Любовные игры, курортная история

Когда все в компании несколько оживились и перестали обращать на него внимание, Барон незаметно увёл Зойку вниз.  Впрочем, совсем незаметно не получилось. Наташка, которая весь вечер не сводила с Барона глаз, проследила их до самой двери. Немного постояв внизу, послушав, долетающие из-за двери, смешок и шорох одежд, она решительно поднялась на верх и молча поманила пальцем Маринку.  Пока они осторожно спустились по тёмной лестнице и, стараясь не шуметь, медленно прошли коридором, Наташка мужественно выносила нетерпеливые вопросительные взгляды Маринки. Только перед самой дверью она, наконец, шепнула:  «Он там с Зойкой», и сразу же прижала палец к губам.
Дверь оказалась не запертой. Из комнаты доносились шорохи, сдержанные смешки, напряжённое дыхание. Стараясь не скрипнуть дверью,  подружки осторожно проскользнули внутрь. Полная луна освещала достаточно просторное помещение: низкую софу в простенке между окон, широкую кровать у противоположной стены, умывальник в углу, оставляя в тени лишь небольшой закуток у самой двери, где и притаились незваные гости.
Барон, совершенно голый,  стоял на коленях перед софой, поперек которой, тоже почти голая, в одной только тоненькой рубашонке, сдвинутой под самое горло,  лежала Зойка, высоко задрав свои стройные ноги в изящных туфельках. Навалясь на них грудью и держась руками за осиную, знаменитую на весь город, талию, Барон приседая и распрямляясь вводил в Зойку свой член, матово поблескивающий при каждом движении. «Как поршень у паровоза, в кино», - подумала Маринка. Зойке это, видимо, доставляло большое удовольствие, она постанывала и шептала: «Ах… что ты делаешь со мной… а? …». Как зачарованные, не смея вздохнуть, жались в тени незамеченные гостьи, непроизвольно обнимая и поглаживая друг дружку.
Зойка вдруг судорожно выгнулась, задышала со всхлипом, расслабив ноги, опустила их на плечи Барону. Барон зарычал и начал подпрыгивать на коленях, максимально убыстрив темп…. Потом вдруг распрямил ноги, вдавливая, и без того скрюченную, Зойку в мягкий диван. Затих.
Маринке показалось, что сейчас он опрокинет софу или свернёт Зойке шею. Но ничего не произошло. Зойка, полежав немного в такой до нелепого неудобной позе, протянула руку и почесала  Барона за ухом, тот снова зарычал и начал приседать и распрямляться. «Опять заработала машина», - подумала Маринка. Она внезапно ощутила, с какой силой стиснула ей Наташка плечи, услышала её напряжённое, порывистое, в такт движениям Барона, дыхание и шевельнулась, пытаясь сбросить наваждение. Но тут шевельнулась и Зойка: «Подожди, устала я так….». «Поворачивайся!», - велел Барон, он поднялся с колен и отступил на шаг. Теперь, освещённый луной, он был виден затаившимся подружкам во всей своей красе. Крупная голова с волнистыми волосами, широкие плечи, могучая грудь, небольшой круглый живот, сильные ноги, крупный, прямо на глазах, обмякающий член….  Барон стоял к ним в пол-оборота и спокойно смотрел, как умащивалась на диване Зойка. Вначале она легла животом на диван, опустив ноги на пол, но как только Барон шагнул к ней, чтобы продолжить любовные утехи, вдруг сбросила туфли и залезла на диван с ногами. Покрутилась немного, присела на кукорки, легла опершись на груди и локти, выставив прямо на подружек свою задницу, показавшеюся им неправдоподобно большой и белой. Густые чёрные волосы, покрывавшие низ живота и теперь почти касающиеся пяток, ещё более оттеняли её белизну. Барону, однако, эта картина, видимо, понравилась, потому что его, обвисший было, член снова отвердел, и он без промедления направил его в чернеющую темноту между Зойкиных пяток.
Теперь подружкам был виден только равномерно покачивающийся зад Барона да ещё крутые Зойкины бёдра и выступающие из-за них локти. Так продолжалось довольно долго. Странное состояние овладело подругами. Забившись в тень , они не спускали с Барона глаз, не замечая, что тискают и ласкают друг дружку, не слыша своего прерывистого дыхания, не ощущая всё усиливающегося возбуждения.
Зойка, вытянув руки, ухватила себя за лодыжки и, ткнувшись лицом в диван, ещё более вывернула свой зад. Барон ускорил движения. «Всё, - выдохнула Зойка, расслабляясь и вытягивая руки вперёд: - хватит, устала…». Но Барон, удерживая её руками за талию, всё ускорял и ускорял темп. Дыхание его стало тяжёлым, неровным, движения – резкими, послышались шлепки.
Наташка так стиснула Маринкины плечи, что та зашипела от боли. Но на диване ничего не услышали. Зойка, вдруг распрямилась, как сжатая пружина, оттолкнула задом Барона и распласталась на диване: «Всё, устала… не хочу…». Барон зарычал и кинулся на Зойку, пытаясь её перевернуть. А сопротивлялась… . И тогда, отшвырнув в угол, и без того затисканную Маринку, Наташка внезапно вышагнула на середину комнаты: «Я хочу… меня…».
Одного мгновения хватило Барону оценить обстановку. В ту же секунду Наташка была опрокинута поперёк широкой кровати. Высоко задрались её полные ноги, Трусы и чулки полетели в угол. Опешившая было, Зойка поднялась с дивана, но Маринка коршуном налетела на неё, усадила, притиснула в угол дивана, шепнула: «Пусть, её…». И Зойка затихла. Барон ещё раз крутанул Наташку. Полыхнуло красным, оголяя живот, праздничное платье. И вот она лежит уже на самом краю кровати со свесившимися  до полу голыми широко раздвинутыми ногами. Луна ярко освещает лобок, поросший волнистыми рыжеватыми волосами, большие слегка обвислые губы,  играет маслянистыми отблесками на приоткрывшихся оболочках слизистой… . Но только мгновение оставалась открытой чужому взору освещённая лунным светом интимная белизна Наташки. В следующий момент Барон с ходу вогнал туда своё громоздкое сооружение. Наташка сладостно застонала, блаженно вытянулась. Будто тугая волна пробежала по её телу. Барон дёрнулся несколько раз всем телом, застонал и обвис, бессильно опустив голову на смятое красное платье. Безвольно и обескуражено обвисли, напрягшиеся было, Наташкины ноги. В комнате стало тихо-тихо. «Ох,» - разочарованно выдохнула Зойка, опять поднимаясь с дивана, и опять Маринка рывком вернула её обратно. Шепнула: - «Тихо». Диван жалобно скрипнул и затих.. На луну, видимо, набежало облачко, в комнате заметно потемнело. Подружки, тесно обнявшись, замерли в полумраке. Зойка в коротенькой рубашке, едва ли прикрывающей и половину её живота, Маринка в полу расстегнутой кофтёнке и задравшейся юбке, высоко обнажившей ноги, которые казались ещё более тонкими и жалкими рядом с картинной красотой Зойкиных. И ни та, ни другая сейчас не замечали этого.
Барон дёрнулся ещё несколько раз, потом встал и пошёл в угол. Мёртвую тишину комнаты нарушила бьющая из крана струя воды. Барон неторопливо мыл свои мужские прелести.
Оставшись одна, Наташка не горевала. Деловито сбросив остатки одежды, она мигом разобрала постель и спокойно улеглась поверх простыни, не удостоив подружек даже взглядом. Пышная грудь, широкие бёдра, несколько большеватый, но тугой живот – от всей её фигуры так и веяло женственностью. Со стороны казалось, что она лениво лежит на кровати, небрежно разбросав руки и ноги. Но она каждой своей клеточкой, каждой кровинкой ждала Барона. И жаждала его, как никогда раньше.
Закончив умываться, Барон медленно направился в комнату. Теперь все три подружки могли видеть его спереди. Да, он был уже не молод, но крепок и, очевидно, очень силён. Но больше всего Маринку поразил так внезапно уменьшившийся член Барона. Показавшийся раньше её огромным, он,  лениво свисавший вниз, был сейчас почти не виден в густых волосах, покрывавших живот и верх ног мужчины. Барон не прошёл мимо женских прелестей, так откровенно выставленных Наташкой на показ. Тем более луна опять безмятежно засветилась в ночи, позволяя сколько угодно любоваться женским телом. Присев на край кровати, он потрогал одну грудь, потом другую. «Иди ко мне», - одними губами произнесла Наташка, и Барон послушно прилёг рядом. Рука его лениво поиграв грудями, скользнула под живот, запуталась в волосах… . Наташка молча ждала вся напряжённая, как натянутая струна. Однако, член Барона, лениво свисавший на бок, не проявлял ни малейшей активности. Поплутав в волосах, рука медленно вернулась вверх и замерла где-то под мышкой. Тогда Наташка взяла эту руку и начала её целовать, вначале – кисть, потом ближе к локтю, к плечу, потом – грудь Барона, покрытую редкими волосами, его круглый тугой живот. Будто невзначай, куснула губами ленивого красавца. Раз, ещё раз… . Пощекотала языком живот, лизнула самый кончик ленивца. И тот, будто, отзываясь на призыв, слабо дрогнул. Тогда Наташка, не в силах больше сдерживаться, охватила его губами и стала его сосать как большую и толстую соску. Рука Барона ожила и поползла по Наташкиному телу, нащупывая ягодицы… . Не отрываясь, словно околдованные раскрывающимся перед ними таинством любовных игр, следили подруги за этой рукой, не замечая, что произвольно повторяют её движения, пробираясь в самые интимные места….
Но вот Барон, уже,  довольно улыбаясь, лежит на спине, а Наташка сидит на нём верхом лицом к ногам. Барон держит Наташку за то место, где должна быть талия, и почти неподвижен, а Наташка, напротив, привстаёт на коленях, крутит толстым задом. Потом, не выпуская из себя Барона, начинает поворачиваться вокруг себя и, наконец, шумно выдохнув садится лицом к лицу. За тем встаёт на колени и, опершись на плечи Барона, приседая и поднимаясь, старается задеть грудью его губы и щёки. Барон смеётся, ловит руками груди, мнёт их, покусывает и щекочет языком самые кончики сосков. Наташка в восторге закрывает глаза. Барон сгибает в коленях ноги и, приподнявшись, поддаёт несколько раз низом живота. Наташка, испустив сладостный стон, вытягивается всем телом и погребает под собой Барона. Некоторое время они лежат неподвижно, потом Барон переворачивает Наташку на спину и оказывается наверху. Блаженно улыбаясь, Наташка, раскидав руки и ноги, позволяет делать ему всё, что заблагорассудится, никак не реагируя на его движения. Тогда Барон меняет тактику. Сделав два-три сильных толчка у предела, он вытаскивает член на всю его длину и, мазнув кончиком самый низ живота, снова вводит его в Наташку. И Наташка оживилась, согнула ноги в коленях, подняла зад, даже подложила под него подушку. Барон ускорил движения…. Наташка, разведя ноги широко в стороны, задрала их вверх до предела, напряглась на мгновение и, окончательно расслабившись, затихла….
И тут Барон, поднявшись на колени, впервые за вечер увидел Маринку. Затаившаяся вместе с Зойкой на диване в задравшейся выше пояса юбчонке, полуспущенных трусиках и расстёгнутой кофтёнке, она, не мигая, смотрела на Барона, на его огромный конец, возвышающийся над белым Наташкиным задом. Губы Барона дрогнули. «Давай третью!» - рыкнул он.
«Давай третью, давай третью», - подхватила Наташка, как будто только и ждала этой команды. С удивительной проворностью крутнулась она на кровати, кинулась вместе с Зойкой раздевать слабо сопротивляющуюся Маринку. Барон молча ждал, стоя посреди комнаты. Его набрякший конец колом топорщился вверх. Заторканная, слабо соображая, что происходит, подталкиваемая расшалившимися бабёнками, неровными шагами приближалась Маринка к Барону, не в силах оторвать взгляд от неподвижного, будто каменного изваяния. Она представила, как этот кол проникает в её тело. Ей стало жутко. Она закрыла глаза и отшатнулась. «Давай, дурёха, давай», - дружно подтолкнули её бабёнки. Что-то твёрдое ткнулось ей в пупок, упруго скользнуло по животу почти под самые груди. Лицом она ощутила жёсткие волосы на груди Барона, его сильные руки на пояснице, горячие губы на плечах на шее…. «А, ну-ка…», - выдохнул Барон и, подхватив за ягодицы,  легко оторвал Маринку от пола. Она почувствовала, как твёрдое скользнуло вниз под живот, уткнулось в промежность, непроизвольно заёрзала, пытаясь избежать боли, и вдруг поняла, что это уже проникает в неё. «С богом!» - Барон разжал руки. Маринка вскрикнула, когда острая боль резанула низ живота, и словно соскользнула в глухой и тёмный колодец….
Столько навидавшись всякого за этот вечер, почти не понимая того, что это происходит с ней, Маринка как нечто не реальное ощущала на своём теле чужие горячие руки, никак не могла сообразить, где же она находится: стоит ли на полу, висит ли в воздухе или лежит на постели…. Всё более отчётливо ощущала она внутри себя равномерные болезненные, но и чем-то приятные  толчки постепенно навязывающие ей свой ритм. И, только почувствовав два особо сильных и особенно болезненных толчка, она вдруг поняла, что сейчас всё кончится и Барон навсегда покинет её тело. И поняв это, она поняла также, что просто не сможет жить, не ощущая в себе Барона. Чувствуя это, чувствуя как слабеет и уменьшается он там внутри с каждым мгновением, она вдруг охватила ручонками его сильную шею и, задыхаясь, подпрыгивая на кровати всем своим худеньким телом, горячо зашептала ему прямо в ухо: «Ещё, ещё, ещё…»
Она почти не слышала, как сочно захохотали распутные бабёнки, ставшие со вчерашнего утра её подружками, как зарычал Барон. Она только подпрыгивала и подпрыгивала на жёсткой кровати, тискала его шею и шептала:  «Ещё, ещё, ещё….»
Она уже отчётливо осознала, наконец, что именно сейчас, сей миг он окончательно исчезнет, уйдёт из её тела и из её жизни. Но и осознав это, не могла принять, как реальность, примириться, а всё продолжала и продолжала подпрыгивать своим маленьким тельцем и задыхаться:  «Ещё, ещё, ещё…».
И, вдруг ощутила, как сдвинулся, скользнул взад и вперёд и заходил, заметно обмякший, но  всё ещё упругий и живой неутомимый поршень Барона….




В следующий раз повстречать Барона Маринке удалось только на третий день к вечеру. На малой волейбольной площадке, отгороженной от пляжа полосой густых зарослей жёлтой акации, где обычно тренировалась команда студентов, развернулось нешуточное сражение. Пятеро их лидеров во главе с Валентином пытались сохранить видимость невозмутимости, проигрывая уже третью партию команде Барона. То, что Барон верховодит в команде соперников, было понятно с первого взгляда. Четверо местных пацанов, среди которых Маринка с удивлением узнала Вовчика, да ещё какая-то вальяжного вида дама, играющая, впрочем, вполне профессионально, подчинялись ему беспрекословно. Барон был в ударе. Пока Маринка шла по тропинке , он закрутил две лихие подачи над самой сеткой. У студентов же сегодня что-то явно не ладилось. Впрочем, вторую подачу они всё-таки взяли. Третьим темпом Валентин прицельно направил мяч в дальний угол. «Вовчиик, тяни, - скомандовал Барон, - и Вовчик вытянул, поднял мяч над собой. Барон бросил его на сетку, а вальяжная дама переправила его в последний момент двумя пальчиками за спину. И, как ни старался Валентин дотянуться до мяча в картинном броске, ему удалось лишь отбить его прямо в руки Маринке. «Так их, Ниночка! – Барон весело, не глядя на Маринку, поймал мяч повертел его прицеливаясь в угол площадки: - Готовы?»
Студенты негромко переругивались. Валентин мрачно глянул на Маринку, молча ткнул пальцем в свободный угол. Маринка так же молча кивнула. Барон подождал, пока она займёт место. Впрочем, подождал – не то слово. Барон тараторил, как заведённый. Он пообещал Вовчику вставить золотой зуб, если он так же хорошо будет играть до конца месяца; предложил Рыжему приходить завтра в белой шапочке, чтобы не ослепить студентов окончательно; допросил Ниночку, куда она собирается идти под вечер: на почту или искать сметану. Маринку он будто не замечал, но мяч пошёл прямо на неё. Подача вышла удачной, но и приём тоже получился, Маринка приняла мяч на запястья и выдала его Валентину точно над сеткой. А тот сразу, вторым темпом вогнал его колом под ноги Барону. Постепенно борьба выровнялась. Заканчивали уже в сумерках, и опытные студенты сумели таки на два очка обойти соперников.
Повеселевший Валентин вознамерился было проводить Маринку, но она сбежала от него и, по широкой дуге обгнув людные места, клуб и танцплощадку, вышла на полутёмную улочку, где и обнаружила интересующую её парочку. Приотстав метров на тридцать и стараясь держаться в тени, Маринка отважно двинулась следом. Быстро стемнело. Барон шёл в атаку, распушив хвост и перья. Однако, его пассия холодно отвергала все попытки к сближению. Когда же она, остановившись метрах в десяти от калитки, снисходительно подала руку для прощального поцелуя, Барон окончательно потерял голову, рывком подтянул её к себе и, заведя руку за спину, зажал рот поцелуем. Дама мычала, пыталась сопротивляться, но Барон, удерживая руку в болевом приеме, опрокинул её на спину, прижал всем телом к земле, стал сдирать платье…. И дама сдалась. Уступила, послушно повела плечом, позволяя снять с себя платье и лифчик, расслабила ноги…. Маринка, стремясь рассмотреть всё подробнее, осторожно приблизилась и замерла за соседним деревом. Барон отбросил платье в сторону, нетерпеливо стащил трусики. Дама не сопротивлялась, молча лежала на спине, ждала, сильно согнув и расставив ноги. Барон, стоя на коленях, спустил брюки, расстегнул рубашку, изрёк: «Всем нельзя, а мне – можно, - помолчал, словно ожидая вопроса. Дама внимательно следила за его манипуляциями. Не дождавшись ответа, он продолжил: «Почему? … А у меня – мандат. Вот он.
Мандат надёжный мне дала природа.
О, женщина!
На радость мне и в наслажденье вам,
Скользит, чуть задержавшись у прохода,
По влажным и расслабленным губам.
Он – чудо неземного совершенства,
Всегда, набрякши твёрдо и тепло,
Предвосхищает краткий миг блаженства
И поникает в тело глубоко….»
Барон приподнялся с колен, то ли демонстрируя свой внушительный мандат, то ли готовясь ввести его в действие. И тут произошло совершенно неожиданное. Дама нанесла внезапный и сильный удар пяткой в незащищённое и самое болезненное место. Барон задохнулся от боли и потерял сознание.
Когда, спустя несколько мгновений, он очнулся, возле него почему-то хлопотала Маринка. «Ой, что же это она с тобой сделала, гадина? - причитала невесть откуда явившееся спасительница и, увидев, что Барон открыл глаза, заторопилась:  Пойдём отсюда скорее… пойдём, пойдём, миленький». Хрипя от боли, скорчившись в три погибели и поддерживая сползающие штаны, Барон с помощью Маринки спустился по крутой тропинке сквозь заросли кустов и нагромождения камней прямо к морю. Здесь, на узком каменистом пляже у самого уреза воды, он обессиленно опустился на камни и предоставил себя Маринке в безраздельное распоряжение. Ничего не хотелось сейчас Барону. Ни мести, ни красивой жизни не требовала больше его душа. Даже материться не было сил. Только бы избавиться, наконец, от этой тупой боли! Холодные камни и ещё более холодные руки Маринки немного приглушали её, и Барон, наверное впервые в жизни, отдал себя в чужие руки, отдал безропотно и безвольно. Маринка же, напротив, пока продирались сквозь кусты и камни, обрела свою обычную уверенность и деловитость. Этот человек, ещё недавно абсолютно ей чужой, так внезапно и странно ворвавшийся в её жизнь, так смутивший её самим своим присутствием, был сейчас таким трогательно беззащитным, зависимым от её внимания и помощи, что она сразу забыла все свои обиды и унижения. «Ух, она, гадина такая…
что наделала, - приученно бубнила Маринка, осторожно подвигая Барона поближе к воде: - ух, она, паразитка… ну, ничего, ничего… потерпи, голубчик, немного … Мы сейчас холодный компрессик организуем, полегше станет…». Она смочила в морской воде носовой платок и снова взялась за Барона: «Давай-ка мы сейчас штанишки снимем, чтобы не замочить». Маринка деловито стянула с Барона штаны, плавки, раздвинула ноги, обтирая ему низ живота вокруг ссадины. Барон безучастно позволял делать с собой всё, что она считала нужным. Маринка ещё раз смочила платок и, обтирая окрестности ссадины, снова наклонилась рассмотреть не пропустила ли где ранку. Густая кучерявившеяся растительность мешала взгляду, было довольно темно, однако видно, как печально и бессильно затерялся в волосах обесславленный мандат. Маринка взяла в руку его головку, ещё раз внимательно осмотрела, нет ли царапин, вспомнила, как забавлялась с этим червячком Наташка, и ей тоже захотелось тронуть его кончиком языка. Маринка осторожно притронулась губами к тускло поблескивающей поверхности и почувствовала как напрягся Барон, ожидая, что последует дальше. Внутри что-то сладостно защемило, пришло желание. Она стиснула крючочек губами, защекотала его языком, ощутила, как он растёт, распрямляется, обретает упругость и силу.  Радостно засмеялась: «Ну, вот и вылечила!»
Барон рывком сел, опрокинул Маринку на спину, прямо на камни: «Ну, девка, держись!» Это опять был уже сильный и решительный мужчина. Маринка выгнулась в спине, помогая стащить с себя трусики, задрала ноги, принимая в себя расправившегося красавца, сцепила их высоко на спине, почти на затылке, напряглась, как струна. Барон рычал, таскал Маринку спиной и задом по острым камням, поднимался с ней, замком висящей на поясе, во весь рост, раскачивался, снова падал на камни, сбил себе в кровь колени и локти, та так и не разомкнула свои ноги, желаемого расслабления не наступало. Оба, как задервянели, только пот тёк ручьями… Наконец, Барон не выдержал, взмолился: «Подожди, давай по другому…». Маринка не возражала и по-другому. Теперь Барон возил её по камням уже животом, опять хрипел и обливался потом, наконец, распластав её по земле, словно выстрелил из орудия главного калибра и, дёрнувшись ещё два-три раза, отвалился окончательно обессиленный. Маринка тяжело поднялась, покачиваясь и оскользаясь на камнях, вошла по пояс в воду. Светало. Горели ободранные живот и спина, саднили груди, внутри словно остывал расплавленный свинец, но она блаженно улыбалась….




Утром Барон и Нина вновь встретились у входа в столовую. Нина первая поприветствовала его спокойно и вежливо, как будто ничего особенного между ними вчера и не произошло, не задерживая взгляда прошла мимо, опираясь на руку спутника. Барон зло посмотрел ей вслед. Она поднималась по широким ступеням неторопливой величественной походкой уверенной в себе женщины, плавно покачивая шарокими бёдрами и слегка наклонив голову, как бы прислушиваясь к молчанию спутника. Седой, выше среднего роста сухопарый мужчина чопорно поддерживал её за локоть и с подчёркнутой вежливостью пропустил вперёд себя в открытые двери.. «Сморчок, - определил его Барон, - а до тебя, сука, я ещё доберусь».
Из столовой они, впрочем вышли порознь. Вначале мужчина. Не торопясь, но и не задерживаясь, проследовал он через весь парк по главной аллее. И лишь когда он скрылся за воротами, появилась Нина. Эффектно выступив из дверей, она чуть приостановилась на открытой площадке, дала ветру поиграть волосами, пошевелить широкий подол голубого с искрами платья, обвела взором, лежащее у её ног, море зелени, медленно сошла по ступеням. Барон подождал, пока она поравняется с деревянной лавочкой, молча указал рукой рядом с собой. Нина, всё так же соблюдая холодную вежливость, присела, правда, на некотором расстоянии. Барон чуть придвинулся, положил руку на колено: «Как насчёт вечера?» - Барон решил так же в наглую игнорировать вчерашнее. Нина отрицательно покачала головой: «Ничего не выйдет. Вы – слишком опасный человек». Руку на колене она, вроде бы, и не замечала. Барон слегка пожал  коленку, сам убрал руку, рассмеялся довольный: «Глупости всё это…, чего бояться? Посидим вдвоём, коньячку пригубим, музыку послушаем…». Барон вдруг загорелся этой идеей: «Я, знаешь какую достану…, закачаешься!»  Нина снова покачала головой, чуть улыбнулась: «Давайте-ка внесём ясность. У меня муж здесь. Мне, - она выразительно пошевелила пальцами:  всего этого дома хватает». Спокойно поднялась с лавочки, тряхнула головой. «Ну муж… муж, Барон заторопился: - мужу мы девочку найдём, чтоб не обижался…». Нина  в третий раз покачала головой: «Он – не такой. Ничего такого ему не нужно. Да и я сюда не романы крутить приехала…. Прощайте. Переключите, пожалуйста ваше внимание…. Уверяю вас, тут – достаточно красивых женщин». Она удалилась той же дорогой, по которой несколькими минутами ранее прошёл её муж. Барон остался сидеть на лавочке…. Он медленно закипал: «Не такой…. Ну, ладно… посмотрим…»




Маринку он разыскал сразу. «Поехали в город», - коротко приказал Барон. Та расцвела и согласилась, ни о чём не расспрашивая.
     Сначала подобрали Маринке платье, роскошное белое платье с открытыми плечами и грудью. Пока Марина примеряла туфли, Барон набрал целую охапку лифчиков, трусиков и прочей мелочи. Заглянули в ювелирный отдел.                На витрине ничего заинтересовавшего Барона не оказалось, но продавщицы, заметившие, что Барон на цены не смотрит и сдачи не берёт, откуда-то из под прилавка добыли миленькое колье и чудный перстенёк, пришедшийся Маринке точно в пору. «Годится!» - коротко бросил Барон. В заключение он купил ещё и фотоаппарат. Потом была парикмахерская. Барон сказал несколько слов мастеру, подержал его за пуговицу халата и сунул в нагрудный карман похрустывающую бумажку. После этого передал ему смущающуюся Маринку, а сам пошёл пить кофе.
То, что вышло из парикмахерской через час, напоминало Маринку весьма отдалённо. Однако, Барон лишь удовлетворённо хмыкнул и повёл её в гостиницу. Как ни странно, номер в гостинице для Барона тоже нашёлся. Расторопная и быстроглазая горничная проводила их на третий этаж, отворила двери, проверила свежесть постельного белья и наличие воды в кранах, пожелала приятного отдыха. Барон слегка притиснул её мимоходом, опустил что-то в карман её фартука. Маринка блаженствовала. Барон сам помыл её в ванной, опрыскал какими-то жидкостями, на руках отнёс в кровать….
Любовь, однако, на этот раз была не долгой. Барону вдруг захотелось её пофотографировать. Он так и этак вертел обнажённую Маринку, пересаживал и переставлял с одного места на другое, снимал её по частям и в целом. Потратил всю плёнку. Потом опять немного повалялись в постели. Барон учил её всяким разностям, а больше, как раззадорить мужчину. Маринка всё выполняла беспрекословно и довела таки Барона до исступления.    Заканчивали они на полу. Казалось, вся гостиница содрогалась в ритм Барону, а Маринка лишь выше задирала ноги и шептала: «Ещё, ещё, ещё….»
Возвращались поздно вечером, Барон был молчалив и задумчив. Маринка ластилась к нему, как кошка…. Когда прощались, Барон сказал: «Скоро мне, наверное, понадобится твоя помощь…. Нужно одного мужика в постель затащить». Маринка недоумённо уставилась на Барона. «Надо, ты понимаешь – очень надо… - Барон похлопал её по плечу, - да ты не бойся, всё будет о-кей…. А там мы опять в город съездим…».




И опять Маринка три дня не могла найти Барона. Из велась вся, измучилась. После этой поездки в город многие мужчины стали обращать на неё внимание, оглядывались вслед,  пытались заговорить, поухаживать. Но сейчас это Маринку почти не затрагивало, она искала Барона. Искала, не находила и нервничала. Разругалась с Валентином, нагрубила Наташке, и та теперь при встрече с ней отворачивалась. Но больше всех не повезло Вовчику, когда он спросил Маринку, не видела ли она того дядьку, что здорово играет в волейбол, та выдала ему такой отменный набор эпитотов и характеристик, что Вовчик целую минуту стоял с разинутым ртом. Пожалуй, только с Зойкой, единственной из новых подружек, и могла ещё поговорить теперь Маринка, точнее, послушать её короткие и ядовитые рассказы про всё новых кавалерах. Зойка не унывала. А Маринка нервничала и мрачнела. Всё чаще возвращалась она теперь в мыслях к просьбе Барона, высказанной при прощании. Показавшаяся неприемлемой тогда, она  постепенно становилась как бы паролем к их встрече. «Да, чёрт с тобой, пересплю с кем там тебе надо, не съест же он меня, в самом деле, - не выдержала, наконец, Маринка: - только ты не пропадай так надолго». Она, привычно, как заведённая, меняла больным детишкам бельё, повязки, переворачивала их, ласково приговаривая при этом, утишала: «Ничего, миленький, потерпи немножко, до свадьбы заживёт…», - а сама беспрерывно думала о Бароне, желала его каждой клеточкой. Незнакомые прежде дети, быстро привыкали к ласковой няньке, тянулись к ней, терпели даже очень болезненные процедуры, а она всё думала о Бароне, ждала его, и терпеть было невмоготу….
Барон же появился, как всегда, внезапно. Весёлый, оживлённый возник здесь, в больничной палате, в самом конце смены. При выходе из двери, он одной рукой притиснул к себе Маринку, другой провёл от груди по животу к внутренней стороне бедра, пощекотал под коленкой. Маринка затрепетала. «Переоденься-ка в наше платье, - велел он: - я буду ждать тебя на главной аллее, - Барон запустил руку под халатик, пощекотал под мышкой, слегка помял грудь, Чуть-чуть, самый сосочек. Маринка приникла к нему всем телом. «Побыстрее», - шепнул Барон в самое ухо и слегка подтолкнул её к выходу.




Дальше всё было так, как и говорил Барон. Когда указанный им мужчина приблизился шагов на семь, Маринка довольно громко сказала: «Да. а Вадим-то на слепого теперь и не похож даже, уже свободно ходит по городу. Хорошие приборы японцы делают, - и, немного помолчав, добавила: - а, ведь, совсем ничего не  видит…». Барон удовлетворённо хмыкнул, нет, не зря он всё же потратил время, не зря рисковал, проникнув в дом, где остановился этот хмырь, рылся в бумагах…. Конечно, он мало что в них понял, но главное-то уловил верно. Иш, как тот с шага сбился! И Барон, прямо глядя ему в глаза, как бы ответил Маринке: «Ну, и хорошо.  Пусть благодарит Аркадия…. Ты Аркашке напиши, пусть запасной привозит!». Они уже почти разошлись, когда мужчина, наконец-то, среагировал. «Извините, пожалуйста, - его голос дрожал и прерывался, но он изо всех сил пытался сохранить светскую невозмутимость: - я случайно услышал ваш разговор…, не могли бы вы пояснить…, о, извините ещё раз…, пожалуйста, о каком приборе идёт речь?». Он обращался к Маринке, а смотрел почему-то на Барона. Тот про себя захлёбывался от смеха. «Надо же, смотри-ка, заговорил,…молчальник», - злорадствовал про себя Барон, предоставив Маринке пудрить мозги «неожиданному» собеседнику Та несла какую-то чушь насчёт брата, который живёт в Кузбассе и постоянно ездит в Японию. Потом заговорила про племянника, ослеп, мол, с детства ничего не видит…. Наконец, Барон счёл нужным вмешаться: «Вы, уж извините меня, пожалуйста, но может быть мы зайдём ко мне – там всё обсудим,  да и познакомимся, кстати. Конечно, - думал он при этом: - пока-то лопух будет слушать всё, что ему эта шалава на уши навешивает, вежливый… мать его,… волнует его, конечно не племянник, а прибор,… да только вот-вот Нинка появится, а она мне пока ни к чему…». Не дожидаясь ответа, Барон взял Маринку под руку и повернул в боковую аллею. «Да, да, пожалуйста, - заторопился Нинин муж (что ему ещё оставалось делать в такой ситуации), - извините, что не представился сразу…. Максим Фёдорович меня зовут…». «Исаак Яковлевич, - представился в свою очередь Барон, - а это – моя подруга, Нора». «Очень приятно», - Михаил Фёдорович церемонно, насколько это было возможно сделать на ходу, поклонился, - Ещё раз прошу прощения, - продолжал он, - но я тоже занимаюсь разработкой аппарата для слепых, поэтому и побеспокоил вас. Расскажите, пожалуйста, что за прибор…»  «Ну, как очки такие, тёмные…, а к ним шнур… и манжеты на руки надеваются, - неуверенно протянула Маринка-Нора, - да я сама и не видела, это мне сестра в письме написала…» На Михаила Фёдоровича было страшно смотреть. Лицо пошло пятнами, губы дрожали, от величественной походки не осталось и следа, семенил, как провинившийся школьник. Маринка с тоской глянула на Барона: «Боже, за что он его так?»  Но Барон и ухом не повёл. «Послушай, Нора, - обратился он к ней светским голосом, - а где у тебя письмо?». Маринка вздохнула: «В гостинице…».
Они вышли из парка на улицу. Навстречу неспешно катилось такси с зелёным огоньком. Барон шагнул на проезжую часть, замахал рукой. Убедившись, что водитель его заметил, повернулся к спутникам: «Послушайте, Михаил Фёдорович, раз для Вас это так важно, давайте съездим в гостиницу и прочитаем письмо…. Как ты считаешь, Нора?». «Конечно, - она пожала плечами, - скоро всё равно ехать». «Я вам так благодарен, так благодарен», - прижимал руки к груди Михаил Фёдорович. Барон распахнул для него переднюю дверцу. Ехали молча. Маринка, глядя в маленькое зеркало, пыталась подобрать губную помаду. У неё что-то не ладилось, за дорогу она сменила пять тюбиков. Барон, усмехаясь, высыпал ей на колени ещё четыре. Михаил Фёдорович неподвижно смотрел прямо перед собой. «Позвольте я расплачусь, - он вынул кошелёк, как только машина остановилась. «Ради бога, если Вам так удобнее», - великодушно разрешил Барон.




Пока Барон читал письмо, Михаил Фёдорович раскис окончательно. Он сидел, поставив локти на стол, и, обхватив руками голову, тихо раскачивался. Барон кончил читать. Помолчали. Потом Барон медленно встал, достал из тумбочки бутылку коньяка, яблоко, стаканы, налил в один из них больше половины. «Выпей…, полегчает…», - сказал он, неожиданно переходя на «ты». Михаил Фёдорович некоторое время тупо смотрел на Барона, потом взял стакан в руку, выпил. Небольшими глотками, как воду. Пока он пил, Барон разрезал яблоко на четыре части, положил их на блюдо. Выпив, Михаил Фёдорович поставил стакан на стол и, не выпуская его из руки, стал всё так же молча смотреть в одну точку. Барон стоя подождал минуту, потом сказал, как бы раздумывая: «Однако, я себе тоже налью». Он взял стакан, бутылку, плеснул немого на дно стакана, при этом едва заметно кивнул Маринке. Та величественно направилась в ванную комнату. Барон коротко глянул ей вслед, потом на Михаила Фёдоровича и, как бы сомневаясь, пополнил его стакан до половины. Михаил Фёдорович не сразу обратил на это внимание, а, заметив, вздрогнул и поднял вопросительный взгляд на Барона. Барон спокойно принял этот взгляд, серьёзно выдержал его, кивнул ободряюще, а потом приглашающим жестом поднял свой стакан, обхватив широкой ладонью всю его нижнюю половину, и немного не донося до рта задержал руку, ожидая пока не присоединится Михаил Фёдорович.  Тот, занятый своими мыслями, невольно последовал за Бароном.  Но, то ли доза на этот раз показалась великоватой,  то ли по другой причине, но на последнем глотке он поперхнулся, закашлялся….
Барон сочувственно нагнулся к нему, потягивая кусочек яблока, мигом принеслась из ванной со стаканом воды Маринка, успевшая уже переодеться в длинный шёлковый халат, захлопотала вокруг. Несколько секунд суеты и ледок отчуждения уже сломан. Барон отошёл на второй план, несколько отдалился. «Ну, миленький, успокойтесь…, сейчас всё пройдёт, ну-ка водички немного,. – Маринка-Нора настойчиво протянула стакан, - вот так, молодец, вот и умница», - она погладила его по волосам. Конфузясь Михаил Фёдорович допил воду, поставил стакан на стол, слабо и виновато улыбнулся, из лица уже исчезла бледность, оно слегка порозовело, видимо, коньяк начал действовать. Его слегка покачивало, комната плыла перед глазами, в животе ощущалась какая-то неприятная тяжесть. Поймал глазами Барона, где-то далеко, почти на противоположном краю комнаты. «И…Иисак Яковлич, - язык заплетался, - н…не обращай на  менння …   вни …мания…». Барон усмехнулся, он обходил комнату, включая все лампы.  «Ничего, дело житейское…», - он зашёл сбоку, почти сзади, подмигнул Маринке. Та мигом повернулась всем корпусом, распахнула халатик, под ним ничего не было. Барон вскинул фотоаппарат, затвор работал бесшумно. «Исаак Яковлич, - тянулся к нему захмелевший изобретатель, - ты думаешь, я почему напился?… Меня обокрали». «Как!? – вскинулся Барон, - Когда?». «Да, нет… ты не то подумал…, -  Михаил Фёдорович нетерпеливо махнул рукой, - меня обокрали эти…», - он попытался приподняться со стула, погрозил пальцем вверх. Маринка мигом поднырнула под руку, опять распахнула халат, Барон получил выигрышный кадр – нос изобретателя почти упирался в оголённую Маринкину титьку. Тот, однако, пока ничего не замечал. «Эти, - тянул вверх он свой палец, - дорвались до высоких кормушек, уткнулись в них, ничего не видят, как свиньи…. Учёные…. Изобретатели….  Вот он учёный…, вот – изобретатель, - он потыкал пальцем себя в грудь, - нате вам готовенькое…, на блюдечке…, не хотят…. Ты из какого института? А такого института – нет… и не будет никогда…, пока вы там сидите…. А японцы обошли…, обошли…. Что ж, не обойти-то, кто ж двадцать лет ждать будет?… Пропили страну, просрали…, - Михаилу Фёдоровичу, наконец, удалось подняться со стула, он погрозил вверх, его болтнуло и кинуло в сторону от стола. Чтобы не упасть, он вцепился в Маринку, почти повис на ней: - Только под себя гребёте, - продолжал бушевать изобретатель, срываясь на фальцет, - бросили державу…, пусть пропадает…». Барон внимательно следил за расходившимся собеседником, несколько обескураженный неожиданным поворотом разговора. «Но сейчас, кажется, всё меняется,» - неуверенно попытался он приглушить тему. «Перестройка!!! – ещё громче завопил Михаил Фёдорович, взъярившись, словно бык, увидевший красную тряпку, - Чудовищная провокация! Пока только ворьё от неё выиграло…, легализовали награбленное…, да ещё наследники бывших облизываются…, вдруг, им хутора, заводы вернут…. Ну, и диссиденты, конечно, кто накопил валюту… кинутся скупать по дешёвке… наше… кровное. А интеллигенция сопли распустила…, права человека…, точно, говно…». Он, вдруг, зарыдал, опустившись на колени, уткнувшись лицом в Маринкин живот. Она мигом заголила задницу, и Барон получил ещё один выигрышный кадр.
А Маринке и, вправду, стало жалко этого странного человека. Она плохо слушала, что он там бормочет, озабоченная одним — правильно понять и быстро выполнить команды Барона. Пока всё, вроде бы, шло, как надо, Барон был доволен и весело подмигивал ей. Но она, покрутив перед ним голым задом, уже чувствовала в себе закипающее желание. Изобретатель совсем осовел и теперь уже не всхлипывал, а всхрапывал ей в колени. Барон опять что-то приказывал. Маринка, силясь понять, приподняла одну ногу, Барон одобрительно закивал. В кадре седые волосы изобретателя смешивались с чернотой Маринкиных, а чуть сбоку просматривались очень интимные детали. Барон удовлетворённо хмыкнул. Изобретатель дёрнулся, и Маринка, не удержавшись на одной ноге, вместе с ним рухнула на пол. Стул отлетел в сторону, а Барон поймал ещё несколько кадров.
Изобретатель спал. Барон и Маринка ворочали его, как хотели. Маринка побывала и сверху и снизу, плёнка подходила к концу. Барону захотелось для верности снять его ещё и со спущенными штанами. Маринка деловито стянула их вместе с трусами. Оголив до коленок интимную белизну изобретателя, она присела на него сверху. Барон зафиксировал это, а когда Маринка слезала, вдруг обратил внимание на характерную родинку в самом низу живота. «О, да это – находка, -- сообразил барон, -- надо обыграть крупным планом». Однако, как Маринка ни мяла и ни массировала его, крючочек вяло свисал в сторону, ломая все планы Барона. «Языком, -- резко скомандовал он, Маринка умоляюще подняла глаза, - Быстро!» И Маринка покорилась. В который раз покорилась Барону.
Метод действовал безотказно. Правда, это был не стальной кол Барона, не очень толстая , но гладкая свечка поднялась перед ней. Но, всё равно, внутри нестерпимо разгоралось желание. Изобретатель зашевелился. Барон, получив желанные кадры, почёл за благо сразу же убраться в ванную, Маринка этого не заметила и продолжала играться со свечкой. Желание уже давно пронизывало всё её тело. Надежда оказаться в горячих руках Барона, сгорать и задыхаться от его неистовой ласки казалась ей такой отдаленной и несбыточной, что она, не отдавая себе в этом отчёта, была готова довольствоваться и тем, что было перед глазами. Ей хотелось сесть на эту свечку сверху, ощутить внутри приятное тепло и покалывание, но она боялась ослушаться Барона и продолжала ласкать её губами и языком. Внезапно изверглось семя, обливая ей лицо и грудь. Маринка в ужасе откинулась назад. И почти сразу же изобретатель застонал и открыл глаза и, тоже в ужасе, уставился на голую Маринку, сидящую у него на коленях. Некоторое время они оторопело смотрели друг на друга. Потом Маринка вскочила и стыдливо запахнула халат. Изобретатель, корчась, тянул на себя штаны. Маринка кинулась в ванную….
«У, стерва, увлеклась…», - тихо зашипел на неё Барон, даже замахнулся, но не ударил. Прямо в халате она залезла в ванну, включила душ. Барон внимательно прислушивался к тому, что происходит за дверью. Едва щёлкнул замок, он вышел в комнату, осмотрелся. Оглянулся на Маринку. Прижавшись лицом к стене, она рыдала во весь голос, крупная дрожь сотрясала всё ее худенькое тело, облепленное мокрым халатом. Барон осторожно прикрыл дверь. Подошёл к телефону: «Катюша, мы кое-как выставили за дверь этого нахала…. Понимаешь, напился…, приставал к Норе… Ты бы не могла его сдать в вытрезвитель?… Прямо сейчас? Умница!  Поцелуй за мной…». Он положил трубку. Удовлетворённо хмыкнул. Подошёл к столу. Вылил остатки коньяка в стакан. Отхлебнул большой глоток, остальное отнёс в ванную. Маринка рыдала всё в той же позе. Он одной рукой выключил воду, содрал с неё халат, обтёр им её губы и плечи повернул к себе. Поднёс стакан ко рту. Маринка пила всхлипывая и не ощущая вкуса. Стекло стучало о зубы.
Барон выбросил стакан в мусорное ведро. Взъерошил Маринкины волосы: «Ну, всё, всё…. Успокойся…. Всё кончилось…». Потом включил воду и вышел.

Маринка просидела в ванне, не менее полутора часов. Вдоволь наплакавшись, снова стосковавшись по Барону и его ласкам, представив его одинокого, ожидающим её в постели,
она справедливо решила, что всё случившееся с ней полная ерунда и не стоит выеденного яйца, мигом покинула надоевшую обитель, досуха  вытерла полотенцем тело, высушила волосы и, прямо голенькая, вылетела из ванной. Барона в постели не было. Его вообще не было в комнате.
Пришёл Барон часа через два. Выставил на стол вино, коньяк, какие-то пакеты с закусками, молча затащил Маринку в кровать. Опять, любовные игры продолжались не долго, минут через десять он шепнул: «Сейчас Катюша придёт, надо поблагодарить. Помогла же, понимаешь? Да ты накинь только халатик. Хватит».
Вскоре постучали. Вошла Катюша, как всегда подтянутая, доброжелательная, готовая услужить. Маринка, в свеже-постиранном халатике, сервировала стол, Барон поцеловал руку, подвинул стул. «Усадили вашего знакомого. У нас не принято милицию в здание приглашать, так я знакомым ребятам позвонила, они его метрах в десяти от крыльца взяли, позвонили потом, мол, сопротивлялся,  суток на десять потянет», - доложила Катюша, усмехнувшись. «Пусть посидит, подумает, этого вполне достаточно, - махнул рукой Барон, - Ну, за знакомство! А, может, сыграем… на раздевание?…» - и лукаво прищурился на Катюшу.  Та и бровью не повела.  К чему только ни подготовит  гостиничный бизнес? На раздевание, так на раздевание, подумаешь – невидаль.
Первые два тура проиграл Барон, аккуратно снял пиджак и галстук; Затем два тура – Катюша, лишившаяся фирменных фартука и кофточки. Каждую потерю запивали глотком коньяка и изрядно развеселились, особенно, когда  Маринка, сняв в свою очередь проигранный халатик, осталась  лишь в прозрачных трусиках. Следующий тур проиграла Катюша  и, выбирая из остающихся одежд, решительно обнажила небольшие, но красивые  груди. Маринка завистливо скосила на них глаза и тут же проиграла последнее. Тут Барон бросил карты и заявил, что остальное он снимет сам, если, конечно дамы не возражают. Все уже достаточно были возбуждены, и возражать никто не стал.   Так с шутками и прибаутками, поддразнивая и лаская друг друга, переходя из одних рук в другие, без конца меняя позы и партнёров, легкомысленная троица развлекалась часа два с лишним. Барон, превзошёл самого себя, то ли стремясь расплатиться за выполненную работу, то ли, просто, будучи в прекрасном настроении после успешного завершения опасной операции. Натешились все сполна. Наконец, Катюша вспомнила, что её ждут дела и, поцеловав на прощание партнёра и партнёршу, удалилась. Повозившись ещё немного, любовники угомонились и уснули сном праведников.   
С телеграммой Барон опять угадал. Во всяком случае, Нина не проявляла каких-либо признаков тревоги. Барон, непринуждённо откинувшись па спину садовой лавочки, подождал, пока она поравняется. Молча, рукой пригласил сесть рядом. Нина, отрицательно покачав головой, прошла мимо, не задерживая шага. Пришлось догонять. «Ну, зачем же вы так, Нина?» - начал Барон, заглядывая ей в глаза. «Я же Вам  сказала, поищите других женщин», - голос был спокоен и холоден, как лёд. «Но сейчас , ведь, нет мужа», -  Барон усмехнулся. Нина резко повернулась к нему: «Ах, Вы и это знаете? – немного помолчала, - Простите, я очень не люблю навязчивых собеседников…». «Учту и в дальнейшем постараюсь быть не навязчивым, - Барон был сама корректность, - Но я знаю не только, что его нет, но и то…, где он есть». «Меня это не интересует», - голос Нины вновь стал холодным. «Напрасно, - продолжал Барон разыгрывать из себя светского человека, - я думаю, он нуждается в нашей помощи…». «В чьей!? – Нина облила Барона холодным презрением, - в Вашей? Извините, у меня нет времени…». «Минуточку, - Барон взял её за руку, - здесь светло, посмотрите вот это…». Нина вернула фотографии, едва взглянув на них и брезгливо поморщившись: «Я не понимаю, что даёт Вам эта провокация! Вы что, рассчитываете будто я от ревности с отчаянием кинусь в вашу постель? На меня такие фокусы не действуют». «Вы что, сомневаетесь в подлинности фотографий?» - искренне удивился Барон. «Напротив, ни малейшего сомнения» - решительно отрезала Нина. «Боюсь, что Вы были недостаточно внимательны, - мрачно заметил Барон, - я, всё же щадя Ваши чувства, вручил Вам не самые убедительные… Вот, ещё несколько …. Посмотрите внимательнее…». «Стоит ли? – сквозь ледяное спокойствие чуть-чуть проступала тревога. Во всяком случае, Нина больше не порывалась уйти немедленно от Барона. Она его слушала. «Стоит, - твёрдо сказал Барон, протягивая пачку фотографий, - думаю, Ваши сомнения развеются…, - а сам даже глаза закрыл мысленно, - Никуда она не пойдёт со мной, - подумал он тоскливо, - Кремень, а не баба. Не поверит…. А, вдруг, они вообще там всю жизнь только в темноте…, и она понятия  про эту родинку не имеет…. Неужели, в последний момент всё сорвётся, - он потрогал, лежащий в нагрудном кармане, авиабилет, - Или сдать? Нет1 Если сорвётся, тем более надо будет ноги уносить побыстрее».
Нина, тем временем, перебрала фотографии. Ничто не отражалось в её лице, но та медлительность, с которой она это делала, выдавала, что спокойствие даётся ей не легко. «Что Вы хотите от меня?» - спросила она, наконец, чуть хрипловатым голосом. «О, боже, вот женщина! – театрально вскричал Барон голосом оскорблённой невинности, Чего я хочу?! Да я хочу показать Вам, наконец, этот дом, чтобы вы забрали своё сокровище… Или, может быть, Вы уже произвели переоценку ценностей? Пусть тогда там лежит…». Несколько секунд Нина пристально смотрела прямо в глаза Барону. Барон выдержал этот взгляд с саркастической усмешкой. «Хорошо, - сказала, наконец, Нина, - ведите!»
Барон сразу почувствовал себя  более уверенно. И не только потому, что Нина пошла за ним, главное он понял: на неё действует ирония. Пока единственное уязвимое место – боязнь показаться смешной. Они прошли слабо освещённой деревенской улицей, свернули к двухэтажному особняку, утопающему в зелени фруктовых деревьев. Подъезд был ярко освещён. Барон вошёл в калитку первым. Постучал в дверь…. Некоторое время спустя, дверь открылась. На пороге стояла Маринка в знакомом по фотографиям длинном халате. Она была заметно пьяна. «Нора, - обратился к ней Барон, - нам нужен Михаил…». «Какой ещё Михаил? – Маринка упёрла руки в боки, - никаких тут Михаилов нет, и не было.» «Послушай, Нора, - продолжал увещивать ее Барон, - мы же хорошо знаем, что он здесь… Это, кстати, его жена…». «Наплевать мне на твоего Михаила и на его жену, нету его здесь, - нагло отвечала Маринка. При этом она качнулась, и, стало ясно, что под халатом нет никакой одежды. «Ну-ка! – Нина решительно отодвинула в сторону Барона, затем не менее решительно Нору-Маринку и прошла через тёмный коридорчик в просторную прихожую.
Прихожая была освещена только одной настольной лампой, стоящей на небольшом журнальном столике, зажатом между двух кресел. Рядом с лампой стояла початая бутылка коньяка, ваза с фруктами. Чуть поодаль от столика находились ещё два кресла и небольшой диван. В прихожую выходили несколько дверей, все они были закрыты, и, ведущая на верх, узкая крутая лестница. Нина нерешительно остановилась. «Проходи наверх», - коротко бросил Барон и стал первым подниматься по лестнице. Нина молча последовала за ним. Маринка поднималась последней, она тоже молчала.
В комнате, в которую они вошли, было темно, но не настолько, чтобы нельзя было разглядеть два длинных ряда кроватей, разделённых широким походом. Кровати были аккуратно заправлены. Все, кроме одной, где смутно просматривались контуры прикрытого простынёй тела. Нина решительно подошла к ней, ухватила за край простыни и … заколебалась. Потом склонилась над кроватью, словно пытаясь что-то рассмотреть сквозь материю. Вот этим–то моментом и воспользовался Барон. Молниеносным движением он вздёрнул вверх подол её платья, сразу сковав её руки и лишив обзора, а затем резким толчком опрокинул её на кровать. Подбежала Маринка и перехватила из рук Барона тугой узел «Держи крепче», - приказал он, а сам, ухватив ноги, перевернул Нину на спину. Потом заранее приготовленными верёвочками крепко привязал сперва одну, а затем и вторую ногу к железной спинке кровати. И, уже не торопясь, проделал то же с руками. После этого Барон включил в комнате верхний свет. «Иди вниз», - велел он Маринке, та послушно спустилась по лестнице.
Барон подчёркнуто медленно обошёл кровать, проверил, прочны ли путы, вынул из кармана перочинный нож, открыл большое лезвие. Вначале он вспорол платье и комбинацию, открыв лицо пленницы. Постоял, глядя ей прямо в глаза, усмехнулся. Нина молчала, прикусив нижнюю губу. Тогда Барон так же подчёркнуто медленно вспорол один рукав, потом другой, выдернул платье, бросил его на пол. То же проделал с лифчиком, так же медленно в два приёма взрезал плавки.
Теперь Нина лежала, совершенно обнажённая, широко раскинувшись по кровати. Барон имел, наконец, возможность по достоинству оценить красоту этого зрелого хорошо ухоженного тела. Пожалуй, главным его достоинством было безукоризненное соблюдение пропорций. Крупные груди красивой формы, сохранившие почти девичью упругость, хорошо развитые мышцы живота, слегка смягчённые подкожным жиром, отчётливо выраженная талия, круто переходящая в широкие бёдра, кучерявые волоса, аккуратно оторачивающие промежность…. Да, Нине совершенно незачем было стыдиться своего тела.
Барон прихватил с соседней кровати подушку, подсунул её под ягодицы. «Здесь плохо видно», - пояснил он ухмыляясь и поворошил рукой волоса. «Ну и подонок же ты», - выдохнула, наконец, Нина. «Спасибо за комплемент», - осклабился Барон и подчёркнуто внимательно продолжил осмотр.  Действительно всё было красиво: и полные почти симметричные губы, и, чуть выступающий из-под них клитор. Барон раздвинул их двумя пальцами, заглянул внутрь. Нина отвернула голову в сторону, проговорила как бы про себя: «Кричать,. Пожалуй бесполезно…».  «Разумеется, - тотчас откликнулся Барон, - хотя, можешь попробовать. Мне, честно говоря, будет приятно…».  Он неторопливо расстегнул ремень, стоя лицом к пленнице и наслаждаясь её полной беспомощностью, насмешливо глядя на неё, снял рубашку, потом брюки: «Впрочем, тебе тоже сейчас будет приятно». «Напрасно ты губы раскатал, - голос Нины обрёл прежнее ледяное спокойствие,  - Ничего ты не получишь…. Если хочешь заниматься онанизмом, пожалуйста  .., но, уж уволь…, обойдёшься без удовольствия…». И столько холодного презрения прозвучало в её словах, что Барон в последний момент всё же дрогнул и отвернулся, снимая плавки.  Его гордость, его неутомимый поршень был в полу рабочем состоянии. Это его немного смущало, досадуя на самого себя, он полез на кровать: «Стоит начать – всё станет на своё место, - решил Барон. Попробовал ввести член в полутвердом состоянии, с ходу это не удалось, попытался помочь рукой… «Зачем тебе баба? – опять облила его холодным презрением неуступчивая пленница, - сядь в уголок, подсучи в кулачёк». Барон заскрипел зубами.
Наконец, ему удалось всунуть свой несколько отвердевший орган, но после  двух-трёх фрикций Нина лёгким движением выбросила его вон. Так повторилось несколько раз…. Барон нервничал и терял уверенность. Нина пока молчала, но он представлял, какие ядовитые слова готовы сорваться с её губ. Это убивало желание. «Вот, чёртова баба, - крутилось в мозгах, - так и совсем бабу не захочешь…. Или накануне сильно перебрал?» Положение было нелепым и тупиковым. Отступать было стыдно и поздно. Лежать и ждать, когда придёт желание, было бессмысленно и опасно. Тем более, времени до отлёта оставалось совсем немного. Чувствуя, что всё пропало, он попытался, хотя бы, имитировать окончание акта. Не уверенный в том, что это вышло убедительно, Барон слез с постели. Прихватил с собой какую-то тряпку, понял, что просто необходимо выключить свет….
Одеваясь в темноте, Барон, вдруг, наткнулся на подарок Вовчика – самодельную бензиновую зажигалку-кастет. Усмехаясь, подбросил её на руке, подошёл к кровати. Нина лежала , по-прежнему, отвернув лицо в сторону, молчала, видимо, ожидала, что сейчас Барон освободит её. «Хрен с маком, - внезапно озлившись, мысленно ответил Барон на её ожидания, - полежишь до утра, покорячишься, меньше будешь выпендриваться». Он повернулся, чтобы уйти. Но, вдруг, увидел себя со стороны, как неловко бесславно  слазит с этой, распятой на кровати, беспомощной бабы, так ничего от ней по сути и не добившись….   «У, сука!» - Барон аж затрясся от ненависти, рука непроизвольно стиснула кастет, сознание залило неодолимое желание изуродовать, изувечить это холёное тело. Мысль зацепилось за слово «зажигалка», и решение пришло мгновенно. Барон выкрутил из днища пробку, разбрызгал бензин на живот, на бёдра, на кучерявую черноту волос. Его оказалось немного….  Нина вздрогнула от неожиданности холодного, удивлённо уставилась на Барона. Что ещё он там выдумал? Барон чиркнул кремнем, Фитиль вспыхнул длинным коптящим пламенем. Он на вытянутой руке приблизил огонь к кровати, осветил лицо. В неровном свете пламени на Барона смотрели расширившиеся глаза. От  ужаса понимания дёрнулось и затрепетало всё тело. «Не надо», - прошептала она одними губами. Барон торжествующе хмыкнул, чудовищная ухмылка исказила, освещённое дрожащим пламенем, трепещущее от игры света и тени, лицо победителя. Он ликовал. Наконец-то, она признала своё поражение…. Огонёк быстро стал уменьшаться. Лица ушли в темноту. Барон разжал пальцы, уронил зажигалку в густоту волос. Огромный столб пламени вспыхнул на мгновение в центре кровати. Нечеловеческий вопль разорвал тишину и захлебнулся вместе с отключившимся сознанием. Барон молча отвернулся и пошёл вниз по лестнице.
Из кресла неуверенно поднялась растрёпанная, взлохмаченная Маринка. Она недоумённо таращила на Барона глаза, пытаясь сообразить, был ли реальностью этот истошный крик, или это ей только приснилось. «Приснилось», - решила она, наконец. Неровной шатающейся походкой она двинулась навстречу Барону, пьяно рассмеялась, поймала его руку…. Барон попытался отстранить Маринку, обойти её…. «Куда ты, сладенький? – Маринка совсем повисла на Бароне, чуть не уронила его в кресло, - Я так хочу тебя…, - Её снова шатнуло. Чтобы не упасть, Маринка обеими руками вцепилась в спинку кресла. Кресло поехало в сторону, - Видишь, я совсем пьяная…», -  дурачась, вытянула вперёд руки, повалилась животом поперёк кресла, призывно глядя на Барона и болтая ногами. Барон молча подошёл ближе, заголил её задницу, закинув полы халата на голову. Чуть отступил назад. Маринка затихла, широко раздвинув ноги она ждала Барона. «Вот так и полежи малость, - в голосе Барона звучала чуть прикрытая насмешка, - подожди меня, я сейчас вернусь…». Он ещё раз, через плечо поглядел на оголённые прелести. Явно слабо по сравнению с телом, которое только что изуродовал. Маринка, похоже, опять задремала, покосился на стоявшую на столе бутылку, там оставалось не более трети. «Нализалась, стерва…», - он вышел из комнаты. В тёмном коридорчике на ощупь снял со стены плащ, поднял стоящий на полу маленький чемоданчик.
Недалеко от калитки толпились местные пацаны, среди которых Барон сразу узнал Рыжего и Вовчика. Они оживлённо переговаривались, поглядывая на окна второго этажа. Увидев Барона, замолкли. Барон усмехнулся, перехватил чемоданчик в левую руку. Не доходя шагов десять, остановился, позвал Вовчика. Вовчик приближался подчёркнуто независимой походкой, засунув руки глубоко в карманы. Барон уловил запах спиртного, окинул подростка насмешливым взглядом, тихо спросил, кивнув на руки: «Что, птенчика держишь, чтоб не улетел?».Вовчик остановился, угрожающе засопел. «Да ты не обижайся, - миролюбиво продолжил Барон, - я к тому, способен ты засадить бабе или нет?». «А то!», - обиделся Вовчик. «Ну, так за чем же дело встало? –Барон наклонился к самому уху, - заходи потихоньку…, там меня одна шалава ждёт… уже готовенькая…, я её специально рачком поставил…. Так, что ты не теряйся…, заходи и сразу…. Только без разговоров, понял?» Вовчик вожделенно  облизнулся, потом с сомнением взглянул на Барона: «А, ты?» «Слушай, надоела она мне…. Да ты не сомневайся, баба, что надо! Молоденькая…. Или дрейфишь?». Вовчик молча дернул плечами решительно шагнул к калитке…. Барон проводил его взглядом до двери. Ещё подождал немного. Наклонился, открыл чемоданчик, достал бутылку, аккуратно завёрнутую в газету. Сожалеюще причмокнул: «Последняя…, да, уж, ладно…». Подошёл к группе подростков. Те встретили его вопросительными взглядами. Барон широко улыбнулся.                Подбросил и поймал бутылку,  протянул её не разворачивая ближайшему: «Угощайтесь, пацаны! Пока ваш Вовчик шалаву порет…. Потом поможете ему….Её на всех хватит, раза по два пропустит…. Способная…. Чао!»
В конце переулка Барон оглянулся. На улице под фонарём стоял один человек. Издали разглядеть было трудно, вроде бы, Рыжий. Барон пожал плечами и повернул на шоссе, К остановке приближался автобус.




Прошло лет восемь. В аэропорту суверенного теперь государства у почти пустой буфетной стойки я обратил внимание на крупного рыжего мужчину, с сомнением разглядывавшего ценники. Лицо показалось мне знакомым, мы разговорились….  Рыжий, это оказался он, поведал мне окончание курортной истории:
-- Нину похоронили…. Михаил Фёдорович так и остался в городе…, при кладбище…. На бутылку водки всегда имеет, а больше ему и не нужно. Маринка тоже спилась…. Сразу, как только вышла из психо-больницы. Её и на суде не было, что с неё возьмёшь – ненормальная. Парни все сидят до сих пор…. Кроме Вовчика. … Расстреляли…. Зажигалка…, слишком тяжёлая улика, её чуть ли не весь город знал…. Я? Юрфак кончил…. Хотел ребятам помочь, где там!… Бардак, конечно…, но пока работа есть – жить можно…. Ищу, конечно, только много ли наездишь сейчас, дорого стало…. Да и не достать его, наверно, теперь…. Боюсь, высоко сидит….
Объявили мою посадку. Мы попрощались. Накрапывал дождь…. Было тепло и сумрачно.

 Конец.

1989 –1991г.г.