Открывшаяся тайна

               

После свадьбы Маша с Мишей решили начать новую жизнь в полном смысле этого слова и, для выполнения этого своего решения, выбрали местом своего нового жительства город Дальнесибирск далеко на Севере. Молодые знали друг друга со школьной скамьи, вместе выросли, вместе пошли на завод. Так они и решили остаться вместе на всю жизнь. Да и с первого взгляда было видно, что они как нельзя лучше подходят друг к другу. Не говоря о внешнем сходстве, за долгие годы дружбы у них выработались даже одинаковые манеры в разговоре и поведении. Сразу бросалось в глаза и то, что они понимают друг друга с полуслова, а иногда даже без слов. Так что полное доверие, царившее между этими молодыми людьми, давало все основания предполагать, что их брак окажется одним из тех редчайших случаев, когда супруги без всяких осложнений проживут бок о бок долгую счастливую жизнь, и, как говорится, умрут в один день.

Поначалу всё, вроде бы, так и складывалось. Маша была хорошей хозяйкой, Миша - заботливым мужем и настоящим другом. Всё свободное время они проводили вместе, вместе отдыхали, читали книги, делились всем, что было у каждого на душе. Устроившись на новом месте, они стали подумывать о том, чтобы вместе поступить в институт на заочное отделение, и, наметив срок примерно в два-три года, начали, как могли, готовиться. К концу первого года самостоятельной жизни наши супруги ждали с нетерпением и радостью третьего представителя своего семейства, из-за которого сроки будущей учёбы и были отложены на такой далёкий срок.

Всё было продумано в мельчайших подробностях, начиная от времени рождения будущего Саши ли Танечки - ребёнок должен был появиться на свет в апреле, чтобы самое трудное время пришлось бы на лето, и, чтобы когда пришло время школы, ему было бы немногим больше семи лет, и кончая обмундированием. Соблюдались все рекомендации врачей, покупались и совместно изучались книги по воспитанию - в общем, делалось всё, чтобы ребёнок рос здоровым и счастливым.

И вот, наконец, настал день, когда Машу увезли в роддом, а Миша поехал туда же и стал ждать результатов.

Маша начиталась медицинских книг о том, что роды - явление для женщины естественное, что бояться нечего, а надо только соответствующе себя подготовить. Она и готовила - и психологически, и занимаясь гимнастикой, и, поэтому, ничего не боялась. Действительно, никаких сверхъестественных болей не было, а сразу же после рождения ребёнка она почувствовала громадное облегчение. Желая поскорее увидеть чадо, она с нетерпением посмотрела на акушерок и увидела, что те стоят с открытыми от изумления ртами. Раздался младенческий плач и Маша, чувствуя по лицам женщин, что что-то не в порядке, с ужасом спросила:
 
- Что случилось? Он болен, ненормальный?

- Нет, всё нормально - как-то подозрительно проговорила женщина, которая между тем быстро где-то внизу, где Маша не могла видеть, закапывала ребёнку глаза - мальчик, крепенький, всё на месте - вот, смотрите! - и она подняла что-то перед Машей.

В первую секунду Маша не поняла, в чём дело - просто от ужаса у неё закружилась голова. Затем она решила, что её дурачат, затем, что спутали ребёнка - но спутать было не с кем, в это время никто не рожал. Затем укрепилась одна какая-то безнадёжная мысль: "Этого не может быть!"

Маша смотрела и смотрела и ничего не понимала. Перед ней был самый обычный младенец, только негритёнок. Она даже с каким-то интересом его рассматривала, как чужого - негров в таком возрасте она ещё не видела. Чёрные волосики мелко вились на головке, приплюснутый носик, ослепительно белые зрачки, пухлые губки - только белых зубов не доставало. И конечно, тёмно-коричневый цвет и только ладошки и подошвы кроохотных ножек светленькие. Ребёнка унесли, на Машу смотрели с полу-сочувствием, полу-злорадством. Во всяком случае, не скрывали явного интереса, а бедная Маша почувствовала какое-то полное безразличие ко всему и впала в глубокую депрессию. К вечеру у неё поднялась высокая температура, и потребовалось интенсивное вмешательство врачей, чтобы добиться улучшения состояния больной.

Мише, чтобы не тревожить мать, сообщили только, что родился мальчик, трёх с половиной килограммов весом и вполне здоровый. Радости счастливого папаши не было предела. Он засыпал Машу цветами, купил золотой перстень в подарок, выкрасил заново дверь, чтобы Саша в первый раз вошёл в "новые" двери.

Маша, почувствовав себя лучше, тоже не решалась сообщить новость, которая должна была разрушить всё их счастье, хотя она уж совсем не понимала, как такое могло получиться. В скупых записках она писала, что чувствует себя лучше, а ребёнок здоров. Вначале она даже не хотела видеть сына. Но пришлось себя пересилить и даже кормить это, такое чуждое, существо. Она с ужасом смотрела, как ему суют в рот её грудь и даже содрогнулась, когда впервые тёмные мокрые губки ухватили её за сосок. Но, постепенно, она привыкла. Всё-таки, как ни как, это был её сынишка, совершенно беспомощный, и никому, кроме неё, не нужный. Будь он щенком, она и то бы, в конечном счёте, его признала - так уж устроена нормальная женщина.

Машу не торопились выписывать, зная, что ничего хорошего её с ребёнком дома не ждёт, и, потому, продливали срок нахождения в роддоме, давая матери и ребёнку возможность окрепнуть. Окружающим Маша ничего не объясняла, зная, что в её невинность никто не поверит, только лишний раз все посмеются. Итак, в этом маленьком городке, где всё на виду, Маша со своим чёрным сыном станет анекдотом  на злобу дня. Она горько сожалела, что так нелепо окончилась её счастливая жизнь и готовила себя к тому, чтобы с сыном уехать куда-нибудь подальше и всю жизнь мучиться одной под насмешливыми взглядами окружающих.

Поскольку женщины, лежавшие в роддоме в одно время с Машей, выписались раньше неё, по городу скоро поползли слухи, и Миша стал замечать на себе сочувствующие, злобные, таинственные и, вообще, нехорошие взгляды. Некоторые при встрече с ним, хихикнув, отворачивались, другие показывали на него издали пальцем. Миша, пользующийся ранее большим уважением, тотчас же почувствовал, что что-то очень плохо, но в чём дело, не мог догадаться, прикидывая так и сяк. Он ломал голову над этой проблемой днём и ночью. Он досканально проверил весь участок работы, документацию - всё было в полном порядке. Между тем, странное своё положение он чувствовал всё мучительней.

Наконец, он как-то встретил Тасю, жену приятеля Николая, тоже только что родившую дочку. Она с интересом посмотрела на Мишу и спросила:

- Ну, как ты это воспринял? Я вижу, молодец, держится, как ни в чём не бывало, не у каждого хватит мужества. Кто бы мог подумать, такая примерная жена...

- А что такое? - похолодел Миша.


- Так ты не знаешь? - как-то осеклась Тася - А я-то думала, ты в курсе! Извини тогда. - И Тася с быстротой молнии заскочила в уже отъезжающий автобус.

Миша кинулся домой к Николаю, с ходу схватил его за грудки и страшным голосом процедил сквозь зубы:

- А ну говори, в чём дело!

Николай, опешивший от неожиданности, пробормотал:

- Ты прости, ничего не понимаю, ничего не знаю!

- Знаешь! - заорал Миша - все знают, и ты знаешь! Сейчас Таська чуть не проговорилась! Я один только ничего не знаю. Но я не позволю что-либо нехорошее говорить о Маше! Подлецы!

- Ладно - успокаивающе заговорил Николай - только отпусти. Вот так. А теперь сиди спокойно, а то ничего не скажу. Не волнуйся, вот, выпьем. - Он налил, они выпили.

- Ну что всё-таки? - Уже спокойнее спросил Миша.

- Дай слово, что будешь вести себя хорошо, если действительно ничего ещё не знаешь.

- Ладно, буду, только говори...

- Ну, так уж, в общем, ничего особенного, ребёнок вполне здоров...

- Послушай, не тяни резину, всё равно узнаю!

- Ну вот, уже волнуешься, а обещал. Понимаешь, с каждым может случиться. Он здоров, всё в порядке...

- Слышал, слышал сотни раз...

- Ну, так он, понимаешь, как бы это тебе сказать? Он - негр.

- Как негр? - взвился Миша.

- Да так, негр, коричневый, курчавенький.

- Врёшь, шутишь!

- Ничего себе шутки - обиделся Николай - знаю, что бывает за такие шутки. Таська своими глазами видела, говорит, хорошенький, как обезьянка.

- Да тут, небось, с роду негров не было - упавшим голосом проговорил Миша - а мы год, как после женитьбы никуда не выезжали.

- Ну, уж это я не знаю, может, где и завёлся один какой-нибудь. Вот, друг, выпей и не думай.

Миша механически выпил.

- Никак не могу себе представить, Маша - такая жена! Всю жизнь чуть ли не с детства вместе, всем делились. Может, ты меня морочишь, а? - Миша выпил снова.

- А впрочем, ведь все знают, я давно чувствовал по взглядам. Вот уж думал не раз, как мне повезло с женой, и вот тебе, пожалуйста... Нет ни любви в жизни настоящей, ни счастья...

Миша засиделся у Николая до поздней ночи, пока, напившись вдрызг, не заснул прямо не стуле.. Тогда Тася с Николаем переложили его на раскладушку.



До выхода Маши из роддома Миша ничего не предпринимал. Его вера в людей была растоптана, он тяжелейшим образом переживал то, что самый близкий человек, пользующийся его искренним доверием, единственный настоящий друг, оказался столь неожиданно предателем. Он не понимал, как это могло случиться. ведь в таком маленьком городке каждый был на виду, а они с Машей, практически, не разлучались. Перебирая в памяти счастливые дни, он дивился потрясающему лицемерию подруги, служащим доказательством подлости Маши. Да и где мог взяться негр? Наверно, какой-нибудь турист, искатель приключений, был проездом... Когда же она успела? И с первым встречным! Может, привлекло то, что иностранец? Но как это не похоже на ту Машу, которую он знал до последней минуты! Хорошо ещё, что негр. Будь он белым,  Миша никогда бы ничего не узнал и так бы всю жизнь ходил в дураках. Миша с тоской смотрел на детские вещи, с такой любовью им приготовленные, и испытывал чувство смятения и горечи, как при невозвратимой потере.

Всё же он пришёл встречать Машу из роддома. По тому, как он молча взял ребёнка, только искоса на него взглянув, дрожащая от страха женщина поняла, что ему уже всё известно, что он уже принял решение, и сердце у неё упало. До самого дома Миша не говорил ни слова, и это Машу убивало.

На самом деле он переживал внутри себя великую борьбу. Вся его душа рвалась простить Машу, обо всём забыть и жить, как прежде. И если бы Маша сейчас призналась ему в своей вине, он так бы и сделал. Лишь бы между ними снова возникло прежнее доверие. Он даже, сам себе не сознаваясь, этого ждал всей душой. Но Маша молчала, и он укреплялся в мысли, что она человек лживый, подлый и недостойна его любви.

Ребёнок показался ему на редкость безобразным, особенно когда дома Маша его развернула. Раньше он вообще новорожденных не видел так близко и не представлял себе, что все они со стороны довольно неприглядны. Поэтому своё неблагоприятное впечатление он отнёс за счёт расы малыша.

Маша чувствовала, что молчать больше нельзя, нервы были на грани и она, в конечном счёте, не выдержала.

- Ну, чего молчишь? - Накинулась она на Мишу - Хоть что-то сказал бы! Я знаю, что ты думаешь, но скажи на милость, откуда в этой глуши негры? - И она заплакала.

- Это тебя надо спросить - холодно ответил муж - при желании всё найти можно.

- Но ведь это твой сын! - С каким-то отчаянием вскрикнула Маша - Я знаю, ты решил нас бросить, но я хочу, чтобы ты знал - всё-таки он - твой, и больше ничей. Почему он чёрный, я не знаю, но это мне так же непонятно, как и тебе.

- Я понимаю - продолжала она спокойнее - что напрасно всё это говорю. Я знаю, что бывает в подобных случаях. Я тебе очень благодарна, что ты всё-таки за мной пришёл. А к остальному я тоже готова. И пусть всё это будет на твоей совести. Вот моё последние слова - знай это - совесть моя чиста!

Миша всё больше поражался такому бессовестному поведению провинившейся супруги. Мысль, что он имеет отношение к этому уродцу, была ему столь дика, что жалкая попытка Маши взять его приступом казалась ему совершенно идиотской. "Каким же она считает меня дураком, если думает, что я могу клюнуть на эту удочку" - думал он. Об откровенности речи быть не могло, видно, под личиной честности скрывалась натура до того лживая, что даже очевидный факт не мог её заставить говорить правду. Мише стало необыкновенно тяжело, ему трудно было даже находиться в этой комнате, напоминающей каждой мелочью о счастье, оказавшимся мифом. Он не стал ничего говорить Маше, а просто пошёл к Николаю, оставив её одну переживать своё несчастье.

На следующий день он хотел подать заявление в суд о разводе на том основании, что ребёнок не его. Но в суде принять заявление пока отказались ввиду малого возраста ребёнка. Расстроенные чувства не позволяли ему находиться в этом, ставшем для него, крайне неприятном городе, и он, не дожидаясь срока, пока можно будет оформить развод, взял отпуск за свой счёт и вылетел туда, где протекало его детство, и где жил теперь единственный родной человек на Земле - его мать.



Неожиданный приезд сына взволновал немолодую женщину. Хотя она и обрадовалась, как всякая мать, долго не видевшая своего единственного ребёнка, но сразу поняла, что что-то случилось нехорошее. Миша долго не мог ничего сказать, только с трудом переводил дух, а, когда мать стала задавать наводящие вопросы, прямо заявил, что собирается подать заявление о разводе и возвращаться не собирается. Пусть всё, что есть, Маша берёт себе, ему уже ничего в жизни не нужно, только жить тихо с матерью. Женщин он ненавидит и никому никогда больше не поверит.

Мать всплеснула руками. Она знала уравновешенный характер сына и его состояние её не на шутку испугало.

- Как же так? - вскрикнула она - Ты дал телеграмму, что у вас сынишка, что всё хорошо, а теперь вдруг такое?

- Сынишка-то сынишка, да не мой!

- Боже, да откуда ты это знаешь? Маша сказала?

- Если бы сказала... Всё бы простил. Нет, и не думает признаваться.

- Но откуда же ты взял?

- Да ведь он негр, ребёнок этот! Я тоже вначале не знал, вот и дал телеграмму...

- Господи! - Мать так и села.

- Бедная Маша! - прибавила она тихим голосом.

- И ты её ещё жалеешь! Совсем изолгалась, твердит, что ничего не знает. Ты представляешь?!

- Бедная девочка - повторила мать - такой удар. Что она должна была почувствовать, увидев вместо нормального ребёнка, чёрненького! Интересно, какой он?

- Обычный негритёнок, даже вспоминать не хочется... А что касается её чувств при виде его, то вполне можно понять, как ей было неприятно. Не знаю только, на что она надеялась?

- Значит, она говорит, что это твой сын?

- Да, и даже пытается настаивать на этом.

- И ты не поверил?

Миша уставился на мать:

- Ещё бы, как ты можешь спрашивать?

Мать прошлась пару раз по комнате в глубокой задумчивости. Затем, внимательно посмотрев на Мишу, она начала:

- Знаешь, мне придётся тебе кое-что рассказать... Бывают в жизни человека вещи, которые никто не должен был бы знать, которые, кажется, были уже давно, и тайна их ушла с годами... Так нет же, всплывает всё, часто совершенно неожиданно, и ты вынужден во всём дать отчёт.

Так вот. Ты помнишь, как дружно мы жили с твоим покойным отцом? Хороший он был человек, добрый, умный. Все говорят, что ты в него. И никому не пришло в голову, что может быть по-другому. А было...

Ты понимаешь, мне об этом говорить трудно, особенно тебе. Но иначе нельзя, потому что страдает совсем невинный человек, даже три человека...

Мать на минутку замолчала. Миша на диване боялся пошевельнуться.

- Ну, так вот. Я была совсем молодая, когда мы с отцом поженились. Детей у нас не было несколько лет, и мы уже думали, что не будет. Жили мы хорошо. Но тут случилось одно обстоятельство - к нам на практику приехал Мишель из Франции. Ты знаешь, более обаятельного, остроумного, обходительного человека я не встречала. Мой муж показался мне неинтересным, привычным, непривлекательным. Это я его преданность позже оценила... Короче, тогда я сама не знаю как, влюбилась по уши. Образ Мишеля, его смеющиеся глаза преследовали меня днём и ночью. Когда я его видела, я любовалась им, не отрывая от него взгляда.

Он это заметил, и как-то раз пригласил меня к себе на чашечку кофе. Я не могла отказать себе в столь невинном удовольствии. В общем, случилось так, что между нами была близость.

Муж о чём-то догадывался, но, конечно, не подозревал, в чём точно дело. Поэтому, когда стало известно, что я беременна, он был счастлив, думая, что ребёнок укрепит нашу семью. Бедный Алексей! Он не сомневался, что это, наконец, его ребёнок. Но что пережила я, одному Богу известно. Дело в том, что Мишель был негром.

При этом слове Миша вздрогнул. До него начало что-то доходить...

- Я не спала ночами, - продолжала мать - я была уверена, что  родится негритёнок. Мишель уехал навсегда, я начала раскаиваться, что так по-детски поддалась чувству, и в полной мере оценила моего мужа, не ставшего ко мне хуже относиться после того, как я явно была увлечена кем-то другим.

С каким страхом я ждала твоего появления! В первую минуту, увидев тебя, я от счастья не поверила, что ребёнка не перепутали. Но, ни у кого из рожениц негритёнка не было. Я тебе дала имя в честь твоего настоящего отца - Мишеля. Так Алексей ничего и не узнал, и я думала, что теперь уж моя тайна уйдёт вместе со мной... Но не тут-то было! Какое счастье, что я ещё жива и могу всё объяснить. Маше, зато, досталось за меня и даже больше. Она ведь ничего не знала... Теперь ты всё понял?

- Так значит, он мой?! А она там одна, считает меня негодяем! Да и как я мог ей не поверить?

- Не вини себя, всё это естественно. Хорошо, что ты ко мне сразу приехал, а то страшно подумать, что бы ты натворил. Ну, что ты теперь собираешься делать?

- Как что? К Маше лечу сейчас же и пытаюсь заслужить прощение. Мама, спасибо тебе огромное, ты меня, можно сказать, вернула к жизни. Я ведь совсем, было, зачах! И извини, пожалуйста, что не могу с тобой побыть.

- А как у тебя с деньгами на дорогу?

Лицо Миши вытянулось.

- А знаешь, ничего не осталось, всё Маше оставил.

- Ничего, сынок. Я тут кое-что накопила, хотела вам и внуку подарки сделать. Но сейчас важнее тебе вернуться. А как бы мне хотелось посмотреть на маленького Мишеля! Сашенькой ведь Вы хотели его назвать? Если ты не против, я полечу с тобой, объясню Маше всё сама, помогу вам первое время. Маша ведь столько пережила, бедненькая!

Естественно, Миша выразил по этому поводу полный восторг.

Уже на следующий день они с матерью были у Маши и, испросив, прежде всего у неё прощение, окружили её искренней заботой. Ребёнок теперь уж не казался Мише некрасивым. Он его хорошо разглядел и признал, что он очень даже симпатичный.

Так счастливо закончилась эта история, и, благодаря доброму отношению наших героев друг к  другу, жизнь их снова потекла, как и прежде, за исключением того, что новый член семьи внёс в неё и свою долю радости.

Июль, 1980.