Инверсия

Ночью в отделение привезли женщину и не спасли. Узнал об этом случайно, из разговора нянек, которые стояли возле туалетной комнаты и тупо глазели на сложенные кучкой вещи – белые шлёпанцы, туалетные принадлежности и томик с пожелтевшими страничками.
 - Всего сорок пять и было...
 - Так быстро. Жалко таких, молодых да ранних.

Я стоял и слушал, наблюдая жадное любопытство в глазах женщин, не замечавших меня. Они явно при этом думали - вот кто-то умирает, не дожив до старости, а мы живы и здоровы. Как хорошо.
Устав пялиться, тётки с сожалением принялись за работу – уборку и уход за стариками, лежащих в отделении интенсивной терапии в ожидании близкой смерти. Это были живые воплощения "костлявой": бледные, исхудавшие, страшные в своей немощи.

Я осторожно приблизился и с тем же глупым любопытством глянул на корешок книжки, лежащей на столе. Это было старое издание Ахматовой. Как странно! В её последних стихах очень много о смерти: здесь всё меня переживёт... и голос вечности зовёт с неодолимостью нездешней... Неужели она ЗНАЛА? Или просто совпадение?

Жизнь медленно тянется в больничных стенах. Как в песочных часах сыплется по крупинкам  будто небесная энергия и жизненные силы вытекают из нас в землю, завершая свой цикл и земля притягивает нас к себе.
Постоянно вспоминаются эти вещи на столе, забрали их, наконец? Не выдержал и пошёл посмотреть. Лежат на месте, неужели и ЕЁ не забрали? Не может быть! Должен быть у неё кто-то  близкий, хотя бы сослуживцы? Наконец, приходит в голову простая мысль, что про тапочки могли позабыть в горестных хлопотах. Не до тапочек им сейчас. Удивляло другое – с каким остервенением стараются жить некоторые мои соседи – старики, а их здесь подавляющее большинство. Они яростно требуют от внуков денег на операции, повышенного внимания персонала, выматывая их до изнеможения, и кропотливо считают капли лекарства. Капля за каплей, по счёту и без счёта выпивая кровь своих близких. Также по крохам уходит жизнь из меня. Конец уже близок и ждать милости от природы не приходится. Врач мягко намекнул, что случай мой неоперабелен и на этом я решил поставить жирную точку. Не хотелось уподобиться этим старикам, хотя, так хочется ещё пожить. И чего я вдруг взъелся на стариков? Что ни говори, но нафталин всё же лучше формалина. Но в этом-то ведь вся несправедливость – они останутся, а я уйду.

Не буду лукавить утверждая, что не страшно. Ещё как страшно! Но, чёрт возьми! – совсем скоро узнаю что ТАМ, за краем, я ведь, как и все, надеюсь на продолжение банкета. Всё время думаю про ту женщину. Какая она была? Вот так внезапно и незаметно уйти, оставив после себя лишь белые тапочки и ветхий томик стихов. Или ещё что-то было, чего я никогда не узнаю?
За окном ночь, огни города и луна. Такая багровая и жуткая, будто наступает судный день. Но мир живёт, издавая гул автомобилей, исторгая мерзкую вонь и гарь, отравляющих Вселенную. Мир сам себя давно приговорил и теперь в возбуждении ждёт конца.
Не суетитесь, люди! Скоро все там будем!

Нравится мне один старикан, старожил нашей палаты Василий Иванович Копьёв. Копошится потихоньку на соседней кровати, по ночам храпит в меру и без конца говорит всем комплименты – сёстрам, врачам, нянькам, а те его любят и балуют. Он мне напомнил отца, рано умершего от той же болезни, что у меня. Такой же был любитель жизни и советской эпохи. Он дико не любил, когда я ругал советскую власть. Вроде бы дурак наивный, а как мне его сейчас не хватает! Не знаю – выдержало бы его сердце весь тот кошмар, что происходит сейчас в стране или, по-прежнему, продолжал бы носить розовые очки? А Василий Иванович, глядя на моё настроение, тоже сердится.
 - Жизнь ничего не стоит, - говорю я и жду в ответ привычных возражений, от которых легчает на душе.
 - Нет, сынок, не пыли словами. Не всё так просто.
Василий Иваныч поворачивается на кровати всем корпусом, потому что шея у него не гнётся и говорит мне, опустив газету:
 - Не всё так просто, Саня. Я тут прочитал умную вещь, что человек - это микрокосмос, отражающий в малом великое. Каково? А ты – пылинка, соринка... Мне, знаешь, прямо неприятно слушать. Это я-то соринка? Да после меня семь внуков останется, не считая правнуков. Эх ты! Твоя беда, Саня, что ты от жизни отстранился, ничего не совершаешь полезного.
 - Не всё потеряно, Иваныч! Совершу ещё. Вы обо мне ещё услышите...

На следующий день меня выписали домой умирать.
- Нет для вас донора, Серов. Сами знаете – какие в стране очереди. Если только чудо какое случится...
Про сроки я не стал спрашивать.
Передо мной была река под названием "жизнь" и переплыть её уже не было сил.

Дома стало немного веселее: телефонные звонки, жужжание телевизора, всемирная паутина. Весь мир суетился и стонал от напряжения, готовясь к грядущему Новому Году. Всюду реклама и распродажа ёлок, шампанского, мишуры, пива, праздничные вечеринки и наряды “от кутюр”. Неожиданно нашёл в сети свою одноклассницу Инку Подгорную. Страшно обрадовалась “встрече” и сразу же пригласила в гости на Новый год. Буду рассматривать как вариант. Особенно, в свете последних жизненных прогнозов. Инка о моих проблемах ничего не знает и можно не ждать любопытных и жалеющих взглядов. Не сидеть же в одиночестве в свой последний Новый Год!

Всё больше думаю над выполнением задуманного. Пытаюсь выуживать из Сети информацию про таких же как я, одиночек, но её слишком мало и вся повторяется. Про Ли Харви Освальда очень мало и скупо. Немногим больше про Виктора Ильина. Что меня больше всего удивило, так это то, что он до сих пор жив и здоров, а за свои “заслуги” получил от государства квартиру и пенсию. Бред какой-то! Террорист так и не застреливший Брежнева, много лет просидел в отдельной камере со всеми удобствами и сейчас живёт как примерный гражданин, зарабатывая на интервью. Тогда как Освальд даже до тюрьмы не доехал, как был застрелен “народным мстителем". Может, оттого, что метко стрелял и ПОПАЛ, в отличие от Ильина? Надеюсь, что сам не промажу. Даже думать об этом не хочу.

Цель я давно определил и сейчас думаю - где потренироваться. Давно по-настоящему не брал в руки винтовку. Недавно снимал её с антресолей, разбирал и смазывал, пересчитывал патроны, но для стрельбы нужно ехать за город, а для этого я ещё слишком слаб. Думаю, через месяц или полтора смогу, а пока усердно пью лекарства.
Возбуждение иногда становится очень сильным, что вызывает бешеную работу сердца и я стараюсь переключаться на посторонние темы, чтобы не умереть раньше времени.
Вот только взорву этот мир, убью эту сволочь, тогда можно и уходить. И считать, что не канул в Лету жалкой пылинкой.

Сегодня канун Нового Года и я оделся как настоящий денди. Хочу поразить воображение Инки и её друзей. Пусть это будет настоящий праздник, фейерверк. Заранее постригся у модного мастера и купил новую рубашку. Посмотрелся в зеркало и понравился себе. Настоящий Нарцисс, влюблённый в собственное отражение. Бледноват и худ, конечно... Но не так уж всё плохо в этой сволочной жизни. Денег осталось ещё достаточно после продажи машины. Можно и погулять под занавес.
Вызвал такси и по дороге заехал в кипящий от людского водоворота супермаркет. Бегают, хватают всё, что под руки попадает. Я тоже набрал полную тележку и двинул к Инке.
А та-ам! Визгу-то, визгу! Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Смех сквозь слёзы, потому что Инка ужасно изменилась и, как это не печально, не в лучшую сторону. Стала бесформенной, пухлой тёткой. Дочки дома не было. Говорит, что уехала на каникулы к бабушке. Инка бегала по квартире в переднике, а в гостиной тянули шеи и сгорали от любопытства её приятели – две пары, составленные из подруги детства с мужем и кумовьёв. Передник она всё-таки сняла и когда села за стол я, наконец, разглядел, что не такая уж она растрёпа. У Инки довольно милое лицо с лучистыми голубыми глазами. КАК она на меня смотрела!
Веселье было не слишком искромётным, но вполне милым и в меру пьяным. Я почти не пил, а только пригубливал вино, а Инка недоверчиво посматривала на меня. Я старательно острил и каламбурил, отвлекая внимание от собственного бокала. Ведь непьющий мужик в нашей стране, да на Новый Год – это повод для всеобщего недоумения. А вдруг он этот... ну, который... Как говаривал наш сержант Михайловский – не пьют только враги и телеграфные столбы да и то потому, что у них чашечки вниз.

Посматриваю на часы, а стрелка всё ближе к двенадцати.
Кумовья мне понравились. Симпатичная пара Василий и Валентина и как выяснилось – женаты с детства. Вместе росли и учились. Удивляюсь таким привязанностям или они давно  срослись, как сиамские близнецы? Валентина без конца говорила о грядущей поездке на модный горнолыжный курорт и я им в душе завидовал. Может, и мне рвануть? Горнолыжник, ёпт..
Инка, добрая душа, радовалась за них.

 - Покатайтесь там за меня.

 - Ты хорошо подумала? Мы ведь не очень хорошо на лыжах-то...

 - Ой! Тогда не надо! Тогда только за себя!

Наконец, загремели куранты и я, незаметно тряхнув бутылку, устроил фонтан из шампанского, перепачкав наряды дам. Они вопили и визжали от возмущения и восторга, вытираясь салфетками, а Эдик с Васей укоризненно на меня поглядывали. Вроде, взрослый мужик и вдруг такое ребячество...

 - С Новым годом! С Новым счастьем!

С Новым счастьем...
Через час все внезапно засобирались по домам и мы с Инкой остались одни. Она вдруг застеснялась и как дурочка стала совать под нос старые школьные альбомы, где мы были сняты всем классом в наивных кружочках с чёлками и глупыми мордами, на праздничных вечеринках, в лесных походах с ночёвкой.

 - А помнишь, как мы с тобой возле костра целовались? - спросил я Инку и та испуганно на меня посмотрела.- Ох, Инка, Инка... Как давно это было!
 - Я некрасивая стала, да?
 - Чепуха!
Я привлёк её к себе и она была рада мимолётной ласке. Бедная моя одинокая одноклассница! Чего не сделаешь для товарища. Но на многое я был не способен и от этого стало тоскливо и, внезапно пожалев себя, я всё ей рассказал. Не всё, конечно, а про скорый конец. Может, мне просто тупо захотелось жалости?
А Инка прижимала меня к себе и плакала, мучаясь моей судьбой.
 - Ну, как же так, Сашенька? Как же так? - повторяла она, громко сморкаясь и размазывая тушь по лицу.
Я не выдержал этого потока и быстро ушёл.

На следующий день она заявилась ко мне домой. Вся такая розовая и аппетитная после мороза. Принесла какую-то еду, разогрела её на кухне и долго говорила про то, что я непременно выздоровлю. Главное – верить и это обязательно случится. Верить и надеяться, а она поможет и будет рядом. Я с трудом выдержал это нашествие и мягко выпроводил её за двери. В одинокой Инке проснулась женщина, готовая жалеть и любить каждого, кто в этом нуждается, а мне это зачем? Болезнь опустошила меня, оставив только горечь, как вечный привкус от лекарства. Куда уж мне любить!

Перечитывая в Инете новости, думаю, что когда всё случится, обо мне сразу заговорит весь мир. Все будут смаковать подробности и лихорадочно искать обо мне любую информацию – кто и откуда родом. Посыплются версии и догадки “специалистов” – от психического расстройства одиночки до заказного убийства и террориста-смертника. А я, если останусь жив, скажу всё, что о них думаю. Дома на видном месте оставлю прощальное письмо для потомков. Почему-то уверен, что всё получится. Главное - дотянуть до мая.

Пару раз выезжал за город потренироваться. При отдаче сильно цепляет сердце и тогда я опасаюсь, что не выдержу в самый ответственный момент. Но после немного отпускает и, чтобы поддержать себя, я как примерный больной, отправляюсь на  дневной стационар за капельными вливаниями. 
В такие дни Время тянется особенно медленно – капля за каплей. И тогда я думаю о том, что скоро остановлю его. Время – это выдумка смертных. Оно создаёт и разрушает мир и мне под силу изменить его и свою судьбу. Из ничтожного пигмея я стану Человеком, способным изменить мир.
Я ненавижу ЕГО, но не знаю до конца – что движет мною – жажда славы или реальное стремление уничтожить его, устроив праздник его многочисленным врагам.
Меня бы никак не устроило поражение его на выборах. Особенно, с учётом современных  возможностей обмана, подкупа и подтасовки голосов. Такие правят до самой смерти.
Безумен ли я в своём желании убить, в своей ненависти? Возможно. Но меня больше устраивает звание героя-мученика.

Я выхожу на улицу и брожу возле ближайших домов, захожу в супермаркет и наблюдаю за суетой толпы. И никто не замечает меня. Ну и чёрт с ними со всеми! Меня совсем не волнует - что будет после. Я никогда не верил, как мой отец, в социальную справедливость, а мир останется таким же рассадником зла и жестокости.
Я хочу только одного – воспрять из ничтожества толпы и прославить своё имя. Убить и обрести восторг и счастье всеобщей известности. Если бы я мог, то развесил бы всюду объявления, где приглашал бы всех полюбоваться спектаклем, зрелищем, которое я приготовил. Тихое мирное утро, поют птички и я – одним выстрелом убивающий тирана. Если бы я мог...

В последнее время Инка, как будто что-то почувствовала и звонит каждый день. Предлагает сходить к какой-то целительнице. Я как мог успокаивал её, но вчера не выдержал и нагрубил, а потом и вовсе отключил телефон. Нервы и так на пределе.

 
*  *  *

И вот наступил МОЙ ДЕНЬ или день ЕГО смерти. Накануне я ещё раз съездил на место и всё окончательно подготовил.
Его охрана работает как часы, но у меня свои хитрости и тактика и потому объект как на ладони. Идёт церемония возложения венков и вокруг очень много лишних людей.

Я в состоянии сильного возбуждения - мои руки мелко дрожат, а на глаза то и дело наплывает пелена, рот кривит непроизвольная ухмылка и я закусываю губы, чтобы отвлечь себя болью. Сердце бешено стучит и словно хочет вырваться из груди, но я сжимаю зубы и стараюсь следить за целью.

Наконец, ОН отделяется от толпы и в этот момент, ощущая накрывающую меня темноту, я нажимаю на курок...
 
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 

..и пуля летит в старого солдата, замершего поодаль, попадает в мятую фляжку с водой, висящую на боку. Старик от толчка падает на землю и в растерянности смотрит на охранников, быстро подоспевших на помощь.

 - Плохо, папаша? Руку давай.
 - Разморило на солнышке?

А тот лишь трясёт головой и ощупывает ушибленные места и не понимает почему из фляжки течёт вода.

А под вечер гуляющие в парке обнаружили в траве под деревом труп неизвестного мужчины лет сорока, сжимающего в руках винтовку.

. . . . . . . . . . . . . .

В новостях в этот день не было сенсаций. Обычные потасовки на митингах, свадьбы знаменитостей и, как всегда, чья-то смерть. Время катилось дальше, совершая свою извечную работу.