Костёр Ивановой ночи

Ремень через левое плечо сильно оттягивал гружённую до предела сумку, а в двух пластиковых пакетах что-то съестное добавляло солидную нагрузку для обеих рук. Хрустнуло в левой коленке. Он сначала попытался проигнорировать печальный знак. Но через пару шагов стало ясно - таким образом триста метров от маршрутки до дома ему не дойти. Тогда он вспомнил, поставил пакеты на дорогу, поправил ремень на левом плече, прогнул спину почти до боли, взял оба пластиковых в правую руку и пошёл. Вроде, перекос на левую сторону исчез и позвонки потянуло вправо. Теперь надо поймать момент, когда можно снова нагрузить обе руки и осторожно, забыв про молодецкое начало, добраться до калитки.
Кажется, удалось. Откинулась дужка висячего замка, калитка заскрипела, а потом и дверь дома, долго ждавшего его, распахнулась. Пахнул чуть затхлый воздух. Через пару дней он станет жилым, да и весь дом за летний отпуск подобреет и перестанет ворчать.
Приедет - не приедет? Господи, сколько же можно ждать? Конечно, с детьми всегда проблема - один кашлянул, а другой надо срочно что-то узнать у подружки и отложить это никак нельзя! А тут ещё моросящий дождь и сильный ветер. Что-то он не припоминал такого ветра в канун Ивановой ночи. Вот дождь, чего уж там, дело привычное - сколько угодно!
Ветер выдувает золу из холодного камина на пол веранды. Протопить дом вряд ли удастся. И куда сыну с детьми в холодный дом и в дождь с пронизывающим ветром? Ясно - не приедет! И чего пёр столько снеди? Самому и трети хватило бы на неделю.
Но ждал до последнего.
А потом выгреб из углубления в земле, выложенного гладкими камнями, принесёнными с моря, старую мокрую золу с остатками недогоревших кусочков древесины, аккуратно выложил сушняк, сверху положил поленьев и поджёг.
Когда угли почти догорели, поставил по краям очага несколько кирпичей, а сверху водрузил решётку, на которую положил несколько шампуров хорошо приготовленного мяса.
Потом пил пиво, ел мясо и внимательно смотрел из окна веранды на тучи. Зачем они так быстро летят по небу и куда? Когда-то самому хотелось за ними до того самого места, где их порвёт ветер, или высушит солнце, или спрячут горы, а дальше будет ослепительное солнце и звенящая голубизна неба.
Нет таких мест. Есть только моросящий дождь, конечно, очень любящий, но не приехавший сын и никаких ожиданий!
Пиво закончилось. Костёр догорел. Зачем ему Иванова ночь?
Так бы он и заснул за столом, продолжая смотреть дремотными глазами на переплетения туч - а вдруг? - а через пару часов переместился бы в свою уютную кровать между шкафом и стенкой, но за калиткой кто-то загалдел, вызывая явно его.
Как он забыл? Племянник, куча народу, детвора. Пришли от недальнего дома новичками и хотят найти самый главный костёр Ивановой ночи.
Нехотя встал и повёл. Повёл туда, где когда-то давно звенела музыка, голосил народ, языки пламени доставали хмурые тучи, вылизывая грусть, а она... Впрочем, о ней не надо. Что вспоминать, если нужно поскорей забыть, чтобы как-то попытаться жить по другому.
Наверно, ветер выдул всё вокруг - ни одного огонёчка, ни самого хиленького дымка. На пустынной дороге не видать автомобилей и не слышно звуков - птицы замолкли в непривычной темени белых ночей под плотно закрытыми чёрным небесами.
И вдруг мелькнуло между деревьями. Они вышли на поляну, где вокруг занимавшегося огня большого костра сидело человек сорок, ребетня бегала вокруг, а главный жрец подливал что-то из канистры в пламя, а потом швырнул туда старую автомобильную камеру. Пламя, в обрамлении чёрного дыма, взметнулось ввысь, а потом затрещало и начало очень медленно наступать на окружающие ветки.
Он вдруг забыл всё: неприехавшего сына, щемящую боль в груди, то, где он и почему. Пламя потихоньку пробиралось по веткам вверх и вбок, сначала нехотя и почти безнадёжно, а потом смелее и выше. Тепло нарастало, чтобы потом жар стал обжигать. Но это совсем не пугало его - в его глазах сверкал огонь Ивановой ночи. Что-то разгоралось в груди, словно перекидываясь с ближней ветки прямо в сердце, а улыбка неожиданно и открыто осветила его лицо. Так бы он и стоял долго, пока последние угольки потухнут в догоревшем пламени, если бы вдруг совсем незнакомая молодая женщина не подбежала бы, блеснув горящими газами, несколькими ласковыми словами и мягким прикосновением ладони.
- Вот видишь, - сказал кому-то рядом, - поманила за собой, а убежала совсем с другим...
Но улыбка не исчезла. Так и улёгся, улыбаясь, в уютную кровать между стенкой и шкафом.

Огонь ярко полыхал. Незнакомка отбежала в сторонку и остановилась, ждала. Он двинулся сначала неуверенно, вдруг не его зовут, а потом пошёл твёрже.
Она шла чуть впереди. Босые ступни легко ступали по траве. В лесу было темно, но глаза постепенно привыкли. Тропинок не было. Но она как-то знала, куда идёт. Девушка остановилась и сказала на своём, которого он не знал, но почему-то стал прекрасно понимать, что иногда совсем неважно, куда идёшь, главное - с кем. И протянула ему руку.
- Уже скоро, - сказала она, и потянула за собой к зарослям папоротника.
- Теперь смотри внимательно, должно блеснуть!
И  они вдруг одновременно увидели почти неразличимый свет, нагнулись над цветком и она прошептала:
- Надо коснуться его одновременно так нежно, как впервые касаешься груди любимой.
Их пальцы тихонечко и трепетно прикоснулись к цветку и переплелись.
- Ты зачем так? - спросила она строго, - так держат только пальцы любимой.
Но руку не убрала, а прижалась упругой грудью к его груди и сблизила губы с его губами:
- Не помни её, помни меня, - прошептала чуть слышно...

Место на кровати рядом с ним было тёплым. Мягко хлопнула входная дверь. Он вскочил, и бросился следом. Никого не было.
И он не знал теперь совсем ничего. Но только вдруг страстно захотел туда, за тучами, где ветер рвёт их, загоняет остатки в горы, а дальше - звенящее голубое небо и ярко светит солнце.

25 июня 2011   22.30



Для справки: Иванова ночь с 23 июня на 24 июня. Цветок папоротника ищут вдвоём.