Пересечения дорог

               
               Когда солнце твоей  жизни идет на закат, остро начинаешь переживать каждое пересечение… Поле жизни напоминает полянку возле дома: трава на ней – зеленые треугольники квадраты, ромбы. Они разграничены линиями протоптанных тропинок. Тропинки спешат от подъездов : каждая в своем направлении. Каждая – путь устремления человека в цель, если не всей жизни, то в  ее фрагмент. С балкона четвертого этажа я смотрю вниз , как повелитель мира,   на спешащих, идущих, болтающих, молчаливых…
            Есть ли статистика о количестве пересечении в жизни? Я думаю, учесть сие невозможно.  Какой след оставляют пересечения на пути твоей жизни. Как они влияют на ее течение, что могут изменить в тебе, твоей судьбе? Что можешь ты?   
                Итак - пересечения…

                ***
                Ей 16 лет: она упорно бежит из приютов и больниц, куда ее , также  упорно ,определяют странные взрослые вместе с двенадцатилетним братом. Она бежит домой, туда , где умерла ее вечно пьяная мать .Где давно нет отца, исчезнувшего на дорогах жизни в тяжелом пьяном угаре.
У нее  милое нежное лицо, глаза цвета осеннего неба. Непонимание, почему она не может жить с братом в своем доме, гонит ее в дорогу, толкает к поступкам, она борется с взрослыми своими методами. Вечер.  Приютский санпропускник. Они с братом здесь 2 часа, но уже заявили о желании убежать. Охраны в приюте не бывает, но , в любом случае, дети умеют улучить «слабую» минуту  - и бегут. Меня вызывают, медсестра дает документы для ознакомления: девочка инфицирована ВИЧ, ей нужно лечение, профилактика рецидива, поддержка… Она об этом не знает. Меня знает и уважает, но пробиться через стену под названием «Я хочу домой» и «Почему нельзя?» - не представляется возможным. Поздний вечер, ужин съели до приезда детей : я принесла из дома горячий сладкий чай, котлеты, печенье, хлеб. Брат – ест, сестра отказывается, она хочет домой ,немедленно!
                Она плачет беспрерывно, тихонько поскуливая, вытирая обильные слезы ладошкой. Отчаяние так глубоко и  так непреодолимо, что я принимаю единственное решение. Сажусь рядом с ней на кровать и честно рассказываю ей , что она несет в своей крови зачатки страшной болезни, что если ее не пролечить сейчас, можно опоздать навсегда.  Обнимаю горестно сведенные плечики и говорю, говорю, говорю.…  О том,  как передается болезнь, о ее особенностях, о брате, который может остаться один, если…  О том, что завтра утром у ней возьмут кровь на анализ, а вдруг – все не так! О том, чтобы  выяснить  – надо задержаться в приюте. Соглашается поесть, нет испуга взрослого человека перед неотвратимой бедой,  но появляется согласие на выяснение вопроса.
           Через два часа рассказывает о своей любви, о том, что была с мальчиком один раз, что  не знает, где он сейчас.…  Порозовели щеки, улыбается, поправляет одеяло на  посапывающем давным-давно брате. Она  будет в приюте до конца обследования.
Все подтверждается, девочка направляется в лечебное учреждение. Чувство безысходности и печали захлестывает меня, когда я целую ее перед отъездом. Что ждет ее впереди…

                ***

             Базар в Сиде, Турция. Полиглоты – торговцы обращаются к тебе на трех - четырех языках. У всех самое лучшее, самое дешевое. Восточные сладости ,масла, вина, пряности – море разливанное.
Покупаем в меру финансовых возможностей и грузоподъемности. Входим в «вещевой» рынок. Ассортимент очень знаком: он питает наши рынки своим разнообразием, теряя его для нас здесь, в Турции. Турчанка с глазами , похожими на любимые черные оливки, выдает рекламный текст. Зовут  - Биргюль – одна  Роза. У нее четыре брата. Счастливые ее рождением родители так ее нарекли. Она предлагает нам платья одно за другим. На последнем – выдает странный слоган:
Этот платье для балкон. Есть балкон – надо брать!
Дочь удивленно говорит – у меня нет балкона. А я спешу заверить, что у меня есть, на четвертом этаже… А  Биргюль вздернув особым движением вверх свою пышную грудь, произносит – вот балкон! И все хохочем от души… Платье мы не купили, но расстались друзьями.

                ***   
         Еду в Россию. Позволила себе редкую роскошь: заранее приобрела билет на нижнее место. Уступать его женщине моего возраста, вошедшей в вагон со мной и без видимых нарушений здоровья ,  не хочу, ссылаюсь на то, что сама такая. Получаю упрек от другой соседки, кокетничаю мол, ссылаясь на годы, а выгляжу все равно на то, что есть. Упрек странный и злобный. Замолкаю , но не сдаюсь. Но дорога есть дорога: она сближает рассказами о цели поездки, о семье, о жизни. Никто никому не обязан: все уйдем из поезда на своих остановках, а душа освободится слегка от груза мыслей и переживаний… Злобная соседка слышит, что я еду в гости к родственнику – хирургу. Она прекращает упорный массаж ( на всю дорогу) каким – то странным устройством , складывает его в новенькую коробочку и полная приветливости  (елей глубокий) начинает вручать мне рекламки, проспекты на  медоборудование. Я получаю статус глубоко уважаемого человека,
У меня хорошая кожа лица, культурная речь…
         Перед выходом мне вручаются проспекты, соседка просит адрес родственника. Хватает здравого смысла – не поддаваться. Ощущаю себя вороной с куском сыра. Родственнику – дарю рекламки,  которыми  разжигаем костер в мангале…

                ***    

               Мне  десять лет. Летние каникулы. Меня « прикрепили» к Леньке, оболтусу и шалопаю.  Я за лето должна сделать из него человека. Уровень моего поколения – глубочайшая ответственность за порученное дело. И я старательно хожу в его семью, которая состоит из мамы, тети Гани, и папы , инвалида с палочкой, дяди Коли. На Урале тьма спускается рано, это лишь в определенный момент она переходит в полные прозрачности  белые ночи.
   На столе керосиновая лампа. Я сижу и занимаюсь любимым делом – рисованием. Я  пришла ставить Леньку на путь истинный. Но его нет. Он гуляет. Комната в подвальном этаже мала . Тетя Ганя бродит с одной стороны стола и нервничает по поводу гуляки –сына. Дядя Коля сидит на кровати позади меня,молча смотрит на рисование. Мать не выдерживает – идет искать блудного сына. Папаша, в восторге от моей изобразительной деятельности, берет меня на колени. Я продолжаю рисовать, хотя испытываю некоторое смущение, я не привыкла к «нежностям» в своей пятидетной семье, но терплю из вежливости.. Но тут происходит непредвиденное :  дядя Коля берет в руки и гасит лампу. Срабатывает инстинкт самозащиты: я вырываюсь и на бегу громко ору:  « тетя Га –а-аня!»Бегу из подвала наверх, домой, дрожа от ощущения гадости, нечистоты , обмана…
       Дома я молчу, молчу по этому поводу всю жизнь. Но горький урок усвоила. Карьера спасительницы  шалопая провалилась , едва начавшись. Через день по селу поползли слухи: дядя  Коля позавчера чуть не изнасиловал Натку (мою подружку).Он удостоен вечного презрения, а я –вечного  молчания.

                ***

                Я влюблена. С первого взгляда. Я, воспитанная на Майн Риде, Вальтере Скотте, прекрасных рыцарских романах, где любовь высока и прекрасна, а рыцари носят любимых на руках и, периодически,  спасают от неожиданных трагических происшествий и их последствий. Их дамы отвечают взаимностью на чувства и готовы жизнь свою отдать ради мужественных визави…  Я – из их сонма.
  Преподавательница русского языка,  моя (и его) университетская учительница, вызывает меня на откровенный разговор. Она мудро намекает на мои способности, разум, необходимость закончить обучение    и прочее-прочее. Она говорит о его недостатках, об их метаморфозах в будущем, о разнице в возрасте, о …   Я не слышу, вернее,слышу, но не приемлю. Я влюблена на всю жизнь. Я говорю о другом: чем хуже мне,  тем лучше я становлюсь, тем больше учусь справляться с ситуацией.  Первой сдается она, ведь я так убеждена в собственной правоте! Я склоняюсь перед рыцарем и дарю ему все, что в моих силах…  Жизнь корректирует  то, что называют судьбой. Я -  его жена, десятки лет.
     Он не позволил мне ни на минуту забыть слова любимой учительницы.

                *** 

         Египет. Могла ли я представить  в  детстве, в пятом классе, что я встречусь с ним когда – то. Маленькая девочка из уральского села, которая заслушивалась историей древнего мира до томящей сладости в груди. Смотрела на учительницу, замерев от сказки  про фараонов,  величии пирамид, бессмертной красоте Нефертити.   Жалела рабов, поднимающих ужасные блоки на высоту неизведанным способом, смотрела на фрески в учебнике, поражаясь удивительной статичности образов; расставленные вширь ноги, фартучки, замершие лотосы, странные колесницы с грузоподъемностью – один фараон с натянутой тетивой лука.… Все будило воображение, тревожило душу неизведанностью. Где – то, когда-то была жизнь. О чем думали, что делали люди среди красот древнего мира!?
Когда,через  полвека, я попала в страну грез многое встроилось в детские впечатления, многое еще более поразило воображение, многое стало понятным, но еще более – непостижимым.
           В Долине царей я зауважала фараона, который для своей жены построил дворец  из 138 колонн. Они стоят и сейчас, расписанные письменами и фресками – жена да возгордится своим мужем!  Недалеко от этого величия любви стена здания украшена изображением фараона с огромным фаллосом. История поучительна и курьезна. Фараон был воякой. Он проводил в войнах десятилетия, с пользой для страны или без – история умалчивает. Но, когда он вернулся домой, то поразился обилию детей, рожденных его гаремом. Понимая и осознавая силу богов, он все же решил провести расследование. Вызвал главного жреца, верховного. И тот , как честный человек, сознался, что не мог оставить многочисленных жен фараона  стареть бесплодно десяток и более лет. Мог понизиться рейтинг фараона, как самого сильного мужчины на свете. И он помог фараону. Фараон рассердился, но детей признать чужими – не мог ( вот что делают легенды о всесилии). Жреца он казнил.
         Но на барельефе вышеуказанной стены изображен вовсе не его величество, а жрец с большим символом плодородия, которому Египет современный и поклоняется, когда нужен урожай.

                ***

            Царица Хатшепсут. Фемины, мы должны гордиться этой женщиной. Когда ее великий муж умер, она, ничтоже сумняшеся, приклеила к подбородку бороду, похожую на лопатку с загнутым, затупленным концом, надела мужскую одежду и объявила себя ставленницей бога. Люди в бога верили и не возражали. Противником был сын ее мужа, но она его изолировала на время. И правила  страной , если верить гиду Хасану, двадцать два года. В ее арсенале  куча полезных дел: страна не протестовала – хозяйка (или хозяин?) была достойной. Громким был случай с международными связями. Она любила путешествовать и даже пересекла на корабельном караване Красное море.
Были налажены торговые договоренности, но ученые до конца пока не выяснили, в какой стране она была. Похоже, в Йемене… Хатшепсут привезла в Египет саженцы пальм. Так что пальмы – не египетская принадлежность, а гостарбайтеры из-за моря, получившие гражданство за многолетнюю верность и красоту.
       Она была мудра и хитра. Свой посмертный дворец она ухитрилась врезать в оранжевую гору. Землетрясения и ветры пустынь активно разрушали захоронения царей, а ее многокомнатный дворец хранит свое достоинство - трудно разрушить гору…  Сейчас он охраняется  полицейскими постами на горе и внизу. Мужчины в черном  уважительно хранят покой ее последней квартиры. И соглашаются  на фото за небольшую мзду.
Подвел ее только тот же сын. Выйдя из изоляции он уничтожил все пальмы вдоль лестницы , ведущей к дворцу. О них напоминают лишь огороженные круги.
       Мелкая мужская месть выражена отсутствием пальм и количеством окурков в этих кругах. Второе, похоже, от братьев –славян.

                ***

           Смерть вождя. Я уже во втором классе. Здание школы таинственно:  краснокирпичное, одноэтажное, с высокими потолками,  сводчатыми окнами. Поговаривают, что бывший дом  ореволюционный) очень богатого человека. Снаружи украшен рельефной отделкой из кирпича, внутри – сине – серо – зеленая краска: штатный учрежденческий цвет того времени. Мы сидим за партами, сложив руки,   в смирной традиционной позе. У стены –  учителя, на стене – черная шляпа репродуктора. Тишина. Сейчас начнется трансляция. Это место из памяти выпадает. То, что Сталин – вождь, знаем мы все. То, что он недосягаем – тоже. Но отец всех детей не близок к нам. Он – где-то. Пожизненная любознательность вызывала к жизни вопрос: ходит ли Сталин в туалет.
Спросить можно было только у сверстников, ответа никто из них не знал, увы!
            В тишине раздается всхлипывание, его озвучила директор школы  Зоя Васильевна. Значит радио уже звучало… Учителя вытирают слезы платочками с кружевами.  Ученики в состоянии печали за учителей, особенно, любимых. Среди печали раздается привычный для класса  звук струения жидкости. Переросток Валька Перхун , сидел в каждом классе  из-за умственных потерь, дает тихий комментарий; «Верка обоссалась». Никто не удивлен – это у нее каждый день. Но из класса тихо выводят обоих. Потом следует награда за общую печаль: нас распускают по домам.
        Я стою на воротах, мальчишки за мою отчаянность  уважают и берут вратарем. Мишка Зуев висит на старом тополе, выкрикивая  прозвища и кривляясь – его не взяли.

                ***

          Долина царей (мертвых).Когда царские захоронения в Египте начали активно разграбляться,достойные живые цари решили собрать их в Долину мертвых.  Она окружена горами, уютна и имеет вход только с одной стороны.
      Наш прекрасный гид Хасан Сусанин(!) задал группе вопрос  – кто грабил захоронения. Перечислив в качестве первых воров англичан, американцев, немцев, русских и других, он сам и ответил. Арабы во времена жесточайших засух. Но воры вели себя прилично: забирали украшения и утварь из отдельных помещений, где все это хранилось на случай потусторонней жизни.  Но никогда не разрушали саркофагов и фресок. По этой причине мы можем их увидеть.
         Веками пустыня гнала в рыжие горы ветры с песками и, к становлению туристического бизнеса, изрядно постаралась засыпать священные могилы.   Их постепенно отыскивают ( в этой же долине), расчищают и ремонтируют. Мы спускаемся по деревянному трапу в гости к одному из Рамзесов. Фотографировать нельзя – все можно купить в буклетах. В ограбленной комнатке – сокровищнице сидит немолодой араб в позе лотоса и смотрит на живой огонек свечи. Нам улыбается.
         Заранее рассказавший все гид с нами не идет. Он изрядно устал от передачи знаний. Народ в темпе прикоснувшись рукой к саркофагу – оставить пятерню в пыли столетий - бодро топает наверх, к другим царям. А у меня здесь свой интерес: двуликая богиня, одним ртом глотающая ночь, другим – выпускающая солнце. Я задираю голову и ищу на потолке нужный объект, нахожу, плетусь вверх довольная. Араб из комнатки уже наверху. Он предлагает мадам сфотографировать все, что угодно внутри склепа. Жестами и в трех- четырех интернациональных словах; мадам, фото, доллар…  Понимаю его желание заработать, но вспомнив наставления гида, делаю улыбку и плетусь по следам группы.
       Рамзесов – несколько. Об одном говорят, что он был неважный хозяин,  допустил засуху (не запасся), проиграл войну, имел плохой характер. Проникаюсь в очередной раз глубоким уважением к египтянам. Они не выбросили эту особу из Долины мертвых, не покрыли обетом молчания его бесславное правление. Разве что, склеп его не так глубок, фрески не так нарядны.
    Слов из песни не выкинешь – чтят свою историю. Правда, с Каддафи - вышла накладка…

                ***

        Спутниковое телевидение… Оно внесло в нашу жизнь желаемое разнообразие. Особенно вести с другой планеты. С нашей родины, России. Канал  тоже  называется «Планета».  Сижу на этой планете, дома - одна. Ведущий рассказывает о том, что руководителем одной серьезной организации в Америке назначен человек, сейчас руководящий коалиционными войсками в Ливии .
     Суть не в этом. Позади диктора зависает портрет этого человека. Седой очень старый человек, лицо знакомо. Сижу – размышляю, где бы я с ним  «пересекалась»? Не выяснив ничего в своей голове, начинаю думать в таком ключе: вот молодцы там, в Штатах, неважно, что очень старый человек, а работает хорошо, в полном здравии, пользуется уважением  и его  – продвигают! Портрет выдерживает по времени мой обзор, мои мысли, сообщение телеведущего…   И,  вдруг, перед концом знакомства, картинка быстро меняется. На фото появляется мужчина лет 45, в военной форме. Возникает мысль -  хорош был в молодости… 
      В этом месте начинается следующая тема «Планеты»- сообщение о смерти старого партизана из Литвы. Рядом с ведущим – появляется предыдущая фотография, и я узнаю, где я виделась с этим человеком: в новостях на украинском телевидении.

                ***

               «А хотите – я вам прочитаю стихи?» - она еще ничего про себя не знает. И я – не знаю. Мы вечны  - по ощущениям. Мы разновозрастны. Она, словно в танце, изящно кружит вокруг меня. Она создает мне прическу. Ася – парикмахер : из тех талантливых мастеров, которые не работают – они творят…    Рассказывает о своей жизни, сыне, сожителе. И, когда разговор цепляется за тему стихов,  начинает читать свои, хорошо рифмованные, с достойным словарем , острые , приперченные жизнью, стихи.  Я приглашаю её в литературную  студию. Стесняется, а вдруг что-то не так! Обещает показать свою тетрадь.               
       Я знакома с ней 10 лет. Тогда ее оставил муж, умерла мать, сел в тюрьму неблагополучный брат…  И жизнь стремительно покатилась под откос. Стройненькая, сероглазая – очень красивая и жалкая – она сидела передо мной и говорила. Говорила, что никогда больше ее сын не попадет в приют. Что никогда больше она не будет пить. И – другие «никогда». Обещание сдержала.
               Годы шли. Умер брат-наркоман. Вырос сын. Сменилось три сожителя. Вздулись вены на стройных ножках от постоянных «танцев». А счастья, спокойной жизни – так и не случилось. Кто-то бил стекла в ее окне, кто-то грабил квартиру. Кто-то угрожал. Где-то ее обожгли наркотики – и этот ожог подарил ей боли в почках…Асе все сочувствуют. А еще окружают сплетнями всевозможных направлений.
              Частые болезни сокращают заработки. Но она не сдается. Она много читает, память и восприятие - отличные. Стихи – неоднозначны, но с интересной начинкой. Она читает их мне, и я одобряю. Ей это – важно.
               А через 2 месяца она умирает: умирает в больнице – осложнение после гриппа – почечная недостаточность. Каким - то родственникам дали список лекарств, но они не вернулись в больницу. Подруга, забиравшая Асю из морга, сказала, что на лице ее была гримаса боли. Она лежала голая на полу, на простыне. Сына  её  – забирает отец, но он не знает отца и не хочет его видеть…
                Мы осиротели.  Мы – десятки ее клиентов. Возможно, мы могли бы помочь. Никто ничего не знал…

                ***

              Есть ли на свете женщина, которая не мечтает о красивой любви? Я не встречала…
           Они полюбили друг друга сразу, если не с первого, то уж с третьего взгляда, однозначно. Первые годы жизни были нелегкими: оба учились, но от детей – не отказывались. И ,с небольшим отрывом, родили двух мальчиков. Потом начали их растить и работали. Жили – душа в душу, растя  и в душах сыновей идеал папы: веселого, сильного, справедливого. Количество ума  его никем не определялось – это было не нужно! Все любили всех. Все прощали мелкие семейные недоразумения, все верили  в хорошее. Рождение «последыша» было радостью и неожиданностью, подарком судьбы.  Но тут общественный строй дал трещину, вернее – он дал ее еще в начале 90-х. А беды окончательно придавили семью в конце века.  Отец семейства – потерял одну работу и не нашел другой, соответственно образованию. Милая и нежная мама растила трех детей – ей не до работы было…
И , именно тогда , когда пришлось размышлять о куске хлеба для детей, отец оставил мечты  о профессии правоведа. Он залез на крышу. В буквальном смысле. Освоив  технику кровельного дела, смог  он содержать свою многодетную семью.  Вечером , замерзший и усталый, падал без сил в постель.  Но…Полугодовалый мальчик твердо усвоил – спать он может только у  папы на груди. Обняв ручонками папину  шею и раскинув ножки,  спал он безмятежно и спокойно, терпеливо перенося редкую перемену руки или поворот папиной головы.  Мамины робкие попытки изменить ситуацию – пресекал сразу же, поднимая громкий , протестующий ор!
         Маме это было, отчасти, наруку. Бросив дома сонное царство из четырех своих мужчин, бежала она в соседнюю пекарню, лепила с товарками и сажала в электропечь булки, а через несколько часов – прибегала домой, неся в  пакете пару теплых булочек для старших. Где же тут красивая любовь - скажете вы…
          Прошло более десятка лет. Мужчина этот стал одной из первых величин – профессионалов в масштабе страны. О его уме и умении выходить из всех ситуаций заговорили, кто с завистью, кто с уважением.  Его семья по-прежнему  рядом. Женщина его жизни добра и спокойна: он та стена, по которой вьется плющ   ее счастья. Дети выросли; есть забавный маленький человечек - внук, которому ни в чем не отказывают. Сыновья – гордость семьи – продолжают получать образование и работают. Семья живет в достатке, но все неустанно трудятся, пример отца – заразителен.  В жизнь семьи накрепко вписались  телефоны. И из  дальнего  конца страны  она, его жена, слышит: «Да, любимая! Скоро буду…Что купить?»
           Красива ли их любовь? Любовь ли это?  - Решайте сами…

                ***

            Расстрел Николая Гумилева    потрясает своей нелепостью. Его звезда начала сиять , его жизнь относительно утряслась , когда поле его страсти к Ане Горенко поросло сорняками …  И лет-то полных -35. Когда я училась филологии его поэзию тщательно обходили стороной – запрет. Впрочем, так было со многими. И встретилась с ним я недавно, на сайте интернета. И читала его, постепенно становящиеся классикой стихи, и склоняла голову в почтении и печали.
Жил на свете человек, растящий в себе поэзию, смелость, дар путешественника…    А еще в нем был дар любить, терпеть страдания, муки и любить. Все эти подарки судьбы  стали наполнять его стихи.  Может быть это хорошо, что любовь его была мучительна и страсть –  неутолённа?
На ее почве расцветал и рос вверх его талант.
                Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
                И руки особенно тонки, колени обняв.
                Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
                Изысканный бродит жираф.
 Какой из него заговорщик: просто уничтожать нужно под причину, а таланты – тем более! Последняя ночь его жизни – какой она была? Знал ли он, что сегодня…   Вспоминал – кого? Плакал, или в мозгу всплывали строки никогда не написанных стихов.
      Почему – то несправедливость судьбы к поэтам Серебряного века,  странно разным , но объединенным временем ранит сознание. Разве не были они молоды и талантливы, разве не нужно было лелеять и хранить это в них…
                Не спасёшься от доли кровавой,
                Что земным предназначила твердь.
                Но молчи: несравненное право —
                Самому выбирать свою смерть.
       Утро подкралось внезапно. Всю ночь шли странные образы. Отрывки из африканских путешествий…маленький  Левушка…как он – без отца, жена, стихи – кто их допишет….нет, невиновен, Бог … он не допустит… И память, картины его великой, несчастной любви к Анне.
Анна  … Анна… холод страданья. Не ты будешь плакать обо мне, но как бы я хотел…еще раз  спросить …а вдруг?
          - Они пришли, безлики, грубы, серы. Я – чужак, я против -  они пришли уничтожать. Стена белая, а на ней цветут цветы расстрелов : не все пули в цель ,  кругами щербины – в камни. Прощай, Анна. Глаза завязали – и я тебя …увидел…во тьме… Анн-а-а-а!
         Пронесутся века, не года,  Но и здесь я печаль сохраню, Так я буду бояться всегда возвращенья к распутному дню
   Нет,они не поставили его стене. Ранним утром  на глухом полустанке безликих арестантов заставили копать яму. А потом они неловко падали в нее,сраженные пулями, и на их одеждах расцветали алые гвоздики победы, победы зла. И наступила ночь...

                ***


                Однажды его зацепило…Фильм о русском художнике , о его первой любви и Музе , по совместительству, странно переплелся с реальностью.  И он сказал , удивленно, этой маленькой смешной девчонке : «у тебя от осени зеленеют глаза, как в кино у жены художника.» Она всерьез  не приняла, но позже вспоминала эти слова: ей многие начали говорить об осенней зелени в ее глазах.
       Его звали Валька, ему было 19 , а ей – неполных14. Он был некрасив, а,  может, так воспринимала равнодушными глазами его лицо, медвежеват. Он всегда был рядом, за спиной, чуть в стороне, близко. Он был – Хранитель. Перед днем ухода его в армию они «случайно» встретились на узкой тропинке, возле Большого лога. Она шла из школы, с нелепым ранцем за спиной, в стеганой фуфайке, уже начинающей оскорблять её представление о женской красоте. Тропинка была еще твердой, утоптанной. Снег возле нее – рыхл и прозрачен – весна показывала нрав. Разойтись было трудно. Поэтому он встал перед ней и задал вопрос – будет ли она писать ему в армию. Безапелляционный вопрос  - такой и ответ! Толчок – и Валька лежит плашмя на рыхлом снегу, отпечаток на память…
            Он ей писал все 3 года. Она отвечала из вежливости: общо и кратко, не всегда. А потом выросла, купила на первые заработанные деньги красное пальтишко с цигейковым воротником и уехала покорять мир за несколько тысяч километров… Там далеко, в Дагестане – она поступила в ВУЗ, там нашла свою любовь «навеки». И не то что бы забыла о нем – его просто не было никогда в ее жизни
    …Он помнил и писал ее родителям, сначала в уральский поселок, потом – на  Северный Кавказ, куда они переехали. Однажды от него привез привет его сослуживец, симпатичный кавказец.. Она проплясала с кавказцем на танцах целый вечер. А потом рассказала с жестокостью юности, что вышла замуж и уезжает к мужу в далекий город. Последнее письмо его пришло к ней.
         Он писал, что любил ее там, на Урале, потом в армии, и, что будет ждать ее всегда. Чувство потери слегка коснулось ее души печальным крылом – и отступило перед потерями всей ее жизни.

                ***

          Старый автобус едва не лопался от невероятного количества пассажиров. Двери не закрывались. В них висел распаренный кавказским горным солнцем народ всех национальностей, объединенный званием –  «студенты». Стояли и висели, в основном, ловкие особи мужского пола. Автобус, уныло кряхтя, сползал по Буйнакской к морю, к обилию воды и свежести, к общему  кайфу…
         У окна сидела ее сестра, тридцатилетняя, искушенная в жизненных коллизиях красавица , а она, дочерна опаленная жарким летом, с длинными выгоревшими волосами, облезшим носом  , ютилась с краю железно- дерматинового диванчика. На сидении впереди так же зависал ее любимый, он был также отчаянно коричнев, с гривкой светло- русых волос. И хорош собой. Он был старше и красавица – сестра лихо кокетничала с ним. Но он любил не сестру, а эту пигалицу. Гордость и любовь нимбом стояли над  ее головой.
        Но что-то мешало полному ощущению счастья. Открытые люки на крыше автобуса лили сверху очень горячий воздух. Парни, тугим букетом стоявшие в проходе,  разбавляли   горячую среду густым запахом пота  . В ее голое плечо с тонкой бретелькой сарафана упирался, по-видимому, чей- то  «тормозок». И он раздраженно сказала сестре: «Как мне надоело это яблоко!»   «Какое яблоко?»- удивленно обернулась та. «Да вот, у  парня в кармане, в плечо упирается!» Хохот сестры был совершенно неожиданен и звонок. «Яблоко» куда-то исчезло.…   А она долго, до выхода из автобуса,  никак не могла связать эти два факта. Причину смеха шепотом  объяснила  отсмеявшаяся сестра, а любимый так и остался в неведении.