Точка отсчёта - Высоцкий

(отклик на книгу)

Появление настоящей книги – загадка. Судьба таких книг – не предсказуема. Она не укладывается в рамки, задаваемые здравым смыслом, опрокидывает любые стереотипы, разрушает инерцию мышления. Книга «Мы жили в семьдесят девятом» из этого ряда. Недаром предисловие к ней написано замечательным другом Высоцкого, Давидом Карапетяном.

Книга написана бесподобным почерком удивительным автором дара редкого, пронзительного и необычайного - сценаристом и кинодраматургом Ильёй Рубинштейном, поэтом и современником нашим. Произведения Ильи Рубинштейна, цепляют , влекут и перемещают во времени, как блистательные фильмы ушедшей эпохи. А время, как врождённый порок сердца даёт о себе знать через боль и пульс душевного отклика, заложенного в конституцию времени и не приемлет притворства.

Точкой отсчёта, в книге «Мы жили в семьдесят девятом», Владимир Высоцкий. Владимир Высоцкий, как художественный персонаж. Говорить и писать о Высоцком, к сожалению, стало общим местом, особливо к памятным датам. Воскурить выспренний фимиам, по поводу и без - «норма», диктуемая под час не столько озабоченностью о посмертной судьбе Поэта, сколько стремлением застолбить некую собственную значительность - и мы, рядом-с...

У Ильи Рубинштейна Высоцкий – это обнаженное время, без фимиама и цветов. У Ильи Рубинштейна Высоцкий – это вышедшая на люди, Правда. У Ильи Рубинштейна Высоцкий – это Любовь непреходящая, как вера в Бога.

Не знаю как кто, а я с давних пор делил людей на две категории, вслед за Юрием Андреевым - на людей, живущих по-Куняеву и по-Крымовой, а теперь делить буду ещё на одну категорию - кто живёт по-рубинштейновски, как бы пафосно это не прозвучало.

Илья Рубинштейн, пожалуй, первый из тех, кто поразительно ярко и пронзительно честно написал о нас, живших рядом с Высоцким, о том НАШЕМ времени. И не столь о Высоцком, сколько о судьбах наших, неизбывно завязанных на Высоцкого, на время в котором росли и в котором Предтечей судеб наших стал Он, Владимир Высоцкий...

Изобразительный талант Ильи Рубинштейна, природа которого в какой-то мере лежит в кинематографичности восприятия мира, позволил ему особенным образом (по-Карапетяну - «прямой проекции прошлого на экран времени нынешнего»), создать общую канву для всех произведений положенных в книгу. И, надо сказать, оправданно. Разрозненное их прочтение потеряло бы, безусловно, тот аромат и вкус «ерша»: сценарных «междометий» - эскизо-зримых зарисовок ушедшего детства, поэтических вспышек сознания и дневниковых откровений «в стол», беспощадно-правдивого рассказа о нас - повествования, имя которому Эпоха. Эпоха Высоцкого.

В «Пяти снах Николая Козырева» автор без эстетствующей брезгливости, которая неизбежно возникает при отображении очевидного и общепонятного, выносит на свет обезображенные и до боли узнаваемые лики среды обитания героев драмы, где «и ни церковь и ни кабак – ничего не свято!». Это среда обитания наших отцов и мам, нас самих, застойно-запойного времени, без шор и обмана, без ироний, гротеска или фарса - голая правда! Перипетии судеб трёх подростков, беспросветная жизнь которых на фоне рафинированно-благообразного пропагандистско-пристойного общества выглядит безумным кошмаром и сном, от которого бежать и бежать.

Повествования Ильи Рубинштейна – это вызов могущественному Имяреку – балласту нашего общества, похоронившему под собой надежды и чаянья миллионов сограждан. «Мы жили в семьдесят девятом» - это протест против жалкого, пошлого, никчёмного существования, инвективы которого грубоваты и слух режут, но точны и уместны.

От кошмара бытия за горизонт бегут не столько пацаны киносценарного произведения Рубинштейна, через боль безнадёги и сны в западню неизбежности ущербно-убогого мира - бежим мы, ровесники-экзистенциалисты, дерзнувшие хоть в чём-то отступить от предписанной нам истоптанной тропки, однажды рванувшие, но так и не добежавшие до.

Психологический аспект повествования пограничен, как и в песне Высоцкого. Козырь, Француз и Длинный долго будут маячить укором неистовым и карябать сердца: «Я в горизонт промахиваюсь с хода»

Ощущение распахнутости и нестеснённости прозы Рубинштейна в специфике его необычного стиля, характеризующейся точностью в описаниях и отчётливой образностью. В сопоставлении же прошедшего и нынешнего где «вдоль дороги всё не так, а в конце подавно!»и вызов, и протест, и призыв - упование на духовную независимость неказистых героев рубинштейна-высоцкого и еже с ними других, способных на поступок и риск, и во имя себя, и для будущих судеб России.

Избирательна память людская. Как ни странно, мы помним многих литературных, вымышленных героев и напрочь забываем о рядом живущих. Посылом этим пронизано, кажется, всё повествование киноновеллы «Мы жили в семьдесят девятом». Удивительно-проникновенный рассказ о нашем сегодняшнем времени, воинствующем, прагматично-циничном и безумно-дорогом.

Твёрдо поставленный авторский почерк Рубинштейна не изменяет ему и не позволяет ему погрузиться в необязательную мишуру изысканных экзальтированных построений. Рубинштейн дерзновенен и прям, в зеркальном отображении действительности, сознательно уходящий от различного рода словесных экзерсисов, уводящих от живого к искусному. Герои новеллы «Мы жили в семьдесят девятом» - живущие рядом вчерашние соседи, друзья, одноклассники, одним словом – мы, нынешний ареал обитания которых от Чечни до Москвы. Чувство душевной хвори и тягостного прозябания – «всё не так – ребята!»в книге, почти на физическом уровне. Приходит ощущение, что когда мы жили в семьдесят девятом, в отличие от сейчас, то мы действительно Ж И Л И. С большой буквы! Жили там, где были живы наши дворы и легенды, где жива была ткань наших чувств, разбитых ныне о быт, ложь и бред новой жизни, грубый страх за себя и своё.

Наш скудеющий дух – это грех - лейтмотив повествования Рубинштейна. Но при всей определённости автор лишён амбиций становиться в позу докучливого и непререкаемого ментора. Кто не с ним - тот в кювет! По-русски и матом! И поделом!

Прямая речь Рубинштейна порой смягчена лирической интонацией - ностальгией по ушедшим годам - времени надежд и любви, ассоциированного с известными песнями великого барда. Смерть поэта и время исхода семидесятых сквозь сны Николая Козырева возвращают нас в настоящее – притворно приторную действительность нового мира. Внутренний протест изменить что ни будь выливается в русское: – «ну и хрен с ним!», пока не прорастает непреодолимым желанием - всё изменить и...

и... «передавая друг другу закопчённый стеклянный кругляшок, мальчик и девочка, улыбаясь, смотрят сквозь него на весеннее майское солнышко третьего тысячелетия...» возвращают надежду на право жить после семьдесят девятого и веру в себя и в людей и в будущее.

Острое, пронзительное и пожалуй парадоксальное ощущение собственного присутствия в книге не оставляет до прочтения самых последних стихов драматически преломляющих восприятие книги

Полёт не грезился высокий
Полушпане в тот год чумной…
Уже Афган, ещё Высоцкий
А между ними выпускной
………………………………………………………..
А ниже чуть – «Счастливого пути!»
И год – один десятка восемь ноль…
И мы ушли. Чтоб сразу же войти
В отечеством написанную роль

Цензор – совесть, у кого она есть, нас не преминет спросить : «По чьей вине? По чьей вине? По чьей вине?»!!!

Для меня, лично, книга Ильи Рубинштейна – некое замечательное открытие, с чем, прежде всего, хочется поздравить именно себя, поскольку открытие это ещё и ожидание новых перспектив на будущее. А исключительно талантливому и самобытному автору, Илье Рубинштейну хочется от души пожелать одного – удач творческих, да книг отменных, во благо всего нашего сообщества, настоящих друзей Высоцкого, ценителей русского языка, киноискусства, и литературы.

Анатолий ОЛЕЙНИКОВ

Новосибирск
2008г.