Предсмертная записка

Я познакомился с Владом в 1999 году, когда мне было 11 лет. Не только я... Нас было четверо. Точнее, пятеро, если считать Вано.

На самом деле Вано звали Алексеем. Алексей Иванов 1988 года рождения — это я уже потом, в милиции и в суде, запомнил на всю жизнь. А в те благословенные времена, когда еще ничего не началось, я с трудом смог бы ответить на вопрос о его имени. Иванов — Ванька — Вано... Так мы его называли.

У меня тоже было... Как сказать? Еще не кликуха, но уже и не уменьшительное имя. Димыч. А еще в нашу компанию входили Дрон, Славик и Лысый Петро. Самым старшим был Дрон, ему уже исполнилось 16. Славику и Лысому было по 14.

Тогда мне казалось, что моя семья до неприличия приличная. Теперь-то я понимаю, что по-хорошему мы едва сводили концы с концами. Отец занимал не особенно высокую должность в компьютерной фирме, мать нянчила мою младшую сестру и точно не знала, примут ли ее после декрета обратно на работу... Была еще баба Галя — только что вышедшая на пенсию вдовая школьная учительница.

Впоследствии я сообразил, что и на дачу мы с матерью, сестрой и бабой Галей каждое лето уезжали от безысходности. На самом деле и мать, и даже бабка (в отличие от большинства своих ровесниц) терпеть не могли эту грибнично-огородную романтику. Но денег на другой отдых у нас не было.

Наша дача была расположена не в каком-нибудь садоводческом товариществе, а в самой настоящей деревне Кротово. Баба Галя унаследовала там домик от какой-то дальней родственницы... Из всей нашей компании только я приезжал в Кротово на каникулы, а остальные ребята жили там постоянно. Я очень боялся, что меня не примут и будут дразнить. Большую часть первых каникул так и было, но под конец все более-менее устаканилось. А потом я уже каждую весну с нетерпением ждал отъезда в деревню.

Хотя, как я уже сказал, я немного стеснялся того, что в сравнении с остальными ребятами мог показаться едва ли не сыном олигарха. У Вано отец и брат отбывали сроки в колонии. Там же находился отец Дрона. У Славика папаша давным-давно утонул по пьянке (Дрон рассказывал, что он до сих пор по ночам вылезает из речки и ходит по деревне, стуча в окна). А у Лысого не было ни отца, ни матери — его с ранних лет воспитывала бабка-самогонщица. Кто-то говорил, что его родители бомжуют в Москве, а кто-то, наоборот, уверял, что они очень богаты, но не желают видеть сына. В общем, темная история.

Мои мать и бабка сначала косо посматривали на моих дачных друзей, но вскоре смирились. Все равно мне больше не с кем было общаться... Постепенно мать и сама стала выходить на прогулки с колясками с матерью Вано (у него тоже был младший братик). А баба Галя начала посиживать на лавочке с матерью и бабкой Дрона, бабкой Лысого и другими местными тетками и старухами.

В тот день, когда все началось, мы с утра всей компанией отправились купаться. Солнце отражалось от реки и слепило глаза, трава и деревья казались неестественно зелеными, во все стороны летели брызги, и мы на время забыли, что можно просто говорить, а не кричать. Накупавшись, мы присели на бревнышко, и Дрон достал из вороха одежды нашу заветную общую пачку сигарет и коробок спичек. Он аккуратно достал три сигареты и отдал две Лысому и Славику. Мы с Вано стали выпрашивать хотя бы одну на двоих, но Дрон сказал, что нам оставят докурить. Вано нахмурился, однако возражать не решился. Я же особо не расстроился — на самом деле мне не очень нравилось курить, а для чувства сопричастности вполне хватало и пары затяжек.   

Я отошел к воде и начал задумчиво отпечатывать следы на песке. А когда я обернулся...

Тут моя история по необходимости начинает раздваиваться. Простите, честное слово, в этом нет моей вины. Я и правда не знаю, какая из двух версий соответствует действительности. За годы, минувшие с тех пор, мои мозги мощно перепахал дикий страх,  объяснения с родителями, беседы со следователями и психологами, потом еще и наркота... Простите.

Согласно одной версии, я обернулся и увидел, что четверо друзей сдвинули головы и заговорщически перешептываются. Я подошел поближе и заметил пластиковую бутылку в руках Лысого. Я еще приблизился, чтобы слышать разговор, и вскоре узнал, что Петро тиснул у бабки литр самогона. Теперь друзья спорили — распить его сейчас или припрятать до вечера. До тех пор из всех нас пробовал спиртное только Дрон. Он авторитетно заявил, что один литр на пятерых мужиков — это ерунда, и глупо его прятать. Славик ответил, что по утрам пьют только алкоголики. Не знаю, кто меня дернул за язык, но я резонно отметил, что теперь уже не утро, а как минимум два часа дня.

Согласно другой версии, из кустов неожиданно вышел незнакомый нам мужчина.  Увидеть в Кротово кого-то незнакомого — само по себе удивительно. А в данном случае незнакомец еще и выглядел более чем странно. Несмотря на жару, он был одет в наглухо застегнутую черную кожаную куртку и такие же брюки. На ногах его были высокие сапоги, а на голове — шляпа. Шляпа и сапоги, как вы уже догадались, тоже были черными. Незнакомец сказал, что его зовут Влад, и бесцеремонно сел на бревно между Дроном и Славиком.

Согласно первой версии, мы решили все-таки выпить самогон незамедлительно. Старшие ребята отхлебывали из бутылки большие глотки, морщились и передавали ее по кругу. Мне и Вано дали только по одному маленькому глоточку. У меня закружилась голова, и я присел на песок, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не почувствовал, а так... просто немножко устал. Вскоре стало еще хуже — меня стали терзать рвотные позывы. Я вытаращил глаза и начал ровно-ровно дышать... Представляю, до чего смешно я тогда выглядел. Вано, кажется, перенес опьянение лучше. По крайней мере, он не сел, а начал расхаживать вокруг нас — далеко, впрочем, не отходя.

Согласно второй версии, Влад достал из кармана куртки бутылку коньяка и предложил нам выпить. Славик сказал ему, что по утрам пьют только алкоголики. Владу показалось, что Славик обозвал алкоголиком его, и он очень разозлился. Наш новый знакомый вынул из-за пояса пистолет и сказал, что если мы не выпьем — он нас пристрелит. Нам пришлось повиноваться.  У меня закружилась голова, и я присел на песок...

Согласно первой версии, Дрон, Славик и Петро вскоре повеселели. Они выдали нам с Вано еще по глотку, и я снова начал бороться с тошнотой, которую было преодолел. Кажется, старшие ребята все-таки заметили мое состояние и засмеялись. Потом они взяли по сигарете, отошли к реке и стали с умным видом пялиться на воду. Вано крикнул им вслед, можем ли мы тоже взять сигарету — одну на двоих. Дрон, не оборачиваясь, пьяным голосом сказал, что малолеткам можно курить только чинарики.

Согласно второй версии, глаза Влада неожиданно странно заблестели. Он закурил сигару и заявил, что выпивкой дело не ограничится. Мужчина пояснил, что хочет принять нас в какую-то банду, но для начала мы должны пройти испытание. Он добавил, что дороги назад уже нет — мы видели его, он раскрыл нам свою тайну, и теперь мы или вступим в банду, или умрем. Влад спросил, кто из нас самый младший. Мы указали на Вано (у него день рождения был в апреле, а у меня в январе). Тут Петро неожиданно рванул с места к кустам, но Влад выстрелил в воздух. Лысый остановился, как вкопанный. Влад предупредил его, что еще одна такая шуточка — и пуля окажется у него в голове.

 Согласно первой версии, Вано некоторое время постоял у бревна, покачиваясь, а потом решительно вытащил из вороха одежды пачку сигарет, закурил и, не выпуская пачку из рук, с вызовом посмотрел на обернувшегося Дрона. Тот нахмурился и сделал шаг вперед. Но Вано резво отпрыгнул в сторону. Дрон начал гоняться за мальчиком, вскоре к нему присоединились Славик и Лысый. Поняв, что дело плохо, Вано забежал по колено в реку и угрожающе помахал в воздухе пачкой. Дрон что-то проревел не своим голосом и зашлепал ногами по воде. Вано завизжал и, размахнувшись, закинул пачку далеко в реку.  Дрон сгреб его рукой за тоненькую шею и выволок на берег. Вано верещал что-то обидное и царапался. Дрон с отвращением швырнул его на песок и наступил ему на живот ногой.

Согласно второй версии, Влад схватил Вано за шею и немножко придушил. Затем он приказал нам довершить начатое.

Согласно обеим версиям, Дрон, Славик и Петро пинали Вано ногами и колотили палками, пока он не затих. Я разревелся. Петро (а может быть, Влад?) схватил меня за шею — точно так же, как только что хватали Вано, — и велел тоже пнуть «крысу» хотя бы пару раз. Меня колотило от ужаса, и я два раза аккуратно дотронулся до Вано босой ногой. Он в тот момент уже не двигался. Дрон (или все же Влад?) заорал, что его надо не гладить, а бить. Я зажмурился и изо всех сил ударил... А потом со мной случилась истерика. Я сел на землю и ревел, захлебываясь слезами и слюной. Чей-то удар ногой по лицу привел меня в чувство. Я замолчал и впал в ступор.

Согласно первой версии, старшие ребята долго трогали Вано, оглядывались и переговаривались. Затем Петро и Дрон схватили его под мышки, заволокли в реку и вышли на берег — уже без него. Потом ребята снова начали разговаривать, выдумали этого самого Влада и строго-настрого велели мне запомнить эту версию...

Версию, согласно которой Влад похвалил нас за хорошую работу, закинул тело Вано на плечо, затащил его в реку, бросил и скрылся в неизвестном направлении.

Если рассудить трезво — первая версия соответствует действительности, а вторая является лишь нелепой выдумкой перепуганных мальчишек. И следователи, и суд тоже решили так. Никто никогда не видел этого Влада в окрестностях Кротово, никто из жителей деревни не слышал выстрела, которым мужчина якобы напугал Петро... И пулю с гильзой тоже не нашли... Зато нашли пластиковую бутылку из-под самогона (а не стеклянную из-под коньяка).

Дрона, Лысого и Славика отправили в воспитательную колонию. Меня по малолетству простили. Да что там — я вообще проходил по делу как свидетель, благодаря чему меня даже не перевели в спецшколу. Родители не ругали меня, а жалели. Даже баба Галя, всегда такая строгая, ни разу не попрекнула меня этой историей... Дачу мы хотели продать, но ничего не вышло, и в итоге мы просто перестали приезжать туда.

То есть все вроде бы хорошо устроилось, но... Мне начал регулярно сниться этот чертов Влад. Он выходил из реки в своих черных кожаных одеяниях и грозил мне пистолетом. Иногда он нес на плече Вано. А иногда — не на плече, а на плечах. Вано сидел на нем верхом, будто бы сын на отце, радостно смеялся и размахивал руками. Я вздрагивал и просыпался. Меня очень пугала темнота, и я стал оставлять свет включенным на всю ночь. Постепенно в родителях жалость уступила место раздражению. Из-за этой дурацкой потребности со мной в комнате не могли поселить ни сестренку, ни бабу Галю (они никак не приучались спать при свете).

Меня отправили к психологу. Это была добрая пожилая женщина, чем-то похожая на бабу Галю. Она говорила много хороших вещей, но по сути ее речи ничем не отличались от речей родителей. Разве что она была чуть более смелой и чуть более подробно расспрашивала о моих переживаниях... Первое время меня это впечатляло, но потом надоело и стало раздражать.

Именно по дороге с очередного сеанса у психолога я впервые увидел Влада наяву. Или вообще впервые, или впервые с тех пор, как... В общем, не знаю. Он стоял на другой стороне улицы и смотрел на меня. Я закричал и попытался бежать, но мать удержала меня за руку. Со мной снова случилась истерика — точно такая же, как тогда, на берегу. На следующем сеансе мы с матерью вместе рассказали об этом психологу. Она попросила меня выйти из кабинета и долго говорила о чем-то с матерью. Спустя некоторое время я услышал из-за двери крики — мать орала, что не станет пичкать ребенка лекарствами, а психолог ледяным голосом говорила что-то про ответственность. Вечером на семейном совете было решено больше не ходить к «этой шарлатанке», и мне строго-настрого велели «просто обо всем забыть».

Я сделал вид, что забыл. Тем более что вскоре на нашу семью навалились новые беды. Бабу Галю сбила машина, на похоронах отец сказал матери что-то не то, через полгода они развелись... Отец уехал в другой город и не общался с нами. Сестренка пошла в школу, мать вернулась на работу. А я почти привык встречать Влада на улице. Он вроде бы не делал ничего дурного, и я убеждал себя в том, что эти встречи мне просто мерещатся... Несколько раз я пытался научиться спать без света, но так и не смог. Впрочем, теперь это не имело особого значения — ведь мы остались втроем в двух комнатах...

В 17 лет я впервые попробовал наркотики. Кололся меньше года, мать быстро хватилась и запихнула меня в клинику. В течение полутора лет я находился, как это называется, «в ремиссии», а потом сорвался. Меня исключили из института, в который я было поступил. Тогда я лег в клинику добровольно. И мне снова удалось завязать...

К тому времени Влад стал самым главным персонажем моей жизни. Я видел его чаще, чем мать и сестру. Он появлялся не только на улице, но и у меня в комнате. Он начал даже заговаривать со мной... Мы едва ли не подружились. Но однажды, когда мы сидели в комнате, он заявил, что я должен убить сестру и мать. Все как тогда — пистолет, разговоры о банде... Чудовищным усилием воли я заставил себя воспротивиться приказу. Вцепился в спинку кровати, прижал лицо к подушке, ожидая выстрела... А когда я поднял голову, Влад уже исчез.

Я вскочил и стал лихорадочно собираться. Покидал в спортивную сумку какие-то вещи, бесцеремонно выгреб из ящика шведской стенки сбережения, которые мать хранила «на черный день». Мать начала возмущаться и хватать меня за руки. Я оттолкнул ее так сильно, что она упала. Затем на секунду задумался. Мне честно не хотелось снова срываться... Но у меня не было друзей, у которых можно было бы немного пожить, не начав принимать наркотики. И тут меня осенило. Я еще немного покопался в ящике, наконец торжествующе извлек связку ключей от деревенского дома и вышел из квартиры, не слушая, что мать кричала вслед.

В Кротово все оказалось... странным. То, что вроде бы должно было измениться за десять лет, не изменилось. Например, бабка Петро, вопреки моим прогнозам, не померла. Зато вещи, казалось бы, монументальные и нерушимые — поменялись. Грунтовку залили асфальтом, деревенский магазин закрылся, отец Дрона вернулся из колонии и стал добропорядочным водилой... Сам Дрон, Петро и Славик тоже вроде бы успели откинуться, но в Кротово не вернулись. Все это мне рассказала вышеупомянутая бабка Лысого, которая вышла вместе со мной из автобуса и тут же заинтересовалась — кто я и откуда.

Наш дом, как ни странно, не разграбили. Только забор завалился, да навесной замок насквозь проржавел. Так что ключи мне не понадобились — я просто отыскал в пристройке ломик и сорвал замок. В доме пахло затхлостью. На столе стояла чашка с разводами от чая. Кто не допил его во время спешного отъезда? Мать, отец, баба Галя? Или, может быть, я?

Электричество не работало — тут воры все-таки подсуетились. Или не воры, а просто погодные условия... Внезапно я понял, что мне придется впервые за десять лет провести ночь в темноте.

У меня не было даже свечей. Идти к соседям я постеснялся, а магазин, как я уже сказал, теперь не работал. Я остро пожалел о том, что поехал сюда, а не в притон. Ведь денег, которые я взял из дома, вполне хватило бы на дозу... И не на одну. Я попытался отогнать эти мысли, сел на пол, прислонившись спиной к стене. А спустя примерно час меня как подбросило. Я направился на реку.

Влад ждал меня, сидя на бревне. И Вано сидел с ним рядом. Все такой же, одиннадцатилетний...

— Видишь, как оно вышло, — произнес Влад.
— Зачем ты меня преследуешь? Ведь я ни в чем не виноват, — сказал я.
— А я в чем был виноват? — подал голос Вано. — Зачем ты меня пнул, Димыч?   

Ничего не отвечая, я вынул из кармана пачку сигарет и закурил... Потом вспомнил о причинах той ссоры и вздрогнул. Но Вано и Влад вроде бы не заметили нехорошей символичности моего жеста. Они молча смотрели на меня и будто бы чего-то ждали. Лишь когда я бросил бычок на землю и затоптал его, Вано ухмыльнулся:

— Что ж ты мне не оставил? Малолетки имеют право на чинарик...   
— Чего вам надо? — спросил я устало.   
— Убивай, — охотно отозвался Влад. 
— Я не буду.   
— А это не просьба. И даже не приказ. Ты что, еще ничего не понял?
   
...И в тот момент я действительно все понял. Я впал в ступор — точно как тогда, сразу после убийства... И так же молча пришел домой, не раздеваясь, лег на постель. Я заснул, даже не подумав о темноте и прочей ерунде. Мне ничего не снилось... Проснулся я поздно. Я включил мобильник, который вырубил при выходе из квартиры. Было без пятнадцати час. У меня оставалось мало времени — еще час пятнадцать, и я... начну.

Я сел за стол, отодвинул в сторону чашку и достал из сумки тетрадь с ручкой. Вырвав несколько листов, я сел и начал писать. Писать этот текст, который вы сейчас читаете. Я хочу, чтобы все знали...

Осталось пятнадцать минут. Сейчас, сейчас... Я отыскал в шкафу веревку, соорудил петлю, приладил ее в пристройке... О, а вот стучится в окно Влад. Он пришел с коньяком. Спасибо, Влад, давай пару глоточков... Хорошо...

Только знаешь что, Влад? Я тебя обманул. Я действительно буду убивать, но — не других. Больше не буду убивать других... Больше не буду, ля-ля-ля-ля-ля, ха-ха. Черт, да я уже пьяный. Сколько там осталось? Да нет, не коньяка, времени? Четыре минуты. Надо спешить.

Все! В общем-то всю эту фигню можно было и не писать. Не знаю, что я так расписался... На самом деле важны только семь слов. Сейчас я их напишу, вот, читайте... читайте, уроды. Вы своего добились... Вы все.

В моей смерти прошу никого не винить.