тогда было двенадцать лет, и он решил про себя, что обязательно научится вот так же ходить между мирами, как и тот человек, и уйдет туда, где «космические корабли» и «гиперпространственные переходы», а не такая тоска зеленая, как здесь – картошка да угроза торгового училища. Но прошло четыре года, дед больше о таком не заговаривал, а двери так и оставались скучными дверьми в соседнюю комнату или во двор, где надо было сажать, окучивать и копать ту же самую картошку. Ну или брюкву для разнообразия. Мир оставался таким же скучным и пустым…

Юный хоббит вздохнул, осторожно взял с полки недочитанную в прошлый раз книгу и свернулся клубочком в потертом кресле у окна, из которого падали еще последние красноватые лучи вечернего солнца. Свет зажигать нельзя было ни в коем случае. Во-первых, отец или дядюшка обязательно недосчитаются лишней свечки («Опять полезные вещи на свое чтение изводишь!», за чем последует неизбежный подзатыльник и стотысячное обещание сослать Мерри в город), во-вторых, не приведи Гэндальф, кто-нибудь из семейства решит вернуться с праздника чуть пораньше и увидит слабый огонек в окне библиотеки… «Ты что, все семейное богатство спалить хочешь?!» «Да это все веками зарабатывалось, а ты…» «Да у деда сердечный приступ случится от твоих выходок!» Нет, нет, страшно подумать даже. Пока он еще сможет разбирать мелкие черные буквочки в пыльном темнеющем воздухе библиотеки, он будет читать. Когда строчки сольются в одно серое пятно – вздохнув, оставит книгу до следующего раза (когда он еще будет, этот следующий раз?) и уйдет в спальню, где до утра будет мечтать о «гиперпространственных переходах» и, может быть, даже увидит во сне огромный «космической корабль» - он видел когда-то такие в порту, в Серых Гаванях, когда его, еще малышом, брал туда отец – такой же, только весь металлический, огромный железный корабль с железными парусами, и солнечный ветер (Мерри читал когда-то и о таком) поднимет их и унесет корабль к далеким «галактикам»…

А утром можно будет отговориться от вернувшейся родни, что, мол, голова заболела – хлебнул по ошибке этого кошмарного гномьего пива вместо доброго хоббитского, чего не бывает с непривычки, да и ушел спать, и «что ты, дядюшка, какая библиотека, нет-нет, не ходил… Вот как пришел, так сразу и спать завалился, в голове все гудело…»

Мерри вздохнул, стряхнул с книги тонкий слой пыли – последний раз он был здесь месяца четыре назад.

Книга называлась «Юрий Гагарин – первый советский космонавт. Детям о великих» и, как смутно подозревал Мерри, тоже пришла из другого мира, потому как написана была на языке, которого он в Средиземье не встречал – впрочем, уточнить это он все равно бы не смог. Шестнадцатилетний хоббит, конечно же, не считал себя ребенком. Просто книга эта была не в пример понятнее «гиперпространственных переходов» из, например, «Трансформации основных законов квантовой механики в подпространстве Гольдбаха с учетом изменений, вносимых в данное подпространство локальным хроноклазмом: автореферат докторской диссертации кандидата физических наук кафедры квантовой физики МГУ им. Ломоносова М.П. Черненко». «Трансформация…» была тоненькая, автор, видать, не сильно старался, но така-ая мудреная… Мерри бросил ее на третьей странице, хотя не в его привычках было не дочитывать попадавшие к нему книги. То ли дело «Юрий Гагарин»! Просто, понятно, с картинками… С обложки смотрело на Мерри заключенное в железный шар доброе, улыбающееся лицо. По размеру и пропорциям Мерри кое-как определил, что это человек. Он никогда не видел людей. Люди ушли из Средиземья давно, вслед за эльфами и драконами, оставив этот мир в безраздельное владение гномам и хоббитам. Наверное, нашли такую же дверь из одного мира в другой и ушли, думал Мерри иногда.

Но этот, с обложки, был человеком. И словно подбадривал молодого хоббита своей улыбкой: не переживай, мол, вот я же смог, я же улетел на «ракете» в «космос», и ты сможешь, и ты откроешь свою дверь…

«Со-вет-с-кий на-род за е-го под-виг по-свя-тил е-му не-ма-ло пе-сен…» - шептал Мерри, по буквам разбирая слова «русского» языка – языка чужого мира, который он выучил еще в детстве, по книге «Букварь», которую дед потом продал за сумасшедшие деньги какому-то прохожему торговцу.

Самой известной, как сообщал «Юрий Гагарин», стала такая песня:

«Он сказал «Поехали!»,
Он махнул рукой,
Словно вдоль…»

Понять, что такое «…по Питерской», он уже не успел.

- А ну вылезай, тунеядец! – раздался совсем рядом голос отца.

-Что ты опять здесь забыл? – в проеме между шкафами показался дядюшка с подсвечником, резко выхватившим Мерри вместе с книгой из спасительной темноты. И тут же почтительно отступил в сторону, уступая дорогу самому деду.

-Ну, и кто тут у нас? – в обманчиво-добром голосе деда звучал металл. Наверное, таким же холодным и чужим был металл, из которого была сделана ракета замечательного и улыбчивого Юрия Гагарина. Только он, в отличие, от Мерри, не боялся.

Мерри вдруг стало отчаянно стыдно за свою трусость. Да как он, будущий путешественник между мирами, может бояться… этих? Отца, дядюшки? Деда? Которые ни одной книги за свою жизнь не прочитали и кроме своей картошки, ничего и не видели? Да кто они такие?

-Отдай книгу, – железным голосом сказал дед.

У Мерри внутри что-то дернулось. Он вдруг понял, что если сдастся сейчас, если послушается – не видать ему никаких чужих миров! Словно его проверяли: а сможет ли, а не предаст ли свою мечту?..

-Не отдам, - таким же железным голосом ответил он. Встал перед дедом – прямо, взяв книгу под мышку.

-Да как ты смеешь не слушаться? – рванулся к нему отец.

-Стой, - дед поднял руку, и отец словно натолкнулся на невидимую преграду. Остановился, ушел в тень, бормоча: «вот, родил же сыночка на свою седую голову…»

-Отдай, - повторил дед. Поднял трость с металлическим набалдашником.

-Нет, - отрезал Мерри.

Они стояли друг напротив друга, как два диких зверя в доисторическом лесу, в котором еще жив был закон «кто выжил, тот и прав». У кого окажется больше силы, ловкости, смелости, тот будет жить...

Оружием деда был страх. Безрассудный страх, который он внушал домочадцам вот уже восемьдесят с лишним лет.

У Мерри против него была только молодость и вера.

Вера в чудо…

Он вдруг рванулся с места, как пленный волк, учуявший свободу, сжался в комок, пролетел под рукой деда в темноту, между шкафов – к выходу из библиотеки. И резко затормозил, чуть не упав на пыльный пол.

Каким же он оказался дураком…

Конечно. У них все было продумано. Даже то, что он попытается бежать. Загнали его, как зайца в ловушку.

Сзади, в трех проходах между шкафами, стояли дед, отец и дядюшка. В остальных – братья Мерри. Они подошли, наверное, тихо, в момент их поединка с дедом, и он не услышал их шагов…

Впереди, в черном проеме двери, стояли работники отца. Самые сильные и крепкие, из тех, что могли остановить несущуюся лошадь или голыми руками вырвать дерево из земли.

Вот если бы эта дверь вдруг, каким-то чудом, оказалась дверью в другой мир… И он шагнул бы в нее, но по другую сторону порога его уже не оказалось…

Мерри читал о том, что иногда такие волшебные двери маскируются под обычные. И чтобы открыть их, нужно назвать какое-то слово. Как, например, в огромной старинной книге про хоббита Фродо, которую Мерри прочитал одной из первых. Там такая дверь открывалась словом «друг» по-эльфийски.

Но это если заклятие наложено эльфами.

Какое слово может открыть дверь в чудесный мир под названием «Космос»? К «ракетам» и «космическим кораблям»?!

«Он сказал «Поехали»!» - вдруг дернулось в голове Мерри. В памяти всплыла недавняя картинка из книги: человек в железном шлеме с красивым и нечеловеческим именем «Юрий» кричит «Поехали!», вспышка огня, и его «ракета» (это такая разновидность «космического корабля», по ее описаниям решил Мерри) пробивает какую-то стену между мирами и летит в другой загадочный мир с красивым и таинственным именем «Космос»…

«Это, наверное, такое заклинание! Оно открывает двери между мирами!»

-Поехали! – закричал Мерри. Махнул рукой.

Ничего не произошло.

Дверь в соседнюю комнату так и осталась дверью в соседнюю комнату, за которой так же стояли работники отца, не решаясь даже сейчас переступить порог библиотеки.

-Поехали!!! – закрыв глаза, в два раза громче завопил Мерри. – ПОЕХАЛИ-И!!!

Глаза застилали слезы. Вперед шагнул кто-то из братьев со свечой, оранжевые тени заплясали на стенах, и хоббиту показалось на миг, что по двери скользнул рыжей змейкой лучик света, и там, за этим лучиком, мелькнул огромный беломраморный храм с золотистыми крестами на куполах, и высокие, как мачты эльфийских кораблей в Серых Гаванях, стеклянные дома…

Мерри метнулся в открытую дверь.

Прямо в крепкие руки отцовых работников. Колени подогнулись от внезапной слабости, и Мерри, упав на пол, в первый раз за свои шестнадцать весен разрыдался, потому что понял, что мир останется прежним.

Навсегда.

Он пропустил тот короткий миг, когда дверь открылась ему…

Подошел дед, стуча тростью. Холодно произнес:

-Ну все. Мое терпение лопнуло. На библиотеку навесить замок. Сегодня же. А этого – на сеновал, и запереть, пусть отлежится. Когда закончится истерика – в город его. В торговое училище. Пора выбивать дурь из головы…


***
Когда утром двоюродные братья Мерри откинули тяжелый засов на двери, чтобы отвести на суд к деду своего непутевого братца, он спал на сене. На губах его застыла легкая, светлая улыбка, словно снилось ему что-то очень хорошее.

-Даже жалко будить… - прошептал младший из братьев, Филипп.

-Ну ничего не поделаешь, надо, - ответил второй, в дядюшку прагматичный, Римус.

Склонился над Мерри, потряс его за плечо:

-Эй, братишка, вставай!

Мерри не проснулся. Утренний свет, пробивавшийся сквозь щели в крыше (давно надо было заделать, машинально отметил про себя Римус, пойдут осенние дожди – сено же вымокнет) падал на его золотистые волосы, на рыжие ресницы… Мерри спал. Спал самым счастливым сном за все свои шестнадцать весен.

-Да он же не дышит! – вдруг взвизгнул Филипп и попятился к выходу из сарая.


Когда о случившемся доложили деду, тот еле слышно прошептал сквозь зубы:

-Что ж… Значит, он все-таки ушел в свои миры… Глупый…

И отвернулся к стене, чтобы внуки не заметили одинокой слезы, скатившейся по морщинистой щеке.

25.01-23.06.11