Прикосновение к истории

В середине пятидесятых годов в Кронштадте базировалась подводная лодка "С-189", где старшим помощником командира был мой отец (сейчас этот корабль стоит на Неве в качестве музея). "С-189", прошедшая серьёзный восстановительный ремонт, сегодня радует глаз бережно и любовно окрашенным корпусом, но из-за своего «старорежимного» силуэта выглядит очень древней, хотя ей пока нет даже шестидесяти лет.
 
Отцу в годы его службы на подводных лодках проекта 613, бывших тогда в нашем флоте самыми новыми кораблями, однажды довелось управлять очень старой подводной лодкой - «Пантерой» типа «Барс» (естественно, не нынешней, а построенной ещё в 1916 году по проекту И.Г. Бубнова). Это была та самая «Пантера», которая во время Гражданской войны прославилась потоплением эсминца "Vittoria" - одного из тех кораблей, на котором английские интервенты вошли тогда в наши воды. Лодку вывели из боевого состава ещё в 1940 году, однако и после этого ещё целых пятнадцать лет она продолжала служить флоту в качестве плавучей зарядовой станции.

Однажды в середине пятидесятых годов «Пантера» должна была совершить переход между Кронштадтом и Ленинградом - ведь технически она тогда всё ещё была способна двигаться своим ходом, но тут возникла сложность: её командир, перед которым никогда не ставились задачи кораблевождения, не был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой. Выход нашли просто: на время перехода на «Пантеру» прикомандировали имевшего такой допуск офицера с плавающей лодки, которым и оказался мой отец.

Он встал на мостик легендарной лодки и во время перехода управлял оттуда её манёврами. «Железо», прослужившее около 40 лет, продолжало работать исправно. «Пантера» даже не в самых простых условиях плавания (невское течение довольно сильное!) нормально реагировала и на перекладку руля, и на изменение числа оборотов винтов. В результате всё было выполнено благополучно и своевременно, никаких эксцессов во время того сравнительно кратковременного плавания не возникло.

По окончании перехода командир «Пантеры» пригласил прикомандированного офицера к себе - попить чаю. Отец спустился вниз, огляделся и обомлел: никаких переборок внутри корпуса не было, весь его объём состоял из одного отсека! Вся лодка свободно просматривалась из носа в корму! Непривычное для нынешнего подводника зрелище...

А ещё, рассказывая о сравнительно коротком этапе своей службы, прошедшем на Балтике, отец вспоминал, как на торжества по случаю очередной годовщины Кронштадта туда приезжал Главнокомандующий ВМФ, Адмирал флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов. К приезду Главкома заблаговременно и тщательно готовились. В том числе, в план подготовки входила посыпка всех дорожек кирпичной крошкой. Времени для этого было предостаточно, рабочей силы - тоже: на стоявших в базе кораблях было много матросов. Не было проблем и с материалом: на кронштадтских фортах, подвергавшихся многочисленным бомбардировкам и артобстрелам, после войны лежало немало битого кирпича. Правда, кирпич этот был особенный. Матросы, которые с большим трудом дробили его кувалдами, ругались:
- Вот ведь сукин сын был этот Пётр Первый! На хрена при нём такой кирпич делали?!

Особой прочностью отличался не только петровский кирпич.
В годы правления Петра Первого ещё не было придумано противокорабельных мин, поэтому на подходах к Кронштадту в секретных местах под водой соорудили ряжи из дубовых брёвен. Неприятельские корабли, которые попытались бы высадить десант, при столкновении с этими сооружениями должны были получить тяжёлые повреждения. В советские времена ряжи, за ненадобностью, взорвали. Куски дуба, пролежавшего в воде более двухсот лет, оказались прочнее камня!

В архангельском порту, наверное, до сих пор есть причал, который тоже построили ещё при Петре, а удлинили в хрущёвские времена. Интересно было читать акт водолазного осмотра этого сооружения, датированный семидесятыми годами прошлого века: «Причал №… Первая часть, дата постройки - XVIII век. Состояние удовлетворительное. Вторая часть, дата постройки - 1956 год. Состояние аварийное».

Но вернёмся в Кронштадт, в пятидесятые годы. Заступая дежурным по бригаде подводных лодок, отец зашёл на инструктаж к командиру соединения, Евгению Гавриловичу Юнакову. В его кабинете, помимо самого комбрига, сидел невысокий человек в хлопчатобумажном кителе. Это был Александр Иванович Маринеско, командир легендарной «С-13». Они с комбригом общались запросто, как старые друзья, называя друг друга по имени и на «ты». Когда Юнаков представил Александра Ивановича и моего отца друг другу, они обменялись рукопожатиями. Маринеско производил приятное впечатление, хотя по его лицу было заметно, что он явно нездоров и чем-то угнетён.

О командире «С-13» до сих пор ходит много небылиц - главным образом, потому, что этот честный, справедливый, мужественный человек для наших идеологических работников не вписывался в существовавшие рамки Героя, и многие годы имя Маринеско тщательно замалчивали. Впрочем, о жизни этого славного подводника снят уже не один фильм и написана не одна книга (авторы которых, чаще всего, просто спекулировали на известности Александра Ивановича). В конце концов, высокое звание Героя Маринеско всё-таки было присвоено, но уже через много лет после его смерти. Мало кто знал, как этот человек нуждался в заботе и элементарном внимании в последние годы своей жизни...

В Горьком, когда в цехе завода «Красное Сормово» стояла новая отцовская лодка, «С-328», на которую он был назначен командиром, бригадой строящихся кораблей командовал Герой Советского Союза Ярослав Константинович Иосселиани. Как-то раз комбриг собрал всех командиров строившихся подводные лодок в помещении тренажёра для отработки торпедных атак.

Групповые упражнения, где молодые командиры по очереди выполняли обязанности всех участников корабельного боевого расчёта, в том числе, и свои собственные, продолжались с утра до позднего вечера. Никто из офицеров не ожидал, что Иосселиани внезапно устроит им такую серьёзную и масштабную проверку. Отец вспоминал, что, находясь в заводе, командиры лодок отработкой торпедных атак до того дня не занимались. Всё их время съедала текучка: нескончаемые хлопоты, связанные с подчинённым личным составом, наблюдение за ходом строительства и одновременное глубокое изучение своих лодок, и так далее, и тому подобное. Естественно, за несколько месяцев кое-что забылось, кое-какие навыки утратились, поэтому в ходе учебных атак многие командиры совершили досаднейшие ошибки.

Наконец, все отстрелялись (и даже не по одному разу), и комбриг собрал участников мероприятия на разбор. Офицеры, сидя в учебном классе, смущённо переглядывались. В их глазах отчётливо читалось: «Ну, всё, сейчас прольётся море крови!»
Ничего подобного! Ярослав Константинович был краток:
- Ну что, товарищи командиры! Я в целом вполне доволен уровнем вашей подготовки! Если бы наши подводники перед началом войны умели выходить в торпедные атаки так же, как вы, суммарный тоннаж потопленных нами кораблей и судов был бы в несколько раз больше...

На Балтике отец неоднократно общался с Николаем Ивановичем Морозовым, капитаном 1 ранга, который в Полярном во время войны командовал дивизионом малых подводных лодок и был друзьями прозван за это «малюточным дедом». Однажды отец сдавал Морозову зачёт. Документ, знание которого требовалось показать, содержал множество неточностей, но был утверждённым, а значит, обязательным для исполнения. Выслушав ответ, Николай Иванович кивнул и сказал:
- Ну, ладно! Вижу, ты знаешь, что там написано. А вот сам-то как по этому поводу думаешь?
Убедившись, что экзаменуемый думает по сдаваемому вопросу точно так же, как и экзаменатор, Морозов поставил зачёт.

Когда отцовская «эска», «С-328», прибыла на Север, она была включена в состав 22 бригады, которой командовал Герой Советского Союза Николай Александрович Лунин. Это был великолепный моряк, отличный подводник, грамотный, опытный, умевший нестандартно мыслить. В подчинённых он ценил хорошие морские качества и способность идти, когда нужно, на продуманный и оправданный риск. Комбриг сумел превратить своё соединение в полноценную «волчью стаю». Правда, были у Николая Александровича ещё кое-какие отличительные черты. Будучи бесстрашным человеком, он не боялся также никого из начальников и признавал авторитет только тех, кого лично уважал. А ещё, как говорят, комбриг был «не дурак выпить».

Лунинская 22 бригада стала первопроходцем в освоении нашей новой базы в бухте Ягельной. Посёлок Ягельная, который появился на её берегу, потом станет городом под названием Гаджиево. Конечно, Магомед Имадутдинович Гаджиев был заслуженным человеком, героем, но, возможно, было бы логичнее назвать город «Лунино». Видимо, кому-то помешали это сделать именно некоторые личностные особенности Николая Александровича...

Был отец знаком также с Виктором Фёдоровичем Тамманом, который в войну командовал подводной лодкой «Л-20».
А моя встреча с этим уважаемым человеком сопровождалась цепочкой совершенно невероятных совпадений. Мне в детстве нравилось читать военные мемуары, которые были написаны участниками Великой Отечественной войны, в том числе, и подводниками. Не раз на страницах разных военно-исторических книг мне попадался тактический номер «Л-20», который показался мне каким-то особенным.
Однажды, когда я жил в Ягельной (учился тогда не то в третьем, не то в четвёртом классе) нам сказали, что в нашу школу скоро должны приехать ветераны-подводники, и предложили изготовить на уроках труда подарки для них. Я почему-то решил сделать модель именно подводной лодки «Л-20». В те годы с чертежами для моделей было туговато, не то, что сейчас: зашёл в Интернет, и вот тебе любой корабль любого проекта какой хочешь страны. По этой причине, скорее всего, моя лодочка напоминала свой прототип весьма отдалённо, но сделана она была с душой. А чтобы не было сомнений, на её рубке я старательно написал тактический номер.
Фамилию командира «Л-20» я знал из книг, поэтому, когда в наш класс вошёл крепкий улыбающийся человек, и нам сказали, что это Тамман, я поразился совпадению. Получилось так, как будто я знал заранее, что в наш класс придёт именно он! Когда я вручил Виктору Фёдоровичу своё изделие, он, как мне показалось, был приятно удивлён.

В 1972 году, когда я учился в 9 классе в Североморске, в нашей школе была организована встреча с Валентином Георгиевичем Стариковым, командовавшим на Севере во время войны подводной лодкой «М-171». Он к этому времени стал уже вице-адмиралом, начальником Тихоокеанского высшего военно-морского училища.

Когда я стал курсантом, вскоре после принятия Присяги состоялся ритуал посвящения первокурсников в подводники. Нас тогда благословил на эту стезю капитан 1 ранга Михаил Степанович Калинин, Герой Советского Союза, командовавший на Балтике подводной лодкой «Щ-307».

На нашем факультете, на кафедре торпедного оружия служил Николай Александрович Никаншин, капитан 1 ранга, который в войну был матросом-гидроакустиком на «Л-20». Он был одним из тех героев, кто боролся с поступлением воды в прочный корпус лодки на глубине 110 метров.

В военизированной охране училища работал капитан 1 ранга в отставке Константин Емельянович Василенко. Он был командиром БЧ-2-3 у Маринеско. Его руками были приготовлены те самые торпеды, которыми «С-13» потопила рекордное для советских подводников по тоннажу количество вражеских кораблей и судов.

Интересная штука - жизнь! Интересна она по многим причинам. В том числе, и потому, что даёт нам возможность своими глазами взглянуть на самые разные памятники нашей истории - от древней до новейшей. А ещё она нередко дарит и встречи, и даже общение с интересными людьми, которые, в недавнем прошлом, были и свидетелями разного рода важных событий, и активными их участниками.