***

Среда.
Прошло более пяти лет, с того дня, когда Роман сделал выбор, ставший судьбоносным, и изменившим его жизнь безвозвратно. Был ли он верным? Спроси его хотя бы полгода назад, парень бы  лишь покрутил пальцем у виска, а сейчас, после выпитой бутылки виски, в воспаленном мозгу представлялись картинки его, его жизни, которым уже не суждено сбыться.
Архипов не поднимал трубки телефона уже три дня, лишь раз почти решившись, когда на экране высветилось ее имя. Зачем? Зачем она звонила сейчас, когда так поздно, больно и жутко?! Он тяжело хватал воздух ртом, уже не чувствуя онемевших ноздрей и десен, пока телефон, разлетевшийся на шестеренки, наконец не заткнулся. Это принесло кратковременно облегчение, но еще живой от каждодневного травления мозг не напомнил, что уже завтра Она снова будет стоять с Романом, улыбаться в камеру, когда табло официально засвидетельствует, что сотни смс Архипова не пропали даром, и все вернется на круги своя. Почти. Все. Кроме. Нее.
Рома знал, что не имел никаких прав на нее. Но в течение четырех лет, он дышал ею одной, пел только для нее, а сейчас должен был научиться заново жить. Это нельзя было назвать ни влюбленностью, ни обожанием. Что-то невыразимо большее и вечное выворачивало его изнутри, выламывало ребра, лишало сна. Раньше каждый взмах ресниц дарил вдохновение, сейчас  отнимал голос и рассудок.
«Я не видел тебя счастливее того дня, да и никогда ты не говорила со мной так искренне. Знаешь, я не уловил и половину слов, понял лишь, что речь идет о ребенке. Ты пригласила меня в крестные отцы и почему-то самодовольно ухмыльнулась, когда я закусил губу, чтоб не закричать, не наброситься, ведь ты вынашивала не моего ребенка. Я ненавидел его, как и его отца, успевшего разболтать всем о своем нелепом дурацком счастье, о том, что они забрали тебя у меня."
Садящее мрачное удовольствие, и очередное письмо летит в камин. Сколько их там уже сгорело? Роман хочет сходить за телефоном, чтобы позвонить маме, но едва успевает сделать два шага, как мешком падает на кресло и отключается.
   Четверг.
Он никогда не сможет выпутаться из этого, выбор сделан, да не тот. Выхода не было, по крайней мере Рома его пока не нашел. Может, надо было смотреть глубже?
Мама всегда видела его юристом, но, к сожалению, предоставила право жить самостоятельно. Лишь дурак бы им не воспользовался. Роман же предпочел медленную смерть: быстрый взлет, популярность, любовь поклонников, и страшно неспешное падение…одиночество.
-Моой первый день, первый день без тебя. Стоп, далеко не первый. Шестой, да, уже шестой день без НЕЕ.
Если углубиться, то в жизни Архипова не было единого дня, который можно было назвать «День с ней», разве что самые первые, когда окрыленный Роман при всех называл ее своей Наташенькой, до тех пор пока она коротко не осадила. Сказала при ребятах из группы, что не желает связывать свое имя с кем-либо, особенно с Архиповым. Ден небрежно бросил, что все знают, как она попала «Евровидение». Ярость. Удар. Кровь. Это была их первая ссора. Вечный борец за правду, сам отказался услышать мнение из уст Дена. Роман до сих пор не считал себя виноватым,  она тогда сказала, что его поступок абсолютно оправдан, и это стало главным для него. Его даже не волновало сотрясение мозга, полученное другом от его руки.
Тонкая деревянная дверь всегда выдавала гостей с потрохами. Эту неделю коридор был безмолвным, и она скучала, пока тишина лестничной площадки не нарушилась шумом знакомых голосов. Через мгновение в квартире раздался режущий слух звук звонка. Ее жилец неспешно поплелся к двери, по пути, нервно взглянув на часы: не было даже 6.
Он открыл дверь и устало зевнул, в ответ на сухой кивок пришедших. Ребята из группы никогда не понимали болезненного отношения друга к Этой. Почему-то они никогда не называли ее имени, словно боялись, что выговорив его, и сами заразятся сумашествием Архипова . Как ни странно, его поддерживал один Дэн. В этот раз даже он избегал взгляда Архипова, лишь коротко сказав «пора».
Роман уже натягивал второй кроссовок, он уже давно ждал ребят, но был уверен, что сегодня решиться на выступление будет гораздо сложнее.
«Челси» были настоящими энерджайзерами. Парни легко могли влиться в новые команды, быстро заводили публику на концертах, благодаря чему, восторженно принимались ею, не составляли труда и постановки новых номеров. Обычно для последнего требовалось несколько дней, оставшееся время уходило на доведение до укрепившегося за ними уровня.
Вечером «Челси» уже ехали на запись, измотанные репетицией, но готовые к выступлению. Все украдкой смотрели на белокурого парня, разлегшегося на переднем сидении в почти горизонтальном положении. В висках кололо острыми иголками, горло болело то ли от холодного ветра, дующего прямо в машину из открытого окна, то ли от усталости связок. Да, фониаторы давно не удостаивались приема Романа. Он достал из кармана косухи пачку «Кента» и щелкнул зажигалкой. Парень чувствовал себя слабым безвольным червяком, отчего внутри ломалось еще больше. На грудь сильно давило, едва он вспоминал куда едет. Когда уже появится этот чертов живот? Она что-то говорила про второй месяц, но разговор недельной давности вспоминался смутно, как будто во сне.
Он смотрит на свои руки: они дрожали.  Разум до сих пор отказывался осознавать, что Его Наталья носит под сердцем чужого. До записи оставалось два часа.
Она шла впереди, в белом ситцевом платье, такая легкая, дерзкая, звенящая.
Роман оглянулся назад. Она шла за ним, в прозрачной фате, такой тонкой, что с первого раза можно было не заметить. Чуть сгорбившись от огромного живота, мерзко испортившего ангельскую красоту тела. Боковым зрением, он видел, что Она уходит от него, а сзади слышались крики. Наталья звала его, сквозь стоны и мольбы слышалось, лишь его имя.
-Ромаа, Рома! Роомаа, - Внутри похолодело от странного чувства– Рома, Рома
-Наташа?
- Архипов, маму твою!
В спину больно ткнули костяшки чьих-то пальцев, мужской голос в нелестной форме выразился насчет больных психов. Роман с неохотой открыл глаза, раздраженно дернув дверь машины. Идти было страшно, не увидеть ее лицо еще неделю было страшнее. Нужно успокоиться.
-Мне надо идти, буду позже. – коротко буркнув, Архипов перепрыгнул через капот машины.
-Шишки долбить пошел? – Арсений, обычно не любивший повышать голос, заставил обернуться двух девушек, кинувших любопытный взгляд на парней. – Стой.
-Уйди. Сеня, уйди, я сказал, повторяться не буду.
Бородин с внезапной злостью дернул Романа за плечо, с силой развернув к себе. Задергавшийся вначале, Архипов застыл, увидев взгляд согруппника.
Он ощутил прилив глубочайшего презрения и разочарования по отношению к самому себе; это же отразилось в прищуренных глазах Арсения.
. И что-то еще. Жалость? Абсурд, вся группа ненавидела его. Он не стоил жалости.
Знал ли он об этом? Да, да, и наливал себе еще стакан, когда вспоминал о собственном предательстве к самым близким людям. У ребер, слева что-то заболело, сколько будет это мучение?
-Я в порядке, убери руку. – Голос был предельно спокоен, но, черт, черт, как тяжело далось ему это видимое спокойствие. Лучше бы он сдох сразу после разговора с рыжеволосой девчонкой, успевшей вырасти из мечтаний, в женщину его мечты.
Бородин еще сильнее впился взглядом в расширенные зрачки Романа. Кажется, он поверил в его безразличие. Чудесно. Губы Архипова ломает кривая усмешка. Он обманул, теперь можно расслабиться.
Роман скинул руку друга и направился к туалету, быстро нащупав в кармане два косяка. Сейчас все наладится.
  Час спустя.
Дэн смачно плюнул. На душе было гадко. Из всей группы, он единственный мог понять Архипова. Но предпочел наблюдать его медленную смерть. Когда-то это виделось проблемой, с кратковременным выходом с помощью травки и девушек. Двенадцать месяцев тотального одиночества непроизвольно стирались из памяти, в душе осталось лишь ощущение давящего ежедневного ужаса. А вскоре он пошел на проект в поиске признания и успокоения, уверенный, что выиграет, а вскоре забудется, как десятки других до него.
Это было странно. Ден, такой уличный, дерзкий и свободный, не ночующий дома, привыкший к обожанию и зависти, неожиданно почувствовал себя уютно там, где каждый должен быть готов вырвать победу из горла. А он наслаждался освобождением из мест, где любовь была частым, несколько часовым явлением.
В конечном итоге это заставило Петрова жить. В первые дни он выглядел, словно Маугли, попавший к людям. Не умеющий доверять он оборонялся ото всех показной уверенностью и тем самым, расположил. Ему не поверил только Архипов. Он вообще всегда видел его, словно через рентген, а Петров платил той же монетой. длинный бой с применением самого холодного и бесчеловечного оружия, бесконечные стычки на словах.
Его вечный партнер по играм наконец проиграл, скатываясь в хорошо знакомую Петрову пропасть. Вкусом победы стало солоноватое с ноткой стали ощущение на искусанных губах. Это было похоже на мужские долгие «жестокие игры», любимый фильм Дэна.
-Идет. Заходим. – общение в группе сводилось на нет, не хватало сил, даже изображать вечных юморных ребят перед объективами.
Это финиш. Ты зря огорчался победе, у тебя и ее нет. В начале этого чертового проекта сколько раз вы говорили заученный заранее текст об отсутствии на сцене. Всем говорили об усталости, между собой валили на продюсера, не желая признавать очевидного: история мальчиков-зайчиков, поющих о любви, закончена. Каждый где-то глубоко понимал это, но не хотел озвучивать. Когда Арсений вцепился в плечо Ромы, Дэн испугался, но вмешиваться было лишним. Этот парень, накаченный наркотиками и иллюзиями и без того винил только себя. Не стоит раньше времени зажигать спичку, если сидишь на пороховой бочке. Правда, если ты сидишь на ней добровольно, стоит провериться.
Зал был уже полон. Улыбающиеся, говорящие что-то приятное юноше лица,  смазывались в одно чужое ухмыляющееся лицо. Он кивал, фотографировался, пошло шутил и сам хохотал грубым деревянным смехом. Сегодня «Челси» дошли до точки, Арсений никогда не позволял себе грубость.
В гримерке чувствовалась давящая тишина, Дэн второй раз пытался застегнуть рубашку на те пуговицы, рядом судорожно дергал заевший «бегунок» Леша. У всех были до комичности серьезные лица, и Петров сам первый бы проехался на этот счет, если бы смог проглотить тошнотворный комок в глотке.
Это могло быть их последнее выступление. Мысль о таком возможном распаде группе резала по груди тупой бритвой. Пять лет они были единым механизмом, сердцем, пусть и часто барахлящим, которым был Роман. Дэн и не поверил вначале, что чувства Архипова к рыжей девице серьезны, а когда, наконец заметил, было поздно, все зашло слишком далеко.
-Запись начинается, Виктор Яковлевич уже сердится, - блондинка, не стучась, распахнула дверь и быстро огляделась. Любопытно блеснула очками, задержав взгляд на еле стоящем полураздетом Роме.
Ден с деланным удивлением поднял бровь, сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью по пальцам, и блондинка моментально испарилась в гудящем коридоре.
Он перевел взгляд на рубаху, так и не застегнутую верно, но принявшую жеваный вид. Может, зря он себя накручивает?
         Пятница
Никогда не думай о том, что может причинить боль. Гони дряные мысли от себя, пока хватает сил. «Бойся своих желаний, они могут исполниться» кто это сказал? В любом случае автор хорошо разбирался в жизни. Хитри, молчи, умирай, но не думай издать, хоть писк помощи «Белая полоса» для наивных девочек, будет лишь хуже, но противься этой аксиоме, живи. Пока катишься по наклоной, сломай шею, пытаясь подняться, и только тогда будешь иметь надежду до последних секунд. Запомни, верь в себя, но не себе.
-Что, Роман, девушка бросила? – Виктор Яковлевич насмешливо подмигнул и отвернулся.
Это можно назвать даже смешным, когда продюсер соблюдал свои принципы настолько, что не замечал сложных отношений между собственными артистами. На фоне частых «сенсаций» желтых газет о тяжелом влиянии продюсеров на личную жизнь артистов, Виктор Яковлевич выглядел чуть ли не святым.
Сегодня была очередная фотосессия. Роман надеялся, что вчерашнее выступление хоть немного разрядит обстановку, и тогда сможет извиниться, но едва дождавшись окончания записи, парни моментально разошлись, так и не сказав друг другу ни слова. Он хотел сказать, объяснить, но струсил и вышел первым, не прощаясь.
А потом дом и очередная ночь, в разговорах с ней. После чудом уцелевшей бутылки виски, она даже стала отвечать, скупо, раздраженно, как в реальной жизни. Он уже не был уверен, что не съехал с катушек и назвать себя адекватным не поворачивался язык. Ах да, она ушла с проекта. Архипов старательно забывал об этой детали, но внутри все переворачивалось когда кнопка давала сбой.
Уже несколько часов у юноши получалось жить на автомате,  сжирающего эмоции и чувства. Ну и ладно. Так проще.
Мимо прошел Леша. Роман почти решился, но искусственное лицо кажется даже не знакомым. Обычная картонка с ничего не выражающими уголками губ, опущенными книзу, с заходившим желваком из папье-маше на напряженных скулах . Только взгляд еле горящий, не понимающий. Настоящий Леха смог бы понять, простить. Архипов усмехнулся. Он определенно был оптимистом.
Парень пришел вскоре, после звонка о съемке. Спонтанность вообще становилась их коньком. Номера, поставленные за несколько часов, съемки, разговоры… Это могло стать интересным в другой ситуации. В другой части зала сидели ребята, а фотограф уже звал к себе, кажется, уже несколько минут.
Режущие глаз вспышки, нелепые позы, куча непонятных перьев вокруг, все стандартно.
-Эй, второй, улыбайся. Это и твоя работа, - фотограф тыкает на него мясистым коротким пальцем. Он, наверное, не умеет играть на пианино. Говорят, у пианистов всегда тонкие длинные пальцы. Архипов, ты бредишь.
Роман поворачивается по указу никчемного фотографа и утыкается взглядом в фальшивую улыбку. Вторую, третью. Такие же застывшие как у него, больше напоминающие оскалы. Плевал он на эту съемку. На этого вряд ли обладающего хоть крохами таланта фотографа, на свою работу, которую он должен исполнять, пусть все катится к собакам. Кругом остались чужие люди, лгать себе не получилось.
«Снято, свободны».  Достаточно хамоватым тоном. Архипову все равно, он даже выпьет за фотографа, если его работа не будет опубликована. Длинные коридоры до гримерки, поворот  и все в молчании, зачем они так мучают?
Под ноги попалась неизвестно откуда взявшаяся доска. Птын. Роман судорожно хватается за стену, но запутывается в собственных ногах и налетает на Арсения. Бам-бамс! Оба сваливаются на пол, в нос попали остатки пуха со съемки. Три громких чиха, сопровождающиеся отборной руганью, которой он успел научиться от Петрова. Рома оказывается под Сеней, тут же хочет встать, но цепляется за злополучную доску и сильно ударяется рукой.
-Бородин! – Роман наконец замечает дикий смех вокруг.
Дэн вытирает нашедшие от смеха слезы, пока рядом в истерическом гоготе согнулся Корзин, смех Бородина уже давно оглушил Рому.
-Кончайте ржать уже! – парень хотел сказать серьезно, но не получалось, правый угол губ предательски дергался, собственный взрыв хохота заглушает даже сильную боль в локте.
-Вставай уже.
Арсений дружески хлопнул по плечу и подал ему руку. Мгновение Роман колебался, решительно протянул, но тотчас одернул, точно боялся подвоха. Повисла неловкая пауза, смех парней нервно затих. Недоверие – ужасная штука, начинающаяся с внутренних комплексов. Она может спрятаться или притвориться неплохим душевным аксессуаром циника, но придет время и она ударит. Очередной урок тебе, Рома.
-Я что-то не так сейчас сделал, да? Я вообще все не так делаю, - он наконец поднялся на ноги и уставился на бетонную стену, такую же твердую, как перегородка, между ним и остальным миром, - короче, вы меня все равно не простите. Я так жалею, что подставил вас с концертом…Точнее со всем, с чем смог.
Вышло по-идиотски. Роман пожал плечами и ойкнул, вспомнив про поврежденную руку. За день он успел убедить себя, в том что все пройдет по его желанию, но жизнь преподносит нестыковки. Парень поднял здоровую левую руку в знак прощания и круто развернулся. Фанфары, это провал.
Он знал, что его не окликнут, не скажут какую-нибудь глупость вроде: »все в порядке, мы не обижаемся». Такое бывает лишь в вокзальных книжонках, а жизнь не терпит банальностей. Сейчас он закроет дверь за собой и…что? Может быть он сам позвонит продюсеру и сообщит об уходе из группы, возможно Ден, вызвав тем самым на себя гнев Виктора Яковлевича. Музыка оставалась последней стоящей вещью в его жизни, пора было покончить и с ней. Щелчок замка на двери возвестил о гибели всякой надежды.
Роман проверил надежность замка и достал из потайного кармана портфеля изящную маленькую коробочку, похожую на те, в которых вручают обручальные кольца. Короткий вздох, выдох, затяжка. За себя. Архипов съехал по стене, начиная дико хохотать. Совсем как безумно давно, миллионы лет назад, в этом коридоре за спиной. Только сейчас ему не осталось ничего, что можно испортить кроме его никчемной жизни. Челюсти пропитались невероятным горьковатым вкусом и уже было плевать на стуки в дверь, крики откуда-то издалека. Он не перестал смеяться даже когда в комнату вбежали темные размытые пятна, имеющие человеческие очертания, когда били его по щекам, хватали за липкие холодные руки с посиневшими ногтями. Он быстро хватает коробочку. Вторая доза. И снова за себя, у него больше никого нет.Чужие руки грубо выхватывают коробку и выбрасывают в урну. "Ты знаешь, сколько я отвалил за нее?" – хочет заорать Архипов, но он все-таки успел, еще минута и он выключится, а пока есть время посмеяться над этими убогими созданиями, называющими себя разумными, над собой - неудачником и всей этой чокнутой планетой. Расширенные зрачки бешено завертелись, все, аривидерчи.
 Спустя полгода.
Воздух был пропитан больницей, таблетками и стерильностью. Архипову всегда хотелось в ней сдохнуть. Первый раз он лежал со сломанной ногой в 12 лет и сбежал на третий день. Второй раз - через четыре года, когда отравился первой в его жизни паленой водкой. Тогда он дотерпел до выписки, но поклялся больше никогда не появляться в этих безликих стенах. Прошло десять лет и клятву пришлось нарушить.
-Так…Эта палата, - рука сжалась в кулак, так сильно, что на ладони отпечатались ровные полумесяцы от ногтей. Нерешительный стук, он уверен, что за дверью лишь два человека. Волновался. Безумно. Вдох - открываешь дверь. Выдох – замираешь на месте. Это был кадр из его старых самых жутких кошмаров, но страха не было, скорее…изумление, шок…или восторг.
-Ну, не стой в проходе, - девушка с огненными волосами широко улыбнулась, как будто увидела старого друга, которого не видела два дня.
Роман едва видел ее за большим ворсистым пледом, хорошо завернутым чьими-то заботливыми руками, и десятками подушек. Наталья еле слышно рассмеялась, наверное, над ним, таким нелепым, удивленным, с помятым букетом за спиной. В интонациях смеха смешались нотки удовольствия и удивления. Она не ждала его, но была почему-то рада. Может она уже была наслышана о последних шести месяцах в жизни парня, хотя вряд ли она вообще вспоминала о нем.
-Это тебе. Я должен был навестить тебя раньше, но… - конец предложения пролетает в воздухе, и Рома лишь пожимает плечами.
Он смотрит на потолок, свежие цветы в вазе, пол, наконец решившись перевести взгляд на Наташу. А она пополнела, мысленно заметил Архипов и рассеяно улыбнулся.
-Это тебе.  Я вдруг понял, что не знаю какие они, твои любимые цветы. Искал в интернете, но у меня редко выходит находить то, что хочу. Как дела? – дурацкий вопрос,  - хорошо, когда люди добиваются желаемого.
Слегка настороженное молчание. Он закусывает обветренную губу. Она должна была говорить, а не он.
-Я написал песню. Про тебя, правда, я не хотел это тебе рассказывать, но мне так хорошо. Это же глупо, да? Я записываю сольник, там будет эта…песня. Все без имен, не бойся, кажется, уже написали, что я посвятил ее отношениям с каким-то танцором, черт, не помню его имени. Ему около пятидесяти, женат и трое детей. А дети с помощью японских технологий от меня. Не знаю, будут ли у меня когда-нибудь дети? Наверное,  да. Дети, они очень добрые и мягкие. Их нельзя ругать и бить. Наташ, что я несу? А у тебя будут чудесные дети. Только пусть я буду думать, что они только твои и все. Я буду часто о них думать. И о тебе, а потом когда-нибудь перестану. Можно я тогда позвоню тебе? Ты не удивляйся, я уже буду женат и также буду сидеть в этой…палате. Я же не плачу, нет? Это аллергия. Так, про что я? Моя жена, слушай, у меня будет самая лучшая жена. Она будет лежать в этой палате, а потом родит мне мальчика. Или девочку, кто лучше, Наташ? Мне так нравится говорить твое имя. Не боюсь совсем ни капельки. Как все правильно идет. Я выучил текст, другой, из книжки, но знал, что забуду. Главный герой его тоже забыл, но придумал свой. Как я сейчас. Хорошо, когда бывает, как в книжке, хоть иногда. А дальше он развернулся и ушел, потому что она уснула. И я сейчас уйду и буду думать, что тебе надоело меня слушать и ты уснула. Ну,  до скорой встречи. Зови в гости. Я люблю тебя.
На улице было холодно. Он вышел на крыльцо, забыв снять бахиллы. Достал «Кент» из кармана куртки и закурил. Оставалось время до записи, Виктор Яковлевич обещал, что будет хит. А вечером, после записи, они вчетвером пойдут в клуб. Ден встретит поклонницу и через 15 минут свалит с физиономией кота Леопольда, которому крысы обещали жить дружно. Они напьются, а затем Архипов развезет всех по домам. Они будут громко ругаться когда он будет вытаскивать их сонных из машины и называть парня«сумашедшим наркоманом», зная, как это его бесит. Потом Леша не тактично напомнит, что он завязал всего ничего, а до этого кучу времени сох по замужней барышне. Архипов даст ему подзатыльник, но не разозлится. Настало время для «все хорошо».