Пролог

Сияли лучи заходящего солнца на бронзовых масках миров, почетного эскорта бывшего верховного Пересмешника. Гремели литавры в такт шагам маратов, разгоняя сгущающиеся сумерки. Полыхали зарницы истинной веры в глазах жителей, собравшихся на посвящение Пересмешника. Затаив дыхание следили за каждым движением облаченного в священные одежды мужчины и ничто не смело нарушить их благоговение. Мерно гудели генераторы, распространяя видеоизображение процессии по всем уголкам мира - тем, кто не смог посетить торжественную церемонию в столице. Ликовали люди, приветствуя аватару Ушедшего. Всеми фибрами души тянулись к новому Пересмешнику, обмениваясь с ним частичкой себя.
Праздновали воцарение частички Ушедшего люди, не ведая цену, которую платил мужчина в алых одеждах, надежно укрытый под слоями полыхающего всеми красками осеннего леса доспеха. Вместе с верующими в него ликовал Пересмешник, оставив грусть в закромах своей души. Не для праздника тетивой звенело отчаянье в избраннике Бога. Улыбка теплилась на тонких губах мужчины, согревая тех, кто был ближе к отчаянью, чем он сам. Нес свет нового восхода Пересмешник, чье имя стерлось, спряталось под бутонами календулы, которая устилала двор храма Ушедшего. Благоговейно держал в руках ветвь цветущей амброзии, возвращая мир из объятий безысходности и отчаяния. Смиренно и гордо возносился к небесам голос Пересмешника, когда он обращался к Ушедшему, взывая к Его душе и призывая вернуться в покинутый мир. Возносился дух Пересмешника вместе с искрами погребального костра, открываясь всему миру и каждому его существу, которые он призван был оберегать от мрака ночи.
Несли к ногам Пересмешника, дышащие жизнью и пестрящие яркими соцветиями, примулы в знак воцарения благодати в их растерзанном войной мире. Касался губами нежных лепестков иссопа Пересмешник, очищаясь от тягот прошлого, преломляя в себе надежды верящих в него. И не позволял голосу дрожать, когда благословлял уходящих на войну детей, мужей, братьев, отцов. Заведомо прощая кровь на их руках, отпуская их с чистой душой в гарь и копоть фронтовых сражений. Возносил молитву вместе с сестрами, матерями, дочерями, женами ратуя за скорейшее возвращение их возлюбленных домой со знаменами победами.
Следили уставшие глаза Пересмешника за людьми на площади, за сомкнутым строем маратов и миров по обе стороны от себя, подмечая тягость каждого. Тяжелое бремя ответственности и мудрости принимал Пересмешник в свое сердце. Горечь миндаля смешивалась с патокой, наполняя мужчину торжественностью, словно щекоча изнутри крыльями тысяч махаонов.
На короткое мгновение, длиной в несколько веков, Ушедший вернулся домой.