Чужая кошка в зеркале, часть 4 - Ночной гость

ЧАСТЬ 4. «НОЧНОЙ ГОСТЬ»



Светкин рассказ растеребил Ленкину душу.
Ванечка! Он всегда был для нее несбыточной мечтой. Видя его в школьных коридорах, она замирала, по-взрослому надевала на лицо маску безразличия и бежала мимо. А потом где-нибудь в укромном уголке не могла отдышаться, так лупило в груди сердце. Заметив его на улице, пряталась за кустами, отчаянно мечтая, чтобы настал день, и он признался ей в любви. Однажды она увидела, как он целовал очередную пассию, тиская у той груди. Вернувшись домой, долго плакала, уткнувшись в подушку. Но шло время, девчонки рядом с ним постоянно менялись. Только для нее возле него не находилось места. Ванечка ее не замечал. Она для него была маленькая.

Однажды ночью Ленка воровала с клумбы под его окном белые тюльпаны, а он заметил. Утром, выходя из дома, ахнула – все крыльцо было усыпано цветами. Она бежала на практику на школьное поле и представляла, что это Ванечка приходил и оставил для нее любимые тюльпаны. Белые! Ей так хотелось, чтобы это было правдой!

Она мечтала о нем днем и ночью и едва не завалила выпускной экзамен по литературе, потому что Ванечка приехал на выходные, и они нос к носу столкнулись в магазине. Он окинул ее восхищенным взглядом, бросил какую-то шутку и ушел. И она под звуки соловьиных трелей провела бессонную ночь в мечтах о нем и на следующий день едва не заснула на экзамене. 

Постепенно свыклась с мыслью, что Ванечка не для нее. И, вроде, стало легче жить. Даже с парнями начала гулять. Только не было в них того, что тянуло к нему. И остался Ванечка Фомин для нее, как далекая-далекая мечта, которая никогда не сбудется. И стерся образ, и почти забылся.


И вот сейчас от Светкиных слов всколыхнулось что-то в душе, зашлось сердце то ли горечью, то ли ревностью. Она уже взрослая девушка. Но он снова выбрал не ее. Ну и пусть! Ведь теперь у нее есть Терехов. И она его любит.

Ленка ошарашено молчала, качая головой. По спине пробежали мурашки.
- Да разве ж можно так? Ну, ты, Светка, даешь!
- Ты понимаешь, когда тобой восторгаются, хотят тебя… это сводит с ума. В конце-концов, мы уже взрослые. Или что, боишься, меня из комсомола попрут за аморалку?
- Ну не знаю… Как-то нехорошо все это… Залететь не боишься?
- А мне Катька Исакова таблетки в городе достала, пока их пьешь – не залетишь.
- А мне дашь? – машинально спросила Ленка. Заметив, как распахнулись голубые Светкины глаза, пожала плечами. –  Ну так, на всякий случай, мало ли что.
- Да ладно, подруга, по твоим глазам вижу, что ты втюрилась.
- Ну и втюрилась, что такого?
- Давай рассказывай! Я умираю от любопытства.

Пришлось Ленке, краснея и заново переживая, рассказать Светке историю своей любви. А потом они сидели, прижавшись друг к другу.
- А что это за сережка, которую ты нашла у Терехова?

Ленка достала из кармана серебряную сережку с тремя кроваво-красными камушками.
Светка тихо ахнула и прикрыла рот рукой, испуганно взглянув на подругу:
- Так это ж серьги твоей матери!

Ленку прошиб пот, холодный, липкий. Она смотрела на Светку, не в силах что-либо сказать.
- Нет, этого не может быть! Ты с ума сошла! Она старая для него!
- Почему это старая? Ей сколько, тридцать семь? Ну вот, а ему около тридцати. Значит, она всего на семь лет его старше.
- Нет! – Ленка соскочила с кровати и в волнении заходила по веранде. – Нет, Светка, ну не может этого быть!
- А ты проверь! Где ее серьги лежали?
- В комоде, в маленькой шкатулке. Она их в прошлом году у тети Иры Максимовой купила.
- Ну вот и посмотри!
- Да нет, даже если их в шкатулке нет – это еще не значит, что это ее сережка. Может, такие еще у кого-то есть.
- Не может, нет, ни фига! – Светка спустила ноги на пол. – Я помню, как твоя мама говорила, что таких больше ни у кого нет. Пошли, посмотрим.

Подруги побежали в комнату матери. Ленка выдвинула ящик комода, вытащила крохотную деревянную шкатулку, открыла. Через плечо ахнула Светка: на бордовом бархате лежала одна сережка. Серебряная, с тремя кроваво-красными камушками. Быстро положив шкатулку обратно в комод, они кинулись на веранду и, забравшись с ногами на кровать, уставились друг на друга.
- Это что ж получается? Моя мать спит с моим Тереховым? – тихо прошептала Ленка. – Господи! Как же это?
- Ты вот что, – Светка взяла ее за руку, – не горячись, а лучше аккуратненько поспрашай мать о том – о сем, мол, дай поносить и так далее.

Ленка задумчиво раскачивалась на кровати.
- Ладно, пойду я, – Светка слезла с кровати, надела босоножки, – а то меня сегодня мои любовнички ждут.

Ленка даже не заметила, что подруга ушла, и долго сидела, глядя в потолок невидящими глазами, пока ее не окликнула мать.
- Обедать-то будешь? – глаза той были пусты и равнодушны.
- Не хочу! – резко ответила Ленка и, соскочив с кровати, бросилась на улицу.

Она бесцельно бродила по поселку до самой темноты, пока ноги сами не привели ее к дому Терехова. Его окна были темны. Стоя за кустом жасмина возле калитки и обрывая лепестки его цветов, Ленка вжималась в забор, пока глаза случайно не скользнули вниз, на землю. Ее внимание привлек аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги в клеточку. Ленка присела на корточки и развернула его. В тусклом свете уличного фонаря пробежалась глазами по ровному почерку и задохнулась от ярости и жгучей ревности.
«Милый мой Сереженька! Если бы знал, как мне не хватает тебя! Когда я не вижу тебя, мне кажется, что рушится мир, что небо разлетается на куски. Я вспоминаю тебя каждый день, каждый час, миг! Умираю от желания снова прикоснуться к твоим губам, рукам! Если бы ты знал, как мне хочется опять прижаться к тебе и снова услышать, что ты тоже любишь меня! Каждый час, каждое мгновение, проведенные с тобой уносят меня на вершину блаженства и счастья, что зовется любовью. Приходи сегодня! Целую, обнимаю твои колени. Твоя Н.»

Конечно, Ленка понимала, что такой видный мужчина, как Терехов, привлекает внимание женщин. И, возможно, кто-то пытался добиться его любви. Но сейчас он с ней! Это ее возлюбленный. И, может, эта записка вовсе не ему, и, может, он даже не читал, и не знает, что это за «Н.» такая подлючная. Она сунула записку в карман, медленно поднялась и, обессиленная, прошла мимо калитки любимого. Когда, одурев от рвущих душу сомнений, Ленка добралась до дома, мать уже спала. Мозг окончательно сдался, и, рухнув на кровать, она мгновенно заснула.

Под утро пошел дождь. Встряхивались от долгожданной влаги, расцветали сочным зеленым цветом листья деревьев; трава, вздрагивая под тяжестью капель, сбрасывала с себя сизую пыль. Светлел воздух, притягивая ароматы жаркого лета, и смывались они струями дождя обратно в землю. Еще вчера сочные краски сегодня легли акварелью, легкая дымка завесы тонких струй дождя скрывала дали улиц.

Звон будильника разорвал тяжелый сон. Мерно постукивая каплями по водостоку, дождь убаюкивал. Ленка нехотя встала, умылась, молча позавтракала, избегая взгляда матери, и стала собираться на дежурство. Ей казалось неправдоподобным все, что произошло вчера. Безграничная усталость давила на плечи, хотелось свернуться клубочком на кровати, накрыться с головой одеялом, и застыть. И почему-то мысли о скорой встрече с Тереховым не принесли обычной радости. «Да в конце-концов, будь, что будет!» – разозлилась на себя Ленка, и, собрав в кулак волю, вышла из дома. Дождь усилился, пришлось раскрыть зонтик. Каблуки туфель проваливались в мягкую, напившуюся влагой, землю. Воздух был свежим, и после стольких дней жары дышалось легко. Ленка упрямо мотнула головой, отбрасывая на время горькие сомнения. И вот ее каблучки бодро застучали по мокрому асфальту перед больницей.

Стряхнув зонтик, сложила его и решительно вошла в помещение. Пост медсестры был пуст. Подходя к сестринской, чтобы переодеться, Ленка услышала  голос Терехова. Обычно он сюда не заходил, а сейчас что-то выговаривал Наташе Максимовой, сменить которую пришла Ленка. Стоял он лицом к двери, был раздражен, но, увидев Ленку, оживился, расцвел улыбкой и махнул рукой:
- Привет, королева!

При этих словах Наташка тихо заплакала.
- Все, иди домой, – Терехов сердито подтолкнул ее к дверям, – нам больше не о чем говорить.

И тут же подошел к Ленке:
- Ну что, готова к боевой вахте? – его взгляд был красноречив.
- Да, Сергей Михайлович, все нормально, – она забылась в его глазах и снова почувствовала, как переполняет ее радость от встречи с любимым человеком.
- Наконец-то ты улыбаешься! Все, давай работать. Зайди в ординаторскую, когда переоденешься.

Он вышел, тихонько прикрыв дверь. Сейчас там, наверно, несколько врачей, а Терехов сегодня дежурный. Значит, можно будет снова провести ночь в его объятиях. Подходя к ординаторской, Ленка услышала через приоткрытую дверь голос пожилого врача Николая Кузьмича:
- Ты, Сергей, Наташку не обижай, она молодая еще и глупая, но девочка хорошая, и умница большая.
- Да я и не обижаю, но ведь сил нет, как она достала меня!
- Ну а что ты хочешь? Кому из девчонок не хочется любви и ласки в этом возрасте? Вижу, что влюблена она в тебя как кошка.
- Это ее личное дело.
- Но и так тоже нельзя. Надо поговорить, объяснить ей.
- Да я говорил и не один раз. Не понимает!
- Значит, плохо объясняешь. Бабы – они народ странный.

Ленка на цыпочках отбежала от двери, громко процокала каблуками по коридору, будто только пришла, заглянула в комнату врачей:
- Добрый день, Николай Кузьмич!
- А, Леночка! Приветствую! – он озорно подмигнул ей.
- Сергей Михайлович, вы просили меня зайти.
- Да, – Терехов взял чью-то историю болезни, сосредоточенно полистал ее и протянул Ленке. – Вот, подготовь Матвеевну к выписке, у нее все стабильно, пускай домой идет.
- Хорошо, Сергей Михайлович, я все сделаю.

Ленка вышла из ординаторской и вернулась на пост. Просматривая журнал назначений, замерла, закусив губу. Она узнала почерк, которым была написана записка, найденная вчера возле дома Терехова. Ее писала Наташка Максимова. Сделанное открытие озадачило. Что ж теперь делать-то? Устроить Терехову скандал? А вдруг он этой записки в руках не держал? Она так и сидела в задумчивости, пока на плечо не легла рука:
- Лена, ты подготовила документы на выписку? – дыхание Терехова щекотало шею.
- Ой, замечталась, Сергей Михайлович, извините, – Ленка засуетилась было, но он продолжал держать сжимать ее плечо.
- Ты чего, королева? Случилось что?
- Да нет, все в порядке, просто спала плохо, наверно, на дождь.
- Ну, мы можем это вечером исправить, – он коротким взглядом окинул больничный коридор, убедился, что никого нет, поцеловал Ленку в ухо и стиснул грудь.
- Сережа, нас же могут увидеть, – прошептала она.
- Как сладко ты это говоришь! – он послал ей воздушный поцелуй и пошел с обходом по палатам.

День, как всегда, прошел в суете будничных больничных дел. После ужина Ленка пошла в сестринскую отдохнуть. Только присела на диванчик, как влетел Терехов. Она удивленно посмотрела на него и поднялась:
- Что-то случилось?
- Да нет, просто соскучился.
- Ты меня напугал!

Он подошел, обнял, прижал ее к себе:
- Я так по тебе соскучился! – Терехов целовал ее жадно, будто неделю не видел.
- Сережа, ты что! А если кто-нибудь войдет?
- Господи, как я хочу тебя! – он распахнул полы своего халата, и, взяв ее руку, положил себе на ширинку. – Чувствуешь?
- Все, уходи немедленно, не дай бог главврач зайдет.
- Не зайдет, он уже давно дома чаи гоняет, – Терехов тер себя Ленкиной рукой, и дыхание его становилось шумнее.
- Сережа, – Ленка отстранилась, – все, уходи.
- Ладно, ладно, сейчас уйду, – он еще раз крепко поцеловал ее, глубоко вздохнул, застегнул халат и вышел.

Сев на диван, Ленка закрыла глаза. Она готова была бежать за ним, чтобы вернуть. Но нет, нельзя! Их могут увидеть! Все мысли сейчас были заняты только одним – скорее бы остаться с ним наедине и любить его. Остальное – ерунда, как-нибудь разрешится! Она не заметила, как задремала. По-прежнему тихими каплями стучался в оконное стекло дождь, убаюкивал, усмирял. В густой ночи почти бесшумно вздрагивали листья деревьев от его  мокрых поцелуев. Воздух был забыто-свеж, напоен влагой летнего тепла. Через приоткрытое окно на подоконник сыпались брызги от разбивающихся бусин дождя. Мягкий свет сестринской падал на стоящие за окном кусты жасмина и делал их загадочно-черными.

Проснулась она от того, что кто-то покрывал ее руки и тело поцелуями, ласкал и гладил. Еще полусонная, не совсем понимающая, она застонала – это был Терехов. Он стоял на коленях перед ней и лихорадочный блеск в его глазах говорил, что он хочет ее. Увидев, что она открыла глаза и томно потягивается, навалился:
- Я с ума схожу по тебе, королева! – шептал горячо. – Не могу больше ждать!
- Сережа, не здесь! –   простонала Ленка, попыталась сесть, но он целовал ее, и она слабела. – Пойдем в ординаторскую, там дальше от палат.

Он мгновенно поднялся, перевел дыхание, бросив на ходу «я тебя жду», выскочил в коридор. Ленка выждала некоторое время, приходя в себя от его настойчивости, прикрыла плотнее окно и тихонько пошла в ординаторскую, чувствуя, как выпрыгивает из груди сердце, как томным тянущим чувством желания наливается низ живота.

Когда она вошла в ординаторскую, Терехов задвигал белые больничные занавески на нижней части окна. Дверь она закрыла сама. В комнате скудно светила настольная лампа. Ленка медленно расстегивала халат и шла к Терехову. Он же стоял спиной к окну, опершись о подоконник, и не шевелился. Она сняла все, что на ней было, и он восхищенно причмокнул. Словно опомнившись, судорожно стащил с себя одежду, путаясь в штанинах, в рукавах халата. Его желание было очевидно – вот оно, только сделай несколько шагов. Но он продолжал стоять возле окна, молча, странно, и только протянул к ней руки. Она шла к нему медленно, словно насторожившаяся кошка. А он любовался ею, каждым изгибом тела, высокой большой грудью, темным треугольником волос внизу живота. Расстояние сократилось до вытянутой руки, и Терехов привлек ее к себе. Она прижалась, словно хотела слиться с ним в одно целое и чувствовала животом его желание. Терехов неторопливо гладил ее плечи, спину, распаляя в ней огонь любви, который и так уже мутил ей рассудок. Он целовал ее очень нежно, и сердце ее обрывалось, и подгибались колени.

Оторвавшись от ее губ, он стал давить ей на плечи, заставляя соскальзывать по его телу вниз, пока ее подбородок не уперся в его член. Она удивленно посмотрела на него снизу вверх, но он стоял, запрокинув голову, и только простонал:
- Поцелуй меня…

Ленка не знала, как это делается, об этом нигде не было написано, и никто из подружек о подобном не рассказывал, но, наверно, ему нравится. Она послушно делала все, о чем он просил. Вдруг Терехов рывком поднял ее, развернул спиной, и она, опершись руками о подоконник, застонала, когда он вошел в нее. Стиснув зубы, чтобы не кричать, Ленка царапала подоконник, срывая занавески. Их ритм учащался, ее груди мотались по подоконнику, качаясь в такт его движениям, все быстрее, быстрее. Глаза закрыты, сквозь сжатые зубы рвется стон наслаждения:
- Еще!.. Еще!..

А потом они стояли, прижавшись друг к другу. Терехов тихонько целовал ее, пока она не стала оседать в изнеможении. Ни она, ни он не видели, что в темноте ночи, среди мокрых кустов, стоит мужчина, глядя на них через окно, возле которого они занимались любовью.

Только под утро Ленка ушла в сестринскую. Утомленная ненасытной страстью Терехова, опустошенная, счастливая, она прилегла на диван, и, накрывшись пледом, мгновенно уснула. В шесть утра зазвонил будильник. Ленка чувствовала себя бодрой, отдохнувшей, словно провела ночь в уютной кроватке. Ей хотелось смеяться, петь, веселиться – мир был прекрасен!  К черту записки! К черту сережки с камушками! Он любит ее! Только ее!

Сдавая дежурство, Ленка улыбалась. Так удивительно легко ей никогда не было. Под утро дождь закончился, и сейчас ярко светило солнце. Едва вышла из больницы, услышала сзади шаги, обернулась – ее догонял Терехов. Он заглянул ей в глаза, потеребил медно-рыжие волосы, сейчас собранные в высокий хвост:
- Как настроение?
- Отлично.
- Домой?
- Угу, – она кивнула, мечтая, чтобы он позвал ее к себе.
- Что делать будешь?
- Не знаю пока.
- Ты вот что… приходи сегодня ко мне… часикам к четырем, – в глубине его зрачков стало загораться пламя желания, которое Ленка уже начала узнавать в нем. – Придешь?
- Приду.
- Ну, пока, королева!
- Пока.

Выйдя из ворот больничного сад, разошлись в разные стороны. Она летела домой, как на крыльях, и были эти крылья похожи на параплан, уносящий ее на вершину блаженства под названием любовь.

Мать уже ушла на работу. На столе в кухне лежала записку «Буду поздно». Ленка спокойно нагрела воды в большой кастрюле, чтобы сполоснуться и вымыть голову, с удовольствием поела и легла поспать до обеда. У нее будет достаточно времени, чтобы собраться к Терехову.

Вскочила сама, без будильника, закружилась, напевая, по дому. Открыв дверцы шкафа, стала перебирать одежду. Выбрав темно-фиолетовый сарафан без застежек, примерила и осталась довольна – он удивительно шел к ее медно-рыжим волосам. Поколебавшись, нижнего белья надевать не стала.

По улице не шла – летела. Подходя к дому Терехова, осторожно посмотрела по сторонам – никого, юркнула за калитку. Он, как и в прошлый раз, сидел на ступеньках крыльца. Увидев ее, восхищенно присвистнул:
- Какая ты красивая, Ленка!

Заперев засов двери, потащил в дом. Она сама не ожидала, что смутится, и смущение это отразится румянцем на щеках, делая ее еще соблазнительнее. Терехов снова предложил вина, так, для настроения, угостил шоколадкой, посадил себе на колени. Они веселились, шутили, оттягивая момент близости, пока, наконец, он не выдержал:
- Иди ко мне, королева!

И снова упоительная любовь! Он впервые ласкал ее так, что она теряла рассудок, отдаваясь ему со страстью тигрицы. Его губы были везде. И она сходила с ума от того, что испытывала. А он пьянел от ее губ и рук, от дивного запаха волос и тела. Потом они лежали друг подле друга, и он, насытившись, лениво поглаживал ее бедро. Ушла Ленка около полуночи. Затворяя калитку, услышала шорох, испуганно обернулась. Но нет, это жасмин предательски качнул веткой. Она помчалась по улице и свернула за угол. Теперь уже шла тише, заново переживая, вспоминая до мельчайших подробностей все, что было между ней и Тереховым.

Когда и как пришла мать, Ленка не слышала – она спала. Разбудила ее чья-то рука, зажавшая рот:
- Эх, ягодка-малинка, я уж и не чаял тебя дождаться! – слова, произнесенные в самое ухо, показались знакомыми, она дернулась. – Не кричи, соседей разбудишь, а мать твоя, пьяная, спит.

Мужские руки стащили с нее ночную рубашку, стали мять груди, раздвигать ноги. Ленка отчаянно и молча сопротивлялась, но силы были неравны. Он брал ее раз за разом, как хотел. В темноте не разглядеть лица.
- Да не бейся, я уже имел тебя на днях, забыла? – этот голос она слышала раньше, но не могла вспомнить, где.

И Ленка сдалась. Он умело ласкал ее. И понимая, что в ней против воли пробуждается желание, она чувствовала себя еще хуже. Он снова целовал ее, а Ленка лишь терпеливо ждала, когда все закончится. Но ему было мало. Ей казалось, что сейчас она умрет. Это было противно. Это было ужасно. Но что-то внутри трепетало, сладко сжимаясь. И она застонала. От безумного наслаждения… которого ни разу не испытала с Тереховым. Она даже не слышала, как шептала:
- Еще… еще…

А ночной гость все двигался и двигался, и это не кончалось и не кончалось, пока она не обессилила. И вдруг огненный вихрь взорвался в ее голове, рассыпавшись радугой фейерверка. И она закричала, уткнувшись в подушку, не понимая, почему из глаз катятся слезы.

Утолив свое желание, ночной гость перевернул ее на спину, поцеловал соленые губы, поглаживая подрагивающее взмокшее тело.
- Ленка, девочка моя любимая… как же ты хороша!.. Маленькая моя блудница… – последнее, что она услышала, проваливаясь в черную бездну сна.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


Рецензии