Лена Лёха

ЛЕНА + ЛЁХА

  Помнишь, когда еще дома были, поехали мы од-
нажды с тобой к Корсаку, к Жене. И там эта фа-
милия вынырнула — Валахнин. Я тебе и сказал тогда:
Саша, вроде это — тот самый кореш. Сделай всё, чтобы
эта фамилия на «Тамаре» не звучала. Ну, а ты на меня
понес: мол, еще в море не вышли, а уже начинаешь —
тот плохой, тот сякой... Я говорю: вот помяни мое слово!
К чертям, его, собачьим! Ты же: на 9 месяцев выходим,
не успели еще отчалить, а ты уже бочку катишь.
А только прав оказался я.
  Всё гадство, что затеяно было на «Тамаре», было за-
теяно им. Он до чего проличился — его даже греки не
берут к себе, представляешь?
 — Почему?
 — Не знаю.
 — С Курилой, капитаном, он-то сжился. Но, видишь
ли, Володя, от меня уже не зависело на тот момент кого
брать, кого не брать на «Тамару». Экипаж-то был набран.
Я же к данному делу...
  И вообще я этого старпома в упор не вижу. Когда я
был на «Беби», я в шутку говаривал старпому Васильеву:
чиф, ты есть или тебя нет? Два месяца нас только двое
было, бывших советских. Так вот чиф перед греками,
капитаном и электришеном, всё боком норовил ходить,
круги вокруг да около нарезал, чтобы задом своим непо-
чтительность не показать.
 — Это хорошо, когда незаметно, это бог с ним. Но
когда эта падла абсолютно полезной работы никакой не
делает, а говна до хрена, — то как тогда с этим прика-
жешь поступить?.. Тогда по всем линиям: психологиче-
ским, физиологическим...
 —...электрическим, магнетическим, — вяжу дальше
я нить разговора.
 — Смеешься, да?.. А я эту тварь хорошо знаю. Про
него можно целую эпопею рассказать, было бы желание.
Про эту падаль.
 — Ну и говори тогда, чего тянешь кота за хвост.

  Все мои беды от чего были? Потому что я никогда
не врал. Я подколоть могу. Пошутить, если что… Это
да. Это за мною водится. А о человеке я врать не стану.
И все беды мои именно отсюда. Отчего я в пароходстве
не ужился? Да вот из-за таких, как Валахнин... Что за
случай, спрашиваешь? Как не знаешь? Да, это та еще
история!
  Дело было в 79-ом году. Или в начале 80-го. Пришел
он к нам из этой своей бурсы одесской. Должности чет-
вертого штурмана у нас не было, и поставили его 3-им.
И вот он третий штурман.
  А еще была у нас такая повариха Лена, с «Огре».
Имели её, кто только мог. Я это говорю уверенно, по-
тому что моя каюта рядом с её была. Одна переборка нас
разделяла. Я ей, стерве, подстилке драной, другой раз в
переборку стучал, замечание делал: «Лена, ты, сволочь,
хоть переборку-то не трогайте!». И дрючат ее целую
ночь напролет. А на утро та рассказывает, какая она цел-
ка: на полшишки, мол, только дает, а дальше — ни-ни!
У нее там, видите ли, целка... Тьфу ты! Я поименно знал
тех, кто там у нее бывал. А что поименно, — почитай,
весь экипаж! Вот… А с этой Леной я и познакомился,
еще когда ходил на «Кегумсе». Кем я только там не ра-
ботал: и рефом, и третьим, и насосным механиком… два
года. Потом начали меня поджимать — и я мотористом
временно пошел.

  И вот пришел на судно такой Леха Андреев. Только
закончил ШМО, шмотку. (Школа морского обучения).
Это был его первый рейс в жизни. Вышли мы из Вент-
спилса. Ну и тут Лена, молодец, глаз на Леху положила.
Было ей 18-19 лет. Но факалась, как швейная машинка.
 — А швейная машинка, как она?
 — Ну, посмотри, как она бегает.
  Одним словом — уложила под себя Леху. А Леха где-
то на Есенина похож был лицом. А ростом заморыш, как
наш Вовчик, может меньше еще. Леша пришел камбуз-
ником. Тут и начал он ее тянуть. Поселили Леху в двух-
местной каюте с Шурой Бацаном, на корме они жили. И
была их каюта, как зал для презентаций. Все пьянки там
проводились. Шура всегда привозил с собой магнито-
фон, колонки, кассет штук сто и него там всегда шумела
жизнь. Удобно, подальше от начальства.
  Костя Болотарев был старпом, а однокашник его,
Боря Хрусталев — вторым. Костя до Лехи эту Лену тоже
оприходовал, ну а тут по ночам все это продолжалось,
уж не знаю по какой схеме. Короче, образовался тандем.
Докторицу же нашу звали Лидия Федосеевна, забыл
ее фамилию. Докторица была помешана на фую. И вот у
Лехи вскакивает прыщик или что еще. А у этой, которая
помешанная, была своя тактика: как у кого что выскочит,
тот же прыщик, сразу за него — и в изолятор! Это се-
рьезно! Это только стационар поможет! — и лечила там
в охотку. Доставала. Кляуз на нее было!!
  Она старше моей матери, но фигура, правда, ничего
была. В бассейне любила купаться и фигуру свою вы-
ставлять на обозрение. И вешалась на всех. И раскопала
у Лехи какую-то простуду и завалила его в лазарет. Ну и
все. И начала там всякое декольте демонстрировать. На-
деялась, что Леха перепихнется с ней, поимеет и ее. И
однажды поняла, что Леха не герой её романа.
  Как-то утром Лена закинула кости в котел вариться
и нырнула к Лехе, хотя трахали ее накануне всю ночь.
А Лидия Федосеевна это усекла. И только Лена зашла в
изолятор, она следом. А дверь закрыта. Стучит — не от-
крывают. Она побежала к Букину, капитану.
 — Товарищ капитан, у меня в изоляторе комсомолец
Андреев, а повариха Кикина вошла к нему — и они за-
крылись, и дверь мне не открывают!
Капитан ничего мудрее не нашел, как идти вместе
с докторицей на место «преступления» и на пару дверь
изолятора долбить. Стучали, стучали, — не открывают,
суки!
  На «Кегумсе» так было устроено, что из изолятора
через иллюминатор не вылезешь. Кончилось тем, что
Ленка с Лехой накувыркались, сколько им надо, и вы-
ходят. (Тут следует сказать, что эта баба, Ленка, — она
же была та еще оторва: без комплексов, без стеснения,
никаких нравственных принципов). А эти замучались
стучать. Стоят, ждут возле дверей. Тут дверь открылась,
выходит Лена с колготками на плече, за ней Леха. Мор-
ды раскрасневшиеся, довольные — ни страха, ни упре-
ка. И она:
 — Лешенька, мой родной, дай я тебя поцелую! —
чмок его в губы, — я к тебе потом приду, хорошо,
милый?!
  В тот же день состоялось комсомольское собрание.
Первый помощник дал команду: срочный созыв комсо-
мольского бюро. На кой ляд? — тема-то не объявлена.
А надо сказать, что я был в ту пору комсомольским во-
жаком.
  После обеда собрались: что, чего да как? — у всех
вопросы на лбу. Еще и профсоюз приплели к этому до-
хлому делу. Приходят Букин, первый помощник Лезин.
Все собрались. Выступает Миша Стаднюк, его, видно,
уже первый накачал информацией:
 — Вы знаете, у нас на судне есть факты аморального
поведения...
  А, надо сказать, на «Кегумсе» и его систер-шип
«Краславе» были прекрасные экипажи. Один только сту-
кач был недоделанный, Утюг.
  ... — товарищи комсомольцы, у нас тут возникла
одна проблема — нам надо раздолбать комсомольца Ан-
дреева и комсомолку Кикину.
 — А за что?
 — Они занимаются аморальным поведением.
 — Каким аморальным?
 — Ну, понимаете… ну, вы сами должны догадаться...
Тут влезает в перепалку Букин:
— Ради бога, только не заставляйте меня называть
это своим именами.
  А перед тем у нас была другая докторша, Пейзанс по
фамилии. Латышка. Высокая, Букин ей по пупок. И Бу-
кин ее обхаживал. Она еще долго к нему потом на судно
ездила. Здоровенная такая бабища. Секс-бомба.
 — Вы призываете их раздолбать, а за что?
 — Не могу я это назвать нормальными словами, —
вконец завяз в словопрениях капитан.
 — Ну, вы пришли человека долбать, давай долбать,
но за что? — причина-то должна быть уважительная.
Если так косвенно будем фитили вставлять... Ты так пой-
мешь, я этак. Давай, называй...
 — В общем так: они трахаются.
 — Ну и что, — дружно выдохнулась общая реакция.
 — Как это что, это же аморальное поведение.
 — Олег Андреевич, вы как со своей женой?
 — Не вмешивайтесь в мои семейные отношения!
 — Вы со своей женой вместе спите, так что это, амо-
ральное поведение?
 — При чем тут моя жена?
 — Причем, причем... А вдруг они полюбили друг
друга. Лехе — 20, Лене — 19 лет, вдруг у них семья моло-
дая возникнет? А вы говорите: аморальное поведение...
Бухтел он, бухтел, выпускал пар — Букин наш, — но
мы ему не уступали.
 — Почему, когда вы с Пейзанс забавлялись, упраж-
няясь в постельной борьбе, это не было аморальным по-
ведением?
 …По-моему он проклял тот момент, когда побежал
вместе с докторшей Леху с Лены снимать. Пыкался,
мыкался.
  Разошлись ни с чем. Букин так вспылил за эту Пей-
занс, что сбежал с собрания, не мог больше гнать волну
на наших героев по части морали и высокой политики. И
решил наказать их своей властью. И Леху, и Лену.
  Приходим на Канары, в Лас-Пальмас. Комиссар, как
обычно вывешивал списки на увольнение в город, в ку-
рилке. Лена их смотреть не стала и сообщила Лехе, что
она пойдет в первой группе, а он — во второй, что ему
придется обед готовить. То есть, заканчивать готовить,
так как она все с утра закинет в котлы. Лена, видно с
Костей, старпомом, уже договорилась об этом раскла-
де. Стоим на якоре. Приходит катер. Она оделась, нама-
залась, и к трапу подалась. И тут-то она выдала фразу,
ставшую знаменитой на весь газовозный флот.
  Букин из себя такого чистоплюя строил, что не под-
ходи: «Товарищи, вот у нас такая морковина... Русская
речь такая прекрасная, но мы её так поганим. Столько
матов выпускаем! Давайте бороться за чистоту речи! И
пустим эту идею по флоту, как переходящее знамя ком-
мунистического труда. Я понимаю, что на всем флоте
идет такая хрень!.. Давайте пустим...». А отдельно по
судну предложил кассу чистоты речи.
 — Сделаем такую урну: как кто ругнется, заматерит-
ся, с того гривенник в кассу. И наберется денег, купим
спутниковую антенну.
  Катер подходит. Лена к трапу. А тут Букин. Нигде
не объявляя, решил втихаря наказать грешников своей
властью: лишить их увольнения. И вот, смотрит: Лена
вышла, в город собралась.
  Ходил, ходил Букин, подходит к ней:
— А куда это вы собрались, Елена Дмитриевна?
  А Лена поддатая, пьет только спирт. И только чистый.
 — Как куда, в город!
 — А вы, что не знаете?
 — Чего я не знаю?
 — Вас же лишили увольнения!
 — Кто меня лишил?
 — Я.
  Он к ней на «вы», а он к нему на «ты».
 — Ты? Меня? Лишил? Я ему блинчики со сметаной,
а он меня увольнения лишил? Вот х… тебе, а не блин-
чики со сметаной! — и показала ему, какой детородный
член она преподнесет ему в следующий раз. И это при
всей толпе. Недостатка в зрителях не было.
  Наверное, и на катере слышали эту тираду. Все упи-
сались. Все легли покатом.
  Букина как смело с палубы. Он к чифу, а чиф что...
 
  Это прелюдия. Сходила Лена в город. Пошел и Леха
затем. Старшим группы Валахнин был у него. Приехали
они втроем в город, ходят. Тут Валахнин отзывает Леху
в сторону:
 — Алексей, ты знаешь, что кэп хотел лишить тебя
увольнения?
 — Знаю.
 — А ты знаешь, кому ты обязан своим увольнением?
 — Кому?
  Этот пидор вообще первый месяц на судне, только
пришел, а оморячился — вся жопа в ракушках. Без году
неделя на флоте, а гляди ты, туда же: бывалый морской
волк — да и только!
 — Старпому. Он заступился за вас, за тебя и за Лену и
пробил вам увольнение. А знаешь ты о морских законах?
И стал Валахнин говорить о морских законах… Сво-
лочь. Говно труханое из Одессы.
 — Ну, ты парень молодой, не знаешь... Морские
законы так гласят: кто тебе добро сделал, тому добром
надо отплачивать. То есть, ты должен. Как в Одессе. Или
деньгами, или подарок.
 — Что ж, если морские законы так гласят...
  А тогда, едрена вошь, Леха получил не то 525, не то
530 песет. Первый рейс. Из Вентспилса до Канар десять
суток ходу. Ну, что там камбузник получит? Копейки.
 — Проблем нет, — Леха говорит. — Какой подарок?
 — Где-то на триста песет.
 — А что взять?
 — Давай лучше сделаем так: старпом тебя не знает,
и ты к нему не подходи. Давай мне деньги, а я передам.
И взял с Лехи эти триста песет.
 — Только, знаешь, старый, ты это никому не говори.
Обычно это делается негласно, сам понимаешь, через
посредника.
  Так начал Леха познавать «морские законы».
А Валахнин... Он же не на своей жене женился. Он
женился на своем тесте. Тот у него в Москве служил,
замминистра морского флота. Тоже одессит. Когда еще
учился вдаль смотрел.
 — У одного моего приятеля это называлось: сквозь
тернии к звездам.
 — Там у него жена... Не отрицаю: любовь зла, по-
любишь и козла.
  Взял он, значит, у Лехи деньги. Конечно, никто об
этом не знал. Молчит себе Леха, и молчит. Из города
пришли все. После Канар обычно обмывка покупок,
пошла пьянка. В Лехиной каюте и Бацана. Сидит Леха
какой-то кислый.
 — Что ты, пацан, ты чего? А ну выкладывай, что там
у тебя!
  Тот молчал-молчал, потом поддал маленько и по-
немногу разговорился. И рассказал всю эту историю про
морские законы. А рефмехаником у нас был Серега Гон-
чар, ты его знаешь, по кличке Ремесленник. Вспыхнул
он: что такое? ты не шутишь?
  Давай Леху допрашивать. Леха все и выложил.
Серега парень здоровый, Леха ему по пупок.
 — Леха, нет, ты свистишь!
 — Серега, успокойся, — это я уже на него.
 — Что успокойся, что успокойся? Ты знаешь...
 — Я знаю.
  Костя, старпом, нельзя сказать, что полностью по-
ложительный чудак, я знаю его и положительные и от-
рицательные стороны. Мое мнение: Болотарев на такую
пакость не пойдет. Или Леха волну гонит, или здесь
какая-то подлянка.
 — Что ты, видишь, в глаза говорит, — Гончар ки-
пит, — пусть Болотарев придет и скажет.
— Ну-ка, идем! Леха, ты как, на очную ставку готов?
Готов. Идем!
  Заходим к Косте в каюту, а они там с Бобом, одно-
кашником, дубасят уже вовсю.
 — О, заходи Володя, — стопку наливают.
А тут Гончар, гора, влетает:
 — Да я с тобой, гондоном штопанным… да я тебя, —
замахнулся на старпома, но я руку его перехватил.
 — Ты, что, звезданулся? — понес Костя на Гончара.
 — Стоп, стоп, ребята! Остыньте. Давайте разбе-
ремся.
  Стали разбираться. Разложили все по полочкам.
Старпом:
 — Или ваш Леха заворачивает, или...
Позвали Леху. И Леха рассказывает все в том же виде.
 — Ну, что, вызываем Валахнина? — старпом к нам
обращается. Как раз вахта того была.
  Звонит Костя на мост, просит кэпа вахту за третьего
штурмана постоять, и вызывает того к себе.
Приходит Валахнин к чифу, нас увидел — и все сра-
зу же понял. Замычал, замэкал.
  Проблема была вся — Гончара удержать от распра-
вы. Я ему руку защемил и держал так все разбиратель-
ство. Порешили: мародерство чистой воды.
  Короче, дело это всплыло на следующий день. Без
ведома Букина и Лезина. Собранием комсомольским
решили: из комсомола выгнать Валахнина к далекой
матери, бумаги все выслать в пароходство. Настрочили
ходатайство от комсомола и судового комитета, чтобы
уволить его из пароходства. И даже в министерство по-
слали реляцию, чтоб не использовать его на судах ММФ.
Ты знаешь, чем это закончилось? Закончилось тем, что
это говно стало старпомом, а экипаж сменили полно-
стью. Полностью. Из-за этого говна.
  Я вылетел первый. Так как был в бюро и свидетелем
всего, и Серегу удерживал. А ты говоришь!
Валахнин, когда меня увидел... Да и ты тогда этого
не знал. Ты на меня тогда понес: такой-сякой, еще в море
не вышли, а ты уже смуту сеешь... А Валахнин тогда все
меры принял, чтобы меня там не было, да не получилось.
 — Да, мне за тебя с Иваном повоевать тогда при-
шлось с Корсаковым. Я ему сказал, что если вы не пой-
дете со мной, то я тоже не иду на «Тамару». Деваться ему
было некуда.
 — Я, Саша, о человеке никогда не скажу плохого, если
он этого не заслуживает. И с чужих слов петь не буду.
 — И, тем не менее, вы с ним работали. Я ушел, а он
остался. Как и бывает в жизни. Если поставить нас по
полюсам...

  Так, блинчики со сметаной, говоришь?