Сказка про разных их

Осень.
Даже не так - о-с-с-с-ень.

Шипит тихонечко ветер, шуршат под ногами листья - оссссссень.

Зимой я уменьшаюсь в размерах от холода, моя душа сжимается в теле и уступает место какому-то благодушию, мне не свойственному. Весной я сержусь и впадаю в глупую меланхолию, дышу вольным воздухом и хмурюсь. Летом - жарко, а мозг становиться менее плотным и как бы прозрачным - чтобы не было так душно, чтобы не чувствовать запаха гниющих от жары фруктов.
Но осень, моя восхитительная, звеняще - хрупкая, нежная, холодная осень - все в прекрасных пропорциях, воздух свеж после дождей, тихо впадающая в сон природа убаюкивает и меня вместе с собой.

Я живу.
Я вспоминаю давно забытые стихи.
Я снова люблю гулять один.

Осень- это настолько чистая и вопиющая романтика коричного запаха, шалей, беретов, глинтвейна, перчаток, неба, которое тронь – разобьется. Особенно - романтика одиночества, когда мне хочется плакать от радости того, что я тут есть, и что у меня зеленые глаза, и тоже яркие - как небо с овчинку над головой, и от улицы - что она есть, и от того, что я ношу пальто, и что можно сидеть под кленом на скамейке и грызть горькую шоколадку.

И - вспоминать.

Они приходят - смешные и грустные, но каждый раз я заново вспоминаю, что я могу чувствовать. Осенью я чувствую себя цельным - сам по себе, как кофейное зерно.

Лето.
Душно.

Мы сидим ночью на кухне и пьем глинтвейн. Она блестит своими сапфирами в ушах, косит зрачком и заливисто, звонко хохочет. Мой отрывистый тихий смех вливается в поток.
Это ночь длиной в жизнь до утра.
У нее на полке стоят Шаров, Андерсен и коллекционный дорогущий Кэрролл в оригинале, которого я ей подарил на рождество. На них с другого шкафа смотрит глиняная фея Мэв. Мэв красива. Она обожает Мэв и сказки, и сама иногда похожа на принцессу - такая же ранимая и гордая. Она танцует в своей длинной яркой юбке до пола, и мне кажется, что я в таборе - так шумно и весело вокруг нее. Блестят сапфиры. Я сижу в углу и задыхаюсь от счастья. Она так сильно меня любит, что готова убить, если я не оправдываю ожиданий. Она столько требует, что мне хочется уткнуться в землю и выть, пока эта чертова луна не упадет в озеро. Озеро цвета темных сапфиров, естественно.
С ней нет полутонов - или отдаешь себя до конца и получишь в ответ яростный водопад ее жизни, или будешь сидеть пустым и сухим. Я не знаю никого, кто смог бы не прыгнуть в воду. Ни одного человека. Мне повезло - она сама помогает держаться на плаву, хотя иногда мне кажется, что я захлебываюсь и больше не могу. Она пишет такие стихи, что я не могу двигаться и дышать, а она ждет оценки и только блеск сапфиров напоминает о ее нетерпении. Мы хуже, чем сиамские близнецы - такую пуповину невозможно перерубить, она тянется пульсирующей линией через континенты и страны, заставляя меня просыпаться ночью. Она соответствует своему имени - она роднее некуда. Она заставляет меня желать бежать за ней, и одновременно бежать в землянку куда-нибудь нахрен в тайгу, чтобы меня никто и никогда не нашел.

Зима.
Очень холодно.

Иногда я думаю, а вот мое сейчас, то, которое есть в настоящий момент - как я о нем буду вспоминать потом? Как, куда оно вложится в ковер моей жизни, в какую клеточку пойдет, и как меня повернет? Как я буду вспоминать это? Так же как я вспоминаю её - с разочарованным чувством привязанности, как, например, можно смотреть на нелюбимую горбинку своего носа?

Какие запахи, звуки, цвета, текстуры?
Что?

Чем останется в кластере памяти? Что я захочу вспоминать? А что будет всплывать само, без просьб, выскакивать как чертик из коробочки?
Каким я вернусь?

Я делаю, что должен, высчитываю тактику, схемы и планы. Но это не трогает, это не волнует.
А что тогда волнует?
Неужели достигнуто чувство, так когда-то пугавшее меня - чувство апатии, пустоты? А люди, Господи, люди! Мы все тратим жизнь в попытке докричаться до других, заставить понять нас. И когда понимаешь, что это бесполезно, что каждый, каждый рождается и умирает одиноким, что это фатум, судьба, что от этого не скрыться и каждому, черт побери, каждому придется когда-то встретиться с собой лицом к лицу, и понять, что больше никого нет, что другие просто не отражаются в зеркале - что тогда? Выход из матрицы?

Я приеду к тебе в весеннем пальто и кедах, без шапки, без шарфа, без ничего. Я приеду и скажу тебе своё слово.
И это будет слово - "вечность"