Проблема истины в праве

Истина является одной из главных философских категорий. Будучи основным понятием гносеологии, она стоит у самых истоков познания, ибо прежде чем отвечать на те или иные практические вопросы, исследователю следует поставить перед собой другой, первостепенный вопрос: "А что я вообще могу знать?". В связи с этим необходимо отметить, что понятию истины уделяется достаточно много внимания в философии, однако в юриспруденции оно, как кажется, предано некоторому забвению.
Так, в настоящее время среди юристов чрезвычайно распространена позиция, которая может быть сформулирована следующим образом. Истина в суде не устанавливается: суд не обязан делать это. Решение суда основывается не на фактах объективной реальности, а на формально оцененных доказательствах, представленных сторонами. Истина недостижима, и доступна только Богу .
Представляется, что в изложенной позиции не учитываются различные аспекты понятия истины. "Недостижимой и доступной лишь Богу" может считаться лишь абсолютная истина. Под абсолютной истиной принято понимать информацию, полностью соответствующую действительности, которую принципиально больше нельзя дополнить или уточнить. Эта информация не зависит от возможностей человеческого разума или восприятия. И так как предполагается, что рациональное мышление и чувственное восприятие человека всегда останутся несовершенными, обычно говорят, что людям абсолютная истина недоступна. Но из-за этой недоступности понятие абсолютной истины и утрачивает своё практическое значение, оставаясь некой абстрактной категорией. В повседневной жизни люди чаще всего используют понятие истины в другом значении, а именно как истины относительной. Этот термин отражает неполное, неточное, незавершенное знание о предмете. Учитывая несовершенство инструментов человеческого познания, любое знание о мире, которым мы располагаем, можно считать относительной истиной. Формально относительная истина равнозначна лжи. И всё же есть одно существенное отличие "бытового" понятия истины и собственно лжи: истина всегда предполагается объективной. В отношении абсолютной истины категория объективности не используется, потому что сама собой разумеется. Здесь объективность означает правильное отражение окружающей действительности (объективность "по отношению ко всему"). Более значимо понятие объективности в отношении относительной истины. Здесь оно означает непредвзятое и полное использование инструментов познания (объективность по отношению к исследователю). Объективная относительная истина, таким образом, - это такое содержание наших знаний, которое не зависит от познающего субъекта по содержанию, то есть не зависит от воли и желаний человека или общества. Итак, несмотря на относительность всякого знания, его можно разделить на объективное и необъективное, и второе как раз и будет ложью.
Многие исследователи утверждают, что в основу гражданского процесса сегодня положен принцип формальной истины . Формальность здесь означает, что мы принимаем на веру суждения, отвечающие некоторым заранее установленным критериям. Гипотетический пример: если факт болезни может быть подтвержден только листком нетрудоспособности, и предполагается, что если этого документа нет, то человек не болел. Нетрудно заметить, что принцип формальной истины освобождает познающего субъекта от необходимости непредвзятого и полного использования своих возможностей познания (чувственного восприятия, логического мышления и т.д.), от исследования всех возможных, пусть и не представленных сторонами судебного процесса, доказательств, могущих свидетельствовать о фактических обстоятельствах дела. Из этого же следует, что формальная истина не отвечает критерию объективности, и по сути является ложью. Принцип формальной истины можно назвать принципом отказа от истины, принципом допустимости лжи. Кроме того, как будет показано далее, этот принцип влечёт попрание справедливости. Нередко учёные путают понятия "относительная истина" и "формальная истина". В действительности эти понятия диаметрально противоположны. Первое – это истина, второе есть ложь. "Формальная истина ущербна. Акт правосудия, не отвечающий истинному положению вещей, действительным обстоятельствам и доказательствам дела, сомнителен" .
Итак, истина всегда есть нечто объективное. Конечно, понятие объективности само нуждается в уточнении, и необходимость такого уточнения порождает некоторые недостатки концепции объективной истины, о чём будет сказано далее. Тем не менее, в указанной концепции имеется и очевидная польза, заключающаяся она в том, что требование объективности позволяет избежать многих ошибок, связанных со склонностью людей отстаивать лишь такое мнение, которое отвечает их интересам, предпочтениям и личным устремлениям. Наряду с корыстными мотивами причиной ошибок в процессе познания могут стать и другие факторы: человек зависит от общественных тенденций и предрассудков, от культуры того общества, в котором он живёт, от стиля мышления данной исторической эпохи; сильное влияние на него оказывают родительское воспитание, система образования, средства массовой информации. Даже настроение познающего, его эмоции могут привести к ложным выводам, и подобные факторы можно перечислять ещё долго. И всё же, как верно отмечается в философской литературе, "универсальность субъективности не означает, однако, отказа от требования максимальной объективности в тех областях, где последняя представляется (как, скажем, в науке) основополагающей ценностью" .
Полагаем, что правосудие является той самой областью, где максимальная объективность просто необходима. Эту позицию разделяет огромное количество учёных, при этом большинство из них отстаивает в связи с этим необходимость установления в суде объективной истины. Защищая свои взгляды, они критикуют других учёных, которые утверждают, что надеяться открыть истину в судебном процессе нельзя, а все, чего можно достигнуть – это так называемая "судебная достоверность" (её также называют процессуальной, судебной или юридической истиной ). Поиск истины, согласно последним, это "химера" (Е. Б. Мизулина), "блеф" (М.И. Бобров). Между тем, спор этих двух точек зрения порой не имеет под собой реальных оснований. Истина в любом случае объективна, иной истины быть не может. Причём то, что называют "судебной достоверностью", при должном законодательном регулировании прав и обязанностей участников судебных процессов также может оказаться "объективной истиной".
Но в любом случае нужно говорить именно об относительной истине ("химерой" является лишь абсолютная истина). Сторонники объективной истины критикуют, например, И.Я. Фойницкого, утверждающего, что факты могут быть познаны лишь до определённой степени вероятности, забывая, что их "объективная истина" сама есть только вероятностное знание (хотя бы с позиции солипсизма). Парадокс, но принимая во внимание солипсизм, весьма гуманистическим выглядит известное высказывание А.Я. Вышинского о том, что суд должен разрешать спор с точки зрения "максимальной вероятности" тех или иных фактов, подлежащих оценке. Конечно, это утверждение следует дополнить указанием на то, что максимальная из всех вероятность должна быть достаточно высокой (в противном случае действует презумпция невиновности или иные специальные правила о бремени доказывания).
Требование объективности, если понимать его именно как непредвзятое и полное использование возможностей познания, порождает ряд вопросов. В частности: кто будет определять, каковы наши действительные возможности познания? как исследователю удостовериться в том, что им были использованы все средства познания? Эти вопросы составляют краеугольный камень концепции объективности истины. И в то же время, на них можно дать ответ. На наш взгляд, поскольку понятие объективности необходимо нам исключительно в практических целях, критиковать его с общефилософских позиций не следует. Вряд ли будет правильным требовать от государственного обвинителя или судьи выйти за тот горизонт познания, который ограничивается уровнем развития общества, в котором они живут. Достаточно прийти к более или менее практичному общему знаменателю. Представляется, что в качестве такового способны выступать принципы разумности и добросовестности действий познающего, которые могут конкретизироваться применительно к отдельным случаям или сферам общественной жизни.
Возложение в той или иной форме на отдельных участников процесса обязанности быть объективным (то есть устанавливать истину) существенно повысит справедливость судебных решений. Между тем, именно для торжества справедливости и существует право (и даже сами слова эти однокоренные). Но как можно говорить о справедливости процесса, в котором ни суд, ни другие участники даже не думают выяснять реальные особенности, присущие рассматриваемым в судебном заседании событиям? Анализируя изменения гражданского процессуального законодательства 1995-1996 гг., и утверждая, что нынешняя судебная система находится в бедственном положении, С.Ф. Афанасьев верно отмечает, что "корень неудач кроется в том, что законодатель не учел главное базисное начало любого правосудия (по гражданским либо уголовным делам), а именно то, что оно должно быть справедливым, а решения суда должны соответствовать действительности не зависимо от того какие интересы затрагиваются – частные или публичные. В противном случае правосудие перестает быть правосудием" . Э.М. Мурадьян также утверждает, что "отказ от принципа истины равнозначен отказу от правосудия" .
Означает ли сказанное, что необходимо законодательно закрепить понятие истины? Полагаем, что этот вопрос не носит принципиального характера. Ибо важны не столько слова, которые фигурируют в текстах законов, сколько реальный смысл тех или иных норм. Так, даже если в законодательстве отсутствует понятие истины, в нём может содержаться большое количество норм, которые так или иначе обязывают участников процесса правильно и объективно оценивать значимые для дела обстоятельства. Такая норма содержится, например, в ст. 12 ГПК РФ, согласно которой суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, оказывает лицам, участвующим в деле, содействие в реализации их прав, а также создает условия для всестороннего установления фактических обстоятельств дела. Таково и правило ст. 87 УПК РФ, обязывающее дознавателя, следователя, прокурора и суд осуществлять проверку доказательств путем сопоставления их с другими доказательствами, имеющимися в уголовном деле, а также установления их источников, получения иных доказательств, подтверждающих или опровергающих проверяемое доказательство. Вообще, активность суда в восполнении доказательной базы, как правило, способствует установлению истины и защите "слабой" стороны процесса . Гарантией достоверности исследуемых в суде фактов и объективности собственно их исследования, исключения судебных ошибок служит масса других процессуальных норм (правила о недопустимости доказательств, институт отводов, возможность обжалования судебных решений и т.д.). Чем больше подобных норм, чем они действеннее, тем лучше реализуется социальное назначение процессуального права. При этом совсем не обязательно упоминать слово "истина", главное – чтобы норма содержала требование объективности к кому-либо из участников процесса или же устанавливала не адресованное конкретным лицам общее правило, которое обеспечивало бы объективность судебного познания, повышало уровень достоверности и полноты доказательственной базы.
С учетом того, что в настоящее время законодатель закрепляет в процессуальных кодексах принципы состязательности сторон (ст. 9 АПК РФ, ст. 12 ГПК РФ, ст. 15 УПК РФ) и разумных сроков судопроизводства (ст. 6.1 АПК РФ, ст. 6.1 УПК РФ, ст. 6.1 ГПК РФ), уместным противовесом данным принципам действительно могло бы стать закрепление еще и принципа объективной истины. Здесь важно, чтобы этот противовес не выхолащивал уже действующие принципы. Какие могут быть альтернативы закреплению принципа объективной истины? Мы полагаем, что важно различать достаточность имеющихся доказательств для вынесения какого-либо решения по делу (напр., ч. 3 ст. 67 ГПК РФ, ч. 1 ст. 88 УПК РФ) и достаточность исследования обстоятельств, имеющих значение для дела (при достаточном исследовании, возможно, появились бы иные доказательства, опровергающие уже имеющиеся!); аналогично следует различать полноту исследования имеющихся доказательств (напр., ч. 1 ст. 67 ГПК РФ) и полноту собранных по делу доказательств (о полноте собранных доказательств может свидетельствовать достигнутая разумно осознаваемая невозможность получения каких-либо иных доказательств). В существующих редакциях процессуальных кодексов мы имеем только первое, хотя целесообразно было бы закрепить и второе. Конечно, важно, чтобы при этом не была нивелирована обязанность сторон по доказыванию (ст. 56 ГПК РФ, ст. 65 АПК РФ). Но всё же представляется целесообразным, например, для гражданского процесса: (1) включить в ГПК РФ норму, устанавливающую общее правило, согласно которому суд вправе истребовать доказательства по собственной инициативе, как это было в ст. 50 ГПК РСФСР до 1996 г. (на практике многие суды уже делают это вопреки буквальному толкованию ст. 57 ГПК РФ), а также (2) исключить необходимость сторон доказывать невозможность самостоятельного истребования доказательств перед обращением с соответствующим ходатайством к суду. В гражданском процессе изложенные правила важны потому, что сторонами, как правило, выступают лица, не являющиеся ни юристами, ни предпринимателями (на которых можно было бы возлагать повышенные риски). Избежать возложения на суды неоправданной нагрузки в случаях истребования доказательств возможно через создание системы электронного документооборота между судами и другими государственными органами и организациями, предоставляющими сведения. К тому же, в отличие от ст. 14 ГПК РСФСР, мы говорим всё же о праве, а не об обязанности суда по собиранию доказательств по собственной инициативе. Суд первой инстанции, таким образом, должен либо истребовать необходимые сведения сам, либо разъяснить стороне, на которую возложено бремя доказывания, необходимость истребования конкретных сведений в конкретном месте их нахождения, в противном случае, как мы это предлагаем, суд апелляционной инстанции получает возможность перейти к рассмотрению дела по правилам производства в суде первой инстанции.
Важным является вопрос о том, всегда ли оправдано закрепление в законодательстве требования объективности. Иными словами, это вопрос о том, каких случаях мы всё-таки можем пренебречь истиной. Проиллюстрировать значимость данного вопроса можно на следующем примере. Предположим, дознаватель или следователь добивается от подозреваемого или обвиняемого показаний с помощью пыток. Вполне вероятно, что целью обвинителя при этом является установление истины, и он добросовестно стремится к этой благой по сути цели. В то же время не исключено, что пытаемый вовсе непричастен к преступлению, и пытка не обоснована . Более того, даже если и причастен, возникает вопрос: допустимо ли так унижать человеческое достоинство? По мнению Ч. Беккариа, пытки являются неэффективным средством доказывания из-за большой вероятности лжи со стороны подозреваемого (в том числе, когда невиновный, чтобы прекратить страдания, признает себя виновным) . Однако современные философы делают акцент на недопустимости отношения к человеку как к средству. Телесное наказание, установленное судом, строго определено и представляет собой последствия совершенного преступления. Но пытка, проводимая до суда, имеет совершенно другую природу: во-первых, вина обвиняемого или подозреваемого еще не доказана, во-вторых, обвинитель обладает практически полным господством над ним . Поэтому все попытки через отсылку к эффективности оценить допустимость пыток, применяемых в ходе расследования уголовный дел, бьют мимо цели, так как эффективность здесь вообще ни при чем.
Представляется, что при решении подобных проблем следует вновь обратиться к теории права. Установление истины в судебном процессе необходимо, чтобы решить дело по справедливости. Но из этого явно следует, что нарушать принцип справедливости ради установления истины – это всё равно, что давать взятку чиновнику за то, чтобы он боролся с коррупцией. В обоих случаях способы, которыми предполагается достигнуть цели, переходят некую грань, за которой сама сущность этих способов делает невозможным достижение цели. Иными словами, мы не должны нарушать права одних людей, чтобы защитить права других, иначе сама эта защита станет бесполезной глупостью, и если уж общество предоставило личности определённые права, то оно должно гарантировать их соблюдение приемлемыми способами. Нельзя, например, нарушать неприкосновенность жилища при раскрытии преступлений. Чтобы проникнуть в помещение без согласия собственника, следователю по действующему законодательству нужно получить разрешение судьи, а для этого предоставить последнему весомые доказательства, свидетельствующие о необходимости такого проникновения. Данное правило, возможно, уменьшает шансы следователя отыскать истину, однако вряд ли кто-либо станет оспаривать его обоснованность, связанную с возможными злоупотреблениями власти, если добавить к нему то уточнение, что в тех случаях, когда допущенное при сборе доказательств процессуальное нарушение может быть устранено, суд не должен отвергать эти доказательства без предоставления возможности устранить соответствующие нарушения.
Сказанное, в принципе, лаконично выражается в таком требовании к доказательствам, как их допустимость (имеется в виду допустимость в смысле УПК РФ – как соответствие доказательств и способов их получения закону). Данное требование в той или иной форме закреплено во всех процессуальных кодексах РФ. Но помимо него речь идёт также о тех правилах, которые освобождают участников процесса от доказывания определённых фактов. К обстоятельствам, не подлежащим доказыванию, относятся например общеизвестные факты или факты, установленные ранее судом при рассмотрении другого дела (преюдиция). Получается, что объективная истина устанавливается далеко не всегда, причем в этом и нет никакой необходимости, а иногда для торжества справедливости (да и самой объективной истины) нужно ограничить способы ее поиска.
Именно поэтому дискуссионным видится предложение законодательно закрепить понятие истины и требование о необходимости её достижения. В любом случае реформирование процессуального законодательства в этом направлении должно происходить с учётом правил о допустимости доказательств и об обстоятельствах, не подлежащих доказыванию.
До сих пор мы говорили о допустимости доказательств и о фактах, не подлежащих доказыванию. Но изменения, произошедшие в нашем процессуальном законодательстве в 1995-1996 гг. (после которых и обострилась проблема истины в праве), связаны не только, да и не столько с перечисленными обстоятельствами. Обязанность суда самому собирать доказательства по делу и связанные с этим пассивность сторон, массовая неявка лиц в судебные заседания не лучшим образом сказывались на государственном бюджете. В это смутное время государство пошло по пути минимизации издержек, и жертвой такой политики оказалась сама истина. Здесь мы имеем дело с проблемой расходов государства при осуществлении правосудия. Эти расходы должны быть сопоставимы с теми социальными благами, которые даёт нам правильное применение закона, поэтому экономия времени и денег должна быть, но в определённых рамках. Правосудие должно оставаться правосудием, а не превращаться в торжество несправедливости. Оправданным в этом смысле представляется, например, институт заочного производства в гражданском процессе (гл. 22 ГПК РФ).
Особого внимания в связи с рассматриваемой проблемой заслуживает гл. 40 УПК РФ, посвящённая порядку принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением. В данном случае, как гласит УПК РФ, судебное разбирательство вообще не проводится, а судья не исследует и не оценивает собранные по делу доказательства. Очевидно, что такой порядок не может гарантировать установление истины, и потому резко повышается вероятность осуждения невиновного. Такое возможно, например, когда глава банды совершил преступление, и принудил одного из членов банды взять всю вину на себя. Другой частый случай: когда лицо берёт на себя преступление, чтобы скрыть другое, более тяжкое. Ни о какой справедливости приговора, ни о каком объективном рассмотрении дела в обоих случаях, конечно же, не может быть и речи.
Рассматриваемые ограничения в исследовании судом доказательственного материала, на наш взгляд, не могут рассматриваться как аргументы, опровергающие необходимость достижения объективной истины. Так, М.Ф. Гараева отмечает, что эти ограничения «существовали в процессуальном законодательстве и в период прямого нормативного закрепления принципа объективной истины и рассматривались как исключения из правила» . Названные ограничения указывают лишь, что цель достижения истины должна оправдывать затрачиваемые на неё средства, или, иными словами, что поиск истины не является самоцелью, а необходим для осуществления правосудия, и, в конечном счёте, для обеспечения законности и правопорядка (торжества воздающей справедливости). Представляется верной позиция Н.А. Подольного, который пишет, что «истина - это все же средство, с помощью которого участники уголовного судопроизводства стремятся к достижению справедливого решения по каждому конкретному уголовному делу. При этом та же цель может быть достигнута, как было сказано выше, в отдельных случаях и без применения этого средства. Поэтому нельзя считать ее в качестве универсального средства и тем более ставить ее на место цели всего … процесса» . Но исключения из правила всегда должны быть максимально обоснованными.

В заключение можно сделать следующие выводы. Истина может быть абсолютной и относительной, но в любом случае она объективна. Формальная истина есть ложь. В процессуальном законодательстве необходимо по возможности закреплять требование объективности к участникам процесса, поскольку от этого зависит справедливость применения права, сохранение социальной ценности права. При этом имеются случаи, ограничивающие это требование (правило допустимости доказательств, наличие не подлежащих доказыванию фактов и презумпций, ограниченность времени, финансовых и иных ресурсов и т.п.). Применительно к этим случаям можно сказать, что цель достижения истины должна оправдывать затрачиваемые на неё средства.

Литература:
1. Luban D. Torture, Power, and Law Cambridge, 2014. P. 74-108
2. Александров А. О значении концепции объективной истины // Российская юстиция. 1999. № 1.
3. Афанасьев С.Ф. Проблема истины в гражданском судопроизводстве. Саратов, 1998.
Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 121.
4. Воронов А.Ф. Эволюция принципа объективной истины в гражданском процессе // Законодательство. 2004. № 12.
5. Гараева М.Ф. Истины объективная и формальная: конкуренция категорий в законе и в науке гражданского процессуального права. // СПС КонсультантПлюс.
6. Мурадьян Э.М. Истина как проблема судебного права. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2004.
7. Плюхина М.А. Истина в гражданском судопроизводстве // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. М., 2002. № 1.
8. Подольный Н.А. Методологическое и идеологическое значение проблемы истины в уголовном процессе. // СПС КонсультантПлюс.
9. Резниченко И.М. Принцип формальной истины – процессуальная реальность // Актуальные проблемы государства и права на рубеже веков. Владивосток, 1998.
10. Решетникова И.В. Доказательственное право в гражданском судопроизводстве. Екатеринбург, 1997.
11. Смирнов Г. Установить объективную истину. // ЭЖ-Юрист. №25.2012.
12.Философия: Энциклопедический словарь. / Под редакцией А.А. Ивина. М.: Гардарики. 2004.
13. Шмелев А.Н. «Русская рулетка» правосудия, или К вопросу об установлении объектив* ной (материальной) истины в уголовном процессе. // СПС КонсультантПлюс.


Рецензии