Классическая культура Японии Муромати и Момояма

5. Периоды Муромати (1336-1573 гг.) и Момояма (1573-1603 гг.)

Новая ставка сегунов – Муромати. – Управление страной. – Дзэнская живопись. – Чайная церемония. – Театр Но. – Его сцена и актеры. – Пьесы театра Но. -  Первые европейцы в Японии. – Христианство. -  Ода Нобунага и Тоетоми Хидэеси. – Объединение страны под властью Токугавы Иэясу. – Идеология самурайства. – Мечи. – Сэппуку. – Сэн – но Рикю. – Книгопечатание. – Масляная живопись. – Живопись «намбан». – Живописные школы Кано, Хэсагава, Кайхо.

В 1336 г. Асикага Ёсиакира заявил о переходе власти в руки военного правительства – бакуфу. Новая ставка сёгунов расположилась в районе столицы Киото – Муромати. Отныне главой страны был сёгун из рода Асикага. Его заместитель, канрё, выбирался из семей Сиба, Хатакояма и Хосокава. [17,с.305] Правительство включало в себя административную палату, Судейский и Самурайский приказы, архив. Император и его двор потеряли всякое влияние.
В провинциях постепенно стали усиливаться и превращаться в независимых князей военные губернаторы (сюго даймё). Они старались расширить количество лично принадлежавших им земель в провинции и за её пределами, в ущерб поместьям, выдаваемым за службу. Это стало причиной столкновения князей с их вассалами (кокудзин). Даймё начали возводить в провинциях укрепленные замки, возле которых  быстро разрастались города. Подобными центрами были Эдо, Итидзёгатани, Одавара, а всего 83 города. Стараясь ослабить позиции даймё в провинции, сёгуны вынуждали их часть времени года проводить в столице Киото, а на случай отъезда – оставлять заложников. Чтобы покинуть Киото, даймё должны были получить разрешение верховного правителя. Их военной силы сёгуны противопоставляли воинские отряды, набранные из числа недовольных кокудзин. Феодальные войны годов Онин (1467-1477) привели к гибели большинства военных губернаторов. Их место заняли «князья сражающихся провинций» (сэнгоку даймё), произошедшие из кокудзин. Они создали поместья – феоды. [21,с. 90,92,97] В период Муромати активно развивалась внутренняя и внешняя торговля, прокладывались дороги, строились постоялые дворы. Из Китая страна получала серебряные и медные деньги, шелк, а вывозила оружие и предметы искусства.
Большой популярностью продолжало пользоваться учение дзэн. Сёгуны Асикага покровительствовали дзэнским монастырям, собирая образцы китайской чаньской живописи, чем способствовали развитию подобного направления в Японии. Образцами для японских последователей послужили работы художников Китая эпохи Сун, особенно чаньских монахов школы Хуанчжоу, а также мастеров эпохи Юань. В результате возник жанр сигадзику, соединивший живопись и поэзию. Картины – сигадзику представляли собой вертикальные свитки, верхнюю часть которых занимали стихи, а в нижней располагался трехмерный пейзаж тушью с горами, соснами, павильонами, водной далью, скрытой в тумане или соснами. Как правило, центр картины был пустым.
По заказу сёгуна художник Дзёсэцу выполнил картину на тему чаньской загадки, как поймать сома тыквой-горлянкой. На вертикальном свитке изображен пасмурный день. Река окутана плотным слоем тумана, над которым вдалеке смутно вырастают очертания гор. Она двумя быстротекущими потоками омывает маленький остров, где замер бедняк – рыбак с тыквой в руке. Неподалеку от берега, чуть шевеля плавниками, движется крупный сом. Сиротливо гнутся тонкие стволы бамбука на берегу, клонится под порывами ветра речная трава.
Величайшим художником этого времени был Сэссю Тоёо («Снежный корабль») (1420-1506). Он изучал дзэнскую живопись в монастырях, а также с 1467 по 1469 гг. пробыл в Китае, изучая живопись эпохи Мин. [34,с.141) В принадлежащем ему пейзаже центром композиции служат огромные сосны, растущие на горе. Подобно Ся Гую, он руководит взглядом зрителя с помощью фигурок путешественников и зигзагообразной линии, которую мы мысленно рисуем, следя сначала за извивом дороги, по которой поднимаются путники, затем за наклонной линией крыш павильонов, которая приводит нас к крайней левой точке картины, где на ровной глади воды на фоне гор плавают рыбачьи лодки. Сэссю также принадлежит свиток «Фазан», выполненный цветными красками. На сером фоне, символизирующем сумеречное небо, на самом краю обрыва вырастает сосна. У её корней – розовые коробочки физалиса и острые листья  травы, вытянутые вверх, словно для того, чтобы зритель поднял глаза. Напротив, кривая ветка сосны с пышной хвоей изогнута вниз, словно она сама и её иголки приглашают посмотреть вниз. В центре, чуть повернув голову с сонным полузакрытым глазом, сидит великолепный краснобрюхий фазан с белой верхней частью головы, хохолком, пестрой шеей, бело-черными крыльями и великолепным длинным хвостом.
Последователем Сэссю был Сэссон («Снежная деревушка») (1504-1589). Он поступил в монастырь после того, как его отец назначил наследником его сводного брата. Освоив живопись, он начал странствовать. Сэссон имел учеников и обучал живописи главу клана Асино Мориудзи в Аидзу. В 1550 г. он поселился в Одаваре – замковом городе клана Ходзё, где помогал осваивать учение дзэн князю Ходзё Удзимаса. Темы картин художника – это пейзажи с горами, реками, рыбаками и странниками. Е. Штейнер замечает, что обычным для него было смещение основного изображения в угол в духе Ма Юаня. [41, с.39-42] Доживший до жестоких войн, которые повел Ода Нобунага, мастер отразил в своих картинах тревожные настроения времени. При взгляде на его картину «Корабль в бурю» приходят на память стихи Сайгё:
Не знает покоя!
Поистине мир в наши дни
Будто утлая лодка:
И по волнам не плывет,
И от берега отдалился. (Пер. В. Марковой)
Кисти художника Бокусая (?-1492) принадлежит уникальный для японского искусства портрет его учителя – крупного культурного деятеля XV в. дзэнского монаха Иккю Содзюна. Е. Штейнер считает, что по степени психологической выразительности он не уступает европейским образцам: «Лицо в три четверти и скошенный прямо на зрителя острый взгляд Иккю сообщают композиции динамичность разнонаправленного движения. Пристальный, обращенный на предстоящего взгляд магнетизирует зрителя, что в терминологии дзэнской традиции именуется «истечением духа мастера». [49,с.144]
Иккю был учителем монаха Мурата Сюко (1449-1490), первого мастера чайной церемонии, целью которой было «изменение состояния сознания» благодаря «созданию атмосферы откровенного общения и глубоких симпатий». [51,с.303] Сначала церемония проводилась в части жилой комнаты, отгороженной ширмой, затем  стали строить специальные хижины на деревянном или бамбуковом каркасе с глиняной или земляной штукатуркой. В домике были небольшие, расположенные на разной высоте окна, заклеенные полупрозрачной бумагой. Единственным украшением интерьера была ниша – токонома, где помещали картину или композицию из цветов. Вел церемонию мастер – тядзин. Сэнно Сюкю (1521-1591) определил размер домика в 4,5 татами (1 татами имела размер 0,9;1,8 м). Кроме входа для тядзина стали устраивать отдельный вход для гостей размером 90;90 см: «Попасть внутрь можно было лишь согнувшись и встав на колени. Кроме того, необходимо было снять меч, который просто не проходил сквозь вход. Это символизировала необходимость оставить за порогом воинственные помыслы и войти в чайный домик, отрешившись от представления о своей обычной социальной роли. В чайном действе все были равны и играли одну общую роль – человека, умеющего видеть красоту в обыденном и неброском. Своеобразный демократизм чайного действа проявлялся в том, что в нем могли участвовать люди, практически никогда не общающиеся в остальной жизни, то есть из разных кругов». [51,с.304]
Для проведения чайной церемонии была разработана специальная керамика. Бокусай создал чашки – тэммоку («небесный глаз»). Их признаками являются толстые стенки со следами пальцев мастера, неровная форма. Сверху чашки покрыты черной тусклой глазурью, а внутри – позолотой. [49,с.145]
Вокруг чайного дома разбивался чайный сад с густой растительностью и тропинкой из плоских камней. Он украшался каменными сосудами для воды и каменными светильниками в виде резных колонн с изображением аллегорических существ или богов – покровителей. [21,с.129]
В эпоху Муромати получили распространение «сухие сады» из камней, песка или гравия для дзэнского созерцания. Они не предназначались для прогулок. В «сухом саду» несколько больших камней составляли композицию, а песку или гравию придавалась форма волн.
В 1374 г. родился театр Но, когда перед сёгуном Асикага Ёсимицу была разыграна священная мистерия труппой провинциальных актеров под руководством Каннами Киёцугу (1333 – 1384). Основатель театра Но начал свою работу  как актер и сочинитель пьес для народных театров дэнгаку и саругаку, после чего возглавил труппу при синтоистском храме Касуга в г. Нара. Впоследствии труппа была приглашена ко двору сёгуна. После смерти отца театр возглавил и привел к расцвету его сын – Дзэами (Сэами) Мотокиё (1363-1443).
Первоначально актеры выступали на деревянном помосте из некрашеных досок на четырех столбах. Сверху помост покрывала двускатная крыша с изогнутыми краями. Актеры, закончив свое выступление, садились в определенном углу сцены, а не уходили. Справа, за балюстрадой, находился хор из 8 человек. На передней части сцены располагался оркестр из флейт и барабанов. В глубине помоста сидели слуги. На задней стене сцены было изображение сосны на золотом фоне. Слева от сцены устраивался «мост», под которым скрывались кувшины – резонаторы. Зрители, сидевшие на циновках, сначала были отделены от театра полосой песка. Сёгун смотрел представление с веранды дворца. Спектакль шел в течение всего дня. Обычно показывали пять пьес. Первая была религиозно-поучительного характера, последняя – с благожелательным смыслом. В середине давали пьесы исторического характера. В перерывах между драмами публику развлекали фарсами, обычно четырьмя. Главный актер, ситэ, выступал в маске, как и его напарник – цурэ, если изображал женщину, бога или духа. Остальные актеры гримом не пользовались. Маски изготавливались прославленными мастерами из дерева и раскрашивались. Актеры носили парики. Костюмы их, в основном, имели строгую цветовую гамму, но встречались многоцветные, с золотом. В своей игре актеры театра Но  должны были полностью перевоплощаться в свой образ (принцип «мономанэ» - «подражание»). [30,с.14-15,20]   Для этого они долгое время проводили в зеркальной комнате, превращая процесс надевания маски в особое таинство.
Все чувства зрителя, оказываясь под воздействием музыки, текста, пластики представления, должны были быть доведены до особой остроты, чтобы разнохарактерные эмоции слились в одном ощущении наслаждения. В этот момент перед ним раскрывалась «темная и сокровенная» красота полного противоречий мира – «югэн». [30,с.12]
Актеры театра Но декламировали и пели измененными голосами. Они передвигались плавно, иногда застывая в условных позах. В театре Но использовался язык жестов и язык движений веером, передававшие различные эмоции. Танцы, кроме воинских, были медленными.
Примером религиозно-дидактической пьесы театра Но может служить «Гробница Комати» Каннами Киёцугу. Она начинается с появления монаха и его спутника, которые бредут в вечерних сумерках по дороге в окрестностях столицы. Они считают, что полностью познали истинное учение Будды:
В этом сне меж времен,
На Земле рожденные,
Что мы здесь назовем
Явью истинной?!
В миг случайный мы обрели
человеков обличье
среди тьмы обличий иных.
Набрели на Великое слово
Просветленного Сакья (Будды – К.М.)
среди рая учительных слов.
Вот оно – семя прозрения,
постиженья начало!
Так, сердцем надежду прославив,
В простые одежды,
Послушников черные рясы,
Смиренно оделись. (Пер. В. Сановича)
По дороге они встречают нищенку, присевшую на гробницу в виде ступы, символизирующей Будду, и просят её встать. Старуха доказывает, что Будда и мир – одно. Как Будда скрыт в старой деревянной ступе, так же он скрыт в человеческом сердце, бьющемся в её дряхлом теле. Ступа символизирует пять основ мира, тело имеет пять частей. Значит, они равны. Монахи возражают, что один вид ступы помогает избежать пути греха. Старуха отвечает, что можно поставить сто тысяч ступ, а просветления не обрести, стало быть, заслуга сердца выше, чем материально выраженное благочестие. Нищенка говорит:
Там, в Блаженной стране,
Пред Буддой мы, конечно,
Склоняться должны.
Но ступа стоит на земле
И, значит, людям доступна. (Пер. В. Сановича)
Пораженные мудростью простой женщины, странники спрашивают, кто она. Старуха признается, что она бывшая придворная дама и поэтесса Оно-но Комати. Когда-то она презрела любовь вельможи Фукакуса, приказав ему провести сто ночей под её окнами. На 99 ночь он умер. Обида умершего обрекла Комати жить ровно сто лет в бедах и скорби. В конце женщина выражает надежду в будущей жизни достичь прекращения цепи перерождений, т.к. она постигла силу возмездия за грехи и посвятила остаток жизни воздвижению священной ступы в своей душе из песчинок благих дел.
Сюжет, позволяющий соединить действо с красочными танцами, представляет собой пьеса Дзэами Мотокиё «Горная ведьма». Паломники идут в храм Дзэнкодзи и, чтобы совершить богоугодное дело, выбирают самый трудный путь – через перевал Агэро. Внезапно их охватывает тьма, из которой появляется горная ведьма и говорит, что это дело её рук. Ей хочется заполучить путников в свою хижину, чтобы увидеть танец и услышать пение находящейся среди паломников танцовщицы Хякумы Ямамбы, которой удалось изобразить «круговорот скитаний горной ведьмы». Ведьма в Японии, как сверхъестественное существо, не является воплощением абсолютного зла. Она подчинена, как и другие живые существа, буддийскому закону перерождений. Привязанная к земле и её красоте, она вынуждена блуждать по горам до тех пор, пока не преодолеет эту привязанность.
Ведьма просит путников остаться до ночи, чтобы дать ей увидеть танец. Ночью, на горном мосту Хякума Ямамба начинает свои пляску и песни. На звук музыки выходит ведьма. Её волосы спутаны, глаза горят огнем, лицо красное, как черепица. Путники пугаются. Ведьма печалится и рассказывает, как она невидимо помогает лесорубу нести  тяжелую ношу, ткачихе – ткать, прядильщице – сучить нитку, прачке – стирать, и просит помянуть о её добрых делах в мире людей. В танце, сопровождаемом пением самой ведьмы и хора, рассказывается о её доле:
Хор
Зло и добро бытия
Влача, как тяжкую ношу,
Зло и добро бытия
Влача, как тяжкую ношу,
Ведьма обречена
Блуждать по горным дорогам.
О, печальный удел!
Горная ведьма
Любуясь на вишни в цвету
По горам кружу я…
Хор
А осенней порой я ищу
Скалу или кручу,
Где всего прекраснее вид
В ясном лунном сиянье.
Горная ведьма
Любуясь осенней луной,
По горам кружу я…
Хор
Зимой в нетерпенье гляжу
На темные тучи.
Дождем набухли они.
Скоро ль снег посыплет?
Горная ведьма
Любуясь на белый снег,
По горам кружу я…
Хор
Круг за кругом – и снова круг,
Коловращенье без конца.
Слепая привязанность к земле –
Туча, темнящая белый свет.
Пыль вожделений свилась клубком –
Так горная ведьма родилась.
Глядите, глядите на демонский лик!
Вот она поднялась на скалу,
В долине эхо отозвалось.
Гора и снова гора,
Так круг за кругом…
Гора и снова гора,
Так круг за кругом…
В свой нескончаемый путь
Уходит ведьма.
Была здесь только сейчас
И вдруг – исчезла. (Пер. В. Марковой)
Неисчерпаемыми источниками исторических пьес для театра Но была «Повесть о доме Тайра». Герой пьесы «Киёцунэ» - внук могучего Тайра Киёмори. Накануне решающей битвы войска Тайра отправляются на поклонение богу – покровителю воинов Хатиману, чтобы получить пророчество о результате сражения. Считалось, что бог дал обет быть на стороне только справедливых, поэтому когда было получено пророчество: «Горестям мира // Даже боги и те подвластны, // Так для чего // Вы пришли и напрасной молитвой // Утруждаете души свои?» - войско пало духом. Лунной ночью у берегов Янаги – но  ура Киёцунэ бросился в волны, послав оставшейся в столице жене прядь волос на память. Она отослала подарок обратно со стихотворением:
Стоит взглянуть,
И больно сжимается сердце.
Мучительной тоски
Не в силах вынести, я эту прядь
Хозяину обратно отсылаю. (Пер. В. Марковой)
Дух Киёцунэ является к жене и упрекает её за возврат пряди, рассказывая о своей гибели.
Дух брата Киёмори, Тайра-но Таданори, является героем другой одноименной пьесы. Погибший в битве при Итинотани в 1184 г. в возрасте 40 лет, он показан юношей.
На побережье залива Сума в провинции Сэтцу монах и его спутники встречают старика и просятся к нему на ночлег. Старик указывает на растущую рядом вишню и предлагает заночевать под её сенью. Монах вспоминает стихи Тайра-но Таданори:
Сгущается тьма.
Под сенью цветущей вишни
Нашел я приют.
Вишневый цвет – мой хозяин
В эту весеннюю ночь. (Пер. В. Марковой)
Старик говорит, что дерево растет на месте гибели Таданори. Монахи молятся о душе погибшего. Ночью старшему монаху во сне является встреченный днем старик в облике молодого аристократа, говорит, что он – дух Тайра-но Таданори и рассказывает свою историю. Во время войны между Минамото и Тайра, скрываясь от преследования, он уговорил своего друга, известного поэта Фудзивара-но Тосинари (1114-1204), поместить его стихотворение в императорскую антологию. Друг выполнил просьбу, написав: «Автор неизвестен». В битве при Итинотани Окабэ-но Рокуята Тодадзуми убил Таданори в бою и отрубил ему голову. Так, через смерть, Таданори получил право открыть свое имя и восстановить справедливость. [30]
В 1543 г. из-за тайфуна к берегам о. Танэгасима пристал китайский корабль. Находившиеся на нем португальцы стали первыми европейцами, оказавшимися в Японии. Вскоре в страну прибыли европейские купцы и миссионеры – иезуиты. Японцев, прежде всего, заинтересовало их огнестрельное оружие. Вскоре местные мастера научились сами делать мушкеты. При консультациях португальских, а позднее испанских мастеров, японцы стали строить суда водоизмещением в 700 и 800 тонн. [29,с.135;137]
В 1564 г. полководец Ода Нобунага сверг сёгуна из рода Асикага и упразднил его должность. Огнем и мечом он покорил половину страны. Расправился с церковной оппозицией, уничтожив несколько буддийских монастырей. В противовес враждебным буддистам Ода поддерживал христианских миссионеров, разрешив им строить церкви и открывать семинарии. [29,с.138] Жестоко подавлялись городские и крестьянские выступления. Ода способствовал расширению торговли: создавал свободные от налогов рынки, где могли торговать все, а не только гильдии ремесленников, строил дороги, поощрял использование золотых и серебряных денег в качестве обменных средств вместо риса. [21,с.102] В 1582 г. он покончил жизнь самоубийством, оказавшись в окруженном врагами киотском храме.
Дело Оды Нобунаги продолжил его полководец, выходец из крестьян, Тоётоми Хидэёси (1536-1598). Захватив внука Нобунаги, он потребовал себе титул квампаку и получил его. Подчиненные называли его Тайко – сан (великий господин). В число непосредственно контролируемых им владений вошли такие города как Осака, Киото, Нара, Омината. Ему подчинялись связанные с зарубежной торговлей Хаката и Нагасаки. Хотя Хидэёси сам был крестьянином, к его времени правления относится значительное ухудшение положения земледельцев.  Они были прикреплены к земле и отдавали господину 2/3 урожая. Указом 1588 г. крестьянам запрещалось иметь оружие.  С 1587 г. административной сельской единицей стали 5 и 10 - тидворки с круговой порукой. Хидэёси способствовал оживлению торговли и свободному передвижению товаров на рынке, лишив императорский двор контроля над заставами в Киото.
Тайко вынашивал грандиозные планы завоевания Китая и Кореи. Развязанная им Имджинская война в Корее закончилась поражением.
Хидэёси поддерживал дружеские связи с рядом европейских миссионеров, пользовался советами европейских мастеров при возведении своего замка. Он и его приближенные любили надевать португальскую одежду. Однако, в 1587 г. Хидэёси издал антихристианский указ, изгоняющий миссионеров. К этому времени в Японии было уже немало христиан, в том числе среди крупных даймё. Людей привлекала пышная обрядность новой религии, обещание немедленного, а не через много перерождений, как в буддизме, вознаграждения после смерти для тех, кто много страдал при жизни. Причиной, вызвавшей указ, стали попытки иезуитов вмешаться во внутренние дела страны. В 1595 г. наиболее фанатичные проповедники были схвачены и казнены в Нагасаки.
Тоётоми Хидэёси умер в 1598г., оставив малолетнего сына Хидэёри. Править до его совершеннолетия должны были 5 тайро (главных министров) – даймё Токугава, Маэда, Усуги, Мори и Акита. Токугава Иэясу (1542-1616) еще в 1590 г. получил от Тайко
8 провинций в районе Кванто, став одним из крупнейших феодалов в стране. [21, с.105] Предок  Иэясу, Нитта Ёсисуэ, живший в XII в. Принял фамилию Токугава в честь деревни, где он поселился. В XIVв. Его потомок Ясусика переменил фамилию на Мацудайра, опять же в честь родной деревни в провинции Микава. Иэясу, в свою очередь, вернулся к фамилии Токугава, а фамилию Мацудайра оставил другим ветвям своего рода. [17,с.401]
Очень скоро между Токугавой и остальными регентами, опасавшимися его усиления, вспыхнула война. Решающее сражение произошло у Сэкигахары в 1600 году. Противники Токугавы потерпели поражение. Верный памяти Тоётоми Хидэёси военоначальник Като Киёмаса встретился с победителем в замке Надзё, чтобы обсудить права наследника Хидэёри. Заключенный ими договор действовал чуть больше десяти лет, после чего клан Тоётоми был уничтожен. Тотугава Иэясу объединил всю страну под своей властью.
 В войнах XV- XVI вв. идеология самурайства как сословия, игравшего ведущую роль, достигла своего расцвета. На основе анализа различных источников Д. Серебряков выделяет пять главных качеств, которыми должен был обладать воин-самурай:
1) Верность подразумевала преданность сюзерену, усердие во всех поручениях или делах, любовь и уважение к родителям.
2) Вежливость заключалась в почитании вышестоящих, утонченности, любезности в общении.
3) Под мужеством понимались храбрость, служение долгу, хладнокровие, выносливость, терпеливость в особых случаях, сообразительность и находчивость.
4) Правдивость включала в себя искренность, следование кодексу чести воина (бусидо), трепетное отношение к чести, справедливость и внимание к старикам.
5) Простота проявлялась в скромности жизни, отказе от роскоши, умеренности во всем. [38,с.375-378]
 Ходзе Нагаудзи (1432-1519), военачальник периода Муромати составил свод правил для повседневной жизни обычного воина. Он советовал ложиться спать до полуночи, а вставать в четыре утра, чтобы помолиться, одеться, объяснить жене и своим вассалам их обязанности на день, а затем приступить к своим. [17;331] Ходзё писал: «Не сомневайся в том, что ты поступишь в соответствии с волей божеств и Будды, если будешь спокоен и прям; если честно и искренне будешь уважать тех, кто выше тебя и проявлять сострадание к тем, кто ниже». (14;332) Самурай должен одеваться опрятно и без излишеств. Каждую свободную минуту следует употреблять на чтение и изучение поэзии. [17,с.335-336]
Полководец Такэда Сингэн (1521-1573) советовал своим вассалам познакомиться с человеком, за плечами у которого военные подвиги и преданное служение господину: «Если в день выслушивать хотя бы по одному его высказыванию, то за месяц можно выучить 30 правил». [17,с.360]
 Като Киёмаса (1562-1611) требовал от своих вассалов ежедневных упражнений в боевых науках, чтения книг по военному делу и сосредоточения внимания на преданности и почтении к родителям. Им разрешались такие развлечения как охота и борьба, запрещалось чтение стихов и танцы. Като считал: «Если ты родился в доме воина, то должен думать о том, как схватить длинный и короткий мечи и умереть». [17,с.403-404]
Тори Мототада в предсмертном письме сыну  просит его сохранять верность их господину Иэясу Токугаве: «Если даже все остальные провинции Японии объединятся против нашего господина, наши потомки никогда не должны  даже ногой ступить на территорию поместья другого хозяина». [17,с.397] Он завещает сыну быть благородным, соблюдать хорошие манеры, содействовать справедливым отношениям между хозяином и вассалами, проявлять беспристрастность.
Главной целью жизни самурая было служение господину, за которого он в любой момент должен был без раздумий пожертвовать жизнью. В свою очередь, господин обязан был обеспечивать своих самураев снаряжением для похода, награждать, вовремя платить содержание. В случае смерти господина знаком высшей верности было самоубийство самурая вслед за ним – цуйфуку:
Вслед за Господином
         жизнь я отдам,
Столь же легко, как
                тает иней
Едва [его коснется]
               солнца луч. (Пер. Д. Серебрякова)
Если же вассалы оставались в живых, то становились ронинами. Ронин, «человек-волна», терял свои доходы и положение в обществе:
Представляются мне
ощущенья ронина –
Он, как раненый
ястреб в ночи,
Одинок … (Пер. Д. Серебрякова)
Он мог попытаться либо поступить на службу к другому господину, что было практически невозможно, либо постричься в монахи.
Высшей ценностью для самурая был его меч. Токугава Иэясу сравнивал меч с душой воина, и писал, что самурай может расстаться с ним лишь после смерти. Правила вежливости запрещали входить в чужой дом вооруженным всем, кроме крупных даймё и глав кланов, однако и их мечи клали на подставку возле гостя. Вынимать клинок полностью не допускалось. Если хозяин меча  хотел показать кому-то узор, то он доставал его из ножен наполовину. [45,с.218]
Мечи заказывались у знаменитых мастеров. Процесс создания меча обставлялся как таинство: мастер заботился о ритуальном очищении тела и души, одевался в специальные одежды, обвешивал мастерскую талисманами из рисовой соломы. Хороший клинок мог выковываться в течение десяти лет. Лезвие покрывалось гравировкой. Рукоятки обтягивали акульей кожей. В период Момояма прославился как искусный оружейник Гото Юдзё (1140-1512), которому особенно удавались изображения драконов и львов на мечах. [45,с.217-218]
Мечи служили как для военных действий, так и для совершения обряда сэппуку. Сэппуку делался в случае потери чести, невозможности выполнить приказ господина, как выражение протеста, кара за проступок. Чаще обряд проходил вечером или ночью. В присутствии свидетелей воин, одетый в белые одежды, вспарывал себе живот. Его помощник, кэйсяку, в то же мгновение отрубал ему голову. Считалось, что кэйсяку переходит честь погибшего. Перед смертью, по традиции, самоубийца писал последние стихи, в которых прощался с жизнью, например:
Легче гусиного пуха
Жизнь улетает…
Снежное утро. [5,с.83]
Наряду с дзэн-буддизмом и поэзией одной из составляющих самурайской культуры была чайная церемония. Во времена Хидэёси она была доведена до совершенства мастером Сэн-но Рикю (1521-1592). Он уменьшил размеры домика до 3-4 м. и способствовал закреплению в чайной церемонии идеала скрытой в простоте и бедности красоты. Отношения мастера с диктатором были очень неровными. С одной стороны, Хидэёси любил участвовать в чайных действах под его началом, с другой, готов был расправиться с ним в любую минуту. Однажды после ссоры Сэн-но Рикю стал готовить композицию из цветов в бамбуковой вазе. При обрезке ствол бамбука треснул, по нему стала стекать налитая внутрь вода. Ученики спросили мастера, не нужно ли поменять вазу. На это он ответил, что его судьба треснула, как эта ваза, поэтому все следует оставить, как есть. В конце жизни Сэн-но Рикю был отстранен от двора и вынужден сделать сэппуку. [51,с.305-306]
В эпоху Момояма в Японии появилось книгопечатание с использованием разборного шрифта. Первым привезли печатный станок иезуиты. Он начал работу в Нагасаки в
1590 г. Миссионеры издавали христианские религиозные сочинения и календари. В помощь японцам, изучающим португальский язык, и португальцам, изучающим японский, издавались словари и учебники японской грамматики. Самый полный словарь в 30 тыс. слов вышел в 1603 г. Также разборные шрифты были привезены из Кореи после Имджинской войны. [29,с.148]
Миссионеры обучали живописи молодых японцев в мастерских при семинариях. Масляными красками они копировали изображения девы Марии, святых. Для ознакомления с обычаями и жизнью Запада изготавливались ширмы с стилизованными видами Лиссабона, Мадрида, Рима, Константинополя и фигурами мужчин и женщин в европейских костюмах. Пользовались спросом ширмы с изображением карты мира, которую художники копировали с европейских гравюр. Иногда одна створка была занята картой мира, а вторая изображала карту Японии или корабль в порту.
Картины с изображением «южных варваров», как называли японцы европейцев, породили новое направление живописи - «намбан». Любимыми сюжетами «намбан» были приход в порт португальского судна и шествие капитана со свитой по улицам города. [21,с. 153]
Строительство больших замков способствовало  расцвету искусства настенных росписей. Величайшим художником XVI в. был Кано Эйтоку (1543 – 1590), происходившим из семьи придворных художников сёгунов Асикага. Он создал особый стиль пейзажа с единым доминирующим мотивом – огромным деревом во всю стену. Художник отвергает теорию «трех далей» китайского пейзажа. Отличительная черта его композиции – асимметрия и «уплотненность» изображения. Краски Кано ярки.  Он не чурается использования золотого фона. Это объяснялось полутемными интерьерами замков, которые освещались масляными светильниками. Е.Шрейдер пишет: «Листочки золотой фольги, наклеенные на основу или золотой порошок, выдуваемый на подготовленную к его закреплению поверхность, десятками бликов отражали языки пламени и образовывали мерцающую, таинственную двойственную поверхность – и плоскостно – непроницаемую, какой и полагается быть стене, и иллюзорно переливающуюся и поблескивающую в полумраке.» [43,с. 82]
Кано Эйтоку принадлежали росписи в замке Оды Нобунаги - Адзути, но они погибли, когда по приказу Токугавы были разрушены укрепления его врагов.  До наших дней сохранились композиции «Слива и птица», «Сосна и журавль». Семья Кано также прославилась такими мастерами как Мотонобу, Таниу, Санраку.
Хэсагава Тохаку (1539 – 1610) сначала учился у Сога Сёсё, связанного с монастырем Дайтокудзи, а затем у Кано Сёэй. В стиле Кано он написал огромный клен на раздвижных дверях храма Тисякуин. Мощный, искривленный ствол, у подножия которого растут цветы хаги, изображен на нейтральном золотом фоне. Ветви его оживлены красными и зелеными листьями. Позже Хэсагава обратился к монохромной живописи тушью. Примерами для него выступали Му Ци и Сэссю. Под впечатлением картины Му Ци «Обезьяна с детенышем» он создал свиток «Обезьяны среди сухих деревьев». Хэсагаве принадлежит роспись на шестистворчатой ширме «Сосновая роща». Утопающие в тумане сосны – не только символ стойкого мужа  в этике конфуцианства, но и прекрасный пейзаж. [42,с. 172 – 174]
Основателем школы Кайхо стал художник Юсё («Друг сосны») (1533 – 1615). Потеряв отца и братьев в битве, в которой Ода Нобунага разбил сюзерена рода Кайхо – Асаи Нагамасу, будущий художник отправился в Киото и поступил в монастырь Тофукудзи. Там  он сменил имя с Акимасу на Юсё и впервые увидел картины Кано Мотонобу. Попытавшись подражать им, молодой человек открыл в себе художественные способности. Сначала он учился у самого Мотонобу, потом у Эйтоку. В стиле школы Кано Юсё выполнил ширмы для монастыря Мёсиндзи. Позже мастера увлекла монохромная живопись тушью. Излюбленным сюжетом Юсё в этой технике было изображение китайских мудрецов. При этом, следуя манере Лян Кая («Портрет Ли Бо»), он тщательно выписывал лица тонкой кистью, а одежды передавал характерными только для него мешкообразными складками. Традиции школы Юсё продолжили его сын Юсэцу и внук Ютику. [44,с. 207 – 208]