Прикосновение к истории

В середине пятидесятых годов на Балтике служила подводная лодка "С-189", где старшим помощником командира был мой отец (сейчас этот корабль стоит на Неве в качестве музея). "С-189", прошедшая серьёзный восстановительный ремонт, сегодня радует глаз бережно и любовно окрашенным корпусом, но из-за своего «старорежимного» силуэта выглядит очень древней, хотя ей пока нет даже шестидесяти лет.
 
Отцу в годы его службы на подводных лодках проекта 613, бывших тогда в нашем флоте самыми новыми кораблями, однажды довелось управлять очень старой подводной лодкой - «Пантерой» типа «Барс» (естественно, не нынешней, а построенной ещё в 1916 году по проекту И.Г. Бубнова). Это была та самая «Пантера», которая во время Гражданской войны прославилась потоплением эсминца "Vittoria" - одного из тех кораблей, на котором английские интервенты вошли тогда в наши воды. Лодку вывели из боевого состава ещё в 1940 году, однако, и после этого ещё целых пятнадцать лет она продолжала служить флоту в качестве плавучей зарядовой станции.

Однажды в середине пятидесятых годов «Пантера» должна была совершить переход между Кронштадтом и Ленинградом - ведь технически она тогда всё ещё была способна двигаться своим ходом - но тут возникла сложность: её командир, перед которым никогда не ставились задачи кораблевождения, не был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой. Выход нашли просто: на время перехода на «Пантеру» прикомандировали имевшего такой допуск офицера с плавающей лодки, которым и оказался мой отец.

Он встал на мостик легендарной лодки и во время перехода управлял оттуда её манёврами. «Железо», прослужившее около 40 лет, продолжало работать исправно. «Пантера» даже не в самых простых условиях плавания (невское течение довольно сильное!) нормально реагировала и на перекладку руля, и на изменение числа оборотов винтов. В результате, всё было выполнено благополучно и своевременно, никаких эксцессов во время того сравнительно кратковременного плавания не возникло.

По окончании перехода командир «Пантеры» пригласил прикомандированного офицера к себе - попить чаю. Отец спустился вниз, огляделся и обомлел: никаких переборок внутри корпуса не было, весь его объём состоял из одного отсека! Вся лодка свободно просматривалась из носа в корму! Непривычное для нынешнего подводника зрелище...

А ещё, рассказывая о сравнительно коротком этапе своей службы, прошедшем на Балтике, отец вспоминал, как на торжества по случаю очередной годовщины Кронштадта туда приезжал Главнокомандующий ВМФ, Адмирал флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов. К приезду Главкома заблаговременно и тщательно готовились. В том числе, в план подготовки входила посыпка всех дорожек кирпичной крошкой. Времени для этого было предостаточно, рабочей силы - тоже: на стоявших в базе кораблях было много матросов. Не было проблем и с материалом: на кронштадтских фортах, подвергавшихся многочисленным бомбардировкам и артобстрелам, после войны лежало немало битого кирпича. Правда, кирпич этот был особенный. Матросы, которые с большим трудом дробили его кувалдами, ругались:
- Вот ведь сукин сын был этот Пётр Первый! На хрена при нём такой кирпич делали?!

Особой прочностью отличался не только петровский кирпич.
В годы правления Петра Первого ещё не было придумано противокорабельных мин, поэтому на подходах к Кронштадту в секретных местах под водой соорудили ряжи из дубовых брёвен. Неприятельские корабли, которые попытались бы высадить десант, при столкновении с этими сооружениями должны были получить тяжёлые повреждения. В советские времена ряжи, за ненадобностью, взорвали. Куски дуба, пролежавшего в воде более двухсот лет, оказались прочнее камня!

В архангельском порту, наверное, до сих пор есть причал, который тоже построили ещё при Петре, а удлинили в хрущёвские времена. Интересно было читать акт водолазного осмотра этого сооружения, датированный семидесятыми годами прошлого века: «Причал №… Первая часть, дата постройки - XVIII век. Состояние удовлетворительное. Вторая часть, дата постройки - 1956 год. Состояние аварийное».

Но вернёмся в Кронштадт, в пятидесятые годы. Заступая дежурным по бригаде подводных лодок, отец зашёл на инструктаж к командиру соединения, Евгению Гавриловичу Юнакову. В его кабинете, помимо самого комбрига, сидел невысокий человек в хлопчатобумажном кителе. Это был Александр Иванович Маринеско, командир легендарной «С-13». Они с комбригом общались запросто, как старые друзья, называя друг друга по имени и на «ты». Когда Юнаков представил Александра Ивановича и моего отца друг другу, они обменялись рукопожатиями. Маринеско производил приятное впечатление, хотя по его лицу было заметно, что он явно нездоров и чем-то угнетён.

О командире «С-13» до сих пор ходит много небылиц - главным образом, потому, что этот честный, справедливый, мужественный человек для наших идеологических работников не вписывался в существовавшие рамки Героя, и многие годы имя Маринеско тщательно замалчивали. Впрочем, о жизни этого славного подводника снят уже не один фильм и написана не одна книга (авторы которых, чаще всего, просто спекулировали на известности Александра Ивановича). В конце концов, высокое звание Героя Маринеско всё-таки было присвоено, но уже через много лет после его смерти. Мало кто знал, как этот человек нуждался в заботе и элементарном внимании в последние годы своей жизни...

В Горьком, когда в цехе завода «Красное Сормово» стояла новая отцовская лодка, «С-328», на которую он был назначен командиром, бригадой строящихся кораблей командовал Герой Советского Союза Ярослав Константинович Иосселиани. Как-то раз комбриг собрал всех командиров строившихся подводные лодок в помещении тренажёра для отработки торпедных атак.

Групповые упражнения, где молодые командиры по очереди выполняли обязанности всех участников корабельного боевого расчёта - в том числе, и свои собственные - продолжались с утра до позднего вечера. Никто из офицеров не ожидал, что Иосселиани внезапно устроит им такую серьёзную и масштабную проверку. Отец вспоминал, что, находясь в заводе, командиры лодок отработкой торпедных атак до того дня не занимались. Всё их время съедала текучка: нескончаемые хлопоты, связанные с подчинённым личным составом, наблюдение за ходом строительства и одновременное глубокое изучение своих лодок - и так далее, и тому подобное... Естественно, за несколько месяцев кое-что забылось, кое-какие навыки утратились, поэтому в ходе учебных атак многие командиры совершали досаднейшие ошибки.

Наконец, все отстрелялись (и даже не по одному разу), и комбриг собрал участников мероприятия на разбор. Офицеры, сидя в учебном классе, смущённо переглядывались. В их глазах отчётливо читалось: «Ну всё, сейчас прольётся море крови!»
Ничего подобного! Ярослав Константинович был краток:
- Ну что, товарищи командиры! Я, в целом, вполне доволен уровнем вашей подготовки! Если бы наши подводники перед началом войны умели выходить в торпедные атаки так же, как вы, суммарный тоннаж потопленных нами кораблей и судов был бы в несколько раз больше...

На Балтике отец неоднократно общался с Николаем Ивановичем Морозовым, капитаном 1 ранга, который в Полярном во время войны командовал дивизионом малых подводных лодок и был друзьями прозван за это «малюточным дедом». Однажды отец сдавал Морозову зачёт. Документ, знание которого требовалось показать, содержал множество неточностей, но был утверждённым, а значит, обязательным для исполнения. Выслушав ответ, Николай Иванович кивнул и сказал:
- Ну, ладно! Вижу, ты знаешь, что там написано. А вот сам-то как по этому поводу думаешь?
Убедившись, что экзаменуемый думает по сдаваемому вопросу точно так же, как и экзаменатор, Морозов поставил зачёт.

Когда отцовская «эска», «С-328», прибыла на Север, она была включена в состав 22 бригады, которой командовал Герой Советского Союза Николай Александрович Лунин. Это был великолепный моряк, отличный подводник, грамотный, опытный, умевший нестандартно мыслить. В подчинённых он ценил хорошие морские качества и способность идти, когда нужно, на продуманный и оправданный риск. Комбриг сумел превратить своё соединение в полноценную «волчью стаю». Правда, были у Николая Александровича ещё кое-какие отличительные черты. Будучи бесстрашным человеком, он не боялся также никого из начальников и признавал авторитет только тех, кого лично уважал. А ещё, как говорят, комбриг был «не дурак выпить».

Лунинская 22 бригада стала первопроходцем в освоении нашей новой базы в бухте Ягельной. Посёлок Ягельная, который появился на её берегу, потом станет городом под названием Гаджиево. Конечно, Магомед Имадутдинович Гаджиев был заслуженным человеком, героем - но, возможно, было бы логичнее назвать город «Лунино». Видимо, кому-то помешали это сделать именно некоторые личностные особенности Николая Александровича...

Был отец знаком также с Виктором Фёдоровичем Тамманом, который в войну командовал подводной лодкой «Л-20».
А моя встреча с этим уважаемым человеком сопровождалась цепочкой совершенно невероятных совпадений. Мне в детстве нравилось читать военные мемуары, которые были написаны участниками Великой Отечественной войны - в том числе, и подводниками. Не раз на страницах разных военно-исторических книг мне попадался тактический номер «Л-20», который показался мне каким-то особенным.
Однажды, когда я жил в Ягельной (учился тогда не то в третьем, не то в четвёртом классе) нам сказали, что в нашу школу скоро должны приехать ветераны-подводники, и предложили изготовить на уроках труда подарки для них. Я почему-то решил сделать модель именно подводной лодки «Л-20». В те годы с чертежами для моделей было туговато- не так, как сейчас: зашёл в Интернет - и вот тебе любой корабль любого проекта какой хочешь страны. По этой причине, скорее всего, моя лодочка напоминала свой прототип весьма отдалённо, но сделана она была с душой. А чтобы не было сомнений, на её рубке я старательно написал тактический номер.
Фамилию командира «Л-20» я знал из книг, поэтому, когда в наш класс вошёл крепкий улыбающийся человек, и нам сказали, что это Тамман, я был поражён. Получилось так, как будто бы я знал заранее, что в наш класс придёт именно он! Когда я вручил Виктору Фёдоровичу своё изделие, он, как мне показалось, был приятно удивлён.

В 1972 году, когда я учился в 9 классе в Североморске, в нашей школе была организована встреча с Валентином Георгиевичем Стариковым, командовавшим на Севере во время войны подводной лодкой «М-171». Он к этому времени стал уже вице-адмиралом, начальником Тихоокеанского высшего военно-морского училища.

Когда я стал курсантом, вскоре после принятия Присяги состоялся ритуал посвящения первокурсников в подводники. Нас тогда благословил на эту стезю капитан 1 ранга Михаил Степанович Калинин, Герой Советского Союза, командовавший на Балтике подводной лодкой «Щ-307».

На нашем факультете, на кафедре торпедного оружия служил Николай Александрович Никаншин, капитан 1 ранга, который в войну был матросом-гидроакустиком на «Л-20». Он был одним из тех героев, кто боролся с поступлением воды в прочный корпус лодки на глубине 110 метров.

В военизированной охране училища работал капитан 1 ранга в отставке Константин Емельянович Василенко. Он был командиром БЧ-2-3 у Маринеско. Его руками были приготовлены те самые торпеды, которыми «С-13» потопила рекордное для советских подводников по тоннажу количество вражеских кораблей и судов.

Интересная штука - жизнь! Интересна она по многим причинам. В том числе, и потому, что даёт нам возможность своими глазами взглянуть на самые разные памятники нашей истории - от древней до новейшей. А ещё она нередко дарит и встречи, и даже общение с интересными людьми, которые, в недавнем прошлом, были и свидетелями разного рода важных событий, и активными их участниками.