Охота на грибы

Посвящается моему деду,
Мельникову Михаилу Никифоровичу

       Раннее утро, ночная прохлада по щелкам прокралась в дом и, окутав все углы, щекотала ноздри. Утро - это когда рождаются запахи, еще не открыв глаза и только очнувшись ото сна, я уже вдыхаю смолистый запах соснового леса. Дом стоит в лесу, и сосны, как сторожа окружают его со всех сторон, слегка покачиваясь в своем молчаливом величии. Утреннее солнце не заливает дом своим летним светом, а лишь облизывает его, прорываясь сквозь плечи сосен - великанов. Я слышу мерный стук дятла, он передает морзянкой: «Пора вставать», и я соглашаюсь с ним. Встаю и прохожу через кухню, к выходу. И вот уже сонм запахов и звуков встречает меня:    посвистывая, кипит на плитке чайник, утробно рычит насос, качая воду, и бабушкин голос завет меня завтракать.

      В летней кухне шорох  и стук, я знаю - это дед вернулся с вылазки за грибами. Я выбегаю на крыльцо, ежась от прохлады, и ищу его глазами. И вот он, выходит, слегка улыбаясь, поднимается на крыльцо, и густой аромат «Шипра» как шлейф окутывает его и будоражит мои ноздри. В это момент он похож на лесовика. Его тело, словно,  вырубленное из коряжистой сосны. Сосны изогнутой, но растущей вопреки всем обстоятельствам, даже на краю скалы вцепившись корнями и доказывая свое священное право на жизнь. Дед еще шире улыбается, и смотрит из-под своих пушистых, как у пихтовых веток, бровей. Дед: «Проснулся?! Умывайся и ешь. Через 10 минут выходим».

      Вскоре мы уже идем с корзинами от дома по дороге в лес. Мерно шагая по земле, твердой поступью идет дед.  В его руке новая тонкая палка  с сучком - нехитрое устройство по поиску грибов. Мои мысли еще крутятся вокруг завтрака, а дед уже идет вдоль дороги по лесу и присматривает грибницу. Он превращается в лесную тень, шаги обретают скорость и я, двигаясь по дороге, едва поспеваю за дедом, почти летящим по лесному насту в поисках грибов.

      Дед не раз в жизни полагался на свое природное чутье, вот и сейчас это чутье его не подводит. Совсем по незаметным признакам и бугоркам он находит грибницу с груздями. Через минуту он догоняет меня, поравнялся, в руках груздь, быстрым движением обрезает ножку и дает мне: «Ешь и запомни. В  сыром виде съедобна только ножка». Следом натыкаемся на кустик медуницы, угощаюсь и  ей.

      В моей памяти всплывают его рассказы о войне и лишениях, про годы ссылки и тяжелый труд с  детства. Все образы людей и события, как живые,  обретают силу в моей голове, хотя иногда, мне все кажется сказкой. Ссылка на Васюганские болота и бесхвостая корова, пауты размером с палец и нападение росомахи на мальчика, который отбился от нее острогой для ловли рыбы,  все кажется сказкой... Вот только  темное пятно на плече у деда размером с ладонь осталось навсегда.

     Вот опять: маленький мальчик, один, пешком  идет за 30 километров от дома, в соседнее село учиться, и сдает экзамены в школе экстерном за три первых класса. Эта же энергия, толкнула его 16-ти летним в армию. Приписав себе два года, он как 18-ти летний поступает в армейскую школу конной разведки. Девять месяцев тяжелой муштры и занятий спасли его от гибели в первые дни войны. Он был готов воевать. Но зимой 41-го воевать придется  со смертельным холодом, коченея и вмерзая в снег в ледяных объятьях каменистой тундры под Мурманском. И в этом аду ему еще больше хочется жить - за войну он по учебникам осваивает школьный материал  до 8 класса. А еще у деда на руке было перебито сухожилие, и мизинец застыл, согнувшись. Это память о схватке,  рукопашной схватке, на право жить, любить  и творить.

      Мой взор из внутреннего мира вновь возвращается в лес- дед зовет. «Вот лабазник, с него чай заваривать можно, мой отец из шести трав чай заваривал» - учит дед. Походя, срывает стебелек чистотела и замазывает мне ссадину от занозы. Незаметно подошли к «Каменушке», маленькой речке, чье название оправдывают тридцати метровые обрывистые берега, часто голые от травы и кустов, и почти вертикально идущие вверх к солнцу. Дед ведет меня по кромке скалы в полуметре от края, вдруг останавливается, снимает кепку и о чем-то думает с минуту. Пот выступает на лбу и крупными каплями скатывается на нос, а серые глаза становятся чуть грустными. Дед: «Обратно через кладбище пойдем, Гришу навестим». Гриша - это его сын и мой отец, по трагическому стечению обстоятельств, погибший в армии в 25 лет. Невыносимо тяжело пережить своего сына. Смерть осталась в его сердце таким же глубоким рубцом, как и «Каменушка», прогрызшая тридцати метровые скалы. Когда погиб мой отец, дед не мог смириться с утратой, что-то выворачивало его изнутри, и он решил, памятник сыну буду  делать сам. Из карьера ему привезли валун необработанного мрамора, и он целый год, вручную, шлифовал его, так капля за каплей выходила его боль.

      Тем временем летнее солнце все выше и выше поднималось над лесом, даруя жизнь и  унося ночную прохладу,  а речка соблазняла  нас своим  журчанием. Найдя пологий спуск, мы вышли к родникам, что питали речку. В этот сухой год воды было мало, родники заилились, и местами вода не бежала, а ползла по каменистому дну, затаившись меж камней, а затем  выныривала, как причудливая блестящая змея, чтоб вновь скрыться. Раскапываем пару родников, дед копает умело, выгребая ил своими большими руками. Остановились, ждем.  Трудно дождаться, когда вода из мутного фонтана в роднике превратится в прозрачное блюдце с чистой  и вкусной водой. Дед пьет жадно и радостно, как ребенок, припадая к груди матери, он наклоняется к роднику и улыбается каждому глотку воды. Его серые глаза вновь светятся искренней радостью и блестят как родники, раскопанные нами. Пару минут отдыха и, кажется, краски леса становятся еще ярче, а звуки и запахи, приобретая объем, сплетаются в новую сказку про лес и мудрого седого медведя. Дед: «Ну, все, буде, отдохнули, пора и честь знать». Мы встаем и уходим дальше в лес, чтобы ближе к вечеру, счастливыми вернуться с добычей домой. Именно так и запомнился мне мой дед. 

Об авторе

Мельников Юрий Григорьевич 1975 г. р. Внук Мельникова Михаила Никифоровича.