Собачник

СОБАЧНИК

  В те еще, дай Бог памяти, не так чтоб уже и очень
благословенные времена горбачевской пере-
стройки, в самый последний ее период, у нас на паро-
ходе была дневальная Соня, Сонька Золотая Ручка. И ее
товарка-повариха — Анита Б. Дня не проходило, чтобы
эта Анита не запустила кастрюлей в Соню. Так было.
Это — на корабле. А на суше, после отдыха и перед вы-
ходом в очередной рейс, когда назначался, как обычно,
общий сбор экипажа, нам представлялась уже совсем
другая картина. Подъезжает Анита на своем форде к
пирсу. И — что мы видим? — прямо глазам своим не
верим: встречаются. Соня! Анита! Сколько лет, сколько
зим! Обнимаются, целуются. Не разлей вода подруги.
Соскучились, бедняжки!
  Парадокс? Никакого тебе парадокса! Все диктуется
логикой жизненными обстоятельствами. И эта логика
называется «зигзаг сознания», — искривленного, надо
сказать, сознания. Что, в общем-то, в порядке человече-
ских вещей. И никуда ты от этого весьма прискорбного
и предосудительного факта не денешься. Явление-то по-
всеместное.
  Так вот… У этой самой Сони, она на Москачке жила,
была такса и дог племенной. Как-то поддала она здоро-
во, и разговор про собак пошел. Боцман был сильно оза-
бочен проблемой, как это собаки теток трахают. Не пред-
ставляет. Отвечает Соня заплетающимся языком:
 — А ты знаешь, очень даже хорошо. Не то, что не-
которые.
  Ну, тут все сразу переключились на нее, и давай се-
креты выпытывать насчет собачьей любви.
  Короче, она становится раком, ноги враскоряку, дог
на нее и дрючит. Здоровый такой дог.
  Сонька эта — по пьянке на нее глянешь, — сразу и
стошнит. Раскрасит морду с утра, ходит вся расфуфы-
ренная с потеками бабского гуталина на лице, — страш-
но даже подойти.
  И к комиссару:
 — Виктор Георгиевич, опять мне комсомольцы спать
не дают, стучатся каждый вечер ко мне.
  До боцмана дошло это, понес на нее:
 — Да тебя даже по страшной пьяни кто захочет?
Боцман стал для нее злейшим врагом. Это ж надо,
так женщину обидеть!
  А Анита по пьянке... Стояли на ремонте. Она с ма-
тросом снюхалась одним. Очередная пьянка — и у нее за-
свербело, она к этому матросу кинулась. Тот ее выкинул.
А она собачник (решетчатая вентиляционная филенка в
нижней части двери) выбила в дверях и снизу заползает
в каюту. Тот ее за ноги вытаскивают из этого собачни-
ка. А матрос тот, видно, по пьянке пару раз дрюкнул и
все, хватит. Переходи на собак. Так она через собачник к
нему и рвется. И вот таскают её туда-сюда.
 — Вот это любовь!
 — А если это, действительно, любовь?
 — Утром почему-то эта любовь пропала. Дверь от-
крыл, тут ее за руки, за ноги и в ее каюту — шварк на
постель. Отдыхай!
 — Я в первый раз просто охренел, молодой еще был,
всякого такого еще не насмотрелся. Флотской жизни
не обнюхался. Повариха была одна такая, Маша В., на
«Баусках» работала. В теле, надо сказать, дебелая была
тетка. Кровь с молоком. Лет под сорок. Так, вот… Сижу
как-то раз в курилке после завтрака, курю, блин. Заходит
эта самая Маша. А дело было после отхода из Вентспил-
са. Маша поддавала здорово. Заходит в курилку, а там
народу много было.
 — Мужики, давайте договоримся так, если кто дрю-
чит меня, так закрывайте потом юбку, а то матрос моло-
дой приходит будить меня, а у меня п... наружу, а он и
рот раскрыл. Аж неудобно прям, честное слово! — по-
вернулась и ушла. Я сижу и думаю: ёма-ё! ну и дела!
 — Вот это девушка!
 — Девушка. Ей уже за сорок!
 — Тем более.
 — Из Таганрога приехала Ирина...
 — Аж из Таганрога!
 — Да. Как она там пробилась, хрен его знает.
 — Одно время ездили из пароходства по окраинам Рос-
сийской империи вербовали на флот кадров из обслуги.
 — Да, сначала она дневальной была, затем — буфет-
чицей. Ну, грех был там, пришлось оформить. И вот вы-
ходим мы из Вентспилса...
 Тут кто-то из слушающей матросни перебивает рас-
сказчика:
 — Кого ты еще оформил? Для прессы, пожалуйста!
 — Ха-ха-ха!
 — По кадрам работал. Оформитель.
 — Приходит опять раз-другой. Ладно. Ещё на дива-
не развалится. Ну, двигай отсюда, здесь не гостиница, —
пришлось один раз заметить. Переключилась она на ма-
троса одного, тоже не прижилась. Смотрю, уже из каюты
деда выходит. Обкатку, значит, уже прошла. На трассу
вышла. Довольная. А дед старый был, во всех смыслах
— дед. Как-то по пьянке стали её расспрашивать, как,
мол, старик? А что, сидит, гладит. Каждую стоянку при-
купает ей чего-нибудь. Жить можно. Потом все-таки
приехала и дедова жена.
 — Восстанавливать равновесие. Статус-кво.
 — Да, благодетели нашлись, сообщили. Приехала.
  Прямо на трапе начала скандалить. Дед кричит: да не
трогал я ее! Ты же знаешь, у меня не стоит!