История открытий. 1986 г
(1986 г.)
Предлагаемый Вашему вниманию материал есть глава из моей книги "Дыхание вакуума". Глава целиком посвящена теме Периодической системы элементов Д. И. Менделеева, новому спиральному варианту системы элементов, найденному мной в феврале-марте 1984 года. Точнее было бы сказать, посвящена причине атомной периодичности. Ведь причина атомной периодичности до сих пор остаётся не понятой. Причина атомной периодичности - в ядерной периодичности. Но, что такое - ядерная периодичность? Порядковый номер в системе (в таблице) элементов соответствует заряду ядра элемента. По существующим представлениям, постепенный рост ядерных зарядов от элемента к элементу приводит к периодическому изменению свойств элементов. Однако, согласитесь, не может простое увеличение заряда стать причиной периодичности! Причина периодичности сокрыта в характере движения ядерных частиц (нуклонов), в особенностях движения. Здесь раскрывается и загадка природы самого ядерного заряда. Нет особой электрической субстанции ядерного заряда! Природа "заряда" - в характере движения ядерных частиц. Частицы в ядерной оболочке движутся не хаотически, рассогласовано, а упорядочено, согласованно. Порядок этот определяет угловой момент каждой частицы, измеряемый в Пи радианах. Если сделать моментальный снимок ядерной оболочки из восьми нуклонов, то в каждый момент времени положение каждой частицы будет кратно четверти Пи радиан, что в сумме даёт величину 2Пи. Устойчивость, стабильность молекул, а также инертность благородных газов восьмого периода системы обусловлены целочисленностью Пи, иначе - целочисленностью волн (правило де Бройля).
Предлагаю Вашему вниманию этот материал в преддверии большого юбилея. В марте 2019 года исполнится 150 лет Периодической системе химических элементов Д. И. Менделеева. Быть может, подобная попытка - понять причины атомной периодичности - приведёт к успеху в нашем познании мира атомов и молекул.
август 2018 г.
Видео по теме: https://youtu.be/IMHhAtrgTtU
Статья по теме с иллюстрациями: http://chemlib.ru/books/item/f00/s00/z0000046/st001.shtml
* * *
Хотя в течение этого года было написано шесть оригинальных работ по физике, но всё-таки февраль 86 года стал началом новой эпопеи. После того, как я убедился в невозможности заинтересовать учёных своими идеями по физике уже известной тематики, я принял решение вернуться к своему открытию февраля 84 года: спиральный вариант Периодической системы Менделеева, механизм объединения частиц в группы, причины периодичности. Эта тема у меня как государство в государстве, и потому я изложу здесь всю историю её от начала до конца.
Вернулся в надежде, что это конкретное, простое, наглядное в своём изображении открытие поможет, наконец, пробить брешь в стене косности и догматизма. Пробив стену, моя спираль потянет за собой и другие значительные открытия. Я был уверен, что интерес и понимание идеи будут достигнуты немедленно. Сегодня, из июля 2004 года, оглядываясь на далёкий февраль 86 года, остаётся с грустью сказать: увы, надежды не оправдались. Только сейчас, и то по предположениям и косвенным данным, я вижу, что моё открытие используется учёными-ядерщиками, но тайно, без огласки. Однако об этом ниже.
Итак, февраль 1986 года. Беру в областной библиотеке труды Д.И. Менделеева. Приведу фрагмент фарадеевской лекции, читанной Менделеевым в лондонском химическом обществе в 1889 году, фрагмент абсолютно созвучный с открытием февраля 1984 года. Под выпиской дата – 16 февраля 1986 года.
«… Важнее всего отметить здесь то обстоятельство, что периодические функции давно известны и очевидны для выражения зависимостей многих явлений от перемены времени и места, они стали привычны уму, когда дело идёт о замкнутых формах движений или о всяких уклонений от устойчивого положения, подобных колебаниям маятника. Такая-то периодическая функция для элементов оказалась явной в зависимости от массы или веса атомов. (…)
Периодический закон уловил способность наших химических индивидуумов (атомов) производить гармоническую – в зависимости от масс – повторяемость свойств. Другие повторяемости подобного рода, подмеченные в природе, естествознание давно привыкло точно выражать и схватывать в тисках математического анализа для обработки терпугом опыта. И эти орудия знания давно бы осилили представившуюся в химических элементах задачу, если бы периодическая законность не выставила ещё нового обстоятельства, кладущего на периодическую функцию элементов особый, самобытный отпечаток.
Откладывая на оси абсцисс величины, пропорциональные углам, и восстанавливая ординаты, пропорциональные синусам или другим тригонометрическим функциям, получают периодические кривые гармонического характера. И на первый раз кажется, что с возрастанием атомного веса функции свойств элементов изменяются подобным же, гармоническим образом. Но здесь вовсе нет той сплошности или непрерывной последовательности, какие выражаются в подобных кривых, так как в периоде содержится не всё бесконечное множество точек, линию образующих, а только некоторое конечное число (а именно: П/4, П/2, 3П/4, П, 5П/4, 3П/2, 7П/4, 2П. Б. Г.). В примере это станет очевидным. Атомные веса: Aq =108, Cd = 112, In = 113, Sn =118, Sb = 120, Te = 125, I = 127, изменяются последовательно, и вместе с тем последовательно изменяется много свойств, что и составляет сущность периодической законности. Так, например, удельный вес написанных простых тел постепенно убывает, а содержание кислорода в высших солеобразных окислах, ими образуемых, возрастает. Но соединять вершины ординат, выражающих одно из таких свойств, сплошной кривой значило бы отрицать Дальтонов закон кратных отношений. Между серебром, дающим хлористое серебро, и кадмием, образующим двухлористый кадмий, не только нет промежуточных элементов, но по смыслу периодической законности и быть не может, так что сплошная кривая извратила бы смысл дела, заставляя ждать во всех точках кривой реальных элементов и им отвечающих свойств. Периоды элементов носят таким образом иной характер, чем привычные периоды, геометрами столь просто выражаемые. Это точки, числа, это скачки массы, а не её непрерывные эволюции. В этих скачках, без всяких переходных ступеней и положений, в этом отсутствии каких-либо переходов между серебром и кадмием, или, например, между алюминием и кремнием нужно видеть такую задачу, к которой прямое приложение анализа бесконечно малых непригодно. Поэтому тригонометрические функции, предложенные Ридбергом и Флавицким, или качание маятника, по Круксу, или кубические кривые Гугтона, прилагавшиеся для выражения периодического закона, не могут выразить, по существу дела, периодичности химических элементов. И если геометрический анализ коснётся этого предмета, он должен будет приобресть здесь особое видоизменение. Здесь особым способом должны выступить не только большие периоды системы элементов, подобные четвёртому периоду, но и малые периоды, подобные третьему».
Как видим, периодические функции использовались учёными с самого появления периодической системы элементов (1869 г.). Но меня более всего поразило то обстоятельство, что до сих пор (1986 г.) никто не увидел такой простой периодической зависимости от углового момента движущихся периодически частиц атома. Даже впоследствии, когда я узнал о существовании множества спиральных и других форм изображения системы элементов, мне не попадалось ничего похожего.
Тема и содержание моей новой работы были абсолютно ясны. Как уже говорилось, статью назвал «Периодическая система элементов в спиральной форме». Название явно неудачное, так как не вполне отражает суть открытия. Тем более, что я уже знал о существовании спирали Ридберга. Но, видимо, понадеялся на необычность заявления и на внешний эффект.
Полностью работу цитировать не буду. Вторая её часть в общих чертах повторяет позднюю редакцию («О дробных значениях орбитальных моментов ядерных нуклонов», 1990 г.). В первой части здесь исключу фрагмент фарадеевской лекции Менделеева.
«Периодическая система элементов в спиральной форме.
Известно, что свойства химических элементов находятся в периодической зависимости от заряда ядра их атомов и обусловливаются количеством валентных электронов на внешней орбитали атома. Распределение электронов на атомных орбиталях подчиняется принципу запрета Паули, согласно которому в атомной или молекулярной системе не может быть двух электронов, имеющих одинаковый набор квантовых чисел.
И всё же, несмотря на успешное применение принципа Паули для объяснения заполнения электронных оболочек, такой подход представляется весьма искусственным. Он кажется тем более непреемлемым, если рассматривать его в свете достижений волновой механики де Бройля – Шрёдингера.
Если квантовой теории Бора вполне удовлетворяла и соответствовала периодическая система элементов в форме таблицы, то волновой механике более соответствует периодическая система в форме спирали (приводится иллюстрация). При этом в содержании системы вносится одно изменение, а именно, вместо порядкового номера группы ставятся величины, кратные П: П/4; П/2; 3П/2; П; 5П/4; 3П/2; 7П/4; 2П. Их восемь и каждая из них соответствует одной восьмой части полного периода синусоидального колебания. (П - "пи", примечание автора)
В 1889 году в лондонском химическом обществе Д.И. Менделеевым был сделан доклад о периодическом законе, открытом им двадцать лет назад. Из изложенного в докладе мы выделим только один вопрос, который непосредственно касается содержания нашей статьи.
(Далее следует фрагмент фарадеевской лекции Менделеева)
Так считал Менделеев.
Суть же нашей идеи заключается как раз в том, что из всего огромного множества точек, получаемых при построении периодической кривой тригонометрической функции (в данном случае – синуса), необходимо использовать лишь восемь из них с одного полного периода, каждая из которых соответствует одной четверти величины П. Иначе говоря, мы проквантовали функцию, т.е. из бесконечного множества значений вычленили лишь кратные величине П, и которые, по нашему мнению, только и могут реализоваться в действительности.
Простейший атом водорода в теории Бора представляет собой динамическую устойчивую систему из двух частиц: тяжелого протона, имеющего положительный электрический заряд, и вращающегося вокруг него по строго определённой орбите лёгкого электрона, несущего отрицательный электрический заряд. Квантовые особенности строения атома Бора заключаются в дискретности энергетических уровней, кратных постоянной Планка, которые обнаруживаются при переходе электронов с одной орбиты на другую.
Волновая механика де Бройля – Шрёдингера существенно изменила наши представления об атоме, сведя движения и взаимодействия электрически заряженных частиц к взаимодействиям волновых колебаний. Даже сама частица материи утеряла свои прежние строгие формы, превратившись в волновой пакет, энергоёмкий и стабильный во времени. Атом перестал выглядеть простой системой из двух или более частиц, он стал сложной колебательной системой, подчиняющейся своим законам. Представления об электрическом заряде, как основной характеристике частицы, трансформировались, утратили своё ведущее место, уступив их представлениям о волновых, колебательных процессах в среде.
Новый взгляд на частицу материи потребовал нового подхода к пониманию строения и свойств атома.
Не касаясь основных положений волновой механики Шрёдингера, вспомним лишь де-бройлевскую интерпретацию квантовых условий Бора, обусловливающих стабильность атомной системы, которая наиболее близко подходит к сути нашей идеи. По де Бройлю, устойчивыми будут те орбиты в атоме, в которых укладывается целое число волн (приводится рисунок). Целое число волн предполагает целое число П. Такой подход даёт нам отличный иллюстративный метод, позволяющий просто и наглядно изображать атомные орбитали, легче понять причины квантования атомного строения.
Итак, следуя правилу де Бройля, применительно к нашему случаю, мы можем сказать: устойчивость атомной системы, её свойства определяются общим количеством частиц, их чётностью или нечётностью, а главное, согласованностью колебательного движения частиц в соответствии с принципом суперпозиции, при котором общая энергия атомной системы будет минимальной. Минимум энергии системы осуществляется при условии интерференции состояний, при котором различие во взаимном положении всех частиц, т.е. значение фазы колебания соответствует равной дробной или целой величине, кратной П… ».
По совету моей школьной учительницы химии я отнёс работу в педагогический институт на кафедру химии. Поначалу идеей статьи заинтересовались, пригласили выступить перед студентами. Один экземпляр статьи работники кафедры отправили в Москву, в МГУ, другой – в институт истории естествознания и техники, доктору химических наук Д.Н. Трифонову. Трифонов как раз занимался темами периодической системы элементов, и был, пожалуй, в тогдашнем Советском Союзе главным специалистом в этой области.
Где-то летом 86 года я получил ответ из МГУ. Авторы рецензии (И.А. Леенсон и А.Ю. Фадеев) указали мне на ряд «неточностей», которые затрудняют понимание и делают некоторые выводы неоднозначными. Резюмируя, они пишут: «Необходимо отметить, что сама постановка цели – упростить понимание и «прийти к закону, объясняющему с помощью величины П заполнение, устойчивость и свойства элементов» – не представляется вполне оправданным.
Считаю, что дальнейшее рассмотрение статьи возможно лишь после переработки материала с учётом высказанных замечаний».
Первое письмо от профессора Д. Н. Трифонова я получил в январе 1987 года. Оно было в духе рецензии из МГУ; профессор назвал мою идею «игрой ума», которой не стоит придавать практического значения.
23 января написал Трифонову ответное письмо. Процитирую его целиком.
«Уважаемый Дмитрий Николаевич! Сердечно благодарю Вас за отзыв и за внимание к моей работе. Ваши суждения очень ценны и поучительны. Все замечания я принимаю безоговорочно. Грубейшие ошибки, вольность некоторых формулировок, недоговорённости и прочее, объясняются моей поспешностью, недостаточной требовательностью к себе и неоправданным стремлением к краткости изложения столь трудного вопроса.
Однако должен заметить, что спиральный вариант периодической системы не есть результат «игры ума», и он появился не на пустом месте. Мысль, использовать тригонометрическую функцию для построения спиральной формы системы, родилась как побочный продукт в процессе работы над вопросом строения элементарных частиц, составляющих атом, т.е. чисто физическим вопросом. (Надо сказать, что круг моих интересов обнимает, главным образом, темы физики, а не химии. Но это с меня, конечно, ответственности не снимает за ошибки в вопросах химии).
Если Менделеев пришел к своей таблице элементов, отталкиваясь от их свойств, то мне удалось найти путь к спиральной форме системы, отталкиваясь от природы частиц материи, однако, не без помощи таблицы Менделеева (пусть Вас не смущает подобное сопоставление. Я не хочу выглядеть нескромным, но уж так получается).
Согласитесь, Дмитрий Николаевич, трудно рассуждать об атоме, его строении, не зная по существу какова природа частиц, составляющих этот атом. Ведь именно она, эта самая частица, определяет строение и обусловливает свойства атома (элемента).
Сегодня физики-атомщики говорят о мире элементарных частиц, где их насчитывается уже несколько сотен, и количество частиц растёт год от года. Государства выделяют огромные денежные суммы на исследовательские работы в области микромира. Его проблемами заняты тысячи и тысячи учёных. Строятся и действуют, потребляя массу энергии, гигантские ускорители. И всё это затем, чтобы узнать, что скрывается за словами «протон» и «электрон».
До появления спиральной формы периодической системы (февраль – март 1984 г.) вопросами строения частиц материи я занимался уже два года. Целью моей было найти достаточно приемлемую модель физического процесса, которую можно было бы отождествить с двумя известными стабильными частицами: протоном и электроном. Поиски были не напрасны, и такая модель появилась. С её помощью мне удалось относительно легко объяснить (правда, только для себя) некоторые основные физические явления нашего материального мира. Среди них и явление периодической повторяемости свойств элементов.
За тригонометрической функцией, на основе которой строилась спиральная форма периодической системы, стоит реальный физический колебательный процесс совокупности частиц (нуклонов) в ядерной оболочке. Здесь кстати сказать о моей грубейшей ошибке в статье. В ней приведён порядок застройки не электронных орбиталей, а ядерных оболочек. Известно, что ядра атомов имеют оболочечное строение, подобное строению электронных оболочек. Застройка ядерных оболочек происходит, вероятно, по тем же законам, что и заполнение электронных орбиталей. Из этого я исходил. Однако в статье не дал совершенно никакого пояснения такому переходу, чем и «обесценил содержание своих рассуждений». Речь шла о нуклонах, заполняющих орбитали, хотя понятия «нуклон» и «орбиталь» несовместимы. Орбиталь для электронов, а для нуклонов – оболочка.
«Свойства элементов зависят от заряда ядра их атомов».
Признаюсь честно, Дмитрий Николаевич, я пытался сделать «подкоп» своей спиралью под само понятие ядерного заряда, т.е. свести представления о заряде к представлениям о периодических движениях ядерных частиц и возмущениях этих движений. Несмотря на то, что электрический заряд и всё, связанное с ним, изучается более двухсот лет, он остаётся столь же мистическим и загадочным явлением. Но я искренне убеждён, что мистицизм заряда легко развеять, если связать его природу со скрытыми периодическими (колебательными) движениями материи более глубокого порядка, нежели броуновское движение частиц.
Но вернусь к модели частицы.
Все мои рассуждения о природе частиц материи, которые я пробовал излагать, принимались физиками как умозрительные построения, лишенные серьёзного обоснования. В статьях на эту тему не было ни формул, ни расчётов, одна лишь «голая философия». Математика – мой бич, её я не знаю, и это обстоятельство перекрывает все пути физическим идеям и гипотезам, какими бы плодотворными они ни казались. Но я верил и продолжаю верить в избранную модель частицы. Эта уверенность укрепилась знакомством с трудами таких известных физиков-теоретиков как Э. Шрёдингер, Луи де Бройль, В. Гейзенберг.
В феврале 1986 года я решил оставить тему о строении частиц, вернуться и сосредоточиться только на одном вопросе – спиральной форме периодической системы. Спираль уже существовала, но сама идея разработана не была. Обратившись к трудам Д. И. Менделеева, я натолкнулся на его рассуждения о попытках некоторых учёных использовать для объяснения периодической повторяемости свойств элементов периодические тригонометрические функции. Это было то, что надо, и плюс к тому же метод квантования де Бройля, который был мне известен. Так появилась статья о спиральной форме периодической системы (правда, плод скороспелый с массой изъянов). Предысторию возникновения спиральной формы периодической системы в этой статье пересказывать не взялся, и поэтому, вероятно, создалась иллюзия «игры ума».
В настоящее время статья переработана с учётом всех замечаний, и в упрощённой форме, надеюсь, станет возможным (с помощью Л.А. Коробейниковой) напечатать её в молодёжном журнале «Квант» как тему для обсуждения любителями химии.
Дмитрий Николаевич, я знаю, что Вы работаете в институте истории естествознания и техники. Вероятно, у вас есть учёные, кто занимается вопросами истории атома и квантовой механики, и им, быть может, мои изыскания покажутся интересны. Что Вы посоветуете?
Дмитрий Николаевеч, поверьте, я не сноб, стремящийся облагодетельствовать человечество каким-нибудь «великим открытием», я просто делаю дело, которое не могу не делать. И если мне удалось разработать плодотворну, интересную гипотезу, могущую существенно повлиять на развитие наших знаний в определённой области, то умалчивать о ней было бы просто преступно. Однако вся сложность в том, как эта стоящая гипотеза может стать достоянием других, тем более, если она родилась в голове не кандидата – доктора – академика, а человека, казалось бы, далёкого от науки. Здесь мне остаётся рассчитывать только на благосклонность и проницательность учёных, ибо доводы мои могут им, обременённым солидным багажом знаний, показаться всего-навсего словесной шелухой.
Ещё раз благодарю Вас, Дмитрий Николаевич, за внимание и желаю Вам всяческого благополучия».
В марте 87 года получаю второе и последнее письмо от профессора. В нём по существу было два предложения: прислать ему работу «по строению элементарных частиц» и не браться за «глобальные» вопросы. 14 марта я написал Трифонову ответ. Приведу его полностью.
«Уважаемый Дмитрий Николаевич! Большое спасибо за письмо. Ваше внимание и добрые слова поддержки меня радуют и, вместе с тем, обязывают. Обязывают к тому, чтобы время, которое я отнимаю у Вас, не было даром потраченным временем.
Строение элементарных частиц – тема сложнейшая (и я полностью отдаю себе в этом отчёт), но и захватывающая, чрезвычайно интересная, привлекающая множество неравнодушных к ней людей. Однако, надо сказать, мало кто из любителей-энтузиастов смог бы понять разговор физиков-профессионалов о проблемах строения элементарных частиц. Сколь они трудны – можно судить по публикациям в научной литературе. И всё же, несмотря на пугающую сложность математических построений, абстрактность теоретических рассуждений официальных общепринятых гипотез строения частиц в научном мире, любители-энтузиасты упорно продолжают заниматься этой проблемой, изыскивая свои пути её решения. У «любителей» есть одно несомненное преимущество – возможность широкого охвата темы. То есть они не замыкаются в рамках узкой специализации, разработкой одного частного вопроса, а подходят к проблеме комплексно, всесторонне. Если кратко определить их научную позицию, то она прозвучит примерно так: кто утверждает, что знает, как устроен электрон, тот должен знать, хотя бы в общих чертах, как устроена Вселенная, природа едина, в мире всё взаимосвязано, и в строении частицы отражается строение Вселенной. Вполне логичная позиция. «Любитель» считает огромным достижением своей теории, когда в ней удаётся проследить связь частного вопроса строения частицы с вопросами глобальными, вопросами строения и эволюции Вселенной. Но именно подобные попытки грандиозных обобщений настораживают и отпугивают учёных-профессионалов своей претенциозностью, чрезвычайным упрощенчеством. Это идёт, конечно, не от консерватизма учёных, а от осторожности, от убеждения, что многое о Вселенной нам ещё неизвестно; делать же обобщения на основе неполных знаний – авантюризм.
Что греха таить, и в моих первых работах о природе частиц материи «глобализм» занимал центральное место. Я постарался преодолеть его, но в последующих статьях отпечаток всё же остался, однако недостатком сей отпечаток считать нельзя. Судите об этом сами.
Решаюсь послать Вам, Дмитрий Николаевич, свою итоговую работу, содержащую главный вывод моих четырёхлетних изысканий. Эта статья не претендует на законченность и совершенство, в ней есть уязвимые места, поверхностность рассуждений, некоторая бездоказательность. Её скорее следует рассматривать не как серьёзную научную работу, а лишь как грубую заготовку, которой требуется основательная обработка. А для этого нужны основательные знания математической физики, коими, к сожалению, я не располагаю.
(Заранее прошу прощения за нескромность).
Основную цель данной работы я вижу в попытке привнести в физику микромира наглядность и образность, так трагически утраченные в прошлом веке с момента выведения К. Максвеллом своих уравнений. Нельзя не согласиться с Луи де Бройлем, сказавшим, что в физике можно понять только то, что можно представить образно. Это, несомненно, так. Но я так же знаю высказывание Ландау, который считал «ненаглядность» современной физики, невозможность использования в ней моделей и образов чуть ли не достоинством. Но, может быть, я неверно его понял.
Утрата наглядности в физике – сильнейший тормоз её развития. Модели и образы необходимо вернуть в физику микромира, и здесь не следует бояться вульгарного механицизма. Образы и модели должны быть качественно иными, более реальными, далёкими от подобия колёсиков и шестерёнок теории электромагнетизма Максвелла. Однако для лучшего понимания природы моделей полезно и нужно будет использовать простые механические аналогии.
В качестве очень показательного примера мне хотелось бы привести выдержку из Вашей, Дмитрий Николаевич, книги «Структура и границы периодической системы» (1969 г.). Содержание цитаты находится в теснейшей связи с содержанием предлагаемой Вашему вниманию работы «Что открыл Шрёдингер».
Глава «Об атомных моделях»; раздел 6. «Строение атома с точки зрения квантовой механики».
«…Если электрону присуще волновое движение, то оно может быть описанно с помощью волнового уравнения. Распространение электронной волны внутри атома можно представить себе следующим образом. Волна распространяется от ядра во все стороны и возвращается к ядру, поскольку электрон вследствие электростатического взаимодействия с ядром не может оторваться от него. Поэтому каждому электрону «сопутствуют» как бы две волны – прямая и обратная. При их сложении (интерференции) образуется стоячая волна.
Образование стоячих волн в атоме можно сравнить с их образование на струне, закреплённой концами. Это, конечно, грубая аналогия, но ею можно воспользоваться для математического описания поведения электронной волны. «Различие» между струной и атомом состоит в том, что в первом случае колебания происходят в двухмерном пространстве, а во втором случае – в трёхмерном».
Ознакомившись с моей работой, Вы легко увидите, что её объединяет с выдержкой из Вашей книги. Я думаю, излишне проводить здесь детальный разбор и сопоставления содержания статьи и цитаты. И ничего, что модели отличаются (струна и продольный осциллятор плотности), важна и ценна именно сама попытка наглядного, образного представления частиц атома.
Знаете, Дмитрий Николаевич, я ещё раз перечитал свою статью (давно её не просматривал), и, находясь под впечатлением от всего выше сказанного, подумал: а ведь она действительно может шокировать физика-профессионала; ты с лёгкостью взялся рассуждать о проблемах фундаментальных, основах наших знаний, кроишь их по своему усмотрению, навязываешь свои образы и модели; кто дал тебе такое право?..
Единственное, что я могу сказать себе в оправдание, так это то, что право в данном случае не даётся, а берётся, берётся как ответственность. Но вопрос в том – достоин ли брать? Открытие новых законов, выявление неведомых ранее связей в материальном мире удел не столько учёных, сколько тех, кто способен это делать, кто страстен и одержим, кто усерден и трудолюбив.
Ещё раз благодарю Вас, Дмитрий Николаевич, за внимание, желаю Вам здоровья и всяческого благополучия».
Ответа на это послание я не получил. Однако летом 87 года у меня появляется повод ещё раз напомнить о себе. Этот повод – тема моего третьего письма профессору. Дата написания – 17 июля 1987 года.
«Уважаемый Дмитрий Николаевич! Несколько дней назад я имел возможность совершенно неожиданно познакомиться с новым для себя так называемым теоретико-групповым подходом интерпретации явления атомной периодичности (сборник статей «Исследования по истории физики и механики». 1986 г. , Москва, «Наука», Т. Б. Романовская «Исторические корни теоретической интерпретации периодической системы»). Уже общее, поверхностное знакомство с ним из статьи Романовской поразило меня своим сходством, и даже не сходством, а тождественностью данного подхода с подходом тригонометрической интерпретации явления периодичности, где система элементов выстраивается в виде спирали. Ведь по существу группа динамической симметрии, которая берётся за основу при теоретико-групповом подходе, и тригонометрическая функция синуса при тригонометрическом подходе, суть едины. С Вашего разрешения, Дмитрий Николаевич, я приведу здесь большую цитату из статьи Романовской, касающуюся существа дела.
(Далее следует цитата. Излагать её не стану)
Периодичность при теоретико-групповом подходе связывается с нарушением симметрии динамической группы, «вызванным как увеличением числа электронов, так и возрастанием релятивистских эффектов». Но не можем ли мы то же самое сказать и о тригонометрической интерпретации атомной периодичности? Думаю, что можем, и это убедительно показано, как мне представляется, в работе о спиральной форме периодической системы, где всё построено на симметрии и на нарушении симметрии волновой тригонометрической функции. Здесь удивительно тесно сплетаются вопросы строения частиц и строения атома. Здесь мы воочию убеждаемся в том, как строение частиц обусловливает строение атома.
Знакомство с теоретико-групповым подходом ещё более укрепило мои представления о природе частиц, изложенными в работе «Что открыл Шрёдингер». Частицу следует рассматривать как динамическую группу, устойчивость которой или, иначе, стабильность, обусловливается симметрией. Продольные осцилляции плотности и есть как раз физическое воплощение так называемой группы динамической симметрии, дающие очень простой и наглядный образ частицы.
Отсутствие у атома водорода магнитного и орбитального квантовых чисел объясняется отсутствием иных движений нуклона, кроме как собственных продольных осцилляций. Когда продольные осцилляции нуклона каким-либо образом возбуждаются, то появляется новый вид движения, движения продольного осциллятора, а точнее, максимума амплитуды (горба) как целостной частицы. Движение продольного осциллятора в собственном волновом поле, или в возбуждающем поле, или в поле соседнего осциллятора (частицы) может иметь различные формы, однако, наиболее вероятной из них будет форма кругового, «орбитального» движения осциллятора как целого в собственном волновом поле. А ведь это есть не что иное, как появление магнитного квантового числа. С добавлением нуклонов, с построением их в соответствии с тригонометрическим или теоретико-групповым подходом, в многонуклонные атомы, появляется и орбитальное квантовое число. Только теперь величину ; при тригонометрическом подходе следует рассматривать не как значение фазы синусоидального колебания, а как значение фазы углового момента кругового движения. Общий принцип заполнения оболочек нуклонами здесь почти не изменится. Нуклоны в оболочке выстраиваются в цепочки, так, чтобы орбитальные моменты нуклонов были параллельны друг другу. Застройка новой оболочки идёт путём спаривания орбитальных моментов одиноких нуклонов с орбитальными моментами нуклонов устойчивой оболочки-волны, но не плоскостями орбит, а путём надстройки орбитального момента на орбитальный момент. О механизме связывания нуклонов подобным образом сказать пока ничего нельзя, только можно предположить, что связывание здесь зависит, главным образом, от направления и ориентации орбитальных моментов. Однако, всё это далеко ещё не ясно, и я остановлюсь, чтобы не утонуть в умозрительных спекуляциях.
Первостепенной задачей сейчас считаю популяризацию идеи тригонометрической интерпретации явления атомной периодичности среди учёных, занимающихся подобными вопросами, указывая, вместе с тем, её родство с идеей теоретико-группового подхода. И потому, Дмитрий Николаевич, обращаюсь к Вам с просьбой о помощи и содействии в этом деле. Если работу на подобную тему с Вашими комментариями, или с Вашей редакцией, или в соавторстве с Вами, удалось напечатать хотя бы в каком-нибудь специальном издании, это было бы превосходно.
Пожалуйста, напишите мне, как Вы относитесь к этому предложению, и если Вы не возражаете, то я выслал бы Вам вскоре новый вариант статьи о спиральном варианте периодической системы с учётом идеи теоретико-группового подхода для редактирования, исправления, дополнения и всего того, что Вы сочтёте нужным сделать.
Остаюсь искренне верящий в Вас и уважающий… ».
И на это письмо ответа не было. Но опять же в феврале 1988 года нашелся повод. Пишу четвёртое, последнее письмо Трифонову. (Хотя, надо сказать, профессор, наверное, не раз пожалел, что связался со мной). Дата написания – 22 февраля 1988 года.
«Уважаемый Дмитрий Николаевич! У меня снова большое событие. Годы поиска, можно сказать, увенчались успехом. Поиск был долог и порой казалось, что не остаётся даже надежды, но чудо свершилось! Объект, о котором идёт речь, имеет название бризер или бионом – «живая частица». Он родился в среде математиков, изучающих солитоны. Солитон – это возбуждение в какой-либо среде, имеющее форму уединённой волны, способное двигаться и взаимодействовать с неоднородностями среды и другими солитонами. В общем, это уже довольно известный объект и хорошо изученный. Бризер же «родственник» солитона, порождённый творческим воображением математиков, он есть дублетное решение уравнения синус-Гордон, и представляет собой связанное состояние солитона и антисолитона. Как и солитон, бризер так же подобен частице, он может двигаться, взаимодействовать с неоднородностями и другими бризерами. Однако природа его несколько отлична от солитона. Если солитон просто стоячая волна, которая движется, к примеру, как горб на водной поверхности, то бризер – осциллирует, и может существовать к тому же в трёхмерной среде. Бризер – осциллирующая стоячая волна в среде, которую, что примечательно, ничто не удерживает на краях. Это пульсации периодических сжатий и расширений, иначе, колебаний плотности (периодические смены солитона и антисолитона). Бризер довольно легко представить образно в виде осциллирующей волны плотности, радиальных колебаний плотности среды в локальной области. Среда эта должна иметь вполне определённую структуру, напоминающую структуру кристаллической решётки, где расположение частиц строго упорядоченно, но частицы имеют возможность колебаться около положения равновесия в любом направлении. Строение среды можно уподобить огромной системе из тел и соединяющих их пружин, в которой возбуждение передаётся в виде волн сжатий и разрежений, иначе, в виде колебаний плотности.
Но ведь по существу это продольные колебания (осцилляции) плотности, представления о которых развиваются в работе «Что открыл Шрёдингер». К гипотезе о существовании подобных локальных осцилляций плотности среды я пришел ещё в 83 году. Вся же последующая работа была попыткой использовать эту гипотезу для объяснения физической реальности. В гипотезе о продольных осцилляциях плотности я увидел большие эвристические возможности, в которых не сомневаюсь и сегодня. Сообщение о бризере встретилось мне в научно-популярной книжке А. Т. Филиппова «Многоликий солитон» (библ. «Квант», вып. 48, М., Изд. «Наука», 1986 г.)
Хотя бризер – теоретическая находка математиков, но это не исключает возможность его существования в действительности. Как не раз бывало в истории, теоретические находки учёных становились объектами физической реальности. Думается, что бризер не будет исключением. Да другого пути у нас и нет. Современная наука, занимающаяся фундаментальными исследованиями (единая или квантовая теория поля; строение элементарных частиц и прочее) всё более укрепляется в представлении на стабильную частицу как на некое возбуждение в едином поле. То есть частица как бы производна, вторична, а поле, иначе, физический вакуум, первично. Чем больше мы будем иметь различных возможных форм возбуждений в материальной среде, тем легче нам будет найти нужную форму, проливающую свет на истинное строение материальной частицы. Бризер является простейшим таким возбуждением.
Слово бризер происходит от английского breath – дышать; breather – живое существо. Гипотза бризера не только эвристически богата, но и красива. Представьте себе: нуклон – живое существо! Ну конечно же, не органическое существо, но всё же!
Вместе с тем, бризеры, иначе, дублетные решения уравнения синус-Гордон, используемые в квантовой теории поля в качестве «элементарных» бозонов, делают гипотезу тригонометрического толкования явления ядерной периодичности не такой уж безнадёжной, выводя её из пределов «игры ума». В этом можно убедиться, познакомившись с монографией Р. Раджарамана «Солитоны и инстантоны в квантовой теории поля», М., «Мир», 1985 г.
Дмитрий Николаевич, мне кажется, что имеет смысл сделать к работам о явлении периодичности и об открытии Шрёдингера небольшие дополнения о бризерах. Возможно, это вызовет интерес у математиков, занимающихся солитоноподобными возбуждениями в средах. Хотя работа «Что открыл Шрёдингер» во многом наивна и для учёных – не более чем детский лепет, но с упоминанием о теории солитонов и бризерах, её идеи отчасти также выходят из области умозрительных спекуляций. Если эта статья ещё не затерялась, то её можно будет забрать. Вы были правы, здесь толку не будет. Вход во владения физики сегодня лежит, по-видимому, только через владения математики, иного пути нет.
Дмитрий Николаевич, высылаю дополнение к статье «Попытка тригонометрической интерпретации… »; приложите его, пожалуйста, за последней страницей текста. Дополнение к работе «Что открыл Шрёдингер» не высылаю, подождём до лета. И, быть может, эту работу вообще придётся заморозить. Если у Вас другое мнение, напишите. С наилучшими пожеланиями…».
Этим письмом мои отношения с профессором Трифоновым не закончились. Мы встречались в Москве, в институте истории естествознания и техники, и не раз, когда я приезжал во время отпуска на несколько дней к московским родственникам в гости. Но встречи с учёным были коротки и беспредметны. Потом я, наконец, понял, что новые идеи здесь, под стенами Кремля, никого не интересуют, и уж больше не беспокоил доктора наук.
Как можно увидеть по письмам, в 1988 году я сделал новую редакцию своей работы, назвав её (по совету Трифонова) «Попытка тригонометрической интерпретации явления атомной периодичности». Нынешнее название («О дробных значениях орбитальных моментов ядерных нуклонов») статья получила только в апреле 1990 года.
В эти годы (с 86 по 89 гг.) я посылал свои работы во множество редакций научных и научно-популярных журналов. Все без исключения редакции под различными предлогами отказались от публикации. Лично возил в Москву и передавал учёным или в физические институты, дважды заносил работу в Академию наук СССР, в Московский университет. Увы, нигде не встретил понимания и участия. Стена была непробиваема.
В начале 1989 года мне удалось заинтересовать своими идеями преподавателя Вологодского пед. института Виктора Николаевича (фамилия его в бумагах не сохранилась). По ознакомлении со статьёй он поставил мне двенадцать вопросов. Я ответил в письменном виде (имеются черновики). Ничего нового ответы не содержат, только разъясняют суть. Но в ответе на седьмой вопрос есть интересный момент. Вопрос касался устойчивых дополнительных конфигураций при застройке атомных ядер (8+1; 8+8+1). Приведу ответ на седьмой вопрос целиком.
«Устойчивые дополнительные конфигурации: по одной для 2 и 3 периодов и по две для 5, 6 и 7 периодов, а также внутри самих периодов, выведены мною в результате разработки идеи тригонометрического подхода, они были просто исчислены. Хорошее согласование со значениями относительных атомных масс (14 значений совпадают точно; во всех периодах есть хотя бы по одному совпадающему элементу) доказывает реальность существования таких дополнительных конфигураций при переходе от одного периода системы элементов к другому. Здесь затрагивается очень важный вопрос: так ли, как в таблице, в природе происходит, в результате ядерного синтеза, застройка ядерных оболочек или всё выглядит иначе? От простых водорода и гелия до трансурановых по ступеньке всё выше и выше, или сначала образуются на ранних стадиях развития Вселенной гигантские ядра с сотнями и даже тысячами нуклонов, а затем происходит их постепенный «развал» на куски? Я отдаю предпочтение второму варианту. Нам нужно подойти к застройке периодической системы с другого конца (тогда точнее будет сказать – к «расстройке»), и тогда легче будет понять роль и значение дополнительных устойчивых конфигураций».
В конце изложения ответов имеется маленькое обращение. Оно иллюстрирует мой тогдашний еще сохраняемый оптимизм.
«Уважаемый Виктор Николаевич! В сентябре месяце этого года в городе Ташкенте состоится очередной Менделеевский съезд. Работу по подготовке к съезду в нашей области курирует Подольный Исаак Абрамович. Если Вы находите, что моя работа заслуживает внимания, то я просил бы Вас посодействовать вместе с Исааком Абрамовичем ознакомлению с ней комиссию по подготовке съезда. Если статья в том виде, в котором она есть, не устраивает, то я в короткий срок с учётом Ваших замечаний и предложений мог бы её переделать. С наилучшими пожеланиями… ».
В мае 1989 года я делаю очередную «глупость» – обращаюсь со своей работой на Центральное телевидение. Тогда по ТВ шла очень научно-популярная программа «Под знаком П». Эта программа была как бы вызов, ведь моя периодическая система элементов тоже стояла «под знаком П». Была – не была…
«Уважаемая редакция! Решаюсь предложить Вашему вниманию работу, в которой изложена гипотеза тригонометрического толкования явления атомной периодичности, где величина П есть ключ к разгадке этого явления. Идея тригонометрического толкования периодичности на основе величины П родилась у меня ещё в 1984 году, но мои попытки привлечь к ней внимание учёных ни к чему не привели, хотя её откровенно и не отвергали. В последнее время я связывал свои надежды с 14 Менделеевским съездом, который пройдёт в сентябре этого года в городе Ташкенте, но, увы, и туда дорога оказалась закрытой. Мне ничего не остаётся, как предложить её Вам. Очень надеюсь, что материал Вас заинтересует. Только пусть Вас не пугает сложность изложения некоторых моментов. Идея сама по себе очень проста и её можно объяснить буквально «на пальцах», не прибегая к излишествам. Данная работа адресовалась главным образом специалистам, но она, надеюсь, будет понятна любому достаточно образованному человеку. Вопросы или трудности, которые могут возникнуть у Вас при рассмотрении материала, мы могли бы разрешить в ходе письменного обмена или, если возможно, через выездного сотрудника Вашей редакции.
Своей программой «Под знаком П» Вы затронули, может быть, сами до конца того не сознавая, тему чрезвычайную. С незапамятных времён натурфилософы интуитивно сознавали фундаментальную роль этой величины, но найти ей достойное место в науке о Природе всё как-то не получалось. Сейчас же, с помощью Вашей программы, роль величины П станет несколько определённей. У меня даже есть предчувствие, что последнее десятилетие двадцатого века пройдёт в науке под знаком П. С наилучшими пожеланиями…».
Из редакции программы не пришло даже вежливого отказа.
Как известно, мы знаем только относительные значения атомных масс химических элементов. Моя же идея позволяет выводить теоретические, абсолютные значения атомных масс. До января 1990 года я считал, что только у 14 элементов общепринятые значения относительных атомных масс совпадают с моими теоретическими значениями. В январе я решил уточнить этот вопрос и взял в областной библиотеке трёхтомник академика Ивана Петровича Селинова «Изотопы». В книгах приведены значения атомных масс всех без исключения изотопов, стабильных и нестабильных. Каково же было моё удивление, когда цифра совпадений моих теоретических значений возросла с 14 элементов до 33! Такое совпадение не может быть случайностью, тем более, что переходы от периода к периоду в системе элементов и переходы в самих периодах носят не простой, а усложнённый характер (причина – устойчивые дополнительные конфигурации (8+1; 8+8+1). Это был триумф моей идеи, я мог торжествовать! Мог, но, увы, скоро понял, что даже такой аргумент вряд ли кого убедит. И всё же я решил написать письмо (по собственному желанию и по совету знакомых с работой) академику Георгию Николаевичу Флёрову, директору лаборатории ядерных исследований в Дубне. Но прежде написал письма академику И. П. Селинову и президенту Академии Наук СССР Г. И. Марчуку. Письмо Марчуку касалось, правда, иной темы, но косвенно связанной с ней. От Селинова ответ получил довольно скоро. Академик не принял мою идею и кратко об этом заявил. Процитирую здесь письмо, которое я написал 22 марта 1990 года президенту АН СССР Г. И. Марчуку.
«Уважаемый Гурий Иванович! Обращаюсь к Вам с делом важным и безотлагательным. Вы хорошо знаете, что несколько десятилетий подряд у нас в Союзе и других странах мира идут упорные попытки получения управляемой реакции термоядерного синтеза (Токамак, лазерные реакторы). Попытки эти, как известно, ни к каким положительным результатам пока не привели. Однако учёные не оставляют надежду получить управляемую реакцию в следующем тысячелетии. Всем, кто более или менее разбирается в научных и технических вопросах этой темы, хорошо известно, какие большие людские, материальные и энергетические ресурсы отвлекает на себя сложнейшая работа. При нашем нынешнем тяжелом экономическом положении страны такие расходы просто обременительны.
Главное, что мне хотелось сказать, Гурий Иванович, заключается в следующем. После долгого ряда лет изучения проблем, связанных со строением атомов и элементарных частиц, я пришел к выводу, что управляемая реакция термоядерная синтеза в принципе невозможна. Я не хотел бы утомлять Вас изложением доказательства сказанному, но хочу предложить Вашему вниманию свой вариант периодической системы химических элементов. Этот вариант системы связан с новой идеей, с новым взглядом на атомное ядро. Суть идеи такова: движение нуклонов в ядре имеет характер не беспорядочный и хаотичный, а напротив, оно строго упорядоченно и согласованно. Согласование движения происходит по угловому значению орбитальных моментов частиц. Угловые значения орбитальных моментов нуклонов выражаются через величину П, и могут принимать в ядре величины, кратные П. Такова главная мысль. Проверка этой идеи на известном экспериментальном материале дала положительный результат.
Все мои попытки (начиная с 1986 года) опубликовать статью на подобную тему в каком-нибудь журнале ни к чему не привели. Одна надежда на Вас, Гурий Иванович, да на Георгия Николаевича Флёрова, коему я собираюсь передать материал.
Всё, что я изложил здесь касательно реакции термояда, – считаю своим долгом, знать и молчать было бы преступно. Если Вас, Гурий Иванович, сказанное заинтересует, то, быть может, появился бы смысл нам встретиться или связать меня с людьми, занимающимися теоретическими разработками в данной области. С наилучшими пожеланиями…».
(К письму было приложено изображение периодической системы элементов в спиральной форме)
Ответа от президента Академии Наук не последовало.
В марте 90 года я подготовил послание Г. Н. Флёрову, но почтой отправлять его не решился и поехал в Москву сам. Приведу здесь письмо не полностью, а только начало и финал, так как центральная часть послания – дословное цитирование моей главной работы.
«Уважаемый Георгий Николаевич! Уже два человека независимо друг от друга предложили мне обратиться за помощью и поддержкой к Вам. Дело в том, что последние семь лет по собственной инициативе я занимался некоторыми вопросами естествознания, хотя моя профессия далека от этих тем. Я хорошо знаю отношение учёных к такой дилетантской братии, «занимающейся наукой» во внерабочее время. Сюжет не нов. Кроме раздражения и насмешек они вряд ли что могут вызвать у серьёзных мужей, увенчанных званиями и титулами. И всё же, Георгий Николаевич, очень просил бы Вас выслушать меня.
Темой моих занятий являются – страшно сказать – фундаментальные вопросы, а именно, первичные формы движения материи. Если принять, что молекулярное (броуновское) движение, движение тел в пространстве, различные формы движения в организмах живых существ есть вторичные, третичные и так далее формы движения, то по отношению к ним движения частиц в атомных (ядерных) системах есть движения первичные. По существу здесь можно было бы выстроить целый спектр форм движения материи от самых, что называется, изначальных, до самого простого («грубого») перемещения тела в пространстве. Поиски и разработки этих изначальных, первичных форм движения материи привели меня к довольно занимательной идее, которая, я думаю, может Вас заинтересовать. Идея сама по себе очень проста и относится к характеру движения нуклонов в ядерных системах. Через это, в свою очередь, она оказывается связана с порядком застройки нуклонных оболочек ядра и с характеристиками, определяющими количество частиц в оболочках. В известном смысле идея со своими следствиями является некой альтернативой принципу Паули (а возможно – более глубоким его пониманием и конкретизацией).
Суть в следующем…
(Далее следует основной текст работы, который здесь упускаю)
В заключение выскажу ещё две еретические мысли.
1. Вы можете спросить меня: как же так, ведь химия – прерогатива атомных электронных оболочек, а при чём здесь ядерные оболочки, и при чём всё это, что ты тут нагородил? Согласен с Вами. Но, видите ли, Георгий Николаевич, после долгих лет поисков и раздумий само существование электронных оболочек стало для меня весьма проблематичным. Вопрос стоит даже так: существуют ли они вообще? Не выдаём ли мы за них нечто иное? Возможно, я ошибаюсь.
2. Так ли, как в таблице элементов, в природе происходит (в результате реакций ядерного синтеза) застройка ядерных оболочек или всё выглядит иначе? От простых элементов: водорода и гелия до трансурановых по ступеньке всё выше и выше или сначала образуются на ранних этапах развития Вселенной гигантские ядра с сотнями, тысячами и даже миллионами нуклонов, а затем происходит их постепенный развал на куски? Я отдаю предпочтение второму. Мне кажется, нам нужно подойти к застройке периодической системы с другого конца. Тогда точнее будет сказать – к «расстройке». При таком подходе нам легче будет понять некоторые структурные особенности ядер, и в частности, роль и значение дополнительных устойчивых восьминуклонных групп.
Ещё раз прошу простить меня, Георгий Николаевич, за столь длинное изложение. Буду рад, если кое-что из сказанного Вам пригодится и поможет. С наилучшими пожеланиями... ».
С этим посланием я заявился нежданным гостем в дом Георгия Николаевича. Академик был уже в преклонных годах, по-видимому, не вполне здоров. Поэтому сразу же решил особо не обременять его своим присутствием. Встреча наша длилась не более получаса. Доброжелательность и хорошее чувство юмора Георгия Николаевича сделали беседу лёгкой и непринуждённой. Его шутки по поводу огромного множества вариантов периодической системы элементов вызывали у меня улыбку, но весьма грустную. Тогда я ещё не знал, что новые варианты системы элементов, как и проекты «вечных двигателей», к рассмотрению Академией наук не принимаются. И всё же я уходил от академика «полный надежд и оптимизма». Только через несколько лет, и то случайно, я узнал, что в ноябре 1990 года Георгий Николаевич Флёров скончался.
Далее приведу фрагменты моего письма члену-корреспонденту Академии наук Георгию Борисовичу Бокию. Письмо написано 17 июля 1990 года.
«Уважаемый Георгий Борисович! Обращаюсь к Вам по совету Георгия Николаевича Флёрова. В марте этого года я передал Флёрову свой материал о спиральном варианте периодической системы. Но он, очевидно, не нашел ни сил, ни времени как-то на него отозваться. Будучи недавно в Москве, я позвонил ему, дабы прояснить ситуацию, но кроме совета обратиться к Вам, ничего более не услышал. Что ж, академика понять можно, он человек занятой, к тому же – годы…
Кратко изложу существо вопроса…
(Изложение упускаю)
Георгий Борисович, если Вас этот вопрос заинтересует, то напишите мне и я постараюсь подготовить материал полностью, но не скоро. Однако есть другой вариант. Вы сможете ознакомиться с материалом полностью и скоро, если обратитесь к самому Георгию Николаевичу Флёрову. Вероятно, он находится у академика и лежит без дела. Но, может быть, Георгий Николаевич отвёз материал в институт, в Дубну. Мне думается, и там его при желании можно разыскать. Копию своего материала весной этого года я отправил (по договорённости с Дмитрием Дмитриевичем Иваненко) в Московский университет на кафедру теоретической физики (кажется, на имя Николая Николаевича Колесникова). Может быть, Георгий Борисович, Вам будет удобнее найти материал здесь, в университете. С наилучшими пожеланиями…».
И здесь не случилось никаких подвижек. Однако отчаянья и паники не было. Я стал принимать эту «непробиваемость» как должное. Ведь тема-то какая!
Февраль 1991 года. Удивительное дело, я занимаюсь периодической системой элементов пять лет, но до сих пор не дал своей формулировки периодического закона! Эта мысль меня буквально пронзила.
5 февраля формулировка закона появляется: свойства химических элементов и их соединений обусловливаются периодической упорядоченной формой движения атомных частиц элементов и нарушением этой упорядоченной формы движения вследствие присоединения, отсоединения или перегруппировки частиц.
Приведу для сравнения общепринятую сегодня формулировку периодического закона Менделеева: «Свойства химических элементов и их соединений находятся в периодической зависимости от величины заряда ядра атома этих элементов». Неужели в этом изложении периодического закона нам не видится ничего странного? Как такая неопределённая до конца сущность электрического заряда может обусловливать свойства химических элементов и к тому же в периодической зависимости? Согласитесь, здесь что-то не так. Если уж заряд растёт, прибавляясь с каждым атомом на единицу, то и рос бы себе так до бесконечности… Но, нет же! Выход только один: в пересмотре самого представления о заряде. За «зарядом» скрывается упорядоченная форма движения атомных частиц; нарушение этой упорядоченной формы движения приводит к периодической повторяемости свойств химических элементов. Согласование, упорядоченность движения частиц обусловливается значением фаз орбитальных моментов этих частиц, кратных величине П, или, если угодно, угловыми моментами орбитального движения частиц.
Смена времён года на земном шаре обусловливается не только наклоном земной оси, но и периодическим изменением угла падения на Землю солнечных лучей. Аналогия не полная, но близкая.
Летом 1992 года в Вологде отмечался стопятидесятилетний юбилей вологодского купца-мецената Христофора Семёновича Леденцова. Леденцов отдал по смерти все своё огромное богатство на развитие отечественной науки. На эти деньги издавались и труды Д. И. Менделеева. (К слову сказать, мои предки хорошо знали Леденцова, а родной брат моей прабабки Константин Сергеевич Борисов работал в первом российском леденцовском ломбарде до самой революции 1917 года).
Председатель Вологодского областного совета ВОИР Александр Михайлович Шумилов предложил мне издать работу по периодической системе в виде брошюры и посвятить её памяти Х. С. Леденцова. Брошюра вышла в июле 92 года небольшим тиражом. Александр Михайлович Шумилов был первым, кто понял и оценил мою работу, кто смело протянул мне руку помощи. За это я ему благодарен. Брошюра свободно дарилась всем участникам юбилейных торжеств, кто желал её получить.
В июне 1993 года я пишу письмо и прикладываю к нему брошюру. Письмо адресовалось моему московскому знакомому, работнику редакции одной из газет. Приведу его целиком.
«Саша! Попытаюсь пояснить суть моего предложения. Без ложной скромности говоря, значение научного открытия, изложенного в брошюре, очень велико. И как я тебе говорил, те учёные, с которыми я поддерживал отношения в течение последних лет, этого в принципе не отрицали. Но сделать шаг навстречу подобному открытию, помочь в популяризации и в развитии его, они не решаются. Учёных понять можно. Автор открытия (то есть – я) по сути дилетант; специального образования не имеет; опыта научной работы нет; работает в сфере далёкой от науки; к тому же уровень изложения материала в брошюре довольно примитивен. Кто же из серьёзных учёных решится связаться с таким человеком? Пусть даже идея стоящая, но кто станет рисковать своей репутацией? Во всяком случае, это должен быть смелый, независимый учёный (хотя бы с проблесками таланта), учёный молодой, умеющий свободно, самостоятельно мыслить, необременённый догмами современных физических воззрений. Я надеюсь, что такие учёные есть. Но к этим учёным надо пробиться. Как это сделать?
Я думаю – через популярное, понятное и доступное изложение идеи и всего, что с ней связано, в каком-нибудь периодическом издании. Саша, пойми меня правильно, писать надо не обо мне, а об открытии. Я человек не тщеславный, за славой и известностью не гонюсь. Просто я хорошо осознаю мысль: то тяжелое экологическое состояние Земли и человека, в которое мы попали во многом благодаря науке, можно ликвидировать только с помощью науки (клин вышибают клином). Длительный застой в фундаментальных науках гибельным образом сказывается на человеке и природе. Однажды встав на путь постижения и приручения законов природы, мы не должны останавливаться, не можем, обратной дороги нет, только вперёд. Остановки на этом пути опасны, ведь слишком много уже сделано.
Ты можешь упрекнуть меня в претенциозности и в попытке представить себя этаким благодетелем человечества. Твоё право… Однако что мне делать с моим просоветским воспитанием и дурной наследственностью?.. В сознании моём и крови прочно засели понятия «долг», «честь», «ответственность», и ответственность не только за себя, но и за общество, в котором живу. Беды и заботы других, гибнущая природа, словом, человек, который рушится, разрушая природу, не может оставить меня равнодушным. Любой здравомыслящий человек, умеющий трезво смотреть на вещи, не должен, не имеет права спокойно взирать на всё это и спокойно проходить мимо. От человека здесь не требуется какого-то героического порыва, самоотвержения и жертвенности, нет. Просто он обязан найти себя и своё дело и делать его честно, добросовестно и упрямо. К счастью, я нашел своё дело. И если мне удалось сотворить что-то интересное и ценное, то это лишь доказывает предыдущее утверждение.
Саша, я думаю, можно найти в столице журналиста, который с толком и интересом мог бы писать на темы науки. При желании материалы на подобные темы могут вызывать у читателей интерес не меньший, чем криминальные и детективные сюжеты. Я даже думаю, что издание не обязательно должно быть научным или околонаучным. Это может быть и ваша газета. Всё дело в том, как подать материал.
Конечно, те правила игры (взятка и прочее) не для меня. Это дело нечистоплотное, грязное и, по сути – суета. Всё, возросшее из суеты, суетой и останется. («Служенье муз не терпит…»)
Саша, всё, что изложено – это не призыв о помощи, а информация к размышлению. Смотри сам. В любом случае я не могу быть к тебе в претензии. Если ты увидишь в этой затее смысл и если твои возможности позволят, то я буду рассчитывать на приезд в Вологду журналиста, пусть и не скоро.
Моё письмо тебя, вероятно, шокирует, у тебя будет повод посмеяться надо мной и поязвить. Ради бога. Что же делать?! Если мы хотим быть понятыми до конца, мы вынуждены обнажаться, быть предельно откровенными, говорить подчас то, чего не следует говорить, зная, что всегда найдутся люди, готовые со сладострастием сечь по незащищённым местам. Я не тебя имел в виду, не сердись. Надеюсь, ты меня поймёшь правильно».
Увы, реакции не последовало. Письмо осталось без ответа.
В 1994 и 95 годах я делал ещё судорожные попытки установить контакт с академиком Е. П. Велиховым: писал, звонил, завозил работу на дом, но всё напрасно.
В январе 1994 года начал вести дневник. Все значимые для меня события так или иначе нашли в нём отражение. Сообщения в средствах массовой информации об открытиях российскими учёными новых трансурановых элементов отмечались не просто, а с маленьким комментарием. Быть может, кто-то из учёных всё-таки заинтересовался моей работой и использует её?! Первая такая запись появилась 19 ноября 1994 года.
В апреле 1997 года пишу письмо вице-премьеру правительства РФ Борису Ефимовичу Немцову. Он по профессии физик и, возможно, поймёт меня.
«Уважаемый Борис Ефимович! В 1984 году мной было сделано открытие в области теории атомного ядра, имеющее, как мне кажется, важное значение. Все попытки провести открытие официальным путём (публикации, доклад и прочее) были безуспешны. Конечно, этому есть причины и объяснения.
Я не стал бы беспокоить Вас, если бы не сознавал до конца значимость открытия. Вы – физик и должны меня понять. В нашей стране вот уже сорок лет ведутся работы по созданию управляемой реакции ядерного синтеза. Положительного результата нет и, по-видимому, не будет. Моё открытие, к сожалению, прямо указывает на невозможность получения управляемой реакции синтеза в системах «Токамак». Подобные исследования ведутся и в других ядерных центрах мира. Вкладываются большие денежные средства, но отдача несоразмерно мала.
Дважды обращался со своей разработкой к академику Е.П. Велихову, безрезультатно. Верх берут местнические интересы, программа «Токамак» многих кормит.
Борис Ефимович, прошу Вас принять меня. День и время назначьте сами.
Я понимаю, распоряжениями и указами новые открытия в научный обиход не внедряются. На это и не надеюсь. Но пренебрегать ими – это неразумно, если не сказать больше. Наблюдая за Вами, вижу, что Вы понимаете нужность сегодня новых идей и подходов (говорю не о науке), а главное – действуете. С наилучшими пожеланиями…».
И надо же так случиться, вечером этого же дня (23 апреля 1997 г.), когда написал письмо Немцову, я услышал в телевизионном выпуске новостей сообщение: «В Принстоне (США) остановлен термоядерный реактор «Токамак». Причина остановки – прекращение финансирования вследствие неперспективности проекта».
Ответ на письмо вице-премьеру Немцову пришел ко мне из министерства РФ по атомной энергии. Ответ в духе: «Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо…». «Токамаки» строились и будут строиться.
В июне 1995 года в моём дневнике появляются такие записи: «9 июня. Сегодня примечательный день. Пока теоретически, пока на бумаге родился новый химический элемент таблицы Менделеева; элемент называется пиотон; его масса – 314 у. е.; отсюда и название элемента (величина П равняется 3,14). Удивительное совпадение. Моя система построена на основе синусоиды «2П»; величина П – значение углового момента движущегося по орбите нуклона в системе атомного ядра; величина П – фундаментальный принцип.
10 июня. Маленькое разочарование: вчерашнее удивительное совпадение (масса пиотона – 314 единиц; величина П – 3,14) рухнуло. Более точный подсчёт дал другую величину массы: 312 у. е. Заодно изменил название химического элемента. Сейчас он называется пион, прямо как цветок».
К своей работе «О дробных значениях орбитальных моментов ядерных нуклонов» сделал дополнение о пионе, указал массу, порядковый номер, он же – заряд (118), ядерную реакцию его получения. Эта статья с дополнением вошла в книжку «Проблемы современной физики: новый подход», которую я издал в 2000 году.
25 июня 2003 года в вологодской областной газете «Красный Север. Зеркало» появляется небольшая заметка «В таблице Менделеева – пополнение». Приведу её целиком.
«Российские учёные получили три новых устойчивых (способных сохранять свои свойства в течение значительного периода времени) элемента таблицы Менделеева – 114-й, 116-й и 118-й. Доклад об этом открытии был представлен на международной конференции «Ядро – ядерные столкновения», которая состоялась на прошлой неделе в Москве».
Что мне оставалось делать? Реагировать! Вот я и среагировал.
«118-й элемент.
В последнем выпуске «Посредника» была напечатана небольшая заметка об открытии российскими учёными трёх новых трансурановых элементов таблицы Менделеева под номерами 114, 116 и 118. Большинство приняли эту информацию к сведению. Для меня же она стала поводом взяться за перо.
В феврале 1984 года я сделал одно интересное научное открытие, которое позволило перестроить таблицу Менделеева в спираль, где элементы располагаются по кругу. Это открытие также давало возможность вывести абсолютные значения атомных масс. Сегодня мы знаем только относительные значения атомных масс элементов. Окончательно разработать подобную идею я смог только в 1986 году, и тогда же понёс её на суд учёных. В феврале 1990 года, познакомившись с трёхтомником академика И.П. Селинова «Изотопы», я обнаружил, что найденные мной теоретические величины атомных масс тридцати трёх элементов системы точно совпадают с существующими величинами атомных масс стабильных изотопов. То есть моя идея ядерной периодичности – вовсе не случайность и не игра ума. В марте этого же года я повёз свою работу в Москву к академику Г.Н. Флёрову, директору лаборатории ядерных исследований в г. Дубна. Кроме этого я написал письмо И.П. Селинову, передал и переслал работу другим учёным. Круг специалистов, которые были извещены, оказался довольно большой.
В 2000 году мне удалось издать сборник своих работ «Проблемы современной физики: новый подход» (этот сборник имеется в областной библиотеке, в библиотеках ВГПУ, ВПИ, физ.-мат. Лицея, в ЦНТИ). В сборник вошла статья и по периодической системе «О дробных значениях орбитальных моментов ядерных нуклонов». В этой статье впервые было упомянуто об элементе 118, приводилась его атомная масса (312 углеродных единиц) и дано имя не открытому ещё элементу – Пион. Имя происходит от величины П, на основе которой строится спиральный вариант системы химических элементов. 118 элемент – это инертный газ, замыкающий седьмой незаполненный период системы элементов. В статье приведена ядерная реакция, в которой можно получить Пион.
Сборник был разослан по всем библиотекам крупнейших вузов страны, в научно-исследовательские учреждения, в частности, в лабораторию ядерных исследований в г. Дубна, некоторым учёным.
У меня есть основания считать, что открытие новых трансурановых элементов в последние годы были стимулированы моей работой по ядерной периодичности. Но об этом учёные-физики предпочитают не говорить, делая меня фигурой умолчания. С этим положением я не очень-то хочу мириться. Мне не нужна слава и известность, просто речь идёт об обычной человеческой порядочности».
Заметку мою вскоре напечатали на страницах той же газеты, правда, изменили название («118-й элемент украли?») и немного сократили.
На этом эпопею «Периодический закон» заканчиваю. История одновременно драматическая и трагикомическая, показательная и поучительная. Говорят, история не имеет сослагательного наклонения: что было бы, если бы… И всё-таки, что было бы, если бы в те далёкие восьмидесятые годы двадцатого века хотя бы один из авторитетов науки, к кому я обращался, прислушался бы, понял мои идеи? Думаю, что мир сегодня был бы иным, лучше и спокойнее.
В это повествование вошло не всё, кое-что упустил умышленно, кое-что по ошибке. Упустил умышленно переписку с Юрием Константиновичем Дидыком (1990 г., 92 г.). Есть такое выражение – тянуть одеяло на себя. Так вот Юрий Константинович сразу резко и бесцеремонно стал «тянуть одеяло на себя», ставил мне условия, грозился использовать мою идею не упоминая имени автора и прочее.
А теперь моё упущение по ошибке. Я говорю о своём желании в 1987 году отправить работу и письмо во Францию Луи де Бройлю. Хотелось порадовать старика де Бройля перед уходом в лучший мир, он бы меня понял. Но этого, увы, не случилось.
Как уже говорилось в начале раздела, в 1986 году, помимо работы по периодической системе элементов, было написано шесть оригинальных работ по физике. В январе – «Самодействие» спинорного поля в единых теориях поля и его наглядная итерпретация» (в июле 1990 года эта работа немного переделана и стала называться «Нужны ли струнам кварки?»); «Леонардо да Винчи, Михаил Ломоносов и гравитация». В первой половине февраля появится статья «Электрон», но это сокращённый вариант «трактата» 1985 года «Электрический заряд». Апрель -«Тригонометрическая функция и природа элементарной частицы». Июнь – «Начала термодинамики, частица материи, вселенная». Август – «Неотправленное письмо академику М.А. Маркову». Декабрь – «Что открыл Шрёдингер». Хотя эти работы я называю оригинальными, но все они объединены одной идеей – идеей физического вакуума, активной, уникальной среды. Работы в основном появлялись как мгновенный отклик на новый интересный материал, который встречал на страницах читаемых книг. Это были большие или маленькие открытия. И тем более, если они входили в резонанс с моими размышлениями, остановить мысли и перо было невозможно.
Прав Эйнштейн, наука – драма идей. Вечная борьба за истину, противостояние консервативного и новаторского, постоянный поиск, приобретения и утраты. И она же – перекличка эпох. Идеи давно минувших времён, как кометы из бездны космоса, возвращаются к нам, обретая новую силу. Мысли натурфилософов древности Пифагора и Аристотеля о единой праматерии обрели новую силу в трудах великого физика двадцатого века Вернера Гейзенберга. Идеи Леонардо да Винчи и Михаила Ломоносова о причинах тяжести тел оказываются более истинными, чем футуристические теории гравитации последних десятилетий. А «дрожащий» электрон в теории Шрёдингера по существу восстанавливает в правах «дрожащий» атом Эпикура. Или вот ещё потрясающий пример. В декабре 1986 года я познакомился с книгой Макса Джеммера «Эволюция понятий квантовой механики». В книге Джеммера есть маленький, но удивительный фрагмент о Николаи Деллингсгаузене. Процитирую его.
«И в девятнадцатом столетии были неортодоксальные мыслители, убеждённые (на основании физических или философских доводов) в конечном тождестве частиц и волн. Одним из наиболее красноречивых сторонников этой идеи был барон Николаи Деллингсгаузен. После изучения физики в университетах Дерпта, Лейпцига и Гейдельберга он вернулся в своё балтийское поместье и, не прекращая занятий хозяйством, написал ряд интересных исследований по физике. Основной его труд, расширенный вариант изданного ранее эссе, был опубликован в 1872 году под названием «Основы колебательной теории природы». Отправляясь от декартовых представлений о протяженности как основном свойстве материи и от кинетической теории тепла, сводившей тепло к движению, Деллингсгаузен отождествил атомы со стоячими волнами, а движение частиц интерпретировал как колебательный процесс. Согласно его учению, тела являются просто «протяженными центрами колебательных движений, а природа материи есть протяженность в движении». Аналогичную теорию, но в связи с математическим вопросом о природе пространства, выдвинул примерно в то же время Виль- ям Клиффорд, переводчик работ Римана на английский язык. Видя в римановом понятии пространства возможность слияния физики и геометрии, Клиффорд интерпретировал движение вещества как проявление изменений кривизны пространства».
Деллингсгаузен своей мыслью обогнал не только физику двадцатого века, но и физику начала двадцать первого. Ведь мы всё ещё находимся во власти старых образов и представлений: всемирное тяготение, электрический заряд, химическое сродство… Для нас вакуум – пустота, электроны как прыгающие блохи.
По существу, независимо и ничего не зная о работах Деллингсгаузена, я повторил его путь (декартовы мысли и прочее). Развитие физики, как известно, пошло не по пути, указанным прибалтийским бароном, а по пути Римана и Клиффорда.
Примером драматизма идей и вместе с тем чистого абсурда могут стать рассуждения одного физика-резонёра первой половины двадцатого века, с которыми я познакомился также в декабре 86 года.
«…Возникает вопрос: в чём заключается сущность дебройль-шрёдингеровских волн? Что именно колеблется в пространстве, окружающем ядро атома водорода? Не следует ли представить себе, что это пространство заполнено какой-то вибрирующей материальной средой, вроде прежнего светового эфира? Эта точка зрения, выдвигаемая, в частности, одним из последних могикан старой классической школы физиков – Дж. Дж. Томсоном, не имеет, однако, решительно никаких оснований, кроме укоренившейся привычки нашего ума связывать всякое колебание с движением. Если световые колебания мы представляем себе в настоящее время не как колебательное движение, но как колебание электрических и магнитных сил в пустом пространстве, то аналогичным образом следует представлять и те колебания, которые символически связаны с движением электронов. Эти колебания сами по себе нематериальны (?? Б. Г.), так сказать, «бесплотны», и воплощаются в материю только путём символического соответствия между образуемыми ими волнами и частицами. Мы имеем здесь соотношение, до некоторой степени аналогичное символическому соответствию между психическими и физиологическими процессами, совершающимися в нашем мозгу. (Какая прекрасная чушь!! Б. Г.)
Вопрос о природе дебройлевских волн является пока спорным. В современной (отнюдь ещё не окончательной) стадии развития волновой механики представляется наиболее простой и удобной точка зрения Борна, согласно которой эти волны не имеют непосредственной реальности, представляя собой лишь вспомогательные образы, служащие для определения вероятности различных реальных событий, объектами которых являются обыкновенные материальные частицы. В этом отношении корпускулярно-волновой дуализм, по крайней мере в применении к материи, не утрачивает смысла. Материя, как мы всегда до сих пор и предполагали, представляет собой лишь совокупность материальных частиц – электронов и протонов. Сущность новой микромеханики, с точки зрения Борна, заключается вовсе не в вводимых ею волнах, а в замене детерминистического описания событий описанием «вероятностным», т.е. таким, в котором определяются не самые события, но лишь их вероятности».
Вот вам две позиции: Деллингсгаузена и физика-резонёра. Для первого реальные колебания в реальной среде – всё; для второго – никаких реальных колебаний, только символы в пустом пространстве. В данном случае физик-резонёр выступает более консервативным и ортодоксальным, нежели Томсон. Физик-резонёр имел какую-то лютую ненависть к классическому эфиру девятнадцатого столетия. В начале двадцатых годов прошлого века из-под его пера вышел подобный забавный пассаж:
«Мистицизм, т. е. вера в сверхестественное, наименее уместен, казалось бы, в естественных науках. В действительности, однако, не только биология, но и физика не вполне свободны от мистических элементов.
В области физических наук очагом или средоточием мистицизма является, по нашему мнению, понятие мирового эфира. Это понятие до сих пор многими учёными рассматривается как основание физического строения мира. В этом смысле роль эфира вполне сравнима с ролью божества в религиозном понимании Вселенной. Можно без преувеличения сказать, что для физиков и натур-философов старой школы эфир является тем же, чем божество для верующих. Сравнение эволюции этих понятий выявляет поразительное сходство между ними – сходство, доходящее порой до тождества (стих. Г. Державина «Бог»).
В обоих случаях эта эволюция завершается полным отрицанием, полным упразднением эфира, с одной стороны, и божества – с другой. Однако подобный финал оказывается неприемлемым для лиц, воспитавшихся в соответствующих традициях, и одни из них, рассудку вопреки, наперекор фактам, пускаются в богоискательство, другие – в эфироискательство».
Вот такое двойное богоборчество.
Ещё раз вернусь к книге Макса Джеммера «Эволюция понятий квантовой механики».
«Даже такие консервативные физики, как Густав Ми, были согласны с насущной необходимостью фундаментального пересмотра классической динамики. Выступая в 1925 г. во Фрейбурге, Ми сказал, что своим началом квантовая теория – как и её трудности – обязана попытке «связать физику вещества с физикой эфира». Далее он заметил: «Следует ожидать, что проблема вещества не будет разрешена до тех пор, пока принятый ныне принцип Гамильтона не будет заменён принципом, который сможет стать фундаментом теоретического храма как новой механики, так и новой физики эфира».
Если Ми хотел этим сказать, что в основу новой механики должен лечь некий «гибрид» оптики и динамики частиц, то его предсказание определённо оправдалось».
Оправдалось созданием в 1926 году волновой квантовой механики Шрёдингера. Но на чём «поскользнулся» Шрёдингер, так это на образе волны. Волна – явление неопределённое, нечёткое, расплывчатое, изменяющееся. И вот на эту шаткую основу Шрёдингер поставил свою теорию. Ещё недавно в научной литературе можно было встретить такой курьёз: «В 1924 году Луи де Бройль высказал идею, что любые материальные частицы имеют двойственную природу, т. е. частицы обладают не только материальными, но и волновыми свойствами… ». И это было написано в 1969 году! По логике автора подобных строк, волна – это нечто нематериальное.
Создавая волновую модель частицы, Шрёдингер строил волновые пакеты. Но расчёты показывали, что пакеты неустойчивы и скоро расплываются. Драма Шрёдингера в том, что рядом с ним не оказалось того, кто бы смог подсказать ему о существовании, о возможности существования продольных осциллирующих волн, стоячих волн колебаний плотности. Образ, в котором гармонично соединились осциллятор и волна. Ведь когда выяснилась неустойчивость волновых пакетов, В. Гейзенберг показал, что осциллятор – исключение, так как уровни его энергии расположены на одинаковом расстоянии друг от друга. Но и Гейзенбергу не пришел в голову образ волны – осциллятора плотности, а ведь истина была совсем рядом, только протяни руку. Вот – драма!
Образ волны, как чего-то размазанного, переменчивого в пространстве, конечно, не годился в моделировании образа устойчивой частицы. Устойчивость и большая энергоёмкость реальной частицы уже предполагали какой-то нестандартный волновой колебательный процесс, особую динамику среды, ни с чем не сравнимую. Однако у Шрёдингера в работах встречаются описания, которые иначе, как радиальные колебания, толковать нельзя. Например: «…Самому низкому уровню энергии, или, с точки зрения волнового движения, «основному тону», соответствующему нормальному состоянию атома, присущ только один вид колебаний, и притом очень простой; функция пси проявляет полную сферическую симметрию и совершенно не имеет узловых поверхностей. Как радиальное квантовое число, так и порядок шаровой функции обращаются в нуль». Ну как это можно понять, если не пульсирующее движение шара: от центра к центру! Но опять же и здесь не звучит спасительное – радиальные колебания плотности. Что за морока!..
Окончание 1986 года примечательно ещё одной неожиданной встречей. Редко в нашей научной литературе можно встретить книги с элементами критики общей теории относительности А. Эйнштейна. А тут мне попались сразу две: Л. Бриллюэн «Новый взгляд на теорию относительности» (1972 г.) и А.А. Логунов «Лекции по теории относительности и гравитации» (1985 г.). Приведу сначала выписки из книги Леона Бриллюэна.
«Физики считают, что столь небольшое число экспериментов (всего лишь три) – действительно скудный результат для столь большого количества произведённых вычислений. Общая теория относительности – блестящий пример великолепной математической теории, построенной на песке и ведущей ко всё большему нагромождению математики в космологии (типичный пример научной фантастики). (…)
Что касается общей теории относительности, то на первых порах казалось, что она подтверждается тремя различными экспериментами, однако результаты первых двух находятся постоянно под большим сомнением, а третий (красное смещение) получил очень хорошее подтверждение в недавно выполненных экспериментах, но его можно объяснить с помощью значительно более простой теории. Следовательно, мы вынуждены поставить вопрос так: общая теория великолепна как математическое творение, однако каково её отношение к физической реальности? (…)
Нет никаких экспериментальных фактов, подтверждающих громоздкую в математическом отношении теорию Эйнштейна. Всё, что сделано после Эйнштейна, представляет математически сложные обобщения, дополнения или видоизменения, не имеющие экспериментального подтверждения. Научная фантастика в области космологии – это, откровенно говоря, очень интересная, но гипотетическая вещь.
В общем, необходимость рассмотрения искривлённого пространственно-временного мира ещё не доказана; физическое значение общей теории относительности пока очень неясно».
Теперь приведу выписки из книги А.А. Логунова.
«При создании общей теории относительности (ОТО) Эйнштейн исходил из принципа эквивалентности сил инерции и тяготения. Принцип эквивалентности сил сформулирован им следующим образом: «Для бесконечно малой области координаты всегда можно выбрать таким образом, что гравитационное поле будет отсутствовать в ней». В формулировке принципа эквивалентности Эйнштейн уже отошел от представления гравитационного поля как поля Фарадея – Максвелла. В дальнейшем это нашло отражение во введённой им псевдовекторной характеристике гравитационного поля. Позднее Шрёдингер показал, что при соответствующем выборе системы координат все компоненты псевдотензора энергии-импульса гравитационного поля обращаются в нуль. Эйнштейн по этому поводу писал: «Что же касается соображений Шрёдингера, то их убедительность заключается в аналогии с электродинамикой, в которой напряжения и плотность энергии любого поля отличны от нуля. Однако я не могу найти причину, почему так же должно обстоять дело и для гравитационных полей. Гравитационные поля можно задавать, не вводя напряжений и плотности энергии». Отсюда видно, что Эйнштейн сознательно отошел от концепции гравитационного поля как физического поля Фарадея – Максвелла, так как это поле, как материальную субстанцию, никогда нельзя устранить выбором системы отсчёта.
Поскольку в ОТО отсутствует понятие плотности тензора энергии-импульса гравитационного поля, то в ней нельзя ввести закон сохранения энергии-импульса вещества и гравитационного поля вместе взятых. Именно Гильберт первый подчеркнул это обстоятельство. Он писал: «Я утверждаю, что для общей теории относительности, т.е. в случае общей инвариантности гамильтоновой функции, уравнений энергии, которые… соответствуют уравнениям энергии в ортогонально-инвариантных теориях, вообще не существует. Я даже мог бы отметить это обстоятельство как характерную черту ОТО». Некоторые авторы не понимают этого до сих пор, другие понимают и рассматривают это как важнейший принципиальный шаг, который сделала ОТО, низвергнув такое понятие, как энергия. Отказ от понятий плотности энергии-импульса гравитационного поля приводит в ОТО к невозможности локализации энергии гравитационного поля. Но отсутствие локализации энергии поля и законов сохранения ведёт к отсутствию понятия гравитационных волн и потока гравитационного излучения. Это значит, что перенос гравитационной энергии в пространстве от одного тела к другому невозможен.
Согласно идеологии ОТО следует, что принцип относительности неприменим для гравитационных явлений. Именно в этом центральном пункте почти семьдесят лет назад Эйнштейн и Гильберт совершили при постройке ОТО принципиальный отход от специальной теории относительности, который и привёл к отказу от законов сохранения энергии-импульса и момента количества движения, а также к возникновению нефизических понятий о нелокализуемости гравитационной энергии и многому другому, что не имеет отношения к гравитации. Эти два великих учёных покинули удивительной простоты пространство Минковского, обладающее максимальной (десятипараметрической) группой движения пространства и вошли в дебри римановой геометрии, которые затянули последующее поколения физиков, занимающихся гравитацией. (То есть, как я понимаю, необходимо было сохранить представление об изменяющейся, динамичной кривизне пространства, а не замыкаться в рамках пространств постоянной кривизны. Б. Г.)
Итак, приняв ОТО, мы должны отказаться как от фундаментального принципа – закона сохранения энергии-импульса вещества и гравитационного поля, так и от концепции классического поля. Но это очень большая потеря, и мы были бы слишком легкомысленны, если бы без должных экспериментальных оснований согласились на неё. Отсюда один вывод – отказаться от ОТО.
В ряде работ было показано, что поскольку ОТО не имеет и не может иметь законов сохранения энергии-импульса вещества и гравитационного поля вместе взятых, инертная масса, определённая в теории Эйнштейна, не имеет физического смысла, а поток гравитационного излучения, как он определён в ОТО, всегда может быть уничтожен соответствующим выбором допустимой системы отсчёта, и, следовательно, квадрупольная формула Эйнштейна для излучения гравитационного поля не является следствием ОТО. Из ОТО в принципе не следует, что двойная система теряет энергию из-за гравитационного излучения. ОТО не имеет классического ньютоновского предела, а следовательно, она не удовлетворяет одному из наиболее фундаментальных принципов физики – принципу соответствия. Вот к чему приводит отсутствие в ОТО законов сохранения энергии-импульса, если отказаться от догматизма, серьёзно вдуматься в существо проблемы и провести почти элементарный анализ.
Всё это свидетельствует о том, что ОТО не является удовлетворительной физической теорией, поэтому задача построения классической теории гравитации, которая удовлетворяла бы всем требованиям, предъявляемым к физической теории, является насущной проблемой».
Здесь, как говорится, комментарии излишни. Конечно же, гравитационное поле не может быть чистой геометрией пространства, к тому же статичной. Гравитационное поле – реальное физическое поле с градиентом плотностей и давлений. Ускорение свободно падающему телу может придавать только действующая на тело сила, но никак не пассивная кривизна пространства. Сила же эта заключена в колоссальной плотности физического вакуума. Новая классическая теория гравитации, о которой говорит А.А. Логунов, должна встать на это основание. А общая теория относительности А. Эйнштейна заслуживает благодарственного памятника, ведь на её руинах вырастает новая теория гравитации.
Свидетельство о публикации №211063000678