Баба Шура

Екатерина Лошкова

БАБА ШУРА


Наш огромный двор, окружённый с трёх сторон пятиэтажными домами, с четвёртой – замыкался газораздаточной колонкой.

В летнее время высокие тополя с пышной кроной и обильной порослью у основания почти полностью скрывали дома, были видны лишь несколько окон первых этажей и тёмные проёмы открытых подъездных дверей, у которых с обеих сторон стояли скамеечки, выкрашенные в зелёный цвет.

На них с утра до позднего вечера сидели старушки. Одни присматривали за своими внуками, другие – критическим взглядом провожали прохожих, осуждая или одобряя их внешний вид, манеру общения, или перемывали косточки тех, кто был знаком им.

Дети, по какой-то причине не выехавшие в пионерский лагерь, в жаркие дни обычно уходили на берег Бии, голубая гладь которой была видна из окон верхних этажей.

В ненастные дни и по вечерам ребятишки стекались на детскую площадку, где стоял небольшой бревенчатый домик, в котором они устраивали спектакли.

Как только детвора появлялась в домике, сразу же неостеклённые рамы окон украшались занавесками, скрывавшими приготовления к выступлению, а когда последняя репетиция заканчивалась, наклеивались объявления на дверях подъездов, из которых каждый мог узнать о дате и времени представлений.

Обычно в такие моменты у бабушек и мам, особенно тех, чьи внуки принимали участие в очередном спектакле, были взволнованные лица. Женщины прихорашивались и небольшими группами медленно шествовали к домику и, хотя они своих чад не видели, однако, были уверены: там, за занавесом юные артисты перед выходом на сцену тоже волнуются, и от этого родственники беспокоились не менее своих юных лицедеев.

В ожидании начала постановки зрители переглядывались, доверительно перешептывались, при этом, делая предположения, чей внук или внучка сегодня особенно отличится.

Только одна женщина лет пятидесяти, плотного телосложения с гладко зачёсанными чёрными с проседью волосами, опрятная, в одежде тёмных тонов, оставалась у подъезда в одиночестве.

Она с презрительной ухмылкой наблюдала за суетой и щелкала семечки, сплёвывая лузгу в кулак, а когда он наполнялся, чуть приподнималась, разжимала пальцы над урной, стоявшей рядом с лавочкой, аккуратно сметала прилипшую к ладони лузгу и с чувством собственного превосходства снова усаживалась на своё место. При этом, снисходительно поглядывала на спины соседок, стоявших у домика. Так было и сегодня.
Из-за угла дома выбежала запыхавшаяся девчушка лет двенадцати, рядом с ней трусила дворовая собака Жучка. Девочка замедлила бег и, поравнявшись с подъездом, увидела сидевшую женщину.
Она приостановилась, нахмурилась и, скукожившись под сверлящим взглядом её тёмных глаз, неохотно поздоровалась и медленно направилась к домику.

Собака покосилась на женщину, прижала уши к спине, поджала хвост и трусливо юркнула за свою спутницу.

– Зойка, ты зачем снова привела эту шалаву? – в требовательном вопросе слышалась угроза.
– Баб Шур, чем Жучка вам мешает? – обернувшись и глядя с недоумением на женщину, спросила девочка; в её голосе звучала досада. – Жучка же очень хорошая! Она не подпускает других собак к нашему дому и не позволяет никому из посторонних подойти к малышам! Я из своего окна видела, как вы её пнули, – голубые, полные слёз глаза девочки, выражали укор.

– А тем и мешает, что скоро у твоей Жучки целая дюжина щенят появится! – отчеканивая каждое слово, женщина подняла указательный палец. Зоя, как заворожённая смотрела на него, и ей захотелось убежать подальше от этого указующего перста.
– Знай, – пригрозила женщина, и её палец поднялся ещё выше и стал грозно рубить воздух, – если вы Жучку не уберёте, то я выполню своё обещание!
– Какое обещание? – пролепетала Зоя.
– Как это, какое? Утопить весь выводок, да и Жучку заодно изничтожу! Учти, я вас предупреждала. И тебя, и Ольку, и других твоих подружек… И не один раз!
– Как утопить? За что? И куда мы её денем?
 – Это не моя забота. А если не уберёте собаку – обижайтесь сами на себя!.. Повторяю: утоплю весь приплод и вашу любимицу заодно, как утопила Динку!
– Динку? Так это вы её утопили? – сорвавшимся от ужаса голосом, прохрипела девочка.
– И Динку, и всех её щенят, – женщина так глубоко втянула фиолетовые губы, что на её лице появилась ухмылка, от которой оно приняло удивительное сходство с физиономией щуки. – От этих собак – одна антисанитария! К тому же от вашей любимицы псиной воняет так, что хоть нос зажимай!

– Неправда! Мы Жучку каждый день в речке купаем!
– Всё одно она воняет. А самое главное – все собаки, без разбору, повсюду гадят, даже в песочнице! А там, между прочим, дети играют. Учти, Зойка, я в последний раз предупреждаю вас! Так и передай своим подружкам. Убирайте вашу собаку от греха подальше и поскорее! Если не определите Жучку куда-нибудь, то никогда больше не увидите её. Поняла?

– Вы… – своими руками утопили Дину? – переспросила девочка, глядя округлившимися от изумления глазами на морщинистые и тёмные, сжатые в кулаки пальцы с утолщёнными суставами.
– А что здесь такого!?

Девочка подхватила огромный голубой бант, соскользнувший с растрёпанных кудрей и, не сказав больше ни единого слова и нахмурившись, медленно пошла к домику, с ужасом, как на привидение, оглядываясь на соседку.

Занавес, натянутый между двумя шестами, вбитыми в незапамятные времена, уже раздвигался, открывая накрытый скатертью стол.

Зоя услышала первые реплики выступавших ребят, но это её не взволновало. Она остановилась за спинами зрителей и глазами, полными слёз, смотрела на представление.

Как только спектакль закончился, и отгремели последние бурные аплодисменты, Зоя подошла к уже переодевшейся старшей подруге Оле и, положив ей на плечо руку, отвела в сторону и сбивчиво пересказала разговор с соседкой.

– Я так и думала, что эта злая Карга убила Дину. Если она посмеет убить и Жучку, то пожалеет об этом!.. Надо что-то придумать! И поскорее. Иначе эта ведьма выполнит своё обещание!
– Что же нам теперь делать?
– Пока не знаю.
А через два дня, так ничего и, не придумав, Оля уехала в пионерский лагерь.
Вернувшись через три недели, девочка поднялась на свой этаж и увидела удручающую картину: в ожидании приезда подруги на площадке на корточках сидела Зоя. Её заплаканное лицо было спрятано в сложенные крест-накрест руки.

Услышав шаги, Зоя приподняла голову, и из припухших глаз девочки покатились крупные слёзы. Оля взяла подругу за плечи, поставила на ноги и участливо спросила:
– Зоя, что случилось?
Та кинулась на грудь подруге, расплакалась навзрыд и, захлёбываясь слезами, горестно поведала:
– Жучка вчера пропала! Мы везде её искали, но так и не нашли! Что делать?
– Не плачь! Сейчас снова пойдём искать!
– А что, если эта Шапокляка выполнила своё обещание и убила нашу Жучку?
– Не думай о плохом! Возможно, наша Жучка жива. Собаки, когда у них рождаются щенята, всегда прячутся от людей. Давай поищем Жучку в подвалах.
– Мне мама не разрешает близко подходить к ним.
Оля, даже не заглянула домой, развернулась, и девочки, перепрыгивая через ступеньки, сбежали по лестнице.

На улице Оля повертела головой и увидела возвращавшегося с реки брата. Они побежали навстречу друг другу, а когда поравнялись, девочка подпрыгнула и повисла на шее мальчика, но тот смущённо отстранил её и, ласково глядя ей в глаза, присвистнул.
– Как ты выросла, сестрёнка!
– А ты нет? Я так соскучилась по тебе, братка!
– А я, думаешь, не соскучился!?
– Вовка, у тебя волосы стали совсем-совсем светлыми, будто выкрашены! И ты стал выше меня, а был ниже. Смотри, – девочка приложила ладонь к своей голове и голове брата, а тот чуть приподнялся на цыпочках. – Вот видишь!?

– Так и должно быть, – довольная ухмылка поползла по загорелому лицу мальчишки.
– Вов, Зоя говорит, что Жучка пропала. Пойдём проверять подвалы.
– Сейчас отдам чебаков коту Мурзику и вернусь. Ты, Оля, домой-то хоть зайди. Поешь чего-нибудь. Пока ехала, наверное, проголодалась.
– Некогда. Сейчас не до еды. Не умру!
Володя сдёрнул рюкзак с плеча сестры, забежал домой, бросил вещи у порога, отдал рыбу коту и вернулся к девочкам.

Ребята обошли закутки двух домов и только во втором подъезде дома, где никто из их компании не жил, в подвале они увидели висевшую на трубе задушенную Жучку, а рядом с ней, на куче хлама – пятерых мёртвых щенят.

Пока Оля с братом ходили по подвалу в поисках собаки, Зоя в тревожном ожидании смотрела на ступеньки, ведущие вниз, но как только девочка уловила звуки шагов поднимавшихся друзей, она, не выдержав ожидания, спустилась несколькими ступенями ниже, и увидела лица друзей, не предвещавшие ничего хорошего.

– Ну, что? – чуть слышно прошептала она, и в её шёпоте, не смотря ни на что, слышалась надежда, но, увидев хмурые лица друзей, девочка всё поняла, и её голова поникла.
– Нет нашей Жучки…
Зоя заплакала навзрыд. Оля вытерла слёзы с лица подруги и, глядя вверх, нахмурившись, угрожающе заявила:
– Этой мымре убийство Жучки даром не пройдёт! Зоя, пойди домой, принеси целлофановый пакет и какой-нибудь ненужный старый платок.
Володя понимающе взглянул на сестру.
– Оля, оставайся здесь. Мне тоже необходимо сгонять домой.

Несколькими минутами позже прибежала запыхавшаяся Зоя, затем появился Володя, со свёрнутым в трубочку картонным листом и заострённой длинной палочкой, похожей на веретено.
Не сговариваясь, дети спустились в подвал. Володя уложил Жучку в пакет и спрятал за ржавую трубу.
– Пусть Жучка пока остаётся здесь, – заявил он тоном, не допускавшим возражения. Завернул в тряпицу щенят, перевязал бечёвкой.
 – Сейчас мы похороним малышей.
– А как же Жучка? Разве мы её не будем хоронить?
– Будем, но позже.
– Почему?
– Не галди, Зойка! Потом узнаешь!
Держа свёрток на вытянутых руках, Володя направился к выходу. Девочки последовали за ним.

Выбравшись из подвала, все пошли за дом, остановились под раскидистой елью. Володя перочинным ножом выкопал углубление в земле, уложил щенят, и дети засыпали могилу, утрамбовали землю, подравняли небольшой холмик.
Мальчик развернул приготовленную трубочку, и Оля с Зоей увидели лист, а на нём текст, написанный тушью крупными буквами: «Здесь похоронены щенята – дети Жучки, убитые бабой Шурой из квартиры номер один».

Володя заострённой палочкой сверху донизу прошил лист, отчего тот превратился в надгробную табличку, затем опустился на колени и глубоко вонзил штырёк в холмик.

Дети недолго постояли над могилой и, не проронив ни слова, направились к скамейке, стоявшей неподалёку под стройной молодой берёзой.

– Зоя, где сейчас баба Шура? – хмуро спросил Володя.
Зоя взглянула на часы, висевшие на Доме Советов.
– Дома. Она всегда отдыхает в это время.
– Тётя Вера в саду?
– Да.
– Хорошо, что она отсутствует. Теперь эта убийца попляшет! Она долго будет помнить нашу Жучку!.. Зоя, у вас дома есть шпагат?
– Есть.
– Принеси! Да поскорее!
– Зачем?
– Сейчас увидишь!
– Я мигом, – Зоя юркнула в подъезд и, пробегая мимо квартиры обидчицы, мстительно ударила ногой по двери, поднялась этажом выше.

 Войдя в прихожую, она заглянула в кладовку и увидела клубочек бечёвки, взяла его и, перепрыгивая через две ступеньки, минутой позже оказалась рядом с друзьями, ожидавшими её у двери той, что так ненавидела собак.

– Теперь убийца покусает себе локти от злости! – забирая бечёвку из рук Оли, злорадно заявил Вовка.
– Что ты хочешь сделать?
– Айн момент! Сейчас узнаете!

Мальчик завязал морским узлом бечёвку на скобе двери и протянул её к скобке противоположной, хозяйка которой отсутствовала. Проделав ту же операцию дважды, подёргал бечёвку и, убедившись, что она крепка, завязал последний узел, обрезал перочинным ножом бечёвку, отдал оставшийся клубочек Зое и победоносно посмотрел на девочек. Те заулыбались.

– Пора давать дёру! И поскорее! Как бы нас кто не застукал! Бежим к нам! Из окна нашего подъезда хорошо видно окно квартиры бабы Шуры.

Дети проворно сбежали по ступенькам, пересекли двор и одним махом поднялись на третий этаж, откуда хорошо были видны окна их злейшего врага. Усевшись на подоконник, они смеялись в предвкушении спектакля.

Заметив, что рама окна их непримиримого врага стала подрагивать, они замерли в ожидании дальнейших событий. Наконец, створки распахнулись, и раздался зычный рёв:
– Караул! Убивают!
Дети расхохотались.
– Она что, с ума сошла?
– Помогите, люди добрые, пожар!
– Может, и правда у неё что-то загорелось!? – забеспокоилась Зоя.
– Ерунда!
– А может, она забыла утюг выключить!?
– Глупости! Если бы она не выключила его, то давно бы из окна валил дым.
– Люди добрые, посмотрите, что эти дармоеды со мной сотворили! – потрясая кулаками, продолжала бушевать женщина.

Вопли услышала проходившая мимо дома подруга Зоиной мамы, присмотрелась и, не увидев дыма, насмешливо спросила:
– Илларионовна, у кого пожар?
– Убивают! Помогите! Мои двери подпёрли какие-то негодяи!
– Извините. Я не могу вам помочь. Опаздываю. Мне нужно забрать из садика ребёнка. Как только вернусь, то так и быть, освобожу вас из плена, – а сама подумала, пряча улыбку: «Так тебе, бацилла, и надо. Не будешь совать нос, куда не следует».

А Александра Илларионовна продолжала верещать, стараясь привлечь внимание прохожих:
– Люди добрые, вы только посмотрите на это хулиганьё! Они же совсем распоясались! Скоро от них всем житья не будет! Они готовы живьём замуровать тех, кто наводит порядок во дворе!
– Какие хулиганы вас обидели? – спросила притворно-сочувствующим тоном женщина, стоящая на балконе соседнего подъезда. – Я пробовала развязать верёвку на вашей двери, но не смогла.

Её соседка, развешивавшая бельё на смежном балконе, на миг оторвалась от своих дел и прервала «соболезнования»:
– Людмила, будь милосердна, не вздумай спуститься вниз и выпустить на волю эту въедливую бабу. Пусть хотя бы раз в жизни задумается над тем, почему люди не спешат к ней на помощь.
Но та в сердцах ответила:
– Ты думаешь, что мне не терпится помочь ей? Ошибаешься!.. Если бы я ей не «посочувствовала», то она непременно намотала бы это себе на ус и при случае обязательно укусила бы меня и пребольно. Ты же знаешь её раздвоенный длинный язычок.
– Илларионовна! Я бы тоже помогла, но мне трудно на четвёртый этаж подниматься за ножницами, – добавила ещё одна женщина, сидевшая на лавочке у соседнего подъезда. – У меня больны ноги. Успокойся! И не нервничай зря! Лида же обещала тебе помочь. Вот женщина вернётся из садика и сделает всё, что нужно.

Александра Илларионовна, видя, что редкие прохожие расходятся, и никто из них не торопится прийти ей на помощь, с зычного рёва перешла на тихое подвывание, но это занятие ей, по-видимому, надоело. Она закрыла створки окна и скрылась в глубине комнаты.

Вскоре дети увидели Веру Ивановну – хозяйку квартиры, дверь которой была накрепко привязана к двери Александры Илларионовны. Она шла с полным ведром садовой земляники.
Неразлучная троица быстро спустилась вниз. Зоя, подбежав к женщине, поздоровалась, взяла из её рук тяжёлое вёдро и донесла до скамейки.
– Спасибо, доченька! Пока дотащилась до дома, совсем руки отмотала.

Оля с братом, усевшись в проёме окна бревенчатого домика, стали украдкой наблюдать за дальнейшими событиями.

Меж тем, Вера Ивановна, вернувшаяся из сада, присела на скамейку передохнуть. Посидев не более пяти минут, она вздохнула и медленно стала подниматься по ступенькам.

Оля и Володя подошли ближе к Зоиному дому и встали за деревом так, чтобы не оказаться в поле зрения своего злейшего врага и в то же время не пропустить ничего из того, что должно было вскоре произойти.

Зоя поискала глазами друзей и, увидев их за деревом, подошла.
– Прячетесь?
– А ты что, хотела бы, чтобы мы засветились перед бабой Шурой?
– Не очень! Если нарвёмся на Шапокляку, тогда нам не сдобровать! Да ещё нажалуется маме о наших проделках, тогда нам влетит – мало не покажется.

– Это ещё ничего, что влетит от неё, хуже, если Клара Константиновна, чего доброго, не разрешит нам с тобой дружить, – сказал Володя.

И тут дети услышали удивлённый возглас Веры Ивановны – хозяйки квартиры номер четыре. Ребятишки насторожились.
– Тсс! Не торопитесь! Давайте послушаем, что сейчас произойдёт! – Оля прикрыла ладонью рот.

До чутких детских ушей дошёл чуть слышный звук из приоткрытой двери квартиры номер два. Дети подошли ближе и увидели, как оттуда вышла Анна Степановна с ножницами в руках и, приложив палец к губам, улыбаясь, сказала удивлённой соседке:
– Вера Ивановна, я сейчас перережу шпагат, а сама уйду от греха подальше. Думаю, что пора уже открывать темницу нашей затворницы.
– В чём дело? Какую темницу? Ты о чём?
– Видать, Тришкина снова насолила детям. Вот они и сыграли с ней злую шутку.

Анна Степановна обрезала шпагат на двери и, зная, что за этим последует, юркнула в свою квартиру.

В тот же миг распахнулась дверь, и на площадку выскочила, как чёрт из табакерки, женщина с растрёпанными волосами и в распахнутом халате, в которой трудно было узнать Александру Илларионовну.

– Вы посмотрите, люди добрые, что эти дармоеды со мной сотворили!
Женщины, специально спустившиеся с верхних этажей посмотреть на спектакль, сдерживая улыбки, переглянулись, и одна из них, спросила:
– Какие дармоеды? Кто это сделал и зачем?
– Двойняшки вон из того дома! Алкашей Потаповых змеёныши! По их семейке давно тюрьма плачет!
– Откуда вы взяли, что это они сделали?
– Они! Кто же ещё! Конечно они! Я этого так не оставлю. Я не попущусь! Всё равно найду управу на этих паразитов! Надо же! И тихоня Зойка туда же, с имя заодно! Как это Константиновна разрешает Зойке вожжаться с этим отребьем? Сейчас не обуздает дочь, а потом та верёвки из неё будет вить. Я до директора школы дойду! Досконально обскажу всё об их вывертах! Не посмотрю, что её мать учителка! Я всех выведу на чистую воду! Эта шпана думала, что я ничего не видела, как они шныряли туда-сюда, туда-сюда! Но я всё приметила! Делая ударение на слове «всё», с чрезмерным озлоблением, кричала женщина.

Александра Илларионовна, увидев, что соседи, неодобрительно смотревшие на разыгравшуюся сцену, стали расходиться, и даже Вера Ивановна, не проронив ни слова, открыла свою дверь, подняла ведро с ягодой с явным намерением уйти.
Александра Илларионовна перестала кричать, догнала соседку и вкрадчиво спросила:
– Почто уходишь, Ивановна? Не уходи! Я не могу взять в толк: не то ты сама собралась торговать ягодой? Или как?
– О, Господи! Не до рынка мне. Я кое-как дотащилась до дома! Так устала на солнцепёке, а потом ещё в душном автобусе долго, стоя, ехала. Пассажиров – как сельдей в бочке. Сил совсем нет! В дороге, к тому же, сердце прихватило. А у остановки встретила дочкину соседку. Она сказала, что у Ромки высокая температура. А дочери через два часа на работу идти. Отдохну чуток и к ней пойду.
– Какой тебе ещё Ромка, коли сама, чуть жива? А если совсем свалишься, кто тебе поможет? Валентина разве бросит все свои дела и станет обихаживать тебя?

– Если так будем рассуждать, то зачем тогда жить? Рома же мой внук, моя кровинушка! Пока ползаю, буду помогать, чем могу, – отозвалась Вера Ивановна, и лицо её осветилось чуть заметной доброй улыбкой.

У Александры Илларионовны губы сжались в гузку. На некоторое время воцарилось неловкое молчание.
– Ты никак, Ивановна, не хочешь, чтобы я сходила на рынок и продала твою ягоду? – в вопросе женщины звучала крайняя заинтересованность.
Вера Ивановна вздохнула.
– Тебе, Илларионовна, как погляжу, не до меня теперь. Вон как раскипятилась!
– Как тут не раскипятишься? – всплеснув руками, снова заволновалась женщина. – Разве не видите, что эти бандюги Потаповы совсем распоясались!? И Зойка с имя заодно! Если бы Константиновна не цацкалась с нею, а дала бы раз-другой взбучку, глядишь, шёлковая бы стала… – и, видя, что у соседки от усталости сильно посерело лицо, и она не намерена далее выслушивать неприятные для неё разборки, заметила сочувственно. – Твоя правда, Ивановна, солнце печёт, как будто решило спалить землю. Кому, как не мне, знать, как жжёт голову эта жаровня. Я, надысь, стояла на рынке с твоей ягодой, так от духоты со мной чуть паралич не случился. Стою, а сердце так и заходится, так и заходится. Думаю: вот и смертушка моя наступила. Кое-как распродала ягоду и пошла домой в обход, где тенёчек от деревьев погуще. Пришла. Приняла душ. Еле отлежалась.

– Если так тяжко стоять на рынке, может, не ходить?
– Как же не уважить соседку!? Да и денежки, хотя и небольшие, никогда лишними не бывают… Ты, Ивановна, не сомневайся. Задарма ягодку нипочём не отдам… Но сейчас ягоды на рынке много… Если цена её будет ниже, чем всегда, продавать?
– Продавай! Не нести же её снова домой.
– Я тоже думаю: сладимся. Не чужие! Сколько лет в одном дому живём! Я счас накрою ведёрко лопушком и крапивой, поставлю его в холодильник, а утречком чуть свет снесу на базар. Продам. Не утаю ни копеечки. Вот те крест! Истово перекрестилась Илларионовна.

– Делай, как знаешь, – женщина устало махнула рукой и медленно вошла в свою квартиру.

Рано утром, когда солнечные лучи только что осветили нижние этажи и тополиную поросль, Володя уже стоял между вторым и первым этажом того дома, где жила Зоя, и зорко наблюдал за квартирой Александры Илларионовны. Вскоре он услышал, как проворачивается ключ в её замке.
Володя затаил дыхание, стараясь не пропустить ничего из того, что вскоре должно было произойти.

Женщина с шумом открыла дверь, ступила за порог и взвизгнула: нога её наступила на что-то мягкое, и отвратительный запах ударил ей в нос. Александра Илларионовна бросила взгляд под ноги и, увидев Жучку с петлёй на шее, ахнула и воровски осмотрела подъезд.

Володя прижался к перилам. Александра Илларионовна, не заметив мальчика, внесла ведро в прихожую, взяла пакет, и, зажав нос платком и, осторожно ступая, вышла из квартиры, угрожающе потрясая кулаком. Оглянулась, и, увидев, что никто её не видит, опрометью побежала за дом. Она подошла к ели, хотела закопать под ней собаку, но внезапно увидела надпись на листке картона, возвышавшуюся над холмиком, прочитала и ахнула.

Грудь её вздымалась от клокотавшего гнева. Прижав руку к сердцу, она подозрительно осмотрела каждое дерево. Немного успокоившись, выдернула табличку, разорвала её в мелкие клочья и, растоптав холмик, подошла к тротуару, отыскала глазами урну, бросила туда трупик Жучки, при этом в сердцах плюнула на него.
Женщина оглянулась и, с высоко поднятой головой, не торопясь, пошла в обратном направлении, бормоча себе под нос:
– Вот стервецы, что могут сделать с добрыми людьми! Хоть бы вы все повыздыхали, как ваша Жучка! Не на ту напали! Вы ещё попляшите у меня, и не раз!

Володя, наблюдавший из-за угла дома за рассвирепевшей женщиной, победоносно подпрыгнул и подумал: «Ништяк! Посмотрим, кто ещё из нас попляшет!» – и побежал к своему дому.

Из подъезда мальчик вышел с пакетом и лопатой с укороченной ручкой, направился к урне, вытащил из неё трупик, уложил его в пакет и пошёл к могиле щенят. Раскопал холмик и уложил Жучку рядом с её детьми, при этом подумал: «Теперь твои руки, баба Шура, не доберутся до наших друзей», а на опустевшем захоронении поставил приготовленную заранее табличку с той же надписью.

На следующий день, когда ребята пошли навестить могилу Жучки и щенят, они увидели на месте бывшего захоронения глубокую яму.

Дети представили себе, как Александра Илларионовна долго копала землю в поисках щенят, и лица их всё сильнее хмурились. Переглянувшись, они направились к известному им одним холмику.
Посидели на травке у захоронения, погоревали и, прежде чем разойтись по домам, дали клятву отомстить бабе Шуре за всех убитых ею собак и кошек.

Зайдя за угол дома, Зоя услышала плач женщины, возмущённо рассказывавшей другой о том, что, ночью прорвался кран на кухне, когда она, наполнив стакан водой, закрывала кран. Разбудила соседей и те, кое-как дозвонились до ремонтников, но они прибыли через тридцать минут. Не желая того, затопила чужую квартиру, и теперь хозяева затопленной квартиры требуют деньги на ремонт.
– Что сделаешь? Такой закон, придётся ущерб возмещать.
– Я получаю восемьдесят рублей, еле свожу концы с концами! Где я возьму такие деньги!? Дом стоит более двух десятков лет, ни трубы, ни проводку за всё это время ни разу не меняли! Слесаря не дозовёшься! Он на просьбы не реагирует! Идёт только тогда, когда бутылку покажешь! А мне ремонт обойдётся в такую сумму, что и за год не расплачусь! Хоть вывернись наизнанку! Что теперь делать? Ума не приложу!
– Не надейся, Галина, ни на чью помощь. Соседи вцепятся в тебя мёртвой хваткой – не отдерёшь! Не заплатишь – в суд потянут!
Бурный разговор женщин навел Зою на крамольную мысль, и только благодаря услышанному разговору злоключения Александры Илларионовны продолжились на следующий день.

Вечером Зоя подошла к дому подружки и, увидев открытое настежь окно её, окликнула. Через минуту Зоя посвящала Олю в свои планы:
– Давай завтра, когда баба Шура уйдёт на базар, а мама – в пришкольный лагерь, устроим ей потоп.
– Ты понимаешь, о чём говоришь? – покрутила девочка пальцем у виска. – Ты же сама только что рассказала о возможных последствиях. Кларе Константиновне придётся ремонт делать в квартире бабы Шуры. Ты думаешь, что твоя мама погладит тебя за это по головке? Твоя придумка нехорошая.
– А хорошо убивать собак и кошек? Она кого-нибудь пожалела? И о каком ремонте ты говоришь? У бабы Шуры никогда не было обоев. Недавно я слышала, как она говорила, что в последний раз белила в квартире три года тому назад и купила известь для побелки. Так что ремонт она всё равно будет делать!
– Ну и что? Намокнут её половики, и твоей маме придётся платить за них, как за новые вещи. Я слышала, такое бывает.
– У бабы Шуры вместо половиков кружки, которые она вяжет из всякого старья.

Оля, постояв в раздумье, неуверенно согласилась:
– Хорошо. Я приду.
– Не бойся. Всё будет тип-топ.

На следующее утро, когда Оля вышла на улицу, моросил мелкий дождь, но было тепло и безветренно. Как только она увидела уходившую в школу Клару Константиновну, сразу же незаметно прошмыгнула в подъезд и позвонила. В тот же момент дверь приоткрылась, Оля юркнула и обняла приятельницу.
– Ой, какая же ты мокрая!
– Ничего, не растаю! У меня ни плаща, ни зонтика нет.

Девочки быстро скатали дорожки, уложили их на диван, заткнули тряпицами отверстия в раковинах и ванне, открыли краны, закрыли форточки и под звуки журчащей из кранов воды и. ручейков, весело бежавших по полу, стали прыгать и хохотать. Потом вскипятили чайник, намазали хлеб вареньем и, не присев на стулья, смеясь и заговорщицки переглядываясь, стали завтракать.

Зоя, увидев, что дождя уже нет, и на лавочках ещё никто не сидит, выбежала на улицу, заглянула в окно к Александре Илларионовне и, заметив, что вода уже капает с потолка, снова поднялась к себе и сообщила Оле о том, что в квартире их злейшего врага начался потоп. Девочки закрыли краны, взяли тряпки и вёдра и стали собирать с полу воду, затем открыли настежь окна и, убедившись, что пол подсох, расстелили дорожки.

Прежде, чем пойти на речку, уложили старенькое покрывало в пакет, туда же поставили бутылку с водой и спустились вниз.
– Зайка, вы на реку пошли? – спросила женщина с пятого этажа, уже сидевшая на скамеечке.
– Да, – отводя глаза в сторону, ответила девочка.
– А я вот вышла подышать свежим воздухом. После дождичка благодать-то, какая! На речке водичка сейчас тёплая. Была бы помоложе – с вами бы пошла.
– На реке купаются женщины и постарше вас, тётя Рая. Идёмте с нами.
– Да я бы не против того, чтобы позагорать, но у меня купальника нет... Когда прискачешь, Зайка? Если мать спросит о тебе, то, что ей сказать?
– К маминому возвращению буду дома.
– Идите, идите. Загорайте, набирайтесь сил. Летечко пролетит, и не заметите.

С реки девочки возвращались после полудня. И издали увидели сидевших на скамейках женщин, разговаривающих с Зоиной мамой, но Александры Илларионовны, к счастью, в их компании не было. Это девочек ободрило.

Опустив глаза, усталые подружки медленно подходили к подъезду.
– Девчонки, вы, что такие невесёлые?
– Мамочка, мы страшно обгорели и проголодались. Утром съели только по кусочку хлеба и выпили по стакану чая, поэтому сил нет. Голодные, как волки.
– Кто же вам помешал приготовить завтрак?
– Не хотелось варить.
– Вот, вот, оттого-то ты стала, как былинка. Даже поесть тебе некогда, не то, что сварить. А может, что-то другое помешало вам прийти сразу, как проголодались? Ну-ка, марш наверх! Мне с вами нужно поговорить! – строгий взгляд матери и неласковый тон её не предвещали ничего хорошего.

Зоя присела рядом с матерью. Виновато поглядела на неё, погладила по плечу и пролепетала:
– Мам, извини, пожалуйста…
У Оли похолодело в груди: она была уверена, что обычно правдивая Зоя расскажет матери всё, что они наделали, но та, вопреки ожиданию, продолжала смущённо лепетать:
– Прости, мамочка, за то, что я не постирала свои вещи. Вскоре после твоего ухода пришла Оля. Я сразу же забыла о твоём наказе. Сейчас поужинаю и сразу же всё выстираю. Через час мои вещи высохнут. Я даже успею погладить. Не ругайся, мама. Я всё, всё сделаю!

Клара Константиновна с подозрением посмотрела на дочь, кивнула на прощание соседям и, не оглядываясь, стала подниматься по лестнице. Девочка поплелась следом. Оля, молчавшая во время разговора Зои с матерью, воскликнула:
– Мне тоже давно пора домой! Скоро мама придёт, а я даже хлеба не купила. До свидания, Клара Константиновна! Пока, Зоя! – и, не оглядываясь, девочка побежала в магазин.

Как только мать с дочерью вошли в комнату, Клара Константиновна села на диван и испытующе посмотрела на дочь. Зоя опустила глаза.
– Я так и знала, что это твоих рук дело, – Зоя молчала. – Оля надоумила тебя это сделать?
– Нет. Я сама всё придумала. Затопила я бабу Шуру за то, что она убила Жучку и её щенят. Дину тоже убила она. А ещё она бросила Жучку в мусорную урну. Она злая. Если пройдёшь мимо неё, она обязательно скажет какую-нибудь пакость.
– А ты не злая? Зачем же так обижать старую женщину?
– Я знаю, что поступила жестоко, но её в нашем доме все ненавидят! Да и не только в нашем. Если она не будет получать отпор, то от неё не только дети будут плакать, но и взрослые!.. Так все говорят.
– А ты представляешь, что будет, если каждый, по своему усмотрению, за вендетту возьмётся? Ты должна знать, что только суд определяет виновность подсудимого и выносит приговор! Поняла?
Зоя, не поднимая глаз, утвердительно закивала головой.
– На словах ты всегда соглашаешься со мной, но на деле… Как я погляжу, ты совсем от рук отбилась. Советую эти выверты кончать! Они до добра не доведут! Ещё раз узнаю о твоих проделках, такую взбучку устрою, что долго будешь помнить!.. Я твоя мать. И твой судья. И поэтому выношу приговор: завтра поедешь в деревню к тёте.
– Мама, завтра у нас репетиция. В следующем спектакле я исполняю роль Красной Шапочки.
– Эту роль придётся сыграть кому-нибудь другому. Тётя, как ты знаешь, живёт одна. У неё больны ноги. Она совсем не может ухаживать за своим огородом. Это будешь делать ты – и делать на совесть. Я приеду вечером в пятницу. Если ты всё будешь делать хорошо, то в субботу и в воскресенье огородом буду заниматься я, а ты отдыхать. В августе я получу отпуск и приеду к вам на весь месяц. Будем заготовлять овощи тётушке и себе… Без полива в огороде всё выгорит. Так что, Зоя, это не только наказание тебе, но и жизненная необходимость. И для нас с тобой, и для тёти. Если жить только на моей зарплате, то ноги вытянешь. А теперь марш за стол!

Клара Константиновна и Зоя одновременно вздохнули. Девочка поняла, что как бы ни хотелось остаться дома, ехать в деревню и трудиться там, в поте лица придётся, иначе зимой у них не будет овощей.
Зоя поела и принялась укладывать вещи в сумку, а к полудню следующего дня она открывала дверь своей пожилой родственницы.
***
К ночи снегопад усилился, а утром белоснежным покрывалом был укрыт весь город. Искрившаяся белизна заставляла щуриться людей, выходивших из своих жилищ.
Многие из них, увидев принарядившиеся за ночь деревья, невольно беспричинно улыбались, но редко кто из взрослых или детей садился возле дома на скамеечки: этому мешала предпраздничная суета: дети и взрослые суматошно бегали по магазинам в поисках подарков.
Только Александра Илларионовна, прихватив газеты и диванную подушечку, вышитую крестиком, обычно выходила на улицу, посидеть на излюбленном месте. Она сметала с лавочки снежную порошу, расстилала толстый слой газет, поверх них укладывала пуховую подушечку и, умостившись на неё, брала в руки ещё одну газету, и глаза её, как маятник, начинали бегать из стороны в сторону.

Но как только кто-нибудь появлялся на горизонте, цепкий взгляд небольших чёрных глаз Александры Илларионовны останавливался на нём, и она не оставляла свой объект наблюдения до тех пор, пока тот не исчезал из поля её зрения.

Если кто-то присаживался на скамейку до прихода Александры Илларионовны, то с появлением её становился невольным слушателем новостей, и было в них столько неприглядных сведений о прохожих, что отдыхающему становилось неловко, и он находил предлог, чтобы поскорее уйти.

Незадолго до праздника небо стало снова хмурым: тяжёлые тучи медленно ползли над городом, в воздухе густо кружились снежинки. Снег, будто по заказу, шёл трое суток подряд.

Дворники работали с раннего утра до вечера, сгребая деревянными лопатами снег с дорог и тропинок. Всюду лежали большие белоснежные сугробы. Они до половины укутали домик, стоявший во дворе, где летом детвора устраивала спектакли.

Володя, проваливаясь в снегу, шёл к домику. Он нёс в авоське мятую кастрюлю, из которой торчали обглоданные кости. Паренёк заглянул в избушку, оттуда сразу же раздался радостный лай нескольких собак. Мальчик сбил завалы снега с рамы окна и, опершись на неё, перемахнул через узенький подоконник и тут же провалился по пояс в снег.

Как только паренёк оказался в домике, собаки, вылезли из-под скамейки и, утопая в снегу, повизгивая и радостно взлаивая, пробрались к нему. Они прыгали, старались лизнуть Володю в лицо. Но он, отталкивая друзей, вытащил из-под снега два детских матраса, встряхнул, притоптал снег в домике, снова бросил на место постель. Затем поставил на утрамбованный снег три алюминиевые чашки и, продолжая отталкивать нетерпеливо снующих и повизгивающих собак, разлил по чашкам суп с накрошенным туда хлебом.

Собаки, шумно лакая, жадно поедали пищу, а Володя, поглаживая собак поочерёдно, думал о том, что у них в доме тоже не каждый день бывает еда и что он, проголодавшись, наверное, так же торопливо ест, как эти три собаки.

Когда животные вылизали миски, мальчик затолкал кастрюлю в авоську, поиграл немного со своими друзьями и, видя, что уже темнеет, направился домой.

В воскресенье Володя проснулся поздно и долго не мог открыть глаза из-за ярких лучей бьющих в незанавешенное окно.

Закрыв глаза ладошкой и опустив ноги на вязаный кружок, Володя подумал: «Скоро Новый год. Снега навалом! Надо залить каток, и будут у всех клёвые каникулы». Он разбудил Олю, поделился с ней своей придумкой.
Сестра мгновенно соскочила с узкой кровати, побежала на кухню, включила газ, поставила суп разогревать и пошла умываться.

Быстро поев, брат и сестра, как и договорились, побежали в разные стороны – оповещать ребят. Каждый из них, недолго пошептавшись с одним из нужных им жильцов, отправлялся дальше.
Через час весь двор заполнился гомонящей детворой. Одни играли в снежки, другие боролись, стараясь затолкать противника в сугроб глубже, третьи, у кого в руках были лопаты, разравнивали неровности будущего катка, но как только появился слесарь Иван Иванович, разматывавший длинный шланг, тут же окружили его.
– Сашка, – обратился Володя к соседу-подростку с нижнего этажа, – ты не знаешь, кто может подключить шланг к крану?
– Всё. Замётано!
Мальчик схватил конец шланга и побежал к соседнему дому, бросил снежок в одно из окон, и в тот же миг открылась форточка.
Как только вытянутая рука потянула шланг, Саша стал подтягивать его, а когда тот перестал двигаться, мальчик опрометью бросился к ребятам. Шланг, как живой, зашевелился и, подпрыгивая, стал выпрямляться.

Иван Иванович, в знак особых заслуг Саши, подал ему конец шланга; как только тот оказался в руках мальчишки, сразу же хлынула вода. Раздалось громкое «ура».
Слесарь смотрел на возбуждённых ребятишек, улыбался, время от времени приказывал передать шланг следующему ребёнку.

Худенький, небольшого роста мальчишка благодарно взглянув сияющими глазами на Ивана Ивановича, взял в руки шланг и старательно стал поливать площадку.

Наконец всё пространство между домами было залито, проголодавшиеся ребятишки неохотно поплелись в свои квартиры, лишь Володя подошёл к Ивану Ивановичу и солидно обратился к нему:
– Иван Иванович, надо бы прожектор установить. Я мог бы сам это сделать, если бы был кабель и всё необходимое.
– Я завтра договорюсь с домоуправом. Думаю, что он даст всё, что нужно, тем более что кабеля-то нужно – с гулькин нос.
– Ты с пацанами установи шест вон на том углу дома, натянете кабель, а электрик подключит его.
– Что я, сам не могу это сделать?
– Мог бы, конечно, но не положено.
– Почему?
– У тебя, Володька, есть корочки на право работать с электричеством? Что моргаешь глазами?
– Я могу это сделать не хуже любого электрика, особенно нашего недотёпы-Толика.

Иван Иванович вздохнул.
– Если бы все занимали должности по своему разумению, то жизнь наша не была бы «расхорошей». Разговор окончен. Точка. Утречком не поленитесь, встань с Сашкой пораньше, ещё раз залейте площадку, а вечерком – ещё. Ночью обещают минус десять. Значит, через сутки с небольшим наш каток будет не хуже, чем на стадионе.
– Будет сделано!

На гладкий, как стекло, каток потянулась детвора.
Александра Илларионовна стояла у окна, наблюдая за ребятишками. Она видела их радостные, возбуждённые лица, и невольно вспомнилось безрадостное детство, как она, на седьмом году жизни, уже нянчилась сразу с двумя ребятишками: с трёхлетним братиком Антоном и семимесячной Ариной.
Мать работала дояркой, вставала рано и, прежде чем уйти на ферму, готовила завтрак, затем вставал отец, быстро ел и отправлялся в МТС.

Как только просыпалась Арина, сразу же начинала плакать. Александра Илларионовна вспомнила, как она с трудом вставала с кровати, сама чуть не плача оттого, что ей нестерпимо хотелось спать, неохотно направлялась к орущей сестрёнке, подстилала под неё сухую тряпку и, наполнив пузырёк варенцом, натягивала соску и подносила ко рту сестры. Та сразу же замолкала и принималась жадно глотать.

После того, как младенец засыпал, Шура ложилась рядом с девочкой на краешек узенькой кроватки и, натянув до самого подбородка тяжёлое стёганое ватное одеяло, прижимала к себе сестрёнку и проваливалась в сон.

Когда Арине исполнилось четыре года, а Шура уже училась в школе, работы по дому не убавилось. По ночам она уже не вставала кормить сестрёнку и потому не чувствовала себя самым несчастным человеком.

В их доме на столе иногда стала появляться самодельная лапша с курицей. В такие дни мать была радостно-суетливой. Отец, потирая руки от предвкушения вкусной трапезы, улыбался, неторопливо ел, двумя пальцами вытаскивал из своей миски кусок курицы, отделял лучшую часть её и перекладывал жене или кому-нибудь из детишек.

Началась война, а по прошествии нескольких дней после её начала, под громкий плач родственников почти все трудоспособные мужчины ушли на фронт. С тех пор довоенное время вспоминались подросшей Шуре, как самое счастливое в её жизни.

С первых дней войны она стала работать, как впрочем, и другие подростки. Наравне со взрослыми, но и после войны жизнь рано повзрослевшей Шуры не удалась: она вышла замуж за нелюбимого, у которого не было ноги, да и вторая, вся израненная, нестерпимо болела.

Её муж Егор чувствовал прохладное отношение молодой жены и, думая, что причиной такого отношения увечье его, часто напивался и приходил в ярость, бил Шуру до полусмерти, а она, чувствуя свою вину перед ним, молчала.

Да и кому пожалуешься? Отец погиб, в семье брата родилась двойня. Она видела, как трудно жилось тому под крышей тестя, постоянно упрекавшего его тем, что бывший фронтовик, на которого он возлагал большие надежды, не может обеспечить жену куском хлеба, поэтому Шура не хотела взваливать на брата свои проблемы.

Шура работала, как и её мать, дояркой. Однажды, это было в Крещение, после вечерней дойки, она зашла в сени и увидела распахнутые настежь двери избы, а на полу мёртвого Егора.

Выронив ведро из рук, она какое-то время стояла над мужем в оцепенении, затем рванула ворот фуфайки, громко завыла и побежала к соседям. Те ещё не спали. Хозяин выругался:
– Это дело рук ненасытной стервы Маланьи: она для крепости в брагу подсыпает пудру табака-самосада. Многие из мужиков, выпив её настойки, маются животами. Твой муж отмаялся – царствие ему небесное.
Может, это и к лучшему. Не ко времени будь сказано – зловредный был мужичонка!..

Похоронив мужа, Шура совсем замкнулась в себе, по-прежнему работала дояркой и, как прежде, рука об руку, неразлучно ходила с бедностью.

Как только вышел указ о реорганизации колхозов в совхозы, она не стала вступать в совхоз, а уехала жить в город к младшей сестрёнке с тайной надеждой родить в городе ребёнка.

В большой комнате жили Арина, её муж и двое детей. Сестра обрадовалась приезду гостьи, но вскоре Александра поняла, что жить в одной комнате с семьёй Арины не совсем удобно.

Александра стала искать работу. На её счастье для работников огромного химический комбината строился город в городе, так называемый, «Черёмушки». Она обратилась в строительное управление, и её приняли туда подсобной рабочей, дали место в общежитии, а спустя два года она получила квартиру.

У женщины появилась надежда, что её тайная мечта о ребёнке может сбыться, тем более, появился степенный поклонник. Они около четырёх месяцев встречались, но за это время она не забеременела.

Александра решила узнать причину своего бесплодия, и пошла к врачу. Тот, осмотрев её и увидев шрамы на лице и на ногах, спросил:
– Вы были замужем?
Женщина тяжело вздохнула и горестно махнула рукой.
– Лучше бы мне никогда не выходить замуж, чем жить за таким мужем, с каким жила.

Врач всё понял и постарался мягче объяснить ей, что у неё никогда не будет детей. С тех пор двери квартиры Александры для поклонников навсегда закрылись.

Александра Илларионовна стояла на кухне у окна и глядела на раскрасневшихся весёлых ребятишек. Она вновь с горечью осознала, что ни детства, ни юности у неё не было. Да и сейчас, после более чем сорокалетней работы в колхозе и на производстве, она не живёт, а существует, получает минимальную пенсию из-за того, что каторжный колхозный труд не вошёл в стаж.

«Слава Богу, – думала она, – сейчас люди, если не инвалиды и не слишком много пьют, то живут сносно. А на ребятишек любо-дорого посмотреть. Вон, какие весёлые! А щёки – как наливные яблочки. Хотелось бы, чтобы на мою долю выпал хотя бы один-разъединый такой денёк, как у них. Я всю жизнь вспоминала бы его с благодарностью…»

Стало смеркаться. Пожилая женщина отошла от окна и почувствовала головную боль. Она с трудом подошла к плите, разогрела котлетку и картофельное пюре, неохотно поела, пошла в свою комнату, разобрала постель.

Боль в затылке всё усиливалась. Осторожно прилегла на кровать. Не поднимаясь, пошарила в тумбочке в поисках таблеток от давления и, положив две в рот, проглотила, затем машинально протянула руку к кнопке выключателя и нажала на неё. Но в комнате по-прежнему было светло, даже светлее, чем обычно, как ей показалось.

Это неприятно удивило Александру Илларионовну; думая, что её стала подводить память, снова потянулась к выключателю, но взглянула на окно: яркий сноп света от прожектора ударил ей в лицо. Женщина охнула, закрыла ладошкой глаза. До слуха донесся приглушённый смех детей и радостный лай собак.

Александра Илларионовна с трудом встала с кровати, задёрнула жёлтые льняные шторы, но в комнате всё равно было светло как днём, и это её раздражало.

Давно разошлись ребятишки по домам, но прожектор никто не выключил. Женщина долго ворочалась с боку на бок. Головная боль не утихала. Она встала, с трудом взобралась на подоконник, завесила окно одеялом и вскоре уснула.

…В канун Нового года Клара Константиновна пошла в подвал за овощами, там она увидела огромную тыкву, которую они с Зоей вырастили в деревне. У тыквы на боку образовались два потемневших пятна; чтобы их громадина окончательно не испортилась, женщина с трудом подняла её и унесла к себе на кухню.

Зоя, как только увидела тыкву, сразу узнала свою старую знакомую и обрадовалась, но, обнаружив тёмное пятно на ярко-жёлтом наряде «Кустодиевской купчихи», как она окрестила её в деревне, огорчилась, отошла на некоторое расстояние от своей красавицы, долго любовалась ею, а потом взяла нож и стала вырезать испорченное место. Нож легко входил в подпорченный бок тыквы. Образовалось продолговатое отверстие.

Девочка неожиданно для себя обнаружила, что оно похоже на искажённый от ужаса, кричащий рот.

Зоя вытащила из тыквы семечки вместе с потрохами, отделила их и, уложив на противень, поставила в духовку сушить.
Раздался звонок, девочка открыла дверь и увидела раскрасневшуюся подругу. У неё гневно сверкали глаза.
– Зоя, ты видела испорченный каток? Кто-то преднамеренно ломом изуродовал его!
– Кто же не видел?
– Может, баба Яга снова взялась за свои пакости?
– Кто же ещё, кроме бабы Шуры смог бы это сотворить? Она же не может жить, если не испортит кому-нибудь настроения. Есть люди, которые тогда только счастливы, когда сделают кому-нибудь гадость.
– Когда она только угомонится?
– Наверное, никогда.
– Теперь снова надо будет заливать каток.
– Я хотела пойти, а мама говорит: «Зачем переливать из пустого в порожнее? Всё равно его ночью снова превратят в колдобины?»

– Мы с Володей и Сашей уже немного залили. А ночью, если надо, то по очереди будем караулить. Мы всё равно поймаем того, кто испортил наш каток.

Неожиданно Оля увидела на кухонном столе огромную тыкву.
– Вот э-эта-а ты-ыква! – протянула она с изумлением.
– Это мы с мамой сами такую огромную тыкву вырастили! – в голосе Зои прозвучала гордость.
– Да она, скорее, похожа на голову архангела Михаила!
– Вряд ли… Рот такой ужасный! Ты вырезала? Точь-в-точь, как на картинке, в книге изображён «Соловей разбойник! У него даже чубчик есть!

– Мне всегда казалось, что моя тыква похожа на Кустодиевскую купчиху.
– Возможно, и была похожа. Но сейчас! С таким-то страшным ртом!.. Зойка, у тебя есть пластилин?
– Пластилин-то у меня есть. Но почему ты считаешь, что тыква похожа на архангела Михаила?
– Сейчас и ты увидишь
Зоя достала коробку пластилина из ящичка письменного стола и подала подруге.

Та, наложила тонкий слой бордового пластилина вокруг рта, и действительно получился рот, искажённый ужасом, за губами воткнула тыквенные семечки, превратившиеся в ровные ряды отменных белоснежных зубов, затем Оля вылепила из пластилина нос и густые чёрные брови, и голова преобразилась.
Зоя захлопала в ладоши.

– Вот здорово! Вылитый Соловей-разбойник! Просто удивительно, что ты, Оля, в огромной, с изъяном тыкве, с первого взгляда подметила сходство с былинным героем!
– А, ерунда всё это! У каждого своё видение. Ты, Зоя, видишь одно, я – другое, а Вовка – третье.
– Единственно, чего не хватает этой голове, так это волос!
– Это не проблема: моя тётя из хвостов сарлыков делает великолепные шиньоны, некоторые из них такие же жуковые, как волосы у нашего Соловья-разбойника или у архангела Михаила я совсем запуталась, как эту голову назвать.
– Ха-ха-ха! Зачем Соловью-разбойнику шиньон? Ему что, не хватает на макушке длинного чёрного хвоста с бантиком!?
– Не смейся, Зоя! Прежде, чем сделать шиньон, тётя нанизывает волосы на длинную нить. Я попрошу у неё несколько плетёнок, и мы обмотаем ими голову нашему Соловью-разбойнику.
– Ты о чём говоришь, Оля? И зачем это?
– Как зачем? Ты что, забыла про бабу Шуру? Она убила нашу Жучку, испортила наш каток, который мы подготовляли к новогодним каникулам. Мы ей тоже сделаем «новогодний подарок». Возможно, после этого ей расхочется делать людям гадости! Опустим это чудовище бабе Шуре на балкон, наведём такой шорох, что она всю жизнь будет помнить об этом!

– Как же мы напугаем бабу Шуру? А вдруг мама никуда не уйдёт? Что тогда?
– Так не бывает. Разве Клара Константиновна на Новый год всё время будет дома сидеть? Неужели и на полчасика она из дома не выйдет?
– Почему же? Мама всегда поздравляет соседей.
– Вот и прекрасно! Ты, Зоя, как только твоя мама отлучится, посигналь нам, и мы прибежим.
– Чем я сигналить буду?
– Три раза включи и выключи свет в своей комнате.
– Вы что, всё время будете стоять у окна?
– Почему бы и нет? Будем стоять по очереди с Вовкой. Нам всё равно нечего делать.
– Ничего не получится.
– Почему?
– Ты хочешь из тыквы сделать пугало, а мама принесла тыкву, чтобы приготовить из неё коронное блюдо.
– Пусть готовит. Нам тыква не нужна, а нужна только оболочка. Надо постараться вытащить из этой громадины всю мякоть.
–Ты думаешь, это так просто? Прежде чем её очистить, мама тыкву всегда разрубает.
– Тыква в двух местах подпортилась и от этого стала мягче. Идём к нам. Нужно посоветоваться с Вовкой. У него силы больше, чем у нас. Он очистит тыкву и сделает всё, как нужно, и придумает, как преподнести «подарок» бабе Шуре. Он дотошный и башковитый. У него воображения на десятерых хватит. И брат обязательно придумает такое, что долго будут помнить об этом не только баба Шура, но и все ребята нашего двора… Одевайся!

– Нет, Оль. Ты, пожалуйста, не обижайся ни на меня, ни на маму, но я не пойду к вам. Ты же знаешь, что мама любит вас с Вовкой, но к вам ходить не разрешает, – было видно по выражению лица девочки, что ей и самой не хочется идти в гости к подруге.
– Идём, Зоя. Родителей нет дома, – в смущении, неуверенно продолжала приглашать девочка. – А впрочем, лучше будет, если Вовка сам сюда придёт. Я мигом смотаюсь за ним. Он, как увидит тыкву, сразу поймёт всё, что нужно сделать, чтобы она превратилась в чудовище, способное напугать кого угодно. Я Вовку направлю к тебе, а сама сбегаю к тёте за шиньоном, – надевая куртку, бросила Оля и выскользнула за дверь.

Вскоре пришёл Володя. Он стоял у порога, щуря и без того небольшие голубые глаза, долго смотрел на тыкву. Разделся. Бросил куртку на пол. Молча подошёл к столу, на котором важно возлежала жёлтобокая тыква, как хирург выкинул руку в сторону Зои и, не глядя на неё, отрывисто бросил:
– Нож!
Оля немедленно подала.

Ловким движением резчика он разрезал тыкву на две половинки и удалил из той, у которой образовался «рот», всё содержимое, а из другой – всё несъедобное.
– Вот теперь у нас получится здоровский Соловей-разбойник! Только затылок надо бы чем-то прикрыть.
– Будет сделано!
– Какой же ты молодец, Вовка! Мы с мамой с этой тыквой возились бы не менее часа! Смотрите, голова стала лёгкой!
– Даже слишком лёгкой, если подует ветер, то она будет раскачиваться из стороны в сторону, а это нежелательно, – почесав в затылке, Володя добавил. – Но это дело поправимое. Вот раздобыть бы где-то магнитофон и записать на нём такую речугу, чтобы у бабы Шуры навсегда пропало желание делать людям гадости. Магнитофон – это действительно проблема.
– А где мы его установим?
– Его не трудно раздобыть. Вообще-то, у моего знакомого есть то, что нам нужно. Одно плохо: он жмот, каких свет не видывал. Но, я думаю, что он мне всё-таки даст.
– А если нет?
– Куда он де-е-нется!? Я ему месяц назад всю проводку на кухне заменил. Он у меня в долгу! Только бы захватить его дома!
– А вот и я! Как и обещала, принесла волосы для тыквенной головы! – распахивая дверь, весело сообщила Оля.
– Молодчина!
– Что вы тут без меня делали?
– Посмотри на работу своего брата.
– Мо-ло-ток! Я же говорила, что Вовка с тыквой расправится в два счёта!

Володя взял у Оли плетёнки из волос и уложил их на голове Архангела Михаила. Девчонки ахали от восторга.
– Знаешь, Володя, у наших родственников Листьевых тоже есть магнитофон. Я сейчас им позвоню и попрошу.
– Не надо звонить. Я сказал, что раздобуду, значит, раздобуду.
– А я думаю, что надо подстраховаться.
Зоя набрала номер нужного ей телефона.
– Привет, Свет! Как полугодие закончила?.. У меня тоже ни одной тройки нет… Свет, у нас намечается грандиозное событие. А для этого нужен магнитофон. Нет… Без него нельзя. Ты попроси маму! Может, она даст? И сама приходи к нам на Новый год! Придёшь – не пожалеешь!.. А тётя Люда, когда вернётся домой?.. Ясно. Как вернётся, сразу же позвони мне. Я жду. Чао!

Зоя повернулась к Володе.
– Как ты, Вовка, всё здоровски придумал! Представляю физиономию бабы Шуры, когда она прослушает в Новогоднюю ночь наши «поздравления!»
– Ха- ха-ха!
– Если она перестанет пакостить нам, то совсем не потому, что станет добрее, а потому, что перепугается, увидев и услышав, речь Архангела Михаила.
– Какая нам разница, отчего она угомонится? Важен результат. Я не уверена, что у нас всё получится так, как мы хотим. Вдруг твоя мама никуда не уйдёт!?
– Хоть на полчасика, но обязательно уйдёт! Вот увидишь!
– А как сделать так, чтобы баба Шура увидала нашего Архангела Михаила?
– Включим громче звук. Вот она и выглянет в окно! А потом начнётся та-ко-е! – Володя обхватил свою голову руками и, закачался из стороны в сторону.
–Ха-ха-ха!
–Баба Шура, тем более испугается, что тыквенная голова будет похожа ещё больше на человека. Этот «человек» будет не только говорящим, но и со светящимися глазами и ртом.
– А как ты это сделаешь?
– У вас есть три лампочки? А ещё нам необходимы тёмные очки.
– Очки у мамы есть. Я точно знаю. Ей подруга из Сочи привезла. Лампочки ищи в кладовке.
– О! У твоей мамы, как у хорошего электрика, всё есть, что ни пожелаешь!.. Ищи, Зоя, тёмные очки!
– А что их искать? – Зоя открыла шифоньер и из шкатулки достала очки.
– Какие здоровские! Дай примерить!
Девочки вырывали из рук мечту всех модниц страны и вертелись перед зеркалом.

Пока подружки, отталкивая друг друга от зеркала, рассматривали себя, мальчик соорудил нечто похожее на гирлянду из трёх лампочек, вставил в глазницы в отверстие рта. Рот прикрыл красным стеклом от фотофонаря, найденного Володей в кладовке.
 
Повернувшись к девочкам, потребовал:
– Давайте очки!
Зоя неохотно рассталась с маминым сокровищем.
– Не огорчайтесь. Мне очки сейчас понадобятся лишь на минутку, чтобы убедиться в том, что задуманное получилось. И ещё потребуются, когда будем спускать на балкон бабе Шуре нашего, надеюсь, всё-таки, Архангела Михаила. В остальное время они будут в вашем распоряжении.
Володя прикрепил очки к глазам тыквенной головы.

– У-у-у! Вов, у тебя, действительно получился, но, не Соловей-разбойник, а мистер-Твистер!
– Точно!
– Нет! Нет! Он больше похож на инопланетянина!
– Так это даже лучше! О них часто говорят по телеку! И баба Шура скорее поверит в пришельца с другой планеты, или, как ты говоришь – в Архангела Михаила!

Зоя стала прыгать и хлопать в ладоши.
– Вовка, ты настоящий Кулибин!
Вошла Клара Константиновна и ахнула.
– Какое чудо вы смастерили из обыкновенной тыквы! Молодцы! Вам бы надо учиться на скульпторов!
Она включила духовку и распорядилась:
– Володя, сложи-ка на противень самые большие куски тыквы и поставь в духовку. Я люблю печёную тыкву. Думаю, что и вы не откажетесь от этой вкуснятины. Надеюсь, никто из вас на плохой аппетит не жалуется.
Володя сделал всё, как было приказано.

Клара Константиновна обильно посыпала тыкву сахаром и направилась к двери.
– Ну, мне нужно сходить в магазин. А вы, как только тыква будет готова, не ждите меня. Садитесь и ешьте.

Клара Константиновна вернулась домой только часа через три, втянула в себя воздух, и довольная улыбка появилась на её лице.
– Аромат то, какой! Прелесть! Извини, дочка, что я не пришла вовремя. Все магазины обегала. Потом зашла к Листьевым. Оттуда быстро не вырвешься. Тебе тётя Люда передала привет, а ещё подарок – книгу «Три мушкетёра».
– «Три мушкетёра!?» Здорово!
– Я должна вас огорчить: Людмила магнитофон дать не может. Им он самим нужен. К ним приезжают гости. Кстати, я проголодалась. Вы уже поели?
– Да. Мы чуть не лопнули. Уплетали так, что за ушами трещало. Навернули всё. Даже тарелки мыть не надо.
– Значит, вы мне не оставили и кусочка тыквы! Только аромат сохранился, да? – смеясь, спросила женщина.

– Вспомнил о тебе Володя, когда от печёной тыквы одно воспоминание осталось, он сразу же уложил на противень ещё и поставил в духовку.
– Мама, садись обедать! – Зоя достала несколько больших кусков тыквы, уложила их на тарелку и поставила перед матерью на стол.
– Мадам, прошу!
– У-у-у, как много! Спасибо, дочь! И тебе, Володя, спасибо!.. Сегодня я поставлю тесто. Завтра утром приготовлю пирог, испеку печенье, сделаю тыквенную кашу с маслом. Будет такая вкуснятина!
Зоя засмеялась.

– Мам, я однажды хотела угостить Инну Береговую тыквенной кашей, а она сказала: «Фу, какая гадость!» Если мы с тобой любим тыкву, то это совсем не значит, что от неё все в восторге.
– Что может понимать в тыкве Инна? Её мама – директор самого большого продуктового магазина города. Она ни в чём нужды не знает. А мне пришлось полгорода обежать в поисках хороших шоколадных конфет. И всё равно мне не удалось бы купить, если бы не встретила за прилавком свою бывшую ученицу…

На следующий день Клара Константиновна пришла домой очень грустная.
– Что случилось, мама?
Клара Константиновна достала из кармана письмо, вздохнула и, взглянув на дочь, сказала:
– В почтовом ящике лежало это письмо. Соседка нашей тёти Лиды пишет, что тётя сильно больна. Ума не приложу, что делать. Придётся ехать.
У Зои задрожали губы.
– Мамочка, мне тоже жалко бабу Лиду! Но Новый год наступает! Пожалуйста, разреши мне приехать к вам второго? Мам, пожалуйста, ты поезжай! А я Новый год проведу с Листьевой Светой. Можно? – девочка прижалась к матери и глядела на неё глазами, полными слёз.

– Не плачь. Никто не виноват. Так сложились обстоятельства. Родители Светы, узнав, что меня не будет дома, согласятся ли отпустить дочь сюда на праздник? Тем более, что к ним приезжают Петины родственники.
– Это хорошо, что приезжают гости. Свете дома не очень-то весело с ними, потому что среди них нет ни одного её сверстника. Мама, я знаю, Свете хочется встретить Новый год со мной. Если ты боишься оставить нас одних, попроси Веру Ивановну или Анну Степановну. Они могут зайти и попроведать нас.

– Хорошо. Ты у меня разумная девочка. На тебя, моя фантазёрка, можно положиться. Иди на кухню и перемой посуду. Я сейчас поговорю с Людмилой и Петром; возможно, они согласятся на наше предложение.
– Спасибо, мамочка! Я быстро наведу порядок на кухне. А ты постарайся убедить тётю Люду!
– Не волнуйся. Попытаюсь, – подмигнув дочери, Клара Константиновна пошла к телефону.
Когда Зоя домывала посуду, вошла на кухню её мама:
– Ну, радость моя, Новый год вы встречаете со Светой… Хотя, честно говоря, я сомневаюсь в том, что вы праздновать вдвоём со Светой будете, – улыбнулась она. – Знаю, что для полного счастья тебе необходимы Оля с Володей. Разрешаю пригласить и их.

Зоя от радости заверещала и повисла на шее матери.
– Спасибо, мамочка! Лучшего новогоднего подарка мне не надо!
– Зоя, не забудь угостить гостей малиновым и облепиховым вареньем, – Клара Константиновна чмокнула дочь в щёку.
– Хочу надеяться, что вы отлично встретите Новый год. И весело будет вам, и еды достаточно… Сейчас отдохну с полчасика, и будем наводить марафет в квартире, а ёлку – сами нарядите.

С раннего утра Клара Константиновна стряпала и готовилась к отъезду. Во время завтрака она дала дочери несколько наставлений, а потом собрала нужное в чемодан, чмокнула дочь в щёку, помахала рукой и скрылась за дверью.

Как только за матерью закрылась дверь, Зоя немедленно позвонила Свете:
– Свет, привет! У меня сногсшибательная новость!
– Я в курсе! И очень рада!
– Мама уже уехала к тёте! Лети на всех парусах ко мне!
– Сейчас не могу. В квартире я, как и ты, чистоту навожу!
– Поторапливайся!
– Есть!
Зоя привела в порядок новогодний костюм, протёрла шкафы и побежала за Володей и Олей, поднялась на нужный этаж, позвонила, но на звонок никто не отозвался. Зоя снова нажала кнопку звонка и держала палец на ней до тех пор, пока дверь не открылась.

Из тёмного узкого коридора с облупившейся ядовито-зелёной краской на стенах, пахнуло запустением. Зоя увидела худую русоволосую женщину, застёгивающую трясущимися руками пуговицы на застиранном халате. Зоя хотела убежать, но женщина подняла на неё выцветшие голубые глаза, и девочка в замешательстве поздоровалась с ней, а по коридору-туннелю, придерживаясь за стену рукой, уже шёл небольшого роста мужчина в широченных семейных трусах. Длинные засаленные светлые волосы закрывали ему пол-лица.
Он пальцами свободной руки старался пригладить их.

Подойдя к жене, он уставился мутными глазами на Зою и всем телом повис на плече супруги.
Поражённая видом родителей своих друзей, девочка пролепетала:
– Здравствуйте! Оля и Вова дома?
– Здравствуй, здравствуй, красавица! – ответил мужчина и постарался принять бравый вид, но жена оттолкнула локтем мужа. Он, покачнувшись, чуть было, не упал, долго балансировал руками и, приняв вертикальное положение, поднял на Зою глаза цвета простокваши, и на его бледных губах появилась бессмысленная улыбка.

– А, невестушка пришла! Проходи, проходи, – раскинув руки, как для объятий, с пьяной ухмылкой на лице, радушно приветствовал Зою отец Оли и Володи.
Зоя отступила, смутилась ещё сильнее и, не проронив больше ни слова, развернулась и сбежала вниз по лестнице.

Оказавшись на улице, она медленно шла домой и думала: «И это – родители моих друзей! Даже не дождавшись праздника, успели напиться. Да, Оле с Вовкой, видимо, живётся нелегко, но они об этом никому не говорят!»

Зоя нащупала мелочь в карманах, пошла в магазин и купила две бутылки газировки. Когда вышла на крыльцо, сумерки уже накрыли город. Девочка неожиданно для себя обнаружила, что деревья под тяжестью снега склонили свои ветви, и под низким небом, покрытым белыми облаками, они выглядели нарядными невестами.
Покупатели, выходившие из магазина с полными сумками, останавливались и в каком-то изумлении смотрели на медленно падавший снег. Из их сумок и авосек были видны продукты, плюшевые зверюшки и другие новогодние игрушки.

Люди оживлённо переговаривались и торопливо растекались по улицам и переулкам.

Подойдя к дому, Зоя с радостью увидела у своего подъезда оживлённо спорящих о чём-то, Олю и Володю.

А с неба, по-прежнему, медленно кружась, падали огромные снежинки, от вида которых усиливалось праздничное настроение.
– Ребята! Как красив этот новогодний вечер! Какое чудо! Снежинки – сказочно огромны! Посмотрите! Они же с мою рукавичку и такие же белые и пушистые! А как красиво кружатся они в медленном танце! Даже не верится, что такое чудо бывает! – Зоя подставила язык под падающую снежинку и, когда та растаяла, радостно рассмеялась.– Какая же она сладкая! Слаще шоколадки!

– Фантазёрка ты, Зойка! Помнишь, когда тебе было пять лет, ты уверяла, что на ваш балкон прилетает орёл и рассказывает новости из жизни зверей и птиц…
– О-ля! Во-ло-дя! Вы и представить не можете, о какой радости я хочу вам сообщить!
– Что такое?
– Не тяни! Говори поскорее!
– Мы одни будем встречать Новый год! Мама уехала к тёте в деревню!
– Правда?
– Конечно правда! Зачем мне вас обманывать!?
– Ур-а! Вот это да-а-а!
– Вот это-о здо-о-ро-во!
Зоя увидела, приближающуюся к её дому, Свету, она побежала её навстречу. Они обнялись, а затем защебетали.
И, взявшись за руки, закружились, ловя ртами снежинки.
Володя с неприязнью посмотрел на Светлану и шёпотом спросил у сестры:
– Что это за долговязая фифочка? При ней можно говорить о нашем заговоре?
– Это Зоина троюродная сестра. При ней можно говорить всё, что угодно. Она не болтушка.
Володя долго смотрел на Свету, а затем чуть слышно прошептал:
– Классная у неё сестра!

Ревниво взглянув на брата, Оля тихо спросила:
– Ты, Вовка, запал на Светлану, да?
– С чего ты взяла?
Зоя и Света подошли к близнецам и, Зоя, краем уха уловила, что Оля и Володя, говорят о Свете.
Она с гордостью произнесла:
– Наша Света у нас красавица! Света в детских садах и в школе исполняет роль Снегурочки. Мама говорит, что она на сметане замешана, – Зоя оглянулась на сестру и с гордостью прибавила. – У Светы коса почти до пят. Она досталась ей от прабабушки.
Света зардела и закрыла рот Зои ладошкой. А Оля, смеясь, с насмешкой спросила:
– Твоя сестра косу отрезала у умирающей прабабушки?
– Совсем не смешно, – неожиданно вспылил Володя. – Это гены.
– Зоя, ты много болтаешь лишнего! – Коса у меня не до пят, а всего лишь до колен.
– Да, ладно тебе, скромничать! Тут все свои!.. Вовка, ты всё принёс, что нужно?

– А то! – Володя, загадочно улыбаясь, показал на сумку, в которой лежало что-то объёмистое.
– Что там у тебя?
– Всё, что необходимо для нашего плана. Этот вечер мы запомним на всю жизнь. И не только мы! Но и ещё кто-то.
– Магнитофон раздобыл?
– А как же!? Мое слово – закон.
– А мы сумеем сделать всё, что задумали?
– Не боись, Зоя. Только бы никто не увидел наших проделок…
– Вы знаете о том, что есть ещё одна опаска?
– Какая?
– Бабу Шуру поздравить было бы нетрудно, если бы она не ложилась спать так рано. Она же даже на Новый год не делает исключений.
– Какие могут быть исключения? Её же никто не приглашает в гости! Кому эта баба Яга нужна?
– К ней иногда заходят сестра и племянница.
– Надеюсь, что на Новый год они не придут.

– Идёмте готовить сюрприз!
– Что за сюрприз?
– Скоро, Света, всё узнаешь!
– Не беспокойтесь, девочки! Всё приготовлено. Осталось установить голову на подставку и присоединить проводку. Я это сделаю мигом. Я вчера рассказал дяде-артисту о том, как баба Шура уничтожает собак и об испорченном ею катке. Попросил придумать текст и наговорить на кассету. Он согласился и ночью, после спектакля, наговорил на магнитофон всё, что нужно. Голос у него для этого случая классный!

– Виват нашему Вовке!
– Родина тебя не забудет!
Дети поднялись на второй этаж. Володя положил на кухонный стол довольно толстую дощечку, с укреплённым на её поверхности отрезком трубы, которая незамедлительно, как только Володя поставил на неё голову, сделанную из тыквы, превратилась в шею. В обе стороны от нижней части шеи подросток прикрепил трубы меньшего диаметра.

Девочки сразу же увидели в них широченные плечи. Они замотали тряпками трубки, и Зоя накинула на тыквенную голову старый чёрный блестящий плащ с капюшоном.
– Всё-таки это не Соловей-разбойник, – в раздумье произнесла Зоя. Он, и, правда, больше похож на архангела Михаила!
– Вы ещё больше убедитесь в этом, когда услышите его трубный голос! – Володя поднял голову-тыкву за четыре толстых лески, прикреплённых за углы дощечки. Голова повисла в его руке и закачалась. Мальчик приказал потушить люстру.

Когда свет погас, Володя встал посреди комнаты, вставил удлинитель вилки в резетку, нажал на кнопки на проводах, голова «Архангела Михаила» осветилась, и в тот же миг раздался потусторонний голос.
Света, не ожидавшая увидеть и услышать ничего подобного, вскрикнула, даже Оля и Зоя от подобного эффекта оцепенели.
Володя, услышав вопль Светы, зажёг люстру, выключил звук и все лампочки, освещавшие голову.
Света, казалось, успокоилась, но лицо её было бледным и растерянным. Оля и Зоя стояли, прижав руки к груди, и неестественно улыбались.
Володя, смеясь, спросил:
– Ну, как?
– Ты с ума сошёл? Света от страха чуть в обморок не упала, да и мы напугались, чуть ли не до смерти! Разве так можно?
– Прости, Света, что я не предупредил тебя. Я не думал, что ты можешь так испугаться, – мальчик виновато улыбнулся. – Хорошо только то, что теперь я на сто процентов уверен, что бабу Шуру мы отучим делать мерзости!

В течение вечера ребята часто подходили к окну, ожидая, когда люди угомонятся, и суета в их дворе прекратится. И хотя им нравилось беззвёздное тёмное небо, нравился хорошо освещённый двор, нравились снежинки, словно живые, особенно весело танцевавшие возле электрических лампочек, но, как ни прекрасно всё это выглядело, они боялись, что Александра Илларионовна уснёт и тогда их плану не суждено будет сбыться.

Дети снова и снова подходили к окну, но во дворе всё ещё было людно. Настроение их постепенно портилось. Небо, казавшееся какое-то время назад прекрасным, уже не выглядело таковым.

Ребятишки с нетерпением ждали подходящего момента для исполнения задуманного. Наконец двор опустел. Оля тихо выдохнула:
– Пора! Как хорошо, что на улице тепло и все форточки настежь открыты!
Володя, стараясь не шуметь, стал осторожно, очень медленно отодвигать шпингалеты на балконной двери.
Те с чуть слышным скрипом подались. Мальчик приоткрыл дверь, занёс ёлку в комнату, поставил её около дивана, направился к вешалке, девочки двинулись за ним.

Одевшись, Володя бесшумно отнёс на балкон табурет, на него установил магнитофон, затем принёс своё создание, с предосторожностью поднял его, поставил на перила и сам навалился грудью на них, вздохнул, махнул девочкам рукой. Те вошли и стали во все глаза смотреть, как, придерживая дыхание, их друг медленно опускал вниз «Архангела Михаила».

Когда созданная ими голова оказалась чуть ниже открытой форточки Александры Илларионовны, Володя включил свет и звук. Голова осветилась и, в тот же миг послышался устрашающий трубный голос.
Дети слушали его с замиранием сердца.

– Ты слышишь меня, раба Божья Александра? За всю свою долгую жизнь ты постоянно нарушала закон Божий. Покайся! Покайся, раба Божья Александра, покайся пока не поздно! Много беззаконий ты совершила за долгую жизнь! Если не раскаешься и не изменишь своего образа жизни, то придётся тебе гореть в вечном огне! И не будет тебе покоя ни на небе, ни на земле! Послушай мой совет: поменяй свою квартиру на квартиру в доме другого района, где тебя никто не знает, и живи иной жизнью. Не обижай никого!   Относись к детям с любовью, особенно к тем, кто обделён судьбой! Полюби их, и они всем сердцем полюбят тебя. Я знаю: ты злобствуешь из-за того, что у тебя никогда не было детей. В новом доме они у тебя появятся.
Эти дети не будут тебе родными, но как только кто-нибудь из них обнимет тебя с любовью, в твоём сердце растает лёд! И ты сама испытаешь такую любовь, какую никогда и ни к кому не испытывала! Повторяю: покайся, раба Божья, в своих грехах, и ты до конца своих дней будешь счастлива! Аминь!

Голос умолк, но голова всё ещё покачивалась из стороны в сторону. В полнейшей тишине дети услышали приглушённое и протяжное «ох», а затем тяжкий вздох и голос бабы Шуры:
– Прости, Господи, за все мои прегрешения! Я обещаю сделать всё, как ты велишь! – слова звучали проникновенно и убедительно.

После паузы, будто услышав обещание женщины, голос добавил:
– Благословляю тебя, раба Божья Александра на добрые дела! Аминь!

Голова «Архангела Михаила» поползла вверх. Дети внесли её в комнату, включили люстру, в безмолвии сели на диван. Они, не проронив ни слова, сидели и с волнением смотрели друг на друга.

После долгого молчания Зоя с каким-то благоговением сказала:
– Баба Шура подумала, что с ней разговаривал Боженька. Ой! Что теперь будет?
– Будет то, о чём мы мечтали. Теперь-то она непременно выполнит своё обещание, потому что уверовала, что с ней разговаривал сам Господь.
– Да разве можно не уверовать, если голос трубный, будто из-за загробного мира!.. Вы только не болтайте о том, что сегодня происходило, – серьёзным тоном приказал Володя. – Иначе нам всем не поздоровится.

Дети снова надолго замолчали. Потом они сняли с полки ёлочные игрушки и, почти не разговаривая, стали наряжать ёлку.

С Нового года Александра Илларионовна редко выходила из своей квартиры, а когда появлялась во дворе, то не садилась, как обычно, на скамейку около своего подъезда, а исчезала почти на весь день.

Однажды, когда Александра Илларионовна отсутствовала, к ней в гости пришла её сестра Арина. Ожидая её, она присела на скамеечку рядом с неразлучной троицей.
– Ребятки, вы в этом доме живёте?
– Я – да. А они, – показала глазами Зоя на друзей, – живут в другом доме.
– Я – сестра Александры Илларионовны. Вы, наверное, слышали, что какие-то ребята под Новый год чуть не довели мою сестру до могилы?
– До могилы? Кого? Это бабу Шуру-то?
– Она сама хоть кого до могилы доведёт!
– Шура?.. А вы не путаете? Странно…Я тридцатого была у сестры, предложила встретить Новый год вместе. У нас. Она согласилась. Ждём-пождём, а её нет и нет.
Собрались мы с дочкой, и пришли к ней часов в десять вечера. Хорошо, что подоспели вовремя. Открыли дверь, а Шурочка лежит на полу без сознания. Вызвали скорую помощь. Кое-как врачи откачали её. Когда стало сестре лучше, я расспросила её – отчего ей стало плохо. А она ответила, что к ней на балкон сам архангел Михаил прилетал.
А накануне ей в окно кто-то на всю ночь свет прожектора направил, а у неё в это время давление было высокое. Я сразу смекнула, что это кто-то сделал специально.

– Неправда! Это чокнутый электрик неправильно установил прожектор, который вместо того, чтобы освещать каток, бил в окна этого дома. А я, на следующий день, прожектор установил так, что он не стал светить в окна, а стал освещать каток.
– Во-он, оно что! Так это электрик довёл старого человека до сердечного приступа? А я думала, что это хулиганьё! Хотела даже в милицию заявление написать на этих безобразников! Но Саша, когда стало ей лучше, пожалела детей, и не стала жаловаться.
– Никого она не пожалела! А отказалась писать жалобу потому, что сама виновата. Ночью, когда все спали, она ломом весь каток испортила, – насупившись, возразила Зоя.
– Саша ломом каток раздолбила!? – насмешливым тоном воскликнула Арина.
– А кто же ещё?
– А вы видели, как изуродованы её пальцы? Она же с трудом поднимает ведро. А вы говорите, что она ломом ковыряла каток… Прожектор ещё кому-то бил в окно – вот тот человек, которому прожектор тоже мешал, по-видимому, и испортил ваш каток… А кто придумал этот страх Господний с головой?.. Стыд-то, какой!
Ребята виновато опустили головы.

– Простите, мы думали, что это она испортила каток. В отместку решили напугать её.
– Мне кажется, что вы совсем не умеете думать.
Дети сидели, не поднимая глаз.
– А вы знаете, почему у моей сестры такие руки?..
Ребята молча вопросительно посмотрели на женщину.

– Когда началась война, Шура была не старше вас. Почти все мужчины в первые же две недели после начала войны, ушли на фронт.
Вместо них стали работать подростки. Стала работать и Шура. Я младше неё почти на пять лет, но хорошо помню, как поздней холодной осенью она, перед закатом солнца приходила домой с работы. Работала Шурочка на свекольном поле. Помню, по утрам мороз уже прихватывал землю. Наша Шура в парусиновых туфлях шла на свекольное поле и там голыми руками выдёргивала свеклу из мёрзлой земли, а потом ножом полуобмороженными руками обрезала ботву, – вздохнув, продолжала женщина.
На её руки было страшно смотреть: они были красными и опухшими. Она постоянно дула на них, а потом прятала под мышками. Мама смазывала её руки гусиным салом и плакала вместе с ней…
Вот поэтому пальцы Александры так изуродованы. А вы говорите… Было бы лучше, если бы вы над Шурой взяли шефство
и помогали ей, чем так враждовать! Она бы стала вашим самым лучшим другом. Шурочка – такая чистюля, каких свет не видывал! Осенью ей трудно даже отжать половую тряпку. На днях сестра уедет из вашего дома.
В её квартире будет жить судья. Кто знает, возможно, он научит вас по струнке ходить.

Вовка откашлялся и, хриплым голосом, проговорил чуть слышно:
– Пожалуйста, простите нас. И баба Шура пусть простит. Мы перед ней виноваты.
Дети поплелись к домику. По дороге Вовка сказал:
– Некому нам пенделей поддать.
– Это точно, – глухо проговорила Оля.
Дети уселись в проёме окон.
Неожиданно для всех, послышался тоненький не то плач, не то писк Зои.
– Перестань! И без твоего плача на душе тошно, – хмурясь, сказал Володя. – Я чувствую себя так, как будто дерьма наелся.
***
Однажды, ближе к вечеру, к подъезду, где жила Александра Илларионовна подъехала грузовая машина. Шофёр открыл задний борт, и оттуда спрыгнули на землю зять Александры Илларионовны, а племянница вышла из кабины.
Они быстро перетащили в машину немудрёный скарб своей родственницы.

Малышня толпилась возле машины. Их лица были освещены довольной улыбкой, только неразлучной троицы с ними не было.
Баба Шура, сев в кабину, окинула грустным взором двор и искренно попросила прощения:
– Простите меня, люди добрые, за всё, что я сделала вам плохого, – и, не надеясь на прощение, опустила голову.

Соседи удивлённо посмотрели на неё, некоторые из них молчали, а иные недружно ответили:
– Кто старое помянет, тому глаз вон.
– Бог простит. Все мы не ангелы.
– И ты, Александра Илларионовна, прости нас, – сказала Клара Константиновна.
Зоя, наблюдавшая за этой сценой с балкона, сорвалась с места, сбежала по ступеням и, подлетев к машине, кинулась к соседке. Она взволновано шепнула женщине на ухо:
– Баба Шура, вы тоже простите меня! Я перед вами сильно-пресильно виновата. Это я вас затопила. – Счастья вам! Примите от меня салфетку. Я сама её связала, а от мамы – на новоселье – кастрюлю, – Зоя поставила кастрюлю на колени своего бывшего врага.

Баба Шура, увидев алое от волнения лицо девочки, прослезилась.
А Зоя продолжала:
– Оля и Коля сейчас в школе. Мы обязательно приедем к вам, и Коля всю проводку проверит и все выключатели исправит. Только, пожалуйста, Баба Шура, не обижайтесь на нас! Хорошо?
– Бог простит, а я, тем более, прощаю. И ты, Зоя, прости меня. Она поцеловала Зою в щёку, прощально кивнула ей головой и подумала: «Девочка-то хорошая. Что же я, старая дура, не заметила этого раньше? Зря я придиралась к ней. Дети, они и есть дети. Интересы-то у них, совсем не те, что у нас, стариков», – а вслух произнесла:
– Всего хорошего тебе, внучка!

Баба Шура ещё раз грустным взглядом окинула двор с его обитателями и неуверенно помахала рукой.
Машина набрала скорость и скрылась за углом.

Когда солнце опускалось за крышу детского сада, к подъезду подъехала «Волга», следом за ней – доверху гружёная мебелью машина, накрытая брезентом.

Дети, игравшие во дворе, все как один приблизились к «Волге».
Рядом с молодым мужчиной, сидевшим за рулём, они увидели миловидную женщину, на коленях которой уютно примостилась такса.

Мужчина вышел из машины, за ним, весело виляя хвостом, выскочила небольшая собака.
Новый жилец дома улыбнулся и поздоровался с детьми, но ребятишки переглянулись, как бы говоря друг другу: «Вот и приехал судья! Что же теперь будет?»
Мужчина, заметив, что дети с каким-то напряжением смотрят на него и его жену, с недоумением бросил на них внимательный взгляд, пожал плечами и пошёл к подъезду.

На ступеньке, перед входом в подъезд, мужчина обернулся и увидел, как собака подбежала к ребятишкам. Она, виляя хвостом, старалась обнюхать то одного мальчика, то другого.

Из машины вышла женщина. Она, приветливо улыбаясь, тоже стала смотреть на играющих детей и собаку, к которой уже тянулись ручонки детишек.
– Ну, как, Гамлет, понравились тебе новые соседи?
Собака услышала голос хозяйки и, продолжая вилять хвостом, подбежала к ней, подпрыгнула. Женщина поймала её, а та лизнула хозяйку в нос.

Увидев эту сцену, дети дружно закричали «Ура» и устроили кучу-малу.

Новые жильцы нашей героини, не зная причины столь необъяснимого поведения детей, рассмеялись и пошли открывать дверь своего нового жилища.